Последнее воскресенье ноября. Психологическая драма в одном действии

Николай Григорьевич Шарифулин, 2019

Пьеса «Последнее воскресенье ноября» является психологической драмой в одном действии, события которой разворачиваются в «скромной однокомнатной квартире». Николай Шарифулин умело сталкивает персонажей, завязывая их динамичный конфликт. Автор пьесы делает явные акценты на общечеловеческие темы: безразличие, одиночество, прощение, безотцовщина. Содержит нецензурную брань.

Д е й с т в у ю щ и е л и ц а

Л а р и с а, 20 лет.

М и т я, сын Ларисы, 3 года.

Н а д я, мать Ларисы, сестра Тамары.

Т а м а р а, мама Лени.

Л е н я, внук Тамары, 7 лет.

Место действия: скромная однокомнатная квартира в панельном доме.

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Квартира представляет собой небольшую комнату-зал и маленькую кухню, соединенные узким коридором. Справа — входная дверь. Слева — дверь в санузел. За окнами дождь, ветер ломает ветви деревьев, слышатся раскаты грома. Раннее утро. Первые дни ноября. Н а д я встает с постели, идет на кухню. Там она стоит и смотрит в окно. Неожиданно распахивается входная дверь. На пороге появляется Т а м а р а.

Т а м а р а. Дождь?

Н а д я (включая свет). Дождь.

Т а м а р а. Ты смотри, так и не прекращается.

Н а д я. Не удивлюсь, если дожди в декабре лить будут. (Помолчав.) Почту ходила проверять?

Т а м а р а молча соглашается.

Н а д я. Интересно… от кого?

Т а м а р а. От Люды.

Н а д я (смотрит на сестру, которая держит в руке конверт). М-м… ну и как она?

Т а м а р а. Хочешь почитать? (Протягивает письмо.)

Н а д я. Ох, ты ё-о! Вот это почерк!

Читает вслух.

Н а д я. Мама у меня всё впарядке. Как, сама там ты паживаиш? Поцилуй от меня Леньку! Сскажи что я ему его люблю. Когда приедиш? Привизи мне хурму. Хачу рыбу. Скучаю очень. Всё пака! Цилую.

Т а м а р а молча смотрит в окно.

Н а д я. Ты когда у нее последний раз была?

Молния.

Т а м а р а. Ты смотри, что делает!

Гром.

Н а д я. Да уж… погодка нынче, как наша жизнь — то сверкнет, то ударит.

Т а м а р а. Как там Лариса?

Н а д я. А я знаю?

Т а м а р а. Ты с ней так и не общаешься.

Н а д я. Она мне писем не пишет. У нее теперь своя личная жизнь.

Т а м а р а. До сих пор поверить не могу…

Н а д я. Да перестань ты.

Т а м а р а. Нет, правда не могу. Вот так вот взять и отказаться… Три. Три года прошло.

Н а д я. Отказаться? Да ей стыдно должно быть!

Т а м а р а. Сколько раз она приходила прощения просить?

Н а д я. Ни разу. Потому что ей наплевать на меня.

Т а м а р а. Это не правда. Мы с ней часто на улице видимся… она всегда подойдет первая, чтобы спросить: «Как там мама?»

Н а д я. Почему-то, когда я с ней на улице вижусь, она не подходит ко мне и не спрашивает меня: «Как ты, мама?»

Т а м а р а. Это разве повод отказываться от дочери?

Н а д я. От нее никто не отказывался. Или ты думаешь, что Лариса расстроится?

Т а м а р а. Это твое воспитание. Вот и получай.

Н а д я. Ты хочешь сказать, что я плохо воспитала ее? Что я плохая мать? (Вне себя.) Как бы я плохо не относилась к своей дочери, как бы я ее ненавидела… знай, что Лариса — моя дочь. Моя!

Т а м а р а. Да тише ты! Щас Леньку разбудишь…

Н а д я. Знаешь что… Я как смогла, так и воспитала свою дочь!

Т а м а р а. Тогда почему ты ее не прощаешь?

Н а д я. А она просила прощения?

Молния. Гром.

Н а д я. Ленька-то не проснулся?

Т а м а р а (прислушивается). Спит. Ему вставать скоро.

Н а д я. Вон, смотри какой ливень, только скрипка намокнет.

Т а м а р а. Не намокнет.

Н а д я. И зачем она ему нужна?

Т а м а р а. Он учится.

