Мистер Джон Слэн

Наталья Херман, 2014

Иногда сны откладывают отпечаток на нашу жизнь. Они меняют нас незаметно. Что это за сны? Наши иллюзии? Обман или подсказка подсознания? За столько лет я не смогла ответить на эти вопросы. Считала, что бедность – мой удел. Полагала, что жизнь предопределена кем-то свыше. А теперь, смотря через годы, я знаю одно – что-то или кто-то изменил мою жизнь навсегда. Кто-то или что-то услышало мои крики в ночи. Крики беспомощности, безнадёжности и жизненной бесперспективности. Сколько таких, как я? Мечущихся во тьме от невозможности решить банальные бытовые вопросы: накормить, одеть и обуть. И не нужны ни самолёты с вертолётами, ни яхты – ничего из этого. Просто хочется, чтобы были здоровы родители, да не росли в нужде дети. Сколько нас таких на Земле, кому не протянут руку помощи богатые родственники или именитые любовники? Самых обычных, работающих с утра до ночи и ночами плачущих от бессилия.

Урок 1

Голос Джона Слэна тёк ручьём, он мягко уносил меня в странное путешествие по собственному сну.

— Самое главное, что ты должна запомнить — всё, что происходит с тобой, является сном. Это твои грёзы, фантазии, иллюзии. Тебе ничто не угрожает, плыви в своём сне, как плывёшь по течению самой тёплой и дружелюбной реки. Ты можешь представлять и делать всё, что придумается, можешь в этих снах совершать невероятные, волшебные вещи. Попробуй стать маленькой девочкой, искренне верящей в чудеса, которые обязательно с ней происходят.

Голос звучал всё тише и тише. Мне уже начало казаться, что я засыпаю в собственном сне. Но неожиданно интонации Джона Слэна изменились: в них зазвучали нотки серьёзности и лёгкого напряжения.

— Представь, что ты заработала миллион, — внезапно раздались его слова.

Как-то резко и остро прозвучали они для меня. Беспокойно и тревожно стало на душе.

— Я не могу этого представить, — сказала я Джону Слэну с некой толикой разочарования и обиды.

— А ты попробуй, — старался подзадорить меня он.

— Не могу, — попытки представить этот образ были тщетны. — Какой должен быть образ у миллиона? — недоумевала я.

— А ты представь, что построила дом. На этот самый миллион. А может, и не на этот самый. Вообрази, что ты стала богата и успешна, у тебя есть твой собственный дом, о котором сегодня мечтала. Именно такой, который ты хочешь.

Это показалось мне намного легче. Дом сам как будто напрашивался в мои мечты. Он стоял перед глазами, такой величественный, красивый, надёжный. Я смотрела на него с дороги и мне хотелось к нему бежать. Мчаться, чтобы быстрее почувствовать его уют и чувство защищённости. Я торопливо шла по мощённой плиткой дорожке, а голос Джона Слэна, казалось, задавал ненужные и неуместные вопросы. Мне не хотелось на них отвечать, казалось, что у меня нет времени даже на то, чтобы обстоятельно рассмотреть свою мечту издалека. И вот моя рука коснулась замка калитки.

— Ты устроишь мне экскурсию по своему дому? — задал вопрос Джон Слэн, совершенно не обращая внимания на мою торопливость.

— Конечно, — ответила я, открыв двери, и почему-то вдруг притормозила, как будто ударилась грудью о неожиданное препятствие. О какую-то невидимую стену.

— Смелее, вперёд! — подбадривал Джон Слэн.

И я, набравшись решимости, шагнула во двор…

На меня навалилось чувство необъятной тоски, усталости, безграничного одиночества и душевной боли. Казалось, моя душа плакала безостановочно, не оставив мне сил даже просто существовать в этом мире.

— Я хочу увидеть твою творческую мастерскую, — мягко попросил Джон Слэн. — Ты можешь мне её показать?

— Могу, — уже как-то без энтузиазма ответила я.

И я сделала ещё несколько трудных шагов в сторону дома. Скрипнула дверь. Этот скрип эхом отозвался в пустующем доме. Тишина. Такая давящая тишина. И так горько осознавать, что никогда в этом доме не раздастся звонкий детский смех. Никогда в этом доме не зазвучат родные голоса. Всё то, что мне было так дорого, уже покинуло этот мир. Они ушли, оставив меня в одиночестве дожидаться своего часа. И я живу с этой болью, похоже, целую вечность. Слёзы уже давно не катятся по щекам, всё покрылось коркой и испепелилось от боли.

— Разве этого я ждала? Неужели к этому стремилась? Джон Слэн… вот моя комната, — устало произнесла я, открывая очередную дверь. — Вот весь этот ненужный хлам из столов, полок, каких-то нелепых и никому не нужных кресел. Только боль-то какая адская в груди! Я не могу больше её терпеть.

— Чего ты хочешь? — спросил Джон Слэн, вглядываясь в мои пустые глаза.

По-старчески сгорбленно я опустилась на «свою» кровать. Дрожащей сморщенной рукой провела по прохладному одеялу. Ещё раз послушала царящую здесь тишину.

— Я ничего не хочу!!!

— А как же мечта, как же «быть успешной», а твой миллион? — настойчиво переспросил он.

Я посмотрела вокруг. В этом холодном одиночестве, среди ненужной мне роскоши, в этом странном добротном особнячке не было самых дорогих для меня людей. Их давно нет, их уже не будет. Сердце сжалось из последних сил.

— Джон Слэн! Я хочу умереть, — спокойно, без какой-либо торжественности и пафоса сказала я. — Я хочу уйти из этого мира, давшего мне такую боль.

— Так умирай, — ответил Джон Слэн.

И я легла. Сложила, как положено, руки, прислушалась к звуку бьющегося сердца и дождалась, когда, стукнув в последний раз, оно остановилось. В эту минуту никому не нужная жалкая старуха прекратила своё бесцельное существование в красивом и добротном доме.

Конец ознакомительного фрагмента.