Достаточно одной таблетки

Наталья Андреева, 2010

Москва. Огромный город, населенный множеством людей. И у всех проблемы. Кому-то для счастья не хватает виллы на Лазурном берегу, а для кого-то и крохотная квартирка на окраине – предел мечтаний. На что только не пойдешь ради того, чтобы твое самое заветное желание осуществилось! Синдром Раскольникова – болезнь прогрессирующая, потому что количество людей, берущих деньги в долг, только растет. Но растут и риски тех, кто одалживает деньги. Да еще под огромные проценты! Как говорится, кто не рискует, тот в Новый год не пьет шампанского. Но ведь это может оказаться и последний бокал.

Травмы, несовместимые с жизнью

— На Алексеевской старушку задушили…

— Тьфу! И это называется «дело»?

— Алексей Алексеевич, вы едете старшим опергруппы.

— А точно старуху? Не напутала дежурная? То есть, сколько лет потерпевшей?

— Семьдесят два года, — ехидно сказал полковник Матвеев. — Я понимаю, Леша, что ты больше по девочкам специалист, но, извини, ничего другого для тебя сегодня нет.

— Тьфу, — повторил Леонидов. — В таком почтенном возрасте самим помирать надо, а не милицию этим беспокоить.

— Я посмотрю, как ты сам запоешь в семьдесят лет. Жить, Леша, в любом возрасте охота.

— Хотел бы я посмотреть на вас, когда вы посмотрите на меня в мои семьдесят.

— Ты на что намекаешь?! На то, что мне уже на пенсию пора в моем почтенном возрасте?! Мальчишка! — взревел Матвеев. — А ну, кругом! На задание — марш!

«Мальчишка» в сорок лет! Вот если бы он не уходил из органов, не искал счастья в коммерческих структурах и службах безопасности олигархов, то был бы сейчас… Да никем бы он не был! Характер такой.

— Ну, не начальник я, — вслух сказал Леонидов, засовывая во внутренний карман куртки табельное оружие. Как-никак убийство. А вдруг придется преследовать вооруженного маньяка, лишающего жизни безобидных старушек путем удушения?

— На Алексеевскую!

Только в машине он сообразил: Алексей Алексеевич едет на Алексеевскую. Каламбурчик получился. Не к добру это. Ох, не любит он эти «знаковые» убийства! Да еще в «мертвый сезон»! Рядом клевали носом судмедэксперт и двое оперов с помятыми лицами.

— Позавчера поросенка доели… — поделился самым сокровенным с товарищами по оружию старлей Кислицкий.

— Какого поросенка? — смачно зевнул судмедэксперт, показав золотые коронки.

— Жареного… Зинка запекла в духовке… Три дня ели… С хреном…

— С хреном…

— А ну, собраться! — сурово сказал Леонидов. — Работать едем! Хрен отставить!

— Да куда ж его оставить… — пробурчал Кислицкий. — У меня, к примеру, жена молодая…

— А я бабу склеил, — оживился лейтенант Бурундуков. — Прям под Новый год!

— Сейчас бы поспать, — вновь зевнул судмедэксперт. — А они старушек душат. Покоя людям нет…

— И где тут парковаться? — хмуро спросил полусонный водитель.

Тесный московский дворик зарос машинами так густо, что найти свободное местечко не было никакой возможности. Большинство из них завалило снегом, люди в эти январские дни сидели по домам, ели и пили, да смотрели телевизор, пережидая затянувшиеся каникулы. И по привычке ворчали: «Эти бы выходные денечки да на май…»

— Зато все дома, — сказал Леонидов. — Свидетелей много, это нам на руку. Какой подъезд?

— Второй.

— Напротив и становись.

— А если запрем кого?

— Мы власть, нам можно. Мы обязаны получить доступ к мертвому телу. — Водитель кивнул и мстительно поставил милицейскую машину прямо перед «кенгурятником» навороченного джипа размером с сарай. — Все, мужики, пошли!

Мужики нехотя стали вылезать из машины. Леонидов первым подошел к массивной железной двери и внимательно прочитал инструкцию. Сначала — крупные буквы:

— Консьерж — 72.

— Семьдесят два года консьержу? — удивился лейтенант Бурундуков. — Интересное совпадение! Может, это знак?

— Не тупи. Это код. — И Леонидов набрал цифру семь, потом двойку.

— Я с похмелья туго соображаю, — пожаловался лейтенант.

— Да ты, парень, похоже, каждый день с похмелья!

— Алексей Алексеевич! Зачем вы меня обижаете?

— Кто там? — раздалось в динамике.

— Милиция.

— Какая милиция?

— Родная.

— А что случилось?

— Это мы хотели узнать: что у вас случилось? Вы ж милицию вызвали!

— Мы вызывали милицию? — удивился домофон.

— Гражданка, откройте дверь! У вас труп на пятом этаже!

— Бабу Аню убили! — радостно закричала консьержка и нажала на кнопку.

Дверь открылась. Прямо перед Леонидовым была лестница, упирающаяся в стену, густо облепленную гнездами почтовых ящиков, а по левую руку — будочка консьержки. Из окошка по пояс высунулась женщина на вид лет пятидесяти, в очках с плюсовыми стеклами.

— А почему вы сразу подумали, что убили Анну Павловну? — строго спросил у нее Леонидов. — Может, и не ее вовсе?

— А кого ж еще? — и консьержка тут же нырнула в окошко, как улитка в раковину. И даже попыталась закрыть створку-окошко.

— Одну минуту, гражданочка! — Леонидов легко взбежал по ступенькам. — Дверь откройте!

И костяшками пальцев правой руки деликатно, но требовательно постучал в дверь. После небольшой паузы лязгнула щеколда. За открывшейся дверью стояла перепуганная консьержка. Подбородок у нее, как заметил Алексей, дрожал.

— Вы сегодня дежурите? С какого времени?

— С утра, — пискнула женщина.

— Никуда не отлучались?

— Я… В общем-то… — замялась консьержка.

— Понятно. Отлучались. У нас к вам два вопроса. Первый: почему вы сразу назвали имя потерпевшей, как только узнали об убийстве? И, кстати, попали в точку! И второй вопрос: назовите всех, кто вошел сегодня утром в этот подъезд.

— Но были же гости! Я их всех по именам не знаю!

— Гостей кто впускает? Вы?

— Нет. Хозяева. Гости набирают код квартиры, и их впускают.

— А вы спрашиваете, к примеру: к кому?

— Да!

— Отлично! Бурундуков! Займись!

— Есть! — лейтенант также проворно, явно подражая начальству, взбежал по ступенькам, но на последней споткнулся. Выход на сцену получился смазанным, и Леонидов невольно поморщился. С кем приходится работать!

— Составь полный список, — велел он Бурундукову. — Вытряси из нее все, что она знает.

Консьержка невольно попятилась к заваленному книгами и тетрадками столу.

— Гражданочка, — остановил ее Леонидов. — Вы еще не ответили на первый вопрос!

— Я… Ну, как же? — растерялась женщина.

— Почему вы решили, что убита Анна Павловна? Или, как вы говорите, баба Аня?

— Она давала деньги в долг, — пролепетала консьержка. — Я знала, что ничем хорошим это не кончится. Все знали.

