Слеза Ночи

Наталия Новохатская, 2020

«День начался для Люмы ужасающим образом, далее бредовые события нарастали и под вечер превратились в полную фантасмагорию. Однако начало было положено с утра, когда в одиннадцать часов двадцать пять минут Люма вывалила тетку Иру из ее инвалидного кресла. Что называется – приехали!..»

Глава третья

1.

Прошло несколько теплых летних дней, промелькнула неделя, и счет пошел на вторую, но Великая Хартия крепости осталась без употребления, существовала лишь в теории, поскольку оставалась невостребованной.

Тетка Ира получила от Левы координаты Бакунина-старшего и даже спасибо не сказала, не то чтобы поинтересоваться, где он их взял — скорее всего догадалась, откуда сведения появились. То ли ей нравилось играть с молодыми друзьями в молчанку-угадайку, то ли она не принимала юных помощников во внимание, относилась к ним, как к инструменту, не более того.

Люма и Лева в особенности подчинились теткиным причудам с недоумением, но без обиды — такими оказались условия игры. Но зато заметили, и заметили не они одни, что Ирина Семеновна резко заключилась в стенах своей комнаты и сократила выходы вовне. Никаких прогулок в скверы и парки, невзирая на манящую погоду, никаких объездов книжных и продуктовых киосков — а это было единственным теткиным развлечением в последнее время.

Дышать свежим воздухом Ирина Семеновна выходила на балкон, попросила Сергея Федоровича вынести туда старое плетеное кресло с ручками и оборудовать сидение со столиком, также провести туда аварийную сигнализацию — удлинить шнурок от звонка. Сергей Федорович исполнил заявки, немного порассуждал в кругу семьи о нововведениях в быту кузины, однако обеспокоился не слишком.

Таким образом сложилась практика, что все основное время дня, пока солнце не начинало печь балкон прямыми лучами, Ирина Семеновна проводила между небом и землей, погруженная в свои неведомые размышления.

Люме теперь оставалось лишь приносить на балкон теткино пропитание, а по случаю лета питалась Ирина Семеновна чипсами и соками. Также каждый божий день девочке приходилось добывать для затворницы очередной дамский роман в мягкой обложке — такова была теткина избранная духовная пища.

Вот это последнее оказалось не самым легким делом. До того Ирина Семеновна сама объезжала лотки и выбирала чтиво, Люма с Левой лишь толкали кресло и позволяли себе замечания тихим шепотом за ее спиной. Причем замечания были не слишком деликатными, что следует отметить отнюдь не к чести возниц. В особенности ребят веселили картинки на обложках, парочки в разных порывах экстаза. Каждый раз, когда тетка Ира погружалась в сложный процесс выбора, Лева начинал упрямо божиться, что именно эта пара уже имела место и будет сейчас куплена не в первый раз, а вот зачем, он не знает. Люма неизменно возражала, что мол нет, они все отчасти разные, и предлагала Леве найти пять отличий в картинках.

Теперь насмешники получили сполна за издевательство над беспомощной теткой, им приходилось самим делать выбор и покупать макулатуру на глазах изумленной публики. Люма даже завела список имеющейся дамской литературы, с авторами и названиями — чтобы, не дай Бог, не повториться. Как они выбирали ежедневную книжку, описать невозможно. Оба смеялись до слез к восторгу окружающих.

Зато в счет книжной повинности они получили почти полную свободу времяпровождения и вовсю ею пользовались. Ездили в Серебряный Бор купаться и загорать, вволю бродили по центру города и смотрели, как Москва меняется практически на глазах. Леве, однажды кратко побывавшему в городе Нью-Йорке, очень нравилось проводить параллели между столицами двух империй, причем в последнее время он склонялся к смелому утверждению, что Москва скоро утрет Нью-Йорку нос по всем параметрам, особенно по части контрастов. В частности по небоскребам и по количеству трудовых мигрантов.

Неопределенность по делу"Слезы ночи", казалось, что тянулась бесконечно долго, но понемногу стали выявляться признаки оживления, правда, совсем незначительные. Во-первых, однажды утром заявилась Алена Ивановна — без предупреждения и зова, просто позвонила в дверь, но тетка Ира запретила ее пускать. Восседая на балконном троне, Ирина Семеновна велела передать, что она нездорова, никаких гостей не принимает и просит ее извинить. Люма с удовольствием исполнила, и Алена Ивановна удалилась несолоно хлебавши.

