Морфоз. Повесть белой лилии

Наталья Алмазова, 2014

Мёртвые ангелы никогда не спят. У них даже нет век, имён и сердца. Они… совершенны и чисты, как лепестки белоснежной лилии. Но совершенство обманчиво. Путешествуя меж мирами в нескончаемом поиске Знаний, один такой безымянный скиталец оказывается на Земле. Не видя различий меж святостью и пороком, преступая духовные и мирские каноны с непринуждённой легкостью ребёнка, он отчаянно пытается разгадать тайну человеческой души. Прочесть замысловатую криптограмму, в которой блаженство и боль сливаются в едином экстатическом танце. Однако времени на поиск Ответа у него не так уж и много, ведь срезанные цветы, какими бы прекрасными они не были, неизбежно увядают. Познав же сокровенное таинство человеческой природы – простирающееся до безграничности бессмертие, он надеется отыскать сияющую тропу в Сознание самого Бога, дабы разоблачить Его Замысел, постичь собственное предназначение и обрести Вечность.

Глава XVI

Танатос^[21]

…Я сидел на асфальте возле дороги, прислонившись спиной к фонарному столбу. Шёл дождь. Нет, это был настоящий ливень. Вода низвергалась с небес тяжёлыми серыми потоками, стекая по моей коже, но не оставляя на ней и следа. Я мог различить каждую каплю в неделимых на вид струях. Я наблюдал будто в замедленно съёмке, как водяные сферы меняют свои очертания, несясь к земле с чудовищною быстротою, дабы, раздробившись о её поверхность, слиться с бесчисленным множеством своих собратьев в бесформенные мутные лужи. Танатос. Неизбежность. Что могли дождевые капли противопоставить этой великой силе, что непреодолимо влекла их прочь из небесной обители в царство грязи и копоти? Той силе, что, дав им размеры и форму, лишала их и того и другого, разбивая в мелкую пыль и смешивая до однородности с бетонною крошкой и гарью в уродливых котловинах? Я думал… о том, как дух, сорвавшись с запредельных высот бытия Демиурга вот так же бессильно падает в материю, очерняясь и теряя изначальную Чистую Индивидуальность. Но ведь в грозовых тучах все зарождающиеся капли тоже были единородны и неразделимы. Выходит, самосознание существует лишь в период падения, на скоротечной границе меж Небом и Тьмою. Ни до, ни после того его нет. Такой сделал я вывод.

А люди всё шли и шли… безучастно и равнодушно, попирая ногами то, что некогда находилось много выше их. Они не обращали на меня внимания, лишь изредка бросая недоумённые, либо же безразличные взгляды на чудака в нелепых одеждах, который, сидя в грязной луже, отсутствующим взором провожал разрушающиеся капли в мир теней. Для прохожих я будто бы был чем-то эфироподобным, безличным, лишённым объективной реальности. Вместе с тем я был уверен… почти был уверен в том, что я существую.

Дождь походил на катарсис для заскорузлого от удушливой пыли города. Хотя, глядя в непрозрачную аспидно-серую воду выбоин и котловин, и текущие по дорогам грязевые потоки, это утверждение представлялось абсурдным. Но, тем не менее, являлось истинным. Дождь очищал. Облагораживал. Воскрешал. Дождь был самой Жизнью. Я отстранённо глядел, как он омывает ступени церкви, располагавшейся на другой стороне дороги. Я… пытался забыть о том кошмаре, что недавно пригрезился мне, словно в горячечном бреду. Мой мир… мой Splenduit Tempulum^[22], хранит ли тебя Демиург, как и прежде?..

Я опустил веки и вновь поднял их. Дождевая вода струящимися холодными языками туманила мой взор. И только душу мою, занесённую звёздной пылью, ливень омыть не мог. В размытых очертаниях в отдалении я вдруг различил будто бы образ моего Учителя. Я оцепенел, не смея двинуться. Гематитового цвета кожа, снежно-белые глаза с извечно суженными зрачками, серебристо-серые одежды и витиеватой формы диадема — сакральный символ одной из высших степеней Посвящения. Кипенно-белые с лёгким стальным блеском волосы, прямые и тяжёлые, словно покров дорогой ткани, обрамляли плечи, подобно потокам расплавленного металла, ниспадая с них. Мнилось, я в действительности его вижу. Сквозь полуоткрытые веки я, кажется, способен был различить любую деталь — дождь более не являлся помехой.

Мой бывший наставник смотрел на меня задумчиво и внимательно. Преодолев накатившую волну онемения, я, не меняя положения, протянул к нему свою холодеющую в нервном предчувствии руку, не в силах пошевелиться никак иначе. На моих пальцах, на кончиках жемчужно-серых когтей подрагивали, будто бриллианты или слёзы ангела, прозрачные искристые капли. Собрав силы, я сомкнул веки, а затем распахнул глаза так широко, как только мог. Его не было. Больше не было. Лишь дождь всё гравировал свою минорную трель на шорохе шин и эхе людских шагов.

Я снова один, Magister, отныне и во веки веков.

Примечания

21

Танатос (греч. Thanatos — смерть) — термин, используемый для обозначения влечения к смерти. В древней мифологии Танатос — это бог смерти.

22

лат. Светозарный храм