— Так. Вы тоже брали у нее деньги?

— Я… — женщина залилась краской.

— Вы брали деньги у потерпевшей. Бурундуков! Отметь это!

— Есть!

— А какой она брала процент? — наугад спросил Леонидов. Выстраивалась цепочка, до боли знакомая еще со школьной скамьи: старушка — деньги в долг — убийство — процентщица.

— Видите ли… — замялась консьержка.

— А конкретно?

— Большой.

— А еще конкретнее?

— Больше, чем в банке. Но она не требовала поручительства. Только расписку.

— И не тянула с рассмотрением заявки. Я так понимаю, в последнее время клиентов у нее было хоть отбавляй. Банки сейчас неохотно дают кредиты, а долгов у людей накопилось много. Как вас зовут? — неожиданно мягко спросил он у женщины.

— Ираида Осиповна.

— Много вы ей должны, Ираида Осиповна?

— Тридцать тысяч, — призналась женщина. И тихо добавила: — Вы не подумайте ничего плохого. Рублей.

Леонидов посмотрел на нее и невольно вздохнул. «Плохое», они же доллары, с Ираидой Осиповной не вязались.

— С процентами или без? — спросил он.

— Без.

— Можно считать, что это мотив, — вздохнул Алексей.

— Да таких, как я, полподъезда! Это не считая соседних! И других домов!

— С размахом, выходит, жила старушка. Бурундуков!

— Я!

— Составляй список.

— Есть!

— Остальные — за мной!

И Леонидов шагнул к лифту.

— Убили старушку-процентщицу, — сказал Кислицкий закрывающимся дверям. — Почему не топором? Почему задушили?

— Мельчает Раскольников, господа, — поправил очки судмедэксперт.

— А, может, меняет пол? — пошутил Кислицкий.

— И это может быть… Мужики работают топорами, а дамочки душат. Не исключаю, что преступник — женщина.

— Приехали! Пятый этаж!

Их встретил собачий лай. Дверь в квартиру потерпевшей была приоткрыта, лай слышался оттуда.

— Я собак не люблю, — пожаловался Кислицкий, не спеша выходить из лифта.

— Кто ж их любит, когда их много? — поежился и судмедэксперт.

— Может, они маленькие? — Леонидов первым вышел из лифта.

— Судя по лаю, да, небольшие, — поддержал его судмедэксперт и тоже шагнул на лестничную клетку.

— Вы, мужики, посмотрите, где они, собаки, и какого размера, а я пока тут подожду, — сказал Кислицкий.

— Отставить! Идем вместе! Стыдно, старший лейтенант! Ты, такой большой, вооруженный мужчина, боишься каких-то маленьких…

Леонидов невольно попятился. На пороге квартиры, в которую он собирался войти, появился некто на четырех лапах, на его взгляд безобразный, сморщенный и отнюдь не маленький. Собака залаяла и рванулась вперед.

— Моня! Тихо! Назад! — В дверях появилась заплаканная женщина лет сорока. — Ой, вы из милиции? Проходите!

— Собачку уберите, женщина, — попросил Кислицкий.

— Да-да! Конечно! Сейчас! Моня! Соня! Ганс! Зюзя! Мальва! Назад! Сюда! Все сюда!

— Сколько же их? — удивился судмедэксперт.

— Штук пять, не меньше, — мрачно сказал Кислицкий.

— Выходит, она жила с собаками, — задумался Леонидов.

— Проходите, — женщина вновь появилась на пороге. — Я заперла их в маленькой комнате. Это мопсы, вообще-то они добрые. Просто разволновались.

Они вошли в квартиру. Если бы Алексей не знал, что убитой были должны полподъезда жильцов, да еще из близлежащих домов, он подумал бы, что здесь живет нищенка. В квартире было грязно, мебель старая, ремонт давно не делался. Паркет на полу вспучился, похоже, хозяйка далеко не каждый день выгуливала своих многочисленных собак, цвет обоев на стенах определялся с трудом, потолок был желтым и весь в потеках. Видать, старушку пару раз заливали, но ремонт она после этого так и не сделала.

У Алексея нашлось одно лишь слово чтобы описать все это: отвратительно! И тут же, в прихожей, лежал отвратительный труп.

Труп был одет в старый, местами вытертый до дыр махровый халат неопределенного цвета и… валенки! Да-да! Самые настоящие валенки! На пятках — кожаные заплатки, Алексей отчетливо разглядел аккуратный шов дратвой. Поясница старушки была обвязана пуховым платком, пух местами свалялся. Сморщенная жилистая шея свернута на бок, на голове — шерстяной клетчатый шарф, на самой макушке торчал клок седых волос, а на носу — огромная бородавка.

— Она все время мерзла, — шепотом сказала женщина.

— Вы ей…?

— Племянница. Ольга.

— А детей…?

— У нее не было.

— Такая маленькая… — удивился судмедэксперт, нагибаясь над телом.

— Она будто в землю врастала, — все так же тихо сказала племянница. — Усыхала прямо на глазах.

— А где деньги? — спросил Алексей.

— Деньги?

— Она давала деньги в долг. Где она их хранила?

— Идемте, — позвала женщина.

И первой шагнула в большую комнату. Алексей уже понял, что комнат в квартире две. В маленькой лаяли запертые собаки, а в большой, судя по всему, жила сама Анна Павловна. У стены стоял диван, на котором она спала, постельное белье на нем было серого цвета. Племянница Анны Павловны подошла и откинула одеяло и застиранную простыню. Алексей увидел старый матрас.

— Здесь, — сказала Ольга.

— Под матрасом?

— В.

— В?

— В матрасе.

Ольга откинула подушку. Вверху матрас был вспорот, и Алексей увидел, что из него торчат… деньги! Причем доллары!

— Ее что, не ограбили?

— Трудно сказать. Я не знаю, сколько у нее было денег.

Алексей подошел и вытянул из матраса одну купюру. Она пахла старостью, хотя на вид была новенькой. Вообще эти деньги имели отвратительный запах.

— Почему она не сделала хороший ремонт, с такими-то деньгами?

— У тети была катаракта. Она все видела словно сквозь мутную пленку. Ей казалось, что здесь чисто. И красиво, — добавила Ольга.

— А почему операцию не сделала?

— Она боялась умереть под наркозом.

— Умереть?

— Да. Она очень боялась смерти.

— Но так жить… — Алексей покачал головой. — По-моему, это хуже смерти… А вы? Как вы здесь жили?

— Здесь? — удивилась Ольга. — О, нет! У меня семья. Муж, дети. Я живу у мамы… С мамой. Я заходила к ней иногда. Проведать. Она каждый раз грозилась лишить меня наследства, — усмехнулась женщина.

— У вас были денежные затруднения?

— А у кого их сейчас нет?

— Она вам помогала?

— Нет.

— Значит, это вы нашли труп?

— Да. Я. Зашла поздравить ее с Новым годом и…

— Спокойнее. Расскажите подробнее.

— Дверь в квартиру была приоткрыта. Собаки заперты в маленькой комнате.

— Вот как? — удивился Алексей. — Она всегда их запирала?

— Нет, что вы! Я сама удивилась: почему мопсы заперты?