Тем же днем ростовщица пыталась прорваться по телефону, Люмы не было, они с Левой гуляли, зато случился Сергей Федорович, он и сказал за семейным ужином, что передал телефон с проводом Ирине на балкон, и она при нем заявила абонентке, буквально следующее:

"Алеша, не мучай меня, я не могу и не хочу с тобой говорить, неужели ты не понимаешь? Да, и родственники тоже, но не в этом дело, я сама не могу с тобой общаться, пока… Не спрашивай, ты здоровый человек, а я тысячу лет — нет! Уйди ради Бога!"

И отдала телефон обратно, даже рычаг сама не нажала, в трубке слышны были какие-то возгласы, не то умоляющие, не то угрожающие. Затем через несколько дней Алена Ивановна приходила под балкон. Это Люме сообщила соседка-старушка тетя Вера, у них с Люмой издавна сложились доверительные отношения. Практически все свободное время пожилая информаторша проводила на лавочке у подъезда, отмечая передвижения соседей и мелкие события. Рассказ тети Веры изобиловал излишней драматической напряженностью, но в целом был почти точен.

"Приходила эта, долгоносая метла в размахайке, крашеная в разноцвет, и вопила как оглашенная под балконом вашим. Ира, Ира, кричала, что я тебе сделала, почто ты со мной знаться не хочешь? Скажи хоть словечко, я все пойму, неужели ты по своей воле! Скажи мне хоть что-нибудь! А та в ответ сидит, как постамент, и ни словечка…"

Конечно, тетя Вера имела в виду"монумент", но образ получился даже выразительнее. Судя по всему, и на этот раз ростовщица ушла ни с чем.

Некоторое время спустя позвонил экстрасенс — Люма была дома (дело было вечером) и слышала весь разговор. Сначала вальяжный мужской голос спросил Иру Шкатулло. Люма слегка опешила и от растерянности приняла на себя обязанности секретаря. Осведомилась, кто спрашивает, хотя никто о том не просил, и такого в их доме отродясь не водилось — отец ненавидел подобные штучки, не то чтобы впрямую запрещал, но почему-то очень сердился.

Рокочущий баритон, наоборот, не высказал недовольства, напротив, охотно представился: «Кирилл Белолюбский у телефона».

— Одну минутку, — секретарский запал у Люмы все длился, и она понесла тетке весть.

Та не высказала никаких эмоций, просто взяла телефон и отмахнула Люме свободной рукой, чтобы та повесила трубку параллельного аппарата и сгинула из комнаты. Люма так и сделала, но подключила устройство в гостиной, хотя понимала, что момент не безопасный, все семейство, включая Леву, вкушало чай на кухне. И кто бы Люмы ни хватился, был бы удивлен, застав ее припавшей к музыкальному аппарату посреди чаепития. Лева, конечно, сообразил бы в чем дело, но обиделся бы на то, что подружка не нашла предлога позвать и его.

Однако разговор вышел предельно коротким, хотя начало потерялось.

–… могу в любой вечер после шести, — произнес Кронид.

— Хорошо, приходи завтра, но, пожалуйста, без знахарских штучек, прилично одетый, — нехотя согласилась тетка Ира. — Никаких цветов с конфетами и никакого спиртного.

— Но, котик, я не привык ходить в гости в пустыми руками, — с ласковой невозмутимостью возразил Кронид-Кирилл.

— Обойдешься, хотя ладно, можешь принести что-нибудь оккультное почитать — о влиянии металлов и драгоценных камней, можно с возвратом, — решила Ирина Семеновна.

— Договорились, до завтра, — откланялся Кронид, а тетка Ира прощаться не стала, просто повесила трубку.

Надо сказать, что весьма вовремя, поскольку на пороге гостиной возник Сергей Федорович, посланный искать запропастившуюся дочь.

— Ты знаешь, кто сейчас тетке Ире звонил? — уведомила отца Люма, следуя за ним на кухню и надеясь, что он не заметил ее манипуляций с проводом.

— А ты что, слушала? — мрачно запросил Сергей Федорович, любой намек на шпионство выводил его из себя напрочь.