Н а д я. Какой год водишь его в музыкальную школу, а толку никакого. Лучше бы на бокс записала его.

Т а м а р а. Чтоб его там били?

Н а д я. Зато мужиком вырастит. Научится отпор давать, а то и так трус… Ходишь, заступаешься за него…

Т а м а р а отходит к окну.

Н а д я. Извини. (Обнимает сестру.) Обидно мне, — понимаешь? — обидно.

Небольшая пауза. Сестры смотрят друг на друга.

Н а д я. Когда ты с ней последний раз виделась?

Т а м а р а. По весне. Так я ж тебе рассказывала.

Н а д я. Думаешь, я помню.

Т а м а р а. Мы тогда с ней в магазине столкнулись.

Н а д я. Ах да! Ты еще говорила, что она с Митей была… которого я ни разу не видела. А ему-то уже три года. Нет, чтоб прийти, хотя бы раз, пообщаться, спросить: как дела? Так нет, она будет жить со мной в одном городе и ни разу не поинтересуется моим здоровьем.

Т а м а р а. Если ты помрешь, я скажу ей об этом.

Н а д я. Вот спасибо! А толку-то…

Т а м а р а. Знаешь, я ведь звала ее. (Вздохнув.) Боится она.

Н а д я. Боится… Скорей ей стыдно. Ай, ладно! К чему все эти пустые разговоры.

Т а м а р а (не сразу). Не понимаю я тебя… не понимаю… (Помолчав.) Я ж переживаю.

Н а д я. Ты бы лучше за Людку свою так переживала… по крайней мере, есть за что!

Т а м а р а. И за что же?

Н а д я. Да хотя бы за то, что она сейчас в дурке сидит, тебя вспоминает… ждет, когда же к ней мамочка ненаглядная приедет… А я? Кому я нахер нужна?

Сестры молча смотрят в окно.

Н а д я. Ты Леньку-то когда будить пойдешь?

Т а м а р а. Пускай поспит, я пока чайник поставлю.

Н а д я. А смысл? Он все равно его не пьет. Ему только йогурты подавай да шоколадки… Так ведь на шею сядет.

Т а м а р а. Уже потихонечку садится.

Н а д я (ухмыляется). К моей шее тоже очередь выстраивалась. Сначала Лариса, а потом этот… как его там? Максим…

Т а м а р а. Не пойму, толи у нас родители разные, толи мы с тобой разные…

Н а д я. Жизнь у нас с тобой разная.

Т а м а р а. Это точно.

Н а д я. У тебя муж был, а я всю жизнь одна маюсь… Теперь ты меня понимаешь?

Т а м а р а. Понимаю. (Не сразу.) Ты должна поговорить с ней.

Н а д я молча трясет головой. Пауза.

Н а д я (увидев, что сестра смотрит на часы). Вам идти надо. Опоздаете.

Т а м а р а (тяжело вздохнув). Да. Надо идти.

Т а м а р а идет в комнату. Н а д я остается одна на кухне. Она продолжает смотреть в окно: на улице дождь, ветер ломает ветви деревьев, слышатся раскаты грома. Все постепенно заглушается звуком чайника. Затемнение.

КАРТИНА ВТОРАЯ

Утро. Раздается стук в дверь. Н а д я со словами: «Кого там черти принесли?» — идет открывать.

Л а р и с а (спустя долгую и неловкую паузу). Замерзла…

Н а д я молча смотрит на дочь.

Л а р и с а. Холодно очень…

Н а д я. Пьяная что ль?

Л а р и с а (отрицательно мотает головой). Впустишь?

Н а д я отходит в сторону.

Л а р и с а. Я насквозь мокрая… вся продрогла…

Н а д я. Еще бы! На улице такая дождина хлещет…

Л а р и с а. Да на улице просто жуть, что творится! Пока добиралась, пока дом нашла…

Н а д я. Почаще надо мать навещать.

Неловкая пауза.

Л а р и с а. Ты меня видеть не хочешь.

Н а д я. Да, не хочу. Сказать почему?

Л а р и с а. Сама знаю. (Подходит к столу.) А это что? (Берет в руки книгу.) Библия? Ее еще кто-то читает?

Н а д я. Это не моя. Положи.

Л а р и с а (после долгой паузы). Может, чаю?

Н а д я. У нас самообслуживание.

Л а р и с а (не сразу). А почему ты не спрашиваешь: как у меня дела?

Н а д я. Как у тебя дела?

Л а р и с а. Митя скоро в садик пойдет. Я тебе его покажу. (Достает телефон.) Это мы с ним в зоопарке. (Смеется.) Здесь ему пять месяцев. Ой, представляешь! — купила ему шоколадку, а он не съел ее. Оказывается, Митя не любит сладкое.

Н а д я (отходит к окну). Что-то он на Максима совсем не похож.

Долгая пауза.

Л а р и с а. Мам… мы разводимся.

Н а д я (делает вид, что хочет обнять). Доча! (Резко.) Так ты хотела, чтобы я отреагировала? (Смотрит на дочь.) Что у тебя там?

Л а р и с а. Где?

Н а д я. В руке.

Л а р и с а. Часы.

Н а д я. Ну и сколь щас?

Л а р и с а. Пять минут десятого.

Н а д я. Хм… так они ж на час отстают.

Л а р и с а. Намокли… А тетя Тома и Леня где?

Н а д я. Ушли. Скоро придут. Они что, в часах разбираются?

Л а р и с а (помолчав). Ты не изменилась.

Н а д я. Ты лучше за собой следи.

Л а р и с а. Мам!

Н а д я. Что мам?

Л а р и с а. Ты издеваешься…

Н а д я. А разве ты надо мной не издеваешься? Ну чего ты? чего? — уставилась на меня… пигалица. О-о! О-о! О-о! — началось. Только давай без этого! Нечего тут сопли распускать!

Л а р и с а. Мама! Я с Максимом развожусь, а ты…

Н а д я молчит.

Л а р и с а. Ты ведь этого хотела? Этого?

Н а д я продолжает молчать.

Л а р и с а. Все! Теперь я свободна!

Н а д я. Я вот как чувствовала: неспроста сегодня утром гром-то был! Напомни, зачем ты пришла?

Л а р и с а. Ты же сама хотела, чтобы мы развелись.

Н а д я. Да, когда-то хотела. А теперь поздно. Я давным-давно передумала. Так зачем ты пришла? Тебе жить, наверное, негде?

Л а р и с а. Мне Митю некуда деть.

Н а д я. Ну так оставь его у Максима.

Л а р и с а. А он ему нужен?

Н а д я. Ну тогда я тебе ничем помочь не могу.

Молчание.

Л а р и с а. Я думала: он с тобой поживет некоторое время.

Н а д я. Хм… думала она! Я смотрю, тебе одной квартирки мало… что, за второй пришла? А я ведь, кажется, предупреждала тебя, говорила: «Не рожай! Опомнись!» А ты что? — взяла и мать подожгла. Еще и наглости хватило явиться!

Л а р и с а. Хватит! Ты прекрасно знаешь, что я не поджигала тебя! Сколько можно говорить!

Н а д я. Все! Наслушалась уже: я, не я! Вон, милому своему будешь рассказывать, а не мне! Но только знаешь что? — ты ведь не меня, ты себя без угла оставила. Или ты думаешь: потрахаешься, родишь и мне на шею сбросишь? — не бывать этому.

Л а р и с а. Никто так не думает.

Н а д я. Правильно. Потому что у тебя мозгов нет!

Л а р и с а. Перестать!

Н а д я. Хорошо-хорошо, я перестану… а то вдруг ты эту квартирку тоже спалишь. Только это уже пройденный этап.

Л а р и с а. Мама, я прошу тебя.

Н а д я. Все! Ни слова больше.

Л а р и с а. Мам…

Н а д я. Замолчи, я сказала.

Л а р и с а. Да пойми ты наконец, что я не собираюсь избавляться от сына, я лишь хочу решить свои проблемы, вот и все! В конце концов, он внук тебе.

Н а д я. Так он мне внук что ли? Ну тогда вот те бог, а вот те порог.

Л а р и с а. Мама, если я в чем-то виновата перед тобой, то ты прости меня, пожалуйста! (Идет к двери.)

Появляется Т а м а р а.

Т а м а р а. Мама ро́дная! Я смотрю, у нас гости? Лариса, здравствуй. Дай я хоть тебя обниму.

Л а р и с а (обнимая Тамару). На улице сильно холодно?

Т а м а р а. Дождь так и не прекращается — вон смотри, как промокла.

Л а р и с а. Вижу. (Уходит.)

Т а м а р а. Лариса, давай хоть чай попьем. Когда мы последний раз-то виделись? (Выбегает на лестничную площадку.) Лариса! Лариса! Ушла.

Через считанные секунды Л а р и с а возвращается.

Т а м а р а. Лариса! Проходи, раздевайся… хоть поздороваемся нормально, а то ни здрасьте, ни до свиданья.

Н а д я. Может чаю?

Т а м а р а. Чего спрашиваешь? Конечно чаю и вареньице достань-ка.

Т а м а р а и Л а р и с а усаживаются за стол. Н а д я стоит у окна.

Т а м а р а. А я как знала, что ты придешь. Чувствовала. Да и мать сегодня утром о тебе говорила.

Н а д я. Все утро только о тебе и говорила.

Т а м а р а. Перестань. (Ларисе.) Хорошо, что ты пришла.

Н а д я. Я бы сказала: явилась.

Т а м а р а. Может, хватит!

Л а р и с а. Теть Том… Я спросить хотела… можно мой Митенька…

Т а м а р а. Что такое?

Л а р и с а. С вами… некоторое время… поживет? (Пауза.) Мы разводимся с Максимом.

Т а м а р а. Ой! Так может еще все образуется.

Л а р и с а. Нет.

Т а м а р а (посмотрев на сестру). Ты-то сама, где жить собираешься?

Л а р и с а. Обо мне не беспокойтесь, я найду себе место…

Н а д я. Кому ты нужна? Место она себе найдет.

Т а м а р а. Надя! (Укоризненно смотрит на сестру.) Ты Лариса не переживай. Мы ведь не чужие. Если что, сама приходи. Хорошо?

Л а р и с а. Теть Том, я как жилье найду, сразу же его заберу…

Т а м а р а. Ты когда его приведешь?

Л а р и с а. Вечером. Сегодня.

Т а м а р а. Ну все, все. Успокойся. Давай лучше чай пить. Надь, поухаживай за дочерью.

Н а д я. У нас самообслуживание.

Т а м а р а. Надя.

Н а д я с недовольным лицом берет чайник.

Л а р и с а. А Леня где?

Т а м а р а. В музыкальной школе на скрипке играет.

Н а д я (разливая чай). Ага, все нервы уже вымотал. Не нужна ему твоя скрипка, не нужна!

Т а м а р а. Леня учится, развивается!

Н а д я. Посмотрим, кто из него вырастит… Может вандал, который квартирки поджигает.

Т а м а р а. Ты дура! Я сейчас не спрашиваю, а говорю, что ты — дура! Хоть глаза раскрой, к тебе дочь пришла, а ты всякую белиберду городишь.

Л а р и с а. Хватит уже.

Н а д я. А я ей все скажу! Ну что, доченька, как тебе чаек? Правда, хороший?

Л а р и с а. Да, мамочка, чаек и вправду хороший. Крепкий… Черный…

Н а д я. А тибетские чаи только такие бывают.

Л а р и с а. Надо же… никогда не пила тибетский чай.

Н а д я. Тебе может еще налить?

Л а р и с а. Не стоит. (Встает из-за стола, направляется к двери.)

Н а д я. Уже уходишь? Как жалко! Ну ничего, вечером я тебе покрепче чаек заварю. До свиданья, доченька. (Закрывает дверь.)

Пауза.

Т а м а р а. Ну и что это было?

Н а д я. А что такое?

Т а м а р а. Я тебя спрашиваю.

Н а д я молча отходит к окну.

Т а м а р а. Надя, послушай, девочке нужно успокоиться, прийти в себя.

Н а д я. Прийти в себя… После чего?

Т а м а р а. Она разводится.

Н а д я. Ты не понимаешь… Ты действительно ничего не понимаешь!

Т а м а р а с удивлением смотрит на сестру.

Н а д я. Она ведь хочет избавиться от сына.

Т а м а р а (смеется). Перестань, она хочет, чтобы он с нами пожил…

Н а д я. Да иди ты! Я ей на полном серьезе, а она…

Т а м а р а. Надя, это, как-никак, твоя дочь.

Н а д я. Да ежели б я знала, что она станет такой, я бы ни за что в жизни… (Неожиданно прерывается.)

Т а м а р а. Что?

Н а д я (помедлив с ответом). Не родила бы ее.

Т а м а р а. Дура ты, прости Господи! Она, небось, прощение просить приходила…

Н а д я. Ага, попросила. Спустя три года. Но только знаешь что, мне ее прощения не нужны!

Т а м а р а. Вот скажи мне: что она тебе сделала?

Н а д я. Что она сделала? Что она сделала? А я тебе скажу, что она сделала!

Конец ознакомительного фрагмента.