В начале

Наталья Макарова, 2021

Когда в привычное течение жизни внезапно врываются непредвиденные обстоятельства, так легко запутаться и потерять себя! Герою этой повести Богдану предстоит столкнуться с крушением собственных идеалов и оказаться оторванным от близких ему людей. Ему придется сделать выбор, какой дорогой идти дальше: повернуться к свету Веры или остаться во тьме мирского несовершенства наедине со своими проблемами. У каждого свой путь к преображению души. Его и предстоит пройти Богдану, чтобы понять свои истинные стремления и определить свой дальнейший жизненный путь.

Глава VIII

Поведение матери в тот вечер очень удивило Богдана, однако он не осмелился задавать ей вопросы — понял, что здесь кроется что-то очень личное. Но, проходя в очередной раз мимо сельской церкви, он впервые остановился и задумался.

Ходить в храм в их семье было не принято, хотя многое односельчане стекались туда постоянно. Родители, не отличающиеся набожностью, детям тем более этого не прививали. Случалось им, конечно же, слышать колокольный звон и встречать крестные ходы, но на свои вопросы старшим они получали маловразумительные ответы. «Это церковь. Там молятся Богу. Кто верит — тот и ходит», — вот и все, что с детства говорили об этом Богдану и его брату.

В одной из комнат их дома находился красный угол — полка с иконами, завешанная вышитым рушником. Но там не только никто не молился, туда и заглядывали-то редко — разве что убрать осевшую пыль. И Богдан привык не замечать икон, не задумываться о них, жить рядом с ними, как с любым домашним атрибутом.

Также равнодушно ходили они и мимо храма. Ни многолюдные церковные праздники, ни дивное пение, ни блеск куполов с крестами не вызывали их любопытства, как нечто привычное, но не имеющее для них никакого значения. Матвей то по делам, то на очередное свидание всегда пробегал церковь без оглядки. Богдан, хоть и восхищался красотой архитектуры пятиглавого храма и совершенством его взмывающей вверх колокольни, но любовался всем этим лишь глазами. Душа же его оставалась спокойной.

И вот, став невольным свидетелем материнского молитвенного порыва, Богдан вдруг посмотрел на храм другим взглядом. Если даже мать, таясь ото всех, взывает к высшим силам, значит, во всем этом что-то есть? Парень смотрел на белокаменные стены, на украшенный кокошниками шатер колокольни, и пытался осознать, что скрывается за всем этим, кроме кирпича и штукатурки. Батюшка Александр, выходя из церкви, заметил любопытствующего молодого человека и окликнул его:

— Мир тебе! Что ищешь, чадо? Зайди в храм Божий — обязательно найдешь.

Богдан смутился и отступил на несколько шагов назад.

— Нет… я, это, я потом… сейчас не могу.

Ускоряя шаг, он пошел все дальше и дальше от церкви, не задумываясь, куда идет. Он шел быстро и не оглядывался, хотя в действительности ему очень хотелось бы зайти в храм. Но он не знал, как это сделать. Как вести себя? Что говорить? Как подойти к образам? Да и зачем? Богдану было неловко показать свое невежество, поэтому он предпочел сбежать, но не обнаружить его.

Дома он вспомнил о семейных иконах и полез в красный угол, чтобы рассмотреть их. Он стирал с них ладонью пыль, вглядывался в их ничего не говорившие ему лики и пытался постичь смысл их предназначения. За этим занятием его и застала мать.

— Богданя, ты чего? — Евдокия удивленно смотрела на сына, который залез на табуретку и, так и стоя на ней, держал в руках изображения Казанской Божией Матери и Спасителя.

— Я? Да так, ничего. Просто посмотреть решил, — Богдан почувствовал себя так, словно его застали на месте преступления.

Он в спешке поставил иконы на место, задел другие образа, и они с грохотом попадали на полку. Парень, торопясь еще больше под изумленным взглядом матери, кое-как снова поставил их, совершенно не соблюдая порядок расстановки, быстро задернул занавеску и слез с табуретки.

— Я — ничего, — по инерции оправдывался он, хотя мать и не думала выражать недовольство, — я — просто посмотреть.

Покрасневший до ушей, он бегом пробежал мимо матери, выскочил во двор и — дальше, за калитку. Сейчас он не был готов пускать постороннего в свои искания и размышления, пусть это была даже его собственная мать. К стыду от неумения вести себя в храме добавился стыд от того, что его любопытство было застигнуто врасплох. Он и сам не мог объяснить, что же такого предосудительного совершил и из-за чего убегает. Просто пока он не был готов разделить с кем бы то ни было переполняющие его чувства. Это были его личные, непродуманные, непонятные, но оттого таинственные и притягательные порывы.

Конец ознакомительного фрагмента.