— Сразу удивились? Или потом?

— Не поняла?

— У меня своеобразное чувство юмора, извините. Полагаю, сначала вы испугались. Так?

— Да, — кивнула Ольга. — Я вошла и…

— И что здесь? — спросил появившийся на пороге старлей Кислицкий. — Где собаки? О! А вот и мотив!

Тут и Алексей обратил внимание на валяющиеся на полу каталожные карточки. Разлинованные прямоугольники из плотной бумаги желтоватого цвета, вверху дырка, чтобы нанизывать их на металлический стержень. На таких карточках пишется название книги или газетной статьи, потом из них составляют каталоги или картотеки в библиотеках. Сейчас их в массовом порядке заменяют компьютеры, но раньше, когда компьютеров не было, делали только так. Чтобы найти нужную информацию, надо было обратиться к каталогу. У Анны Павловны тоже, похоже, была картотека. Картотека ее должников. Теперь ящички были перевернуты, а карточки рассыпаны по полу.

Кислицкий сел на корточки и принялся рассматривать разбросанные карточки, стараясь при этом до них не дотрагиваться.

— Откуда это у нее? — спросил Алексей, поднимая одну из карточек. — «Александр Иванович Костиков. 1972 года рождения. Паспортные данные… 25 декабря 2007 года взял тысячу долларов сроком на один год… Долг отдал в срок… 25. 12. 2008 взял две тысячи долларов сроком на один год…» Должник, значит. Так откуда карточки? — перевел он взгляд на Ольгу.

— Она двадцать лет проработала в массовой библиотеке. До шестидесяти пяти лет все работала. И пенсию получала.

— А до того?

— Кассиром в Сбербанке.

— В советское еще время работала… А деньги тогда откуда?

— Какие деньги?

— Стартовый капитал? С чего-то же она начала давать деньги в рост?

— У нее была трехкомнатная квартира. У нас… — Ольга замялась.

— Что за история? Рассказывайте, Ольга… Как вас по отчеству?

— Просто Ольга. Да нечего рассказывать. Их было три сестры, моя мама — младшая. Они жили в центре, в хорошей трехкомнатной квартире. Мама единственная вышла замуж и уехала жить к мужу. Старшая, тетя Саша, лет десять назад умерла. Оказалось, что перед смертью она оформила дарственную на Анну, свою сестру. Они обе были собственницами. Но тетя Саша, поддавшись уговорам, отдала сестре свою долю. А тетя Аня сказала, что три комнаты ей одной — это много.

— А у вас, простите, сколько комнат?

— У нас? Две.

— Вы, муж, двое детей… Я не ошибаюсь? Двое?

— Двое.

— И мама.

— Да. И мама. Дети уже взрослые, — словно оправдываясь, сказала Ольга.

— Еще хуже. Впятером в двушке. Тесновато. И тетя Аня не предложила вам поменяться? Как-никак, ваша мать тоже имела право на родительскую квартиру.

— Она не предложила, а мы… Никто не хотел связываться с тетей Аней.

— Тяжелый характер?

— О покойниках плохо не говорят… — замялась Ольга.

— Что она сделала с квартирой?

— Обменяла с доплатой на эту.

— Большая была доплата?

— Не знаю. Никто не знает, сколько у нее было денег. Она никогда не говорила о деньгах. То есть, она всегда только о них и говорила, но… Все время жаловалась на расходы. Если я звонила и говорила, что приду, она просила зайти в магазин. Обычно говорила: «Принеси хотя бы хлеба». Но я же не могу прийти в гости с пустыми руками? Иногда тетя Аня просила купить дорогие лекарства. Потом я поняла, что деньги с нее надо брать вперед.

— Тетя не отдавала денег, потраченных вами на лекарства для нее?!

— Никогда!

— Вы ее ненавидели?

— Ее все ненавидели. Я такого вселенского эгоизма еще ни разу в жизни не встречала!

— Как вы сказали? — удивился Алексей. — Вселенского?

— А как еще это назвать? Человек жил только для себя. У нее ни о ком не было заботы…

— А собаки?

— Собаки? Ах, да… Собаки…

— Оля, почему мопсы?

— Я никогда не спрашивала. Мне было все равно, какие у нее собаки.

— А вы бы какую породу выбрали?

— Я? — Ольга вздрогнула. — Только этого мне не хватало!

— Вы не любите собак?

— Я не люблю все, что связано с тетей Аней. Это была неприятная родственная обязанность. Согласитесь, родственные обязанности могут быть и приятными.

— Да, если бы тетя вошла в ваше положение. И помогала бы вам материально. Но она относилась к вам, как к какой-нибудь сотруднице собеса и поставщику бесплатных лекарств. Ведь так?

— У нее был тяжелый характер. Патологическая жадность.

— Это я уже понял. Борис, ну что там? — спросил Алексей у Кислицкого.

— Преступник, похоже, искал свою карточку.

— Как думаешь, нашел?

— Думаю, да.

— Тогда у нас мало шансов найти его. Это очень тяжелая, кропотливая работа. Узнать всех, кто был ей должен, потом исключить тех, кто есть в этой картотеке. Чтобы найти того одного, чьей карточки здесь нет. А если он для страховки изъял несколько карточек?

— И что делать, Алексей Алексеевич?

— Это длинный путь. А есть короткий.

— Какой? — оживился Кислицкий.

— Дедуктивный метод. Про Шерлока Холмса слыхал?

— Это ж фантастика!

— Садись-ка ты, парень, вот в это кресло, — указал Алексей на колченогое чудовище, сделанное еще в начале прошлого века, не иначе, — выкури трубку, попиликай пару часиков на скрипке, и к вечеру назови мне имя преступника. Все, что для этого нужно, — перед тобой. Только труп скоро заберут в морг, ты уж не обессудь. Но улик у тебя предостаточно.

— Скажете тоже! Я ж месяц назад курить бросил! Меня Зинка убьет! Курить! И потом: здесь собаки, — поежился Кислицкий. — Не хочу я здесь до вечера оставаться.

— Тогда у нас глухарь.

— Скажете тоже!

Алексей тяжело вздохнул. Дело на первый взгляд простое, мотив понятен, орудие убийства искать не надо, свидетелей — хоть отбавляй. Но в этом-то главная проблема! Половина из тех, кого он будет опрашивать, была должна убитой! Следовательно, все они будут врать, всячески скрывая этот факт, потому что долг — это мотив. И как отличить их от второй половины? От тех, которые денег у бабы Ани в долг не брали, которым скрывать нечего и они, следовательно, говорят правду? По картотеке проверить? Но там же нет карточки убийцы! Он ее изъял и на сто процентов уничтожил! За тем и приходил!

— Алексей! — позвал его из прихожей судмедэксперт.

— Что там?

— Рядом с телом лежала.

Судмедэксперт протянул ему визитную карточку. Удача! Но радоваться было рано, как оказалось. В руках у Леонидова была всего-навсего визитная карточка медицинского центра. Белый прямоугольник, вверху крупными синими буквами написано: «МЕДРАЙ». А чуть ниже, помельче: «сеть клиник».

Еще ниже от руки: 5/01 10.00

«Чернила синего цвета, — машинально отметил он. — Возможно, это писал убийца». Но не факт. Леонидов понюхал карточку. Ни еле уловимого аромата духов, ни запаха табака, указывающего на то, что она лежала в кармане у заядлого курильщика. Никаких косвенных признаков. Ни-че-го. Только 10.00. Пятого января.

— Уже кое-что, — сказал судмедэксперт. — Печка, от которой можно плясать.

— «Медрай» — что это?

— Там же написано: сеть клиник. Обрати внимание на адрес.

— Адрес, адрес… Да это же в двух шагах отсюда! Слушай, я возьму это себе. А что по трупу?

— Убить ее мог и ребенок. Тщедушная старушка роста ниже среднего… Насчет ребенка я, конечно, погорячился, а вот подросток — вполне. И, разумеется, женщина.

— Она, похоже, хорошо знала убийцу.

— Именно. Потерпевшая подумала, что он (или она) пришел отдать долг или взять денег в долг. Посмотрела в глазок, открыла ему дверь. Дальше, возможно, была ссора. Слово за слово, и разозленный убийца принялся ее душить. Если она и сопротивлялась, то слабо. Потом он отбросил бездыханное тело и…

— Пошел в комнату, чтобы порыться в картотеке должников. Что с отпечатками?

— Если только в комнате.

— Что ж, будем дактилоскопировать всех жильцов этого дома. А также близлежащих домов. Весь микрорайон будем дактилоскопировать! Да что там! Всю Москву! Кто знает, как далеко раскинул свои щупальца спрут? Лет через сто мы его непременно найдем, убийцу. А это что? — Алексей поднял валяющуюся на полу трость. — В упаковке.

Ручка и сама трость были обернуты целлофаном.

— Новенькая, из магазина, — сказал судмедэксперт. — Дактилоскопировать невозможно.

— Она купила?

— Похоже на то. Купила и оставила под вешалкой. Но распаковать не успела. Во время возни в прихожей они задели трость, та упала.

— А если трость принес убийца? — предположил Алексей.

— Тоже вариант. В общем, думай. Ты это хорошо умеешь, — пошутил эксперт.

— А что я умею делать плохо?

— Все остальное, — сердито сказал коллега и нагнулся над трупом.

— Думаешь, мне обидно? Да ничуть! На спор, я раскрою это дело за пару дней.

— Ты, Леша, хвастун, — сердито сказал эксперт.

— Спорим?

— Не буду я с тобой спорить. Я работать буду.

— Зря, — Алексей перевел дух. Повезло! Дело сложное, он и сам так сказал Кислицкому. — Интересно, когда она в последний раз выходила из дома? Надо спросить у консьержки. Когда это случилось? — он кивнул на труп.

— Между десятью и одиннадцатью часами утра.

— А позвонили в одиннадцать… — задумчиво сказал Алексей.

Он прошел на кухню. Здесь тоже все было загажено, а на полу в ряд стояли миски с остатками еды. Хозяйка не баловала своих мопсов деликатесами, вываливала им и прокисший суп, и протухшую картошку, отчего запах в кухне стоял отвратительный. Алексея даже замутило, хотя за годы работы в розыске ему приходилось видеть всякое.

Посреди этого безобразия, нелепый в своем кремовом великолепии, среди грязных чашек и немытых тарелок на кухонном столе красовался торт.

— Это вы принесли? — спросил у появившейся в дверях Ольги Леонидов.

— Да, я. Хотела поздравить ее с Новым годом.

— Это был запланированный визит?

— Да, я всегда приходила четвертого.

— Почему?

— Новый год мы вот уже много лет встречаем дома, с семьей, — пояснила Ольга. — Первого, к вечеру, едем к родителям мужа. Второго возвращаемся. Третьего к нам обычно приходят гости, друзья семьи, четвертого с утра я мою посуду и…

— И еще одна неприятная обязанность: навещаете тетю. Потому что седьмого Рождество. Шестого вы сами идете в гости, ведь так?

— Да.

— А пятое портить не хочется.

— Поймите меня правильно…

— Я все понимаю: грязная посуда к грязной посуде, — кивнул Алексей на засаленные тарелки. — Сестра к ней приходила?

— Мама? Она болеет.

— Сколько ей?

— Шестьдесят два.

— А ваш муж? Он сюда приходил?

— О! Что вы!

— Ольга, вы святая. Или… Вам очень нужны деньги? Последняя надежда, да? Кто наследник всего этого?

— Мама.

— Это все равно, что вы. Теперь вы решите квартирный вопрос, ведь так?

— Здесь столько ремонта… — беспомощно сказала Ольга.

— Но денег в матрасе много. Вы их уже считали? — в упор спросил Алексей.

Женщина покраснела.

— Не думаю, что вы ее душили, — усмехнулся он. — Хотя я бы на вашем месте не удержался. Скажите честно: думали об этом?

— Отстаньте от меня! — Ольга села на расшатанный табурет и горько заплакала.

— Вы ведь не по тете плачете. А почему? Оля, почему?

— Отстаньте…

— Я не могу исключить вас из числа подозреваемых, — тихо сказал Алексей.

— Делайте что хотите… Мне все равно…

Он, содрогаясь от отвращения, открыл холодильник. Оттуда пахнуло плесенью и прогорклым сливочным маслом. Прямо перед Алексеем были открытые пакеты с прокисшим молоком, открытая коробочка с заплесневевшей сметаной, желтый творог, засохший сыр… Он, пересилив себя, вынул один из пакетов с молоком. За ним стояла открытая банка с… черной икрой!

— А старушка себя баловала… — удивленно протянул Леонидов. — Ну-ка, ну-ка…

За черной икрой притаилась непочатая банка красной, внушительный кусок осетрины, балык, крабы, нарезка семги… Хозяйка прятала их за негодными, потерявшими товарный вид продуктами. Каждый, кто заглянул в ее холодильник, спешил скорее его закрыть. Алексей вынул банку икры, понюхал: свежайшая!

— Что это? — удивилась Ольга и даже перестала плакать.

— Ваша тетя, похоже, с размахом встретила Новый год.

— Я не знала, что она покупает такие дорогие продукты!

— Вас она никогда не угощала черной икрой?

— Что вы!

— А что было на столе, когда вы приходили в гости?

— Я старалась здесь не есть… Мы только пили чай. С тем, что я приносила.

— Скажите, а вы часто едите черную икру?

— Я ее никогда не ела! — с вызовом сказала Ольга.

— Штрихи к портрету, — усмехнулся Леонидов и убрал икру обратно в холодильник. — Боря! — крикнул он.

Скоро на кухне появился Кислицкий.

— Фу-у! — сказал тот, потянув носом. — Кислятиной пахнет!

— Не поймешь, чем тут пахнет, — пожаловался Алексей. — Аж голова заболела. Я, пожалуй, загляну к соседям. Пока все соберутся… И где, спрашивается, участковый? Где прокуратура? Протокол-то будем составлять?

— Так праздники же… — напомнил Кислицкий. И, глядя в потолок, добавил: — В пробках они стоят…

— Я уже понял, в каких пробках они стоят.

— Надо бы составить список украденных вещей, — задумчиво сказал старший лейтенант.

— Вот и работай. Оля! Перестаньте плакать и помогите сотруднику милиции!

— Вроде, ничего не пропало, — всхлипнула та. — Из вещей. Да что тут брать-то?

— А вы проверьте!

«Портрет явления», — подумал Леонидов, выходя из отвратительной квартиры, где лежал отвратительный труп. «Зачем человек жил? Зачем ей, спрашивается, такие огромные деньги? Она и сама этого, похоже, не знала. Просто копила, повинуясь инстинкту. Копила, копила, копила… Давала деньги в рост, брала сумасшедшие проценты, а новенькие доллары клала в матрас. Фантазия у Анны Павловны была небогатая, дальше банки черной икры не распространялась. Похоже, сюда, в эту грязную квартиру, стекались деньги жильцов дома, близлежащих домов тоже, и на этом их путь заканчивался. Отвратительно!»

Он даже почувствовал невольную симпатию к убийце. Ольга это, ее муж или кто-то из должников старушки-процентщицы. Благое дело сделали.

«Опомнись!» — одернул он себя. — «Человека убили! Иди и работай!»

Леонидов тяжело вздохнул и позвонил в соседнюю квартиру. Не открывали долго. Потом на пороге появился небритый мужчина в грязной тельняшке, от которого разило перегаром.

— Че надо?

— Вы сосед?

— Че?

— Вот там, — Леонидов ткнул пальцем влево. — Живет бабушка. Вернее, жила.

— И че?

— Вы были должны ей денег, — наугад забросил он.

— И че?

— А отдавать не собирались.

— Ну и че?

— А как вы собирались после этого жить?

— Слушай, ты кто? — сообразил наконец мужик.

— Сотрудник милиции.

— А к-какое с-сегодня число? — с трудом выговорил его собеседник и облизнул сухие губы.

— Четвертое января.

— Елки! Четвертое! А куда ж третье делось? Вчера ж еще было первое!

— Туда же, куда и второе. Похоже, друг, ты его проспал.

— Заходи! — хлопнул его по плечу мужик. — Выпьем!

— Тогда, боюсь, мы и пятое потеряем.

— А и х… с ним! Главное, Рождество не проспать!

— Ты что, не слышал? Я из милиции!

— Да ну?! Извини, мужик, — виновато сказал его собеседник. — Не признал. По телику вы, менты, ростом повыше.

— Любишь смотреть детективы?

— А то!

— Поздравляю: ты можешь принять участие в съемках. Только надо пройти тест. Вопрос первый: что можешь сказать по поводу соседки?

— Мрачная бабуленция. Жадина и скряга.

— Как ты с ней жил?

— Я с ней никак не жил. Мне, мужик, нравятся бабы раза в три моложе.

— А как сосед с соседкой? Ладили?

— Не-а.

— Ты что-нибудь помнишь из сегодняшнего дня? — безнадежно спросил Алексей. Он уже понял, что про третье и второе января товарища спрашивать бесполезно.

— Ну, встал… — наморщил низкий лоб сосед бабы Ани. — Похмелился. Потом опять лег.

— Твоя фамилия Костиков? — догадался Алексей.

— Точно!

— Александр Иванович?

— Он самый! А ты кто?

Вот и первый подозреваемый в убийстве! Вернее, второй. Первая — племянница.

— Две тысячи долларов сроком на один год. Костиков, а зачем тебе доллары?

— Дык, кредит…

— Машина?

— Ну…

— Иномарка?

— Дык…

— Разбил?

— Ну, ты скажешь!

— Помял?

— Дык…

— Пьяный был?

— Ха!

— Выпивши?

— Мужик, кто не выпивает?

— Ты, часом, не бомбила?

— Дык!

— Теперь тебе, Александр Иванович нужны деньги на ремонт… — задумчиво сказал Алексей. — Пока страховщиков дождешься, а ездить на чем-то надо… А кредит еще не выплачен. Вы сегодня заходили к соседке, Александр Иванович? — официально спросил он.

— Не помню, — честно признался тот.

— Твою мать! — разозлился Леонидов. — Вот как с вами жить! Ты ж ближайшие десять, а то и пятнадцать лет можешь провести в колонии строго режима!

— За что?!!

— Соседку твою убили, вот за что!

— Неужто я?!

Он даже не помнит… «Работа у тебя будет плевая…» — вспомнил Алексей Серегу Барышева. Это вообще не работа. Это…

— Бред какой-то! Сиди здесь, тобой займутся, — велел Алексей перепуганному Костикову и спустился этажом ниже.

Новенькая железная дверь. В ней — глазок. Как только Леонидов позвонил, за дверью раздались шаги, но открывать ее не спешили. Он мог поклясться, что с той стороны к глазку приник некто.

— Откройте, милиция, — Алексей достал из кармана удостоверение и прислонил к глазку.

Тут же в замке повернулся ключ. Дверь открылась на длину металлической цепочки.

— Можно взглянуть? — поверх цепочки протянулась рука, густо поросшая рыжими волосами.

Алексей вложил в нее удостоверение и, пока мужчина внимательно изучал документ, постарался, в свою очередь, разглядеть его.

Главное: мужчина был трезв. К такому состоянию подходит определение «как стекло». И сразу напрашивается вопрос: болеет? Чтобы ТАК не пить… Все-таки четвертое января. Или… ему на работу? Ответственный пост, радеет за «наше общее дело», боится сокращения… Всякое бывает.

У мужчины, как и у всех рыжих, была очень светлая кожа. Он был рыхлый, весь обсыпан веснушками, как сдобная булочка маком, а сверху облит огненным ромом волос, так что при виде него у всякого враз просыпался аппетит. Леонидов невольно причмокнул. А дома столько всего вкусного осталось!

— Семушка, кто там? — раздался из глубины квартиры женский голос. Судя по тембру, его владелица была дама в возрасте и обременена многочисленными болезнями.

Семушка! Алексей невольно улыбнулся. Какой «съедобный» товарищ! Не Семушка, а именно Семужка. Красная рыбка, лоснящаяся от выступившего на ней жирка, слабосоленая, подкопченная, да с пивком… Он опять невольно причмокнул.

— Мамуся, не вставай, тебе нельзя!

— Кто там пришел?

— Никто! Мамусе нельзя волноваться. — Семужка сам покраснел от волнения, отчего стал еще больше похож на рыбный деликатес. — У нее гипертония.

— А у нас труп. Извините, но вынужден вас побеспокоить.

— Как труп? — до самых корней волос залился краской Семужка. Он очень легко краснел, наверное потому, что кожа была светлая, тонкая. Даже веснушки теперь исчезли, главная его «вкусность».

— Вашу соседку убили.

— Соседку?

— Сверху. Анну Павловну. Может, вы меня впустите в квартиру?

— Заходите.

Семужка сделал пару шагов назад, и Алексей сумел протиснуться в прихожую. Эта квартира тоже была двухкомнатной, но, как говорится, небо и земля! Здесь недавно сделали хороший ремонт, на стенах красовались дорогие новенькие обои, на полу звенел ламинат, а на стене сиял затейливый светильник. Алексей невольно принюхался: чем пахнет?

«Да у меня, похоже, обонятельные галлюцинации! Случается и такое, если полчасика побыть в квартире Анны Павловны!»

— На кухню проходите, — пригласил Семужка и тут же поспешно прикрыл дверь в большую комнату. — Мамусю не хочу беспокоить.

— У меня к вам пара вопросов… Как ваше имя — отчество, простите?

— Семен Ильич.

— Леонидов Алексей Алексеевич, майор милиции…

— Я ознакомился с вашим удостоверением.

— Вот и отлично! У меня к вам пара вопросов, Семен Ильич. Может, вы что-то видели или что-то знаете? Что-то, что может помочь следствию.

— Я с удовольствием… Только, пожалуйста, потише, — попросил Семужка. — Она приняла лекарство и легла.

— Вы живете вдвоем?

— Да. Я и мамуся.

«Какой заботливый сын!» Леонидов прикинул: Семужке на вид лет сорок. Давно пора иметь жену, детишек. А он живет с мамусей и в эти праздничные январские дни сидит с ней, сторожит ее гипертонию. Наверняка всю зарплату, до копейки, отдает мамусе. В квартире хороший ремонт, на кухне, куда хозяин пригласил незваного гостя, чистота и порядок.

Едва они вошли, Семужка поспешно схватил со стола начатый пакет сока и убрал его в холодильник.

«Чистюля», — с уважением подумал Алексей. Контраст с квартирой, находящейся этажом выше, был поразительный! Его до сих пор преследовал этот жуткий запах!

— Садитесь, — пригласил Семужка. — Чаю хотите?

— Спасибо, нет.

— У меня остался торт. С Нового года. Не беспокойтесь, у него срок годности еще не истек, — торопливо сказал Семужка. — Неподалеку есть булочная-кондитерская, о ней мало кто знает. Там пекут дивные торты. Попробуйте.

— Если можно, просто чаю, — улыбнулся Алексей. И пожаловался: — Такого насмотрелся в квартире вашей соседки сверху! Кусок в горло не идет!

— Понимаю. — Семужка включил электрический чайник и все-таки достал из холодильника остатки кремового торта. Точь-в-точь как на кухонном столе в квартире этажом выше. Едва взглянув на него, Леонидов почувствовал новый приступ дурноты.

— В каких отношениях вы были с Анной Павловной? — спросил он у Семужки, поспешно отводя взгляд от торта.

— Ни в каких.

— Она вас не беспокоила?

— В каком смысле?

— С соседями часто бывают проблемы.

— У нас с Анной Павловной никаких проблем не было.

— Сколько вы ей были должны?

— Не понял?

Семужка замер с чайником в руке.

— У нее все брали денег в долг. Вот я и спрашиваю: сколько?

Семужка опять залился краской до самых корней волос и покачал головой:

— Я не брал у нее никаких денег.

— Ольга, ее племянница, нашла в картотеке покойной вашу карточку. И вашу расписку в бумагах, — соврал Алексей. — Так что отпираться бессмысленно.

— Ваша Ольга врет, — сердито сказал Семужка. — Зовите ее сюда! Зовите, ну же! И расписку несите! Я уверен, что это подделка! Господи, неужели ей денег мало? — всплеснул он пухлыми ручками.

«Не брал…»

— Это была проверка, — смущенно сказал Леонидов. — Расписки и в самом деле нет.

— И не может быть! Потому что я не брал у нее денег! — разволновался Семужка.

— Если можно, мне зеленый чай. У вас есть зеленый чай?

— Что? Да, есть. Одну минуту.

Семужка немного успокоился, пока искал в кухонном шкафу зеленый чай. Похоже, он болезненно реагировал на любую несправедливость по отношению к себе. Вот и сейчас разволновался. Как же! Ведь его пытались оболгать!

«Похоже, мне повезло, — подумал Алексей, пока хозяин заваривал ему чай. — Я нашел одного из немногих, кто не ходил к покойнице за деньгами и у кого, следовательно, не было мотива для убийства. Это ценный свидетель».

— Господи… Да кто тут? — в кухню, охая и держась рукой за поясницу, вошла грузная пожилая женщина. Лицо у нее было одутловатое, глаза карие, навыкате, а волосы, как и у Семужки, огненно-рыжие. Приглядевшись, Алексей понял, что они выкрашены хной.

— Мамуся! — затрепетал Семужка. — Я же просил тебя не вставать! Это по делу, — он бросил умоляющий взгляд на Леонидова. — Мой коллега по работе.

— Да какая работа в праздники?

— Ты зачем встала? Тебе что-нибудь принести? Может, попить? Или ты есть хочешь? Хочешь, я тебе погрею куриного бульона? Ну, зачем ты встала? — засуетился Семужка.

— Да сколько ж можно лежать-то? — проворчала мамуся. — В туалет я встала.

— Тебя проводить?

— Сама дойду.

Все так же охая, она направилась к двери в туалет.

— Ей нельзя волноваться, — торопливо сказал Семужка, едва закрылась щеколда. — Они с Анной Павловной были подруги.

— Подруги? — удивился Леонидов.

— Они почти ровесницы.

— Во сколько же лет она вас родила? — еще больше удивился Алексей. — За сорок?

— Это не важно. Если она узнает, что Анна Павловна умерла, она очень расстроится. Мамуся болезненно переживает смерть своих сверстниц. Я ей потом скажу, когда давление будет пониже. Ей сейчас очень плохо.

— Праздники, что ли, хорошо встретила?

— Что вы! Мы вообще не пьем! А вот вкусно поесть… — Семужка тяжело вздохнул. — Она ведь как ребенок. Только, говорит, и радости у меня осталось, что покушать. А ей же нельзя ни жирного, ни острого, ни соленого, ни…

Лязгнула щеколда.

— Вы мне скажите, куда прийти, — заторопился Семужка. — В прокуратуру или… А сейчас не надо… Я вас прошу…

— Извините, — Алексей поднялся. И тихо сказал: — Если надо будет, я вас вызову повесткой.

— Хорошо, — так же тихо сказал Семужка.

— Ох! Отрежь мне колбаски, что ли… — вновь появилась в дверях кухни мамуся. — Чего-то хочется, а чего, и сама не знаю…

Семужка посмотрел на Алексея и пожал плечами. «Вот видите!» — понял этот взгляд Леонидов.

— До свидания, — громко сказал он.

Мамуся глянула на него подозрительно:

— Что-то я тебя раньше не видела. Али замышляете что?

— Мамуся, я же тебе сказал: коллега! — аж вспотел от волнения Семужка.

— Ежели ты куда собрался, звони Сашке. Пущай он ко мне придет, слышишь?

— Да никуда я не собрался!

— Вот и сиди тут!

«Портрет явления, — вновь подумал Алексей, когда за ним захлопнулась дверь. — Деспотичная старуха-мать и хороший сын. Слишком уж хороший. И отойти, бедняге, никуда нельзя, а Семужке, наверное, охота с друзьями посидеть, пивка попить. Как-никак, праздники! Она же вцепилась в него мертвой хваткой! А если бы у меня была такая мать?» Алексей невольно вздрогнул.

