Анаконда, глотающая живьем

Николай Старинщиков, 2019

Чиновник – страшная сила. Подобная сила вдвойне безобразна, если ничем не ограничена и представлена чинушей в белом халате. Главным врачом, например. Жора Лазовский, заподозрив одного такого в нечистоплотных делах, встает у него на пути, поскольку чинуша вовсе не врач. Это анаконда, глотающая живьем.Содержит нецензурную брань.

Глава 5

…Следующим утром в ворота ЦГБ вошла больничная «санитарка» и остановилась напротив распахнутой будки охраны. Средняя дверь отворилась: из салона смотрел Непрокин.

— Ты какого здесь хуя сидишь?! — гавкнул Фёдор Ильич. — Тебя для чего сюда поставили!..

Охранник не сдвинулся с места. Как сидел, так и продолжал сидеть в стареньком кресле.

— Где второй?! — ревел Непрокин.

— В обходе, — ответил охранник скрипучим голосом.

— Чтобы сейчас же! — орал Непрокин. — Ты понял меня?!

И снова матом. Вместо пальцев — сосиски. Тычет ими в сторону площади.

Охранник не шевелился.

— Чтобы сейчас же их там не было! Ты понял меня?! Мы с вашим директором условились! Вы обязаны мне помогать! Чтобы ни одной торговки за воротами — иначе полетите у меня!.. — лаял громадный пёс, похожий на человека.

«В кабину не умещается — потому и забрался в салон, — отрешенно думал охранник, продолжая молчать. — Несчастный человек…»

Непрокин хлопнул дверью, «санитарка» двинулась внутрь двора, волоча за собой выхлопные газы вперемешку с дорожной пылью.

У административного корпуса Непрокин велел остановиться, выбрался из машины, сразу сделав ее легче до полутора центнера, и направился в офис. Мимо сновали подчиненные. Завидев шефа, народ ускользал в боковые проёмы либо, упустив время, загодя кланялся и цедил:

— Доброе утро, Фёдор Ильич.

Фёдор Ильич, блестя очками, слабо кивал, продолжая путь. Дел у него с утра предстояло опять немало. Надлежало утрясти вопрос о сокращении кадров, поэтому, в первую очередь, следовало соблюсти юридическую процедуру.

Войдя к себе в офис, он велел секретарше решить этот вопрос, причем таким образом, чтобы никто к документам не подкопался.

— В смысле? — не поняла секретарша.

— Пригласи ко мне Порватову и юрисконсульта.

Секретарша убежала исполнять поручение, а Фёдор Ильич, распахнув настежь дверь кабинета, вошел внутрь, обошел стол и сел в кресло, наслаждаясь охлажденным воздухом кабинета.

Вскоре главная кадровичка Порватова и юрист Лазовский уже стояли перед Фёдором Ильичем в конце приставного стола.

— Приказы, — произнес Непрокин, глядя в монитор.

Порватова подошла ближе и протянула ему внушительную пачку бумажных листов.

Непрокин положил их перед собой и принялся изучать, листая один за другим.

— Где твоя подпись? — уставился он в Лазовского.

— Приказы идут с нарушениями, — произнес тот. — Во-первых, нарушены сроки, поскольку речь идет о сокращении. Во-вторых, нарушено правило о предоставлении списка вакансий, если таковые имеются. А вакансии, насколько мне известно, имеются…

— Не понял я! — Фёдор Ильич выкатил глаза. — Ты учить меня вздумал?!

— Надо предложить эти вакансии людям. Иначе приказы признают незаконными…

— Кто признает?

— Суд…

— Хорошо. Ступай, — велел Непрокин. — А вы останьтесь, — ткнул он в сторону Порватовой пухлым пальцем, словно она была не живым человеком, а компьютерной клавишей.

И когда Лазовский уже был в дверях, главный врач произнес ему в спину:

— Напомню тебе, если такой ты забывчивый: не надо строить из себя законника — подпиши и гуляй!

Георгий удивленно качнул головой и продолжил путь.

Оставив позади себя кадровичку Порватову и Непрокина, Георгий вышел в общий коридор, приблизился к своему кабинету и вошел внутрь. В голове у него был абсолютный сумбур. Сокращение штатов. Приказы. С признаками нарушений трудового права. Какие-то согласования, от которых тюрьмой несёт.

Георгий сел к столу, облокотился и тотчас вспомнил всё, что казалось давно забытым.

***

Если бы знать заранее, что именно так всё и будет, Гоша Лазовский не пришел бы сюда с собакой. Он придумал бы, как этого избежать. Теперь было поздно: его любимый Шарик висел на перекладине, а Тараканов обдирал его живым. Собака скулила, кусалась и ничего не могла поделать.

Георгию шел тогда восьмой год. Они еще жили в деревне. Мать тогда была замужем за Кузьмой Архипычем — пришлым мужиком, у которого в деревне была лишь сестра да ее сожитель Илья Тараканов, высокого роста и сильный.

Тараканов был любитель поспорить. Бывало, на спор с Кузьмой, велит Гошке ухватиться за большой палец руки, после чего поднимет и перенесет вокруг своей головы, словно гирю. Кузьма тоже возьмётся, обернет разок, покраснеет от натуги и поставит на землю. Слабоват в коленках, но не отступит в споре.

И надо же было такому случиться: Кузьма наладился в тот день к Тараканову, взял с собой Гошку. А где Гошка — там и Шарик.

Илья с Кузьмой вначале подвыпили, вышли во двор и тут, слово за слово, поспорили, что Тараканов живьем обдерет собаку. Какую? Да хотя бы вот Шарика…

Кузьме бы лучше не спорить, но где там! С пеной у рта он доказывал, что это никак невозможно, а когда до него дошло, то было поздно: собака висела под навесом на перекладине, головой вниз, а Тараканов, орудуя ножиком, сдирал с нее шкуру.

У Кузьмы мелко тряслись штаны. Лицо побледнело.

Гошка плакал, ненавидя обоих. Спорили бы на собственную шкуру, а то ведь на чужую. Разве же это справедливо?

Шарик дергался и зло скулил. Такого предательства от людей он не ожидал и пытался укусить. Тараканов приладил ему на морду сыромятный ремень и продолжил кровавое дело, заставив Кузьму держать за передние лапы.

Гошка метался рядом, просил не мучить собаку. В мокрых глазах у мальчишки ломался и прыгал мир, но его никто не хотел замечать, словно он был пустое место. Его оттолкнули, и теперь он стоял среди двора, униженный и заплаканный. Рядом с ним, усмехаясь, вертелся сын Таракановых, Федька. Этот Федька был младше Гошки. Он не плакал, ему почему-то было весело.

А вскоре всё было закончено. Шарика сняли с перекладины и положили на грязный пол. Несчастное животное едва скулило. На голове кожа осталась нетронутой. Остальная ее часть была подрезана и лежала теперь на шее толстым кровавым узлом.

Тараканов вытирал руки о холщовую тряпку. Из дома на крыльцо вышла тетка Мария, сверкнула глазами и вновь ушла.

— Теперь ты понял? — спросил Тараканов у Кузьмы.

Кузьма натянуто улыбался. Конечно, он понял. Какие могут быть слова, когда и так ясно, что проиграл.

— Теперь будешь знать…

— Я думал, ты шутишь, — мямлил Кузьма.

— Отнеси его в лес, — велел Тараканов.

Кузьма ничего не ответил, намотал себе на ладонь конец веревки и двинулся в огород, волоча за собой собаку — задом наперед, голым телом по комьям земли.

Собака устало скулила, Федька скакал рядом и щерился. Гошка шагал позади. Прощай, Шарик. Еще утром ты играл, радовался жизни, а теперь тебя нет. Кто после этого дядя Илья? Таракан и есть. И Федька у него такой же. Оба гады. И Кузьма, материн муж, такой же гад.

Втроем они подошли к задам, открыли калитку и вышли за огороды. За просторной поляной опускался низом пихтовник. У пихтача Кузьма остановился, закурил, потом ухватился обеими руками за веревку и рывком, наотмашь, бросил собаку в низину. Шарик при падении всхлипнул и навсегда замолчал.

«На пенек угодил», — подумал Гошка и снова заплакал. Он ничего не мог сделать с безжалостной сворой. У него не было сил бороться.

Кузьма бросил в траву папиросу, растоптал сапогом и пошел к огороду. Его племянник, Федька Тараканов, скакал следом, норовя ухватиться за руку.

…Женские голоса за дверью прогнали видение. Но образ Ильи Тараканова так и стоял в глазах. И тут вдруг подумалось, что Непрокин Фёдор Ильич чем-то напоминает Тараканова. И если б не разные фамилии, то всё совпало бы — тот же тяжелый взгляд, те же повадки. При этом выходит, что сын живодера — медик. По рассказам односельчан Федька вроде бы тоже куда-то поступал и где-то что-то закончил. Уж не медицинский ли?

Лазовский посмотрел на часы, потом поднял трубку и набрал номер.

— Адвокатская палата слушает, — сказал женский голос.

— Лазовский беспокоит. Как с моим заявлением?

— Вам отказано, — ответила дама. — У вас нет оснований претендовать…

Отказ был голословным, и Лазовский возмутился. Однако дама не захотела его слушать, сославшись на занятость.

Лазовский вновь набрал номер и продолжил доказывать свою правоту.

— У вас отсутствует необходимый стаж, — стояла на своем дама. — Согласно справке УВД, вы занимали должность старшего дознавателя. Из этого следует…

— Из этого ничего не следует, — оборвал ее Лазовский. — Я занимал не только эту должность, но и служил в ОМОНе, а также был следователем…

— Вы были дознавателем… Впрочем, приезжайте к президенту и задавайте ему свои вопросы…

— Надеюсь, не к президенту страны?

— К президенту адвокатской палаты. Сегодня его уже нет, так что завтра, пожалуйста.

***

Гусев с Телегиным ходили по отделу полиции, заглядывая по пути в кабинеты, и в коридоре столкнулись с Брызгаловым. Тот сразу разинул рот.

— Вам что — делать нечего?! Бродите, как сладкая парочка! У тебя что, Телегин, все преступления раскрыты?

Телегин молчал.

— А ты, Гусев? Ты же следователь! У тебя дела плачут в сейфе…

— Мы деньги собираем, — произнес Гусев и добавил: — С вас причитается, товарищ полковник…

— Чего?!

— Он же работал у нас, Барабанов…

— Ты еще будешь меня учить?! Кто ты такой?!

— А ты? — удивился Гусев.

— Нет, ты скажи, кто ты такой?!

— А ты кто такой?

— Нет, кто ты такой, а?!

Мимо сновали сотрудники. Концерт с участием начальника и сладкой парочки набирал обороты и грозил перерасти в побоище, поскольку Брызгалов уже начал махать руками перед носом у Гусева, а затем уцепил его пятерней за лацкан пиджака.

— Клешни убери…

Следователь перехватил ладонь Брызгалова.

— С вас сто рублей, товарищ полковник, — напомнил Телегин и протянул руку.

— Чтоб сегодня же духу вашего не было в отделе! — орал полковник.

Развернувшись, он шагнул коридором к выходу.

***

Жил-был мужик. И вдруг не стало его. Гусев с Телегиным таращились на свежий могильный холмик, на котором рабочие устанавливали деревянный крест. Оглянувшись, Гусев заметил Лазовского и молча кивнул ему. А потом подошел и заговорил — где работаешь, как живешь…

— Живу, — ответил Георгий. — Сам-то как?

— Если сказать хорошо — не поверишь…

— И всё же.

— Существуем помаленьку.

Телегин приблизился к ним и протянул руку Лазовскому.

— Если б они подменили его, то он был бы жив… — продолжил Гусев. — Дежурный виноват. Представь, ты дежуришь в изоляторе, а тебе привозят родного сына…

Народ тем временем потянулся к выходу с кладбища. Лазовский знал старшину Барабанова с первых дней службы. Оба они поступили тогда в милицию на должности рядовых милиционеров и вместе патрулировали — в пешем порядке или на машине. Потом Георгий поступил в юридический, и пути их разошлись.

— В голове не укладывается, — ворчал Телегин. — Он же в нашем отделе работал, в дежурке пахал…

— Игин с Брызгаловым — те еще черти, — рассказывал Гусев. — Ