В начале

Наталья Макарова, 2021

Когда в привычное течение жизни внезапно врываются непредвиденные обстоятельства, так легко запутаться и потерять себя! Герою этой повести Богдану предстоит столкнуться с крушением собственных идеалов и оказаться оторванным от близких ему людей. Ему придется сделать выбор, какой дорогой идти дальше: повернуться к свету Веры или остаться во тьме мирского несовершенства наедине со своими проблемами. У каждого свой путь к преображению души. Его и предстоит пройти Богдану, чтобы понять свои истинные стремления и определить свой дальнейший жизненный путь.

Глава VII

— Ну, вот где ты шатаешься? — не удержалась от брани Евдокия, увидев на пороге младшего сына. — Брат уже дома давно!

Уставшие от работы за день отец и Матвей уже спали.

— Гуляю, — неопределенно ответил Богдан и сел за стол.

— Есть, что ли, хочешь? — немного смягчилась мать.

— Да нет, мам, ты отдыхай. Я сам, — сын заглянул в стоящий на краю стола чугунок.

— Ну, как хочешь, — Евдокия направилась в комнату, собираясь готовиться ко сну.

— Мам! — громким шепотом окликнул ее Богдан.

— Чего тебе? — оглянулась она.

— Слушай, мам, а почему мы с Матвеем такие разные?

Евдокия пошатнулась, ухватившись за дверной косяк. Сын тут же оказался рядом и поддержал ее.

— Что случилось, мам? Тебе плохо? — обеспокоенно спрашивал он.

Кровь стучала у женщины в висках, ее щеки то мертвенно бледнели, то заливались краской, перед глазами все плыло. Кто, кто мог знать ее тайну?! Кто мог намекнуть об этом ее сыну? Что он теперь будет думать о ней?

Но Богдан выглядел встревоженным лишь ее состоянием. Глядя на него, нельзя было заподозрить его в открытии страшных призраков прошлого. Он заботливо суетился вокруг матери, и на его простодушном лице не отражалось никаких сомнений или подозрений.

— Все хорошо, сыночек, — Евдокия оперлась на его плечо и, поддерживаемая сыном, вернулась в кухню, — я просто оступилась.

Богдан усадил мать за стол и сам сел рядом с ней.

— Ты что-то спрашивал, мой родной? — Евдокия внимательно смотрела ему в лицо, пытаясь понять, знает ли он что-то большее, чем ей хотелось бы.

— А я что-то спросил? А, точно. Говорят, мы с Матвеем не похожи. Вот и задумался, почему так.

Богдан произнес это легко, даже беспечно, и Евдокия успокоилась. Нет, ничего он не может знать. И никто не может. Никто ничего не видел, никто ничего не сможет доказать. Эта тайна живет только с ней и уйдет тоже вместе с ней.

— Кто ж это такое болтает? — Евдокия взяла наступательный тон, чтобы сын не заподозрил настоящую причину ее волнения.

— Сейчас Аленка сказала. Но вообще я и сам увидел.

— Аленка! А ты больше слушай эту сороку. Нет на свете двух одинаковых людей. Мы все разные.

— Это да. Но только мы с ним какие-то уж совсем разные. Как будто и общего ничего нет. Скажи, мам, а мы оба вам родные? Может, вы кого-то из нас на воспитание взяли?

— Вот ерунду мелешь! Какими Господь вас сотворил, такие вы и есть. Как это, ничего общего? Вы — братья родные! Чего еще общего тебе надо?

Богдан примирительно погладил разозлившуюся было мать по руке.

— Да нет, мам, ничего. Все в порядке. Я просто подумал, что если вы кого-то из нас на воспитание взяли, так это даже хорошо. Милосердно. Я от этого ни вас с отцом, ни брата меньше любить не стану.

— Сказано тебе — нет! Оба вы — мои родные.

— Тогда тоже хорошо. Тогда и в самом деле говорить больше не о чем.

Богдан поцеловал мать в пылающую щеку и встал из-за стола. Действительно, мало ли непохожих родственников! Чего он зря мать нервирует и сам переживает?

— Я тогда — спать, если тебе ничего не нужно, — сын посмотрел на Евдокию и дождался ее разрешения.

— А есть не будешь?

— Нет, передумал. Спать больше хочу.

— Иди, — коротко ответила она.

Когда Богдан скрылся в спальне, Евдокия заметалась по кухне и сеням. Искала давно забытый красный угол с иконами, но он находился в комнате, где ей не удалось бы остаться со своей совестью наедине. Тогда она выбежала во двор.

С высоты небес на нее смотрели яркие огни звезд, напоминая суровый взгляд, прожигающий ее насквозь: «Я все вижу, от Меня не спрячешься!» Евдокия рухнула на колени прямо рядом с крыльцом и, сложив руки на груди, быстро-быстро зашептала молитву:

— Господи, прости меня, грешную! Не ведала я, что творила! Моя это вина, мой грех. Но сын ведь мой ни в чем не виноват! Не дай ему сбиться с пути, не дай услышать чужих завистливых речей. Пусть он никогда ничего не узнает! Меня накажи, грешную, а он пусть не знает людских грехов и неправды…

Богдан еще не успел улечься, когда услышал, как хлопнула дверь. Посмотрев в окно, он увидел коленопреклоненную мать, с неистовством обращающуюся с молитвой к небесам. Эта сцена озадачила его, но сейчас он чувствовал себя слишком уставшим, чтобы разбираться в происходящем. Поэтому он просто лег и закрыл глаза, оставив все размышления на потом.