Авантюристы. Книга 7

Николай Захаров, 2019

Повествованием охвачены события века 20-го /лихого/для нашего Отечества и не менее /лихих/ предыдущих и последующих веков. Все совпадения имен персонажей с реально жившими и живущими людьми – совершенно случайны. Продолжение книги "Жулики". Содержит нецензурную брань.

Глава 5

Штаб воздушной 4-ой в Романьках, разместился в трех домиках и в паре штабных палаток. Работая очень интенсивно. Стрекотали мотоциклы с колясками, увозя каких-то офицеров с портфелями и летчики «люфтваффе», разных званий, сновали вокруг этих домиков с озабоченными лицами, деловито куда-то спеша. В штабной палатке, на которую им любезно указал расспрошенный оберст, командующего генерал-полковника Александра Лёра удалось застать вместе с начальником штаба 4-ой воздушной генерал-лейтенантом Гюнтером Кортеном.

Они обсуждали оперативную обстановку на Юге и утверждали график боевых вылетов на следующий день.

Приход двух штурмбанфюреров озадачил командующего и на их просьбу уделить им десять минут для конфиденциального разговора, откликнулся с явной неохотой. Эсэсовскими рунами командующего было не напугать, его ценил Геринг и тыл у генерал-полковника был прикрыт надежно. Никаких прегрешений перед Рейхом он за собой не чувствовал и сейчас, когда германская армия перла на восток со скоростью железнодорожного экспресса, уже отрезав практически пять армий Южного фронта русских и окружив их, все пребывали в эйфории от предстоящей грандиозной победы, а командующий разумеется не исключение. Он тоже человек и внес свою лепту, в эту победу назревающую. Лёр кое-что видел гораздо лучше сверху, чем командующие сухопутные и о том, что русских ожидает неминуемый разгром, знал лучше других еще неделю назад. Неудовольствия он своего не показал, разумеется, и его даже немножко разобрало любопытство. — «Что понадобилось"черепастым"от него вдруг?»

— Извольте, — кивнул он. — Конфиденциально, значит, в саду. Пройдемте, — и вышел первым из палатки. Сад шумел осеннею листвой и с громким стуком падали с ветвей перезревшие яблоки. С нижних веток их уже ободрали немцы и некоторые даже обтрясли, но на самых верхних они еще румянились и обрываясь с пересохших черенков, летели вниз, шурша листвой и стуча по веткам.

Отойдя на десяток шагов, командующий 4-ой воздушной, повернулся и приподнял вопросительно лохматые, как у Леонида Ильича Брежнева брови. Сходство на этом между Лёром и Лёней заканчивалось. Лицо у генерал-полковника было непропорционально вытянуто вниз и на груди у него висели не звезды как у генсека, а кресты. Вот таких у Брежнева в коллекции точно не было. Все остальные получил за время правления, кроме этих. Лёру тоже не светило стать Героем Советского Союза, тем более Героем Социалистического труда. И хоть был он по натуре трудоголиком, но фюрер так и не успел наградить его крестом Героя труда националистического… А зря. Парень заслуживал, судя по мешкам под глазами. Спал урывками, радея об общем деле. Адольф вообще недооценивал этого Лёра. Двигал как пешку туда-сюда, звания зажимал очередные, а в 45-ом, в самом конце войны, взял да и наградил дубовыми листьями к рыцарскому кресту. Мог бы и сразу крест с листьями дать. Зажал листья, а потом, с намеком не иначе, их ему сунул в январе, за три месяца до конца войны. «Дуб, мол, ты». Лёр обиделся и сдался англичанам. Они, правда, его в 1947-м повесят в своей тюрьме, но сейчас он об этом не догадывался, хотя лицо было такое мрачное, будто что-то подобное предполагал. И это в дни триумфальных побед… «Какое же лицо у этого человека в дни поражений?», — невольно спросил себя Михаил.

— Мы к вам, герр командующий, вот по какому делу. Ознакомьтесь, — Михаил протянул Лёру, сложенный вчетверо лист бумаги. — Это собственноручное письмо Рейхсфюрера Генриха Гиммлера. Вам знаком его почерк?