Теперь-то он понял, как ему повезло! Мама звонит только в случае крайней необходимости, а в остальное время терпеливо ждет его звонка, хотя она тоже в возрасте и тоже болеет. Но у нее много подруг, масса каких-то дел, которые молодым и работающим покажутся сущими пустяками, а для пожилого человека и на рынок съездить целое событие! Впрочем, мама и в санаторий ездит, на юг, по бесплатной путевке, причем одна! Не боится ни поездов, ни соседок по номеру, с которыми может характером не сойтись, ни плохой погоды. Понятно, что в сезон бесплатных путевок не дают. Но пенсионерам не море важно и не солнце. Смена обстановки, хорошее питание, лечение, а главное — общение. Некоторые напрягают им детей. Алексей покосился на железную дверь, за которой Семужка остался утешать мамусю.

В общем, замечательная у него мама! Утвердившись в этой мысли, Леонидов вновь поднялся на пятый этаж и позвонил в квартиру справа. На лестничной клетке было три двери, эта квартира была последняя, им неохваченная. Ему открыла симпатичная блондинка. Настолько симпатичная, что Леонидов невольно втянул живот и выпрямил спину. И выдохнул:

— Здравствуйте!

— Приве-ет… — томно протянула блондинка и на всякий случай улыбнулась. — А почему не позвонил?

— В смысле?

— Предупредил бы, что зайдешь. У меня выпивки не осталось.

— А закусить найдется?

— А у тебя с собой есть?

— Не с пустыми же руками я пришел!

— Ну, заходи… — посторонилась хозяйка.

Протискиваясь в прихожую, Алексей невольно коснулся упругой груди, и его обдало жаром. Совсем близко он увидел раскосые глаза с огромными зрачками и понял, что блондинка она не натуральная, а крашеная. Высокие скулы, ровные дуги бровей, точеный прямой носик и рот, похожий на сердечко. Девушка была восточных кровей, но красилась в блондинку. Впрочем, это ее не портило. Она была сложена, что называется, косточка к косточке: худые длинные ноги с узкими ступнями, такие же тонкие, шелковистые руки с нежными пальчиками, ногти идеальной овальной формы, и на длинной шее — маленькая изящная голова.

С трудом вынырнув из омута ее миндалевидных глаз, Алексей попытался дышать ровно. Какая ж это мука, допрашивать красавиц!

— Что стоишь? — улыбнулась девушка. — Проходи!

— Куда?

— В комнату, куда ж еще? — она опять улыбнулась.

Это была ее особенность: девушка все время улыбалась. Улыбку можно было бы назвать дежурной, если бы девушка не была так прекрасна. Казалось, что она стесняется своей красоты, потому и улыбается, словно извиняясь: «Да, такая я. Вы уж простите». Это было так мило…

Алексей прошел в большую комнату, чувствуя спиной теплое дыхание хозяйки. Там был, мягко говоря, бардак. Но не тот, что царил в квартире полуслепой старухи, вовсе нет. Это был милый беспорядок в уютном гнездышке, что свила себе красивая женщина, повсюду валялись ее вещи, такие же очаровательные, как и она сама: косметика, духи, изящные безделушки и даже деликатные предметы из нижнего белья.

Красавица улыбнулась и, покачивая бедрами, неторопливо прошла к дивану и медленно, нехотя, взяла с него кружевной лифчик, который засунула потом под подушку. Обернулась и сказала:

— Что стоишь? Садись!

Алексей сел в кресло.

— А выпивка где? — спросила девушка, присаживаясь на диван.

— Как тебя зовут?

— Наташа.

— А по паспорту?

— Зачем тебе паспорт? — удивилась она.

— Потому что я из милиции.

— Из милиции? Где ж мы с тобой познакомились? — наморщила лобик хозяйка.

— Мы познакомились минуту назад, когда я позвонил в твою квартиру. Ты впускаешь всякого, кто говорит, что принес выпивку?

— Ты… Ты кто?

— Я же сказал: из милиции. Твою соседку убили. Давай-ка сюда свой паспорт.

— Нет! — она забилась в самый угол дивана, схватила подушку и прижала к себе. Алексей опять увидел кружевной лифчик.

— Что, прописки нет?

— Нет!

— Ты снимаешь эту квартиру, так?

— Так!

— Давай паспорт.

— Нет! Не надо! Нет!

— Мне что, участкового позвать?

Участкового она испугалась еще больше. Тут же отбросила подушку и легко, как козочка, соскочила с дивана.

— Неси, — велел Алексей.

Она скакнула в соседнюю комнату. Леонидов вздохнул, встал и вновь прикрыл подушкой кружевной лифчик. Так спокойнее.

— Вот, — девушка дрожащей рукой протянула ему паспорт.

— Хотя бы российский, — проворчал он, открывая документ. — Так. Наиля Амирхановна. Это ты?

— Да, я, — она жалко улыбнулась.

— А почему Наташа?

— Мужчинам нравится.

— Ты занимаешься проституцией?

Она опять улыбнулась.

— Да сядь ты, — с досадой сказал Алексей.

Наиля поспешно села на диван и, схватив подушку, прикрыла ею голые коленки. «Я не буду туда смотреть». Леонидов имел в виду вновь засветившийся кружевной лифчик.

— Откуда приехала?

— Казань.

— А говорят, у вас там жизнь хорошая.

— А ты съезди да проверь! — неожиданно огрызнулась она.

— Что можешь сказать по поводу соседки?

— Какой соседки?

— Анны Павловны.

— Не знаю такой!

— Как не знаешь? Бабку, что жила на твоей лестничной клетке, не знаешь?

— Ах, ты о бабе Ане!

— О ней. Что можешь сказать?

— Ничего!

— Ты брала у нее денег в долг?

— Нет!

— Мы все равно узнаем, если брала.

— Нет!

— У нее была картотека должников. Она хранила все расписки.

— Нет!

«Брала…»

— Давно снимаешь квартиру?

— Эту?

— Эту.

— Второй год, — равнодушно ответила Наиля.

— Сколько платишь?

— Штуку.

— Долларов?

— Не рублей же, — улыбнулась она. На этот раз улыбка была злой.

— Это еще по-божески.

— До кризиса было больше. Потом с хозяином договорились.

— Натурой взял сверх того?

— Тебе-то какая разница? — это уже была не улыбка, оскал. — Ты мне мама, папа?

— Что делала сегодня?

— Спала!

— Шум в квартире напротив слышала?

— Нет!

— К тебе кто-нибудь сегодня приходил?

— Нет!

— Быть может, кто-то у тебя ночевал?

— Нет!

— Послушай… Мы ведь все равно узнаем.

— Узнавай.

— Какая ж ты… Несговорчивая.

— Я сговорчивая, — она улыбнулась. Томно, явно заигрывая с ним. Леонидов понял, что ему предлагают взятку.

— Старый я уже для таких игр, — сердито сказал он и поднялся. Искушение было слишком велико.

— Тоже мне, старый, — хмыкнула Наиля. — Жены боишься? Или начальства?

— Себя боюсь, — честно признался Алексей. — Я к тебе, пожалуй, лейтенанта пришлю. Кислицкого. Нет. Он женат. Бурундукова. Как только он с консьержкой закончит, скажу, чтобы зашел сюда. С ним попробуй поиграть, он оценит.