— Ни Боже мой, — чересчур бодро отозвалась Люма. — Он представился, и знаешь, кто это был?

Вопрос прозвучал уже на кухне, поэтому Люма не стала дожидаться и сама себе ответила.

— Кронид Белолюбский — целитель и экстрасенс, — объявила она торжественно и пояснила остальным. — Звонил тетке Ире.

— Только шарлатанов нам здесь не хватало, — с докторской прямотой отрезала Софья Павловна. — Откуда она взяла его?

— Он тут рядышком практикует, — солидно пояснил Лева, он боялся, что Люма продолжит утечку информации.

— Да знает она его сто лет, они в школе вместе учились, — ответил всем Сергей Федорович. — И вообще не наше дело.

— Не скажи, — задумчиво произнесла Софья Павловна. — Наше или не наше, неизвестно, а услуги экстрасенсов обходятся недешево, платить кому-то придется.

— Давай это обсудим потом, — предложил Сергей Федорович, ему явно не хотелось включать в семейную дискуссию Леву, да и Люму тоже.

— Насколько я поняла, она его в гости пригласила, на завтра — скромно доложила Люма, тут Лева толкнул ее под столом ногой — мол, зачем это?

— Замечательно, устроим спиритический сеанс, заодно объясним шарлатану, что Ирина Семеновна не располагает необходимым финансовым обеспечением, — решительно объявила Софья Павловна, и ее тон не предусматривал возражений.

Никто возражать и не стал, поэтому финальная часть чаепития прошла в молчании. Появление на подиуме мага и экстрасенса внесло какую-то мрачную фарсовую ноту.

На следующий день Люма получила дополнительное задание и финансовое обеспечение к нему: надо было добыть дюжину пирожных типа"эклер"и"наполеон", причем прежней выпечки, или максимально к ней приближенной."В стиле ретро" — как обобщил Лева. За этим самым"ретро"они исправно гонялись полдня и напробовались до омерзения, попутно обсуждая, зачем маг напросился в гости, и как лучше организовать прослушивание, если кто-то из родителей решит поприсутствовать.

— Зачем ты доложила? — в двадцать пятый раз вопрошал Лева с отвращением жуя очередной эклер.

— Сама не знаю, как получилось, — даже не пыталась оправдать свое поведение Люма. — Считай, что это было проявление загадочной женской души, или подсознательный импульс лояльности. Папа меня чуть с проводом не застукал, я растерялась и стала выкладывать информацию, лишь бы он отвлекся. Отец звереет, если обнаруживает любой намек на слежку, у него пунктик, можно вообще нарваться на оплеуху. Пару раз он даже уходил из дому, когда у мамы или бабушки возникали неприятные вопросы. Мама зареклась спрашивать, ну да это действительно не твое дело!

— Извини, я сожалею. На вот, доешь эту гадость, она вроде ничего себе — посочувствовал Лева. — Меня Людмилка не раз предупреждала, что можно нарваться, а я туповат. Поздний ребенок, родители надышаться не могли. Мне трудно вообразить, что могут быть другие семейные отношения, кроме общего обожания замечательного Левочки.

— Ладно. Проехали, — великодушно простила Люма. — Ты лучше придумай, как нам отца обезвредить, если он будет дома. В его сменах я совсем не разбираюсь, то весь день пашет, иногда полдня дома, а вот спрашивать — ни-ни!

— Ничего, как-нибудь, — пообещал Лева.

К шести часам"эклеры"с"наполеонами", упакованные в щегольскую коробочку с бантиком, были положены тетке на столик, чайный сервиз поставлен на вышитую скатерть, и фамильные серебряные ложки с перевитыми буквами Е и Р оказались на виду, небрежно высыпанные из футляра. Однако, насладиться чуждым великолепием молодому поколению не пришлось.

Сергей Федорович не только оказался дома, не только уселся перед телевизором в гостиной, но безапелляционно, хотя и весело заявил, что от имени хозяев дома мага и волшебника будет принимать он сам, ввиду чего вызвался исполнить все теткины кухонные поручения. Облом…

— И вообще, детки мои, шли бы вы себе пройтиться по случаю редкостной погоды, — заявил он. — Экстрасенсов, что ли, не видели! В вашем возрасте рано увлекаться загробным — успеете, брысь отсюда!

Конец ознакомительного фрагмента.