— Знаком, — кивнул Лёр, — не спеша развернул лист и внимательно прочел письмо Гиммлера, обращенное лично к нему. Рейхсфюрер просил оказать всяческое содействие его сотрудникам — штурмбанфюрерам Карлу Марксу и Фридриху Энгельсу, в выполнении ими весьма важной миссии. К письму прилагались две фотографии штурмбанфюреров с личной печатью Рейхсфюрера в нижнем правом углу и его подписью, удостоверяющих, что он держал их в руках.

— Здесь сказано, что вы поясните на словах в чем заключается ваша миссия, — Лёр вернул письмо Михаилу и внимательно стал изучать фотографии. Он даже левый глаз слегка прищурил, сравнивая снимки с оригиналами и удовлетворившись результатом, добавил: — Слушаю вас, господа. Все, что в моих силах…

— Миссия наша заключается, герр генерал-полковник, в негласной проверке некоторых подразделений вашей воздушной армии. Впрочем они фактически подчинены Рейхсфюреру и только формально числятся в вашем подчинении.

— О каких подразделениях вы говорите, конкретнее будьте любезны? — насторожился Лёр.

— О группе ПОРККА. Очень символичное название не находите?

— Психологическая обработка. Сейчас они находятся… — Лер назвал номер авиадивизии и эскадрильи… — это совсем рядом в Остере. Рядом с этим населенным пунктом. Что требуется от меня?

— Прежде всего от вас требуется осведомленность о нас и какое-нибудь предписание для командующего авиадивизии. Скажем на инспекционную проверку аэродромных служб. Охрана, связь, питание личного состава. Это для прикрытия истинных целей нашей миссии. Видите ли у нас есть все основания предполагать, что в группе «Порка» утечка. Кто-то из наших людей ведет двойную игру. Поэтому мы хотели бы, с вашего ведома, появиться в авиадивизии, как ваши подчиненные. Переоденемся в форму «Люфтваффе», если вы не возражаете, — Лёр, пожал плечами, не видя пока причин возражать.

— Следовательно нам необходимы соответствующие документы и командировочные предписания. Все это для прикрытия.

— Я все понял, господа, и готов со своей стороны всячески содействовать успеху вашей миссии. Вопрос только один. Как долго она продлится? — Лёр опять приподнял вопросительно брови.

— Думаю, что в три дня мы уложимся. Подозреваемых двое и мы попытаемся их спровоцировать на неосторожные действия.

— В каких званиях думаете предстать? — осведомился Лер, почему-то скептическим взглядом окидывая штурмбанфюреров.

— Думаю, что оберстов, — улыбнулся Михаил. — Генеральские нам по возрасту рановато погоны носить, а ниже оберста будет не достаточно солидно.

— Очень хорошо, — кивнул Лёр. — Я распоряжусь. Строевая часть вон в том домике. Мой адъютант Эрих Фишер вас проводит. Его, господа, придется ввести в курс дела — это моя «правая рука».

— Можете известить еще своего начальника штаба, но более никого. Инкогнито должно быть абсолютным, иначе миссия обречена на провал. Враг затаится, а впереди у Вермахта ответственнейшая операция. И если она сорвется, то это будет катастрофой, — Михаил взглянул на Лёра столь сурово, что тот даже непроизвольно подтянулся и спросил:

— Вы хотите сказать, что эта «Порка» вносит такой весомый вклад в военные операции нашей армии?

— Именно. Если бы не они, то фюрер и компанию Восточную не начал бы. У русских превосходство во всех видах вооружения. В танках в 15-ть раз, в самолетах в пять, в артиллерии в десять. Большевистская армия полностью механизирована, у нее 100 тысяч грузовиков.

— О, Боже! — Лёр схватился рукой за горло и нащупал железный крест, будто он налился пудовым весом и сейчас удушит его. — Где же это все?

— Все это бежит сломя голову уже третий месяц. Мы только танков КВ и Т-34 взяли в исправном состоянии более трех тысяч единиц. Трафаретим кресты, сажаем в них наших парней и они успешно совершают охваты и прорывы. Мы бьем большевиков их же оружием. Если бы не «Порка», Вермахт был бы остановлен в первые же дни и сейчас русские штурмовали бы уже Берлин.

— Что еще нужно вам? Чем могу содействовать? — Лёр начинал проникаться пониманием важности миссии эмиссаров Гимлера.