При слове «консьержка» Наиля побледнела. У нее кто-то сегодня был, определенно. И деньги у бабы Ани она в долг брала. Знала, что та хранит крупные суммы не в банке, а дома, в матрасе. Или не знала? Надо разбираться.

— Сиди тут, — велел Алексей и вернулся обратно на лестничную клетку. Навстречу ему из лифта вышел следователь. — О! Прокуратура приехала! Наконец-то! А что так задержамшись?

— Что тут у вас? — поморщился следователь.

— У нас, — поправил Леонидов. — У нас тут труп. Убита старушка-процентщица.

— Алексей Алексеевич, я бы вас попросил… — вновь поморщился следователь. — Можно без шуток? Голова прямо раскалывается.

— А я не шучу. Именно старушка, и именно процентщица. Подозреваемых — хоть отбавляй!

— Это хорошо, — оживился следователь. — Ну, давайте начинать. Надо все тут быстро… — и он потрогал рукой лоб. — Твою мать! Голова болит, сил нет!

— Может, таблетку? — заботливо спросил Алексей.

— Да пил уже! Черт бы побрал эти праздники!

— Черт бы побрал эти суточные дежурства в праздники.

— Вот именно.

— Здравия желаю! — раздалось громогласное.

Они оба вздрогнули и одновременно повернули головы. По лестнице к ним поднимался сияющий Бурундуков.

— Тише ты… — простонал следователь.

— Почему пешком, Бурундуков? — поинтересовался Алексей.

— Чего тут идти? Всего-то пятый этаж! Ваше задание выполнено, Алексей Алексеевич! — гаркнул лейтенант. — Консьержку я допросил! Какие еще будут указания?!

— Не орать, — сквозь зубы сказал следователь.

— Ты вот что, Петя… — невольно улыбнулся Леонидов. — В квартире напротив томится молоденькая и очень хорошенькая проституточка. Надо осадить, понял?

— Есть!

— О Господи! — следователь схватился за голову и поспешно нырнул в квартиру потерпевшей.

— Разрешите выполнять?!

— Разрешаю. Вперед, Бурундуков! Она тебя будет соблазнять, но ты должен вести себя как офицер, а не как мужчина. Проявить морально-волевые качества, силу духа, на провокацию не поддаться и, в свою очередь, раскрутить ее на правдивые показания и прийти ко мне… — Леонидов посмотрел на часы, — через час, с протоколом. Это и есть твое ответственное задание, Бурундуков. Справишься?

— Опять вы меня обижаете, Алексей Алексеевич. Что мы, проституток не видали?

Лейтенант хлопнул длинными, как у девушки, мохнатыми ресницами, подтянул ремень и отправился выполнять задание начальства. Алексей невольно улыбнулся: «Ну-ну…»

…Часа через два они закончили осмотр места происшествия и определились не только с мотивом, но и с подозреваемым.

— Давай, шагай, — Кислицкий подтолкнул к машине хмурого, небритого Александра Костикова.

— Мужики, а может, не я?

— В машину садись, — еще один тычок. — А вы, Алексей Алексеевич?

— Да. Иду.

— Поехали уже, — нетерпеливо сказал водитель.

— Кого-то не хватает, — сообразил Леонидов.

— Как так: не хватает? — возразил водитель. — Сюда нас сколько приехало? Четверо, считая меня. А обратно сколько едет? Четверо!

— Точно! — подтвердил Кислицкий. — Садитесь же, Алексей Алексеевич! Поехали!

— А четвертый кто? Подозреваемый! Костиков четвертый! Елки… Бурундуков! — Леонидов взглянул на часы.

— В самом деле, а где Петя? — удивился водитель.

— Подождите минут пять, мужики. Я сейчас.

Леонидов вернулся в подъезд и поднялся на пятый этаж. «Я давал Бурундукову час… — подумал он и глянул на наручные часы. — Перебор».

Дверь в квартиру Наили была приоткрыта. Войдя в прихожую, Леонидов услышал звонкий женский смех. Он, стараясь не производить лишнего шума, сделал пару шагов по коридору и заглянул в комнату. На журнальном столике увидел ополовиненную коробку конфет и пустую бутылку из-под вина. Нашлась-таки выпивка, лукавила девушка! Бурундуков сидел на диване, на голове у него был тот самый кружевной лифчик, а в руке — стакан. На коленях у лейтенанта сидела Наиля и пыталась завязать под его мужественным подбородком бантик из лямок. Это у нее плохо получалось, и Наиля заливисто смеялась. Бурундуков при этом млел и глупо улыбался в ответ.

— А где протокол, лейтенант? — строго спросил Алексей.

Бурундуков побагровел и вскочил, Наиля при этом ловко соскользнула с колен лейтенанта на диван и опять прикрыла голые коленки подушкой.

— Вот, — Бурундуков протянул Алексею исписанный лист бумаги.

— Это что?

— Показания.

— А это? — Леонидов ткнул пальцем в лифчик.

— Извините.

Бурундуков поспешно снял необычный головной убор и кинул его Наиле. Та проворно схватила лифчик и сунула под подушку, которую крепко прижала к себе. После чего уставилась на Алексея наивными глазами и замерла. Леонидов посмотрел на часы и строго сказал:

— Два часа пятнадцать минут, Бурундуков. Многовато.

— Особые обстоятельства, — промямлил тот.

— Я понял. Учитесь преодолевать трудности, лейтенант. В машину!

— Есть!

— Эх, молодежь… А с тобой, — Алексей строго посмотрел на девушку, — мы потом поговорим. Думаю, красавица, ты не все рассказала. Бурундуков! Вперед!

Лейтенант переглянулся с Наилей и пальцем сделал знак в воздухе: я, мол, тебе позвоню. Та кивнула.

— Она призналась? — спросил Алексей в лифте, когда закрылась дверь.

— Да!

— В чем?

— Во всем!

— Так что ж, ее забрать надо было?

— Алексей Алексеевич, — надулся Бурундуков. — Опять вы все неправильно понимаете! Наташа ни в чем не виновата…

— Дурак ты, лейтенант! — в сердцах сказал Леонидов. — Увидел красивую бабу и растаял! А она тебе уши лифчиком закрыла, чтобы с них лапша не падала, и шоколадкой дала закусить горькое свое вранье. Впрочем, я сам был такой. Соблазнился однажды такой вот Наилей, а кончилось все печально.

— Как?

— Убили ее. Ладно, разберемся.

В машине он устало закрыл глаза и задумался. Готовится еще одна судебная ошибка. С его участием. Костиков, скорее всего, не убивал. Но доказать это практически невозможно. Сам Костиков ничего не помнит, свидетелей тому, что Александр сегодня не выходил из своей квартиры, нет. Есть маленькое противоречие: если убил он, то почему не изъял свою карточку? Не нашел? Но у Костикова было достаточно времени, чтобы как следует порыться в картотеке бабы Ани.

Вот и выходит, что он не убивал. Но суду факт наличия карточки малоинтересен. Скорее наоборот. Это подтверждение того, что Костиков был должен соседке. Это мотив. Логика сыщика против логики суда. Кто победит? Исход известен.

«Костиков не убивал, — Алексей открыл глаза. — А кто?»