— Сопровождающего от штаба, чтобы исключить неизбежно-возникающие бюрократические проволочки. Желательно в чине также не ниже оберста и чтобы он был лично знаком с командованием авиадивизии и желательно чтобы он был с ними в приятельских отношениях. Чем меньше официоза, тем результативнее будет наша работа, — Лёр задумался на минуту, подбирая в уме подходящую кандидатуру и махнул решительно рукой: — Отпущу Эриха Фишера с вами. Звание у него оберст и знаком он со всеми. Отношения, по-моему, вполне приятельские. Эрих очень коммуникабелен, за что и ценю. Тем более, что он так или иначе будет в курсе. Обойдусь без «правой руки» несколько дней, — скривился в улыбке командующий — 4-ой воздушной.

Эрих действительно оказался и расторопен, и коммуникабелен. В отличие от своего патрона он прямо светился оптимизмом, был щеголем, как и положено настоящему «адъютанту его превосходительства» и соответствовал образу истинного арийца на все сто процентов т.е. был белокур и та еще бестия.

В результате развитой Фишером кипучей деятельности уже через два часа в сторону Остера отбыл служебный «Мерседес» командующего с тремя оберстами на борту.

Рядом с фильтрационным лагерем «мерседес» притормозил и Михаил с Сергеем, проинспектировав его работу, остались довольны обер-лейтенантом, записав его фамилию и пообещав внести в наградные списки.

— Железный крест, герр обер-лейтенант, не обещаем, но на почетную медаль от общества «Красного креста и полумесяца» можете рассчитывать, — обер-лейтенант «ел глазами» начальство, которое за два часа из униформы СС успело влезть в мундиры «Люфтваффе» и подрасти в званиях.

Лагерь практически опустел за прошедшее время и взвод охраны откровенно бездельничал, оставшись без подопечных. Вновь прибывающие партии русских пленных, рассортировывались уже так сноровисто, набившими руку немцами, что те, ошарашенные внезапно-проявленным милосердием победителей и уходить-то сразу не решались. Ожидая подвоха вплоть до пули в спину. Приходилось подгонять, а пайки и котелки с кашей всучивать в руки чуть ли не силой. Вот что значит большевистская пропаганда, зудевшая солдатам в уши, что немцы с пленными обращаются хуже чем с животными, а раненых не лечат, а расстреливают. Комиссары на политзанятиях только об этом и твердили с утра до ночи и бедные красноармейцы, задолбанные этой пропагандой, попадая в плен ждали чего угодно, но только не котелка каши и пачки махорки.

— Герр оберст, — обратился обер-лейтенант к Михаилу, — разрешите вопрос?

— Валяй, — разрешил Михаил.

— Что делать с евреями? — обер-лейтенант ткнул пальцем в кучку пленных, уныло сидящую посреди концлагеря. Было их человек двадцать и даже человеколюбие обер-лейтенанта совершило сбой в отношении этих людей. — Враги нации.

— А чем они лучше русских? — удивился Михаил. — Если они враги, то что… Вермахт должен их содержать? Гнать в шею и в первую очередь. Фюрер приказал окончательно решить еврейский вопрос. Раз и навсегда. Такая национальность, согласно его директиве №1409/41, отменяется. Теперь еврей больше не еврей. Где родился ту национальность и получает. В России — значит русский, в Китае — значит китаец. Вносить новую национальность в красноармейскую книжку и на общих основания вон отсюда. Вермахт — не приют для бездомных евреев. Еще есть вопросы, герр обер-лейтенант?

— Всего один, герр оберст, — щелкнул каблуками Багонет.

— Слушаю вас.

— Кто нас сменит здесь и когда?

— Устали и не терпится на фронт? Могу вас разочаровать, герр обер-лейтенант. Вы здесь до тех пор пока будут поступать пленные. Кому-либо передавать ваши функции запрещаю. Более того, разрешаю привлечь для работы в лагере местное население. Женщин в качестве поварих, мужчин в качестве рабочих, — Михаил вынул заготовленное в штабе армии предписание с печатью и сунул ее обер-лейтенанту. — Теперь вы в непосредственном подчинении у командующего армии. Откомандированы в «Люфтваффе». Поздравляю, вас обер-лейтенант, со вступлением в его славные ряды.

— Хайль Гитлер, — гаркнул обрадованный новостями обер-лейтенант.

— Выполняйте директиву фюрера, — потрепал его по плечу Михаил и Багонет рявкнув вечное «Яволь», кинулся выполнять директиву с еще большим рвением, чувствуя, что здесь он сможет принести огромную пользу Родине, подняв ее престиж в глазах международной общественности. Пробудет он на этой должности почти год и всегда его будет начальство ставить в пример другим комендантам лагерей. За то, что не просит для нужд пленных никогда и ничего. За то, что у него не бывает побегов и бунтов пленных. За то, что именно в этом лагере, сколько ни направь в него этих пленных, количество их моментально уменьшается практически до нулевого в течение нескольких дней.

— Вот как нужно работать, идиоты, — ставил в пример Багонета другим начальникам лагерей, прибывший в декабре с инспекторской проверкой гауляйтер Украины, не обнаружив на территории лагеря с покосившимися вышками ни одного пленного.

— Где контингент? Неужели всех ликвидировали? — удивился он, разглядывая занесенную снегом площадку.

— Так точно, в соответствии с директивой фюрера №1409/41, — браво ответил обер-лейтенант и получил повышение в звании внеочередное, за рвение.

Аэродром находящийся рядом с поселком Остер, достался немцам от отступившей РККА. Рядом с ним «Люфтваффе» устроило здоровенную свалку горелой техники. Сначала свезли сгоревшие прямо на земле краснозвездные машины, а потом кому-то пришла в голову идея стаскивать сюда вообще всякую поврежденную. Грандиозный этот склад вторчермета, хозяйственными немцами был организован для последующей ее сортировки и отправке по назначению. Что-то можно было отремонтировать в полевых условиях, а что-то уползет в эшелонах в Фатерлянд. Особенное внимание службами тыла обращалось на цветные металлы и алюминий, который считался сырьем стратегическим и по этой причине даже у пленных красноармейцев изымались их солдатские котелки и ложки. Все войны на Земле велись всегда исключительно ради добычи. И эта была не исключением. На свалке копошились бригады сортировавшие металл, растаскивающие его по кучам. Все те же русские пленные.

— Говорят, что даже чернозем из России эшелонами приказано вывозить, — кивнул Михаил в сторону свалки. — Богатая страна эта Россия. Люди в ней нищие, правда, почему-то всегда.

— Порядка у них нет потому что никогда, — живо откликнулся Фишер. — Им бы царем нашего фюрера помазать на трон и зажили бы они лучше всех. Сами виноваты. Своего царя свергли и евреев к власти допустили.

— Однако и при царе они жили не лучше чем при большевиках, а в его жилах текла арийская кровь, — возразил Сергей.

— Ленивый народ. Им бы напиться водки, да под балалайку сплясать. Кто Россией управлял всегда? Немцы. Если бы не они, то и страны такой — Россия не было бы, — самоуверенно заявил адъютант. — Всегда немцы решали в России, как ей жить. От ихнего царя Петра так было и до последнего — Николая.

— А им это надоело и они попробовали жить без немцев? — спросил Михаил.

— Они — русские вообще ничего никогда не решали. За них решали всегда другие. Пока решали немцы, Россия была великой страной, почти арийской. А потом поналезли евреи со всех сторон. И начали они решать. Царя-батюшку расстреляли и власть захватили. Немцев — дворян выгнали, а кто не успел уехать тоже расстреляли. Нет, народ в этой стране — это свинья, которую никогда не спрашивали, чем ее кормить.

— Вы считаете, что они не способны сами собой управлять?

— Про русских недаром говорят уже давно, что «один русский — это гений, два русских — это скандал, три — это анархия». Нет, они сами не могут. Им нужна железная рука. Без нее русские впадают в анархию, работать перестают. Пьют и пляшут свою кадриль, — уверенным голосом подтвердил Фишер. — Посмотрите как они воюют — это потому что ими командуют евреи-большевики. А евреи воевать никогда не умели. Поэтому русские отступают. Когда русской армией командовали немецкие офицеры, русские всегда побеждали. У русских никогда не было своих талантливых полководцев, в этом их беда. Они солдаты, а командовать ими должны мы — немцы.

— А Суворов?

— Суворов? Это немец чистокровнейший, господа. Как можно не знать об этом? Его предок — Сувор принял подданство русское в 1622-м году при царе Михаиле Федоровиче. Прибыл он в Россию из Швеции, но сам Сувор был прусак из Мюнхена. Поступил на службу к шведскому королю, но что-то его там не устроило и ушел служить к царю Михаилу. И звался он вообще-то Zuvеr, что означает — «опередить», или что-то в этом смысле. Русские, конечно, переиначили на свой лад.

— Откуда такие познания, герр Фишер? Вы изучали военную историю? — задал вопрос Сергей.

— Увы. Нет. Но о Суворове знаю многое. Я родился в Швейцарии, господа. В городе Швиц. Там помнят генералиссимуса и его переход через Альпы. Только истинный ариец способен на такое. Шестьдесят сражений и ни одного поражения, — Фишер гордо задрал свой арийский нос и свысока взглянул на копошащихся в утиле пленных. Один из них, с забинтованной грязной тряпкой головой, видимо споткнулся и рухнул, выпуская из рук кусок дюралевой обшивки, которую волок из одного конца свалки в другой. Фрагмент крыла кувыркнулся и, очевидно, достаточно чувствительно попал по ноге охраннику. Судя по ярости, с которой он набросился на упавшего пленного, избивая прикладом винтовки, удар был болезненным. Пленный попытался встать, но ударом в голову караульный сбил его с ног и принялся добивать уже лежащего. Удары сыпались столь яростные, что Михаил понял, встать русскому живым немец не позволит.

— Стой, — скомандовал он водителю и «мерседес» замер, рядом с проводящим экзекуцию охранником.

Услышав за спиной хлопок двери тот оглянулся, размахиваясь для очередного удара и замер с перекошенным от ярости лицом. Перед ним стоял оберст Люфтваффе. И глаза у оберста были такие, что охранник тут же пришел в себя. Яростную гримасу сменил на угодливую и вытянувшись по стойке смирно, доложил:

— Шутце Баркхорн.

— Демонстрируете арийское превосходство недочеловеку, шутце? — Михаил взглянул на разбитое в кровь лицо русского, который сумел сесть и теперь смотрел на него снизу вверх одним глазом. На месте второго была сплошная кровавая рана. Видимо эсэсовец попал удачно в глаз и этот человек теперь наверняка лишился его. Пленный был, судя по гимнастерке, рядовым и уже в возрасте. Пожилой дядька сидел сгорбившись, схватившись одной рукой за голову, а второй рукой размазывал кровь по лицу подолом гимнастерки.

— Объявляю вам месяц ареста, шутце Баркхорн, за недостойное немецкого солдата поведение. Такие как вы позорят Германию. Немедленно отправляйтесь под арест. Кто старший в наряде?

— Унтершарфюрер Кеппен, — у немца вытянулось лицо. Он искренне не понимал за что так сурово наказан.

— Унтершарфюрера ко мне и бегом на гауптвахту. Если ее еще нет, роете окоп для стрельбы стоя, шутце Баркхорн и отбываете арест в нем. Бего-о-о-ом. Марш! — Шутце запрыгал резво по железкам в сторону аэродрома, а к нему на встречу, так же гремя, прыгал унтершарфюрер.

Он тоже искренне не мог взять в толк, чем не доволен оберст Люфтваффе, но «яволь» вякал, как положено и оказать пленному пострадавшему медицинскую помощь распорядился. Прибежавший санитар засуетился вокруг него, меняя повязку на голове. Забинтовал несчастному голову так, что у того из-под нее торчал только нос.

— Отправить всех пленных в лагерь у деревни Романьки, — скомандовал Михаил унтершарфюреру и тот опять сначала послушно сказав «Яволь», все же возразил, впрочем не уверенно:

— Здесь в Остере свой лагерь, герр оберст.

— В Романьках к ним отношение соответствующее. А с вашим лагерным начальством мы будем разбираться уже сегодня. Засиделось оно в тылу. Такие бравые ребята, как ваш шютце Баркхорн, должны не на пленных свою ярость вымещать, а в бою. Вон сколько накопилось жажды повоевать. Это от безделья. А командовать баркхорнами кто-то должен или нет, унтершарфюрер? Сами себя они в атаку не поднимут. Верно? — возразить унтершарфюреру было нечего и по его глазам Михаил понял, что у рядового Баркхорна сегодня будет незабываемый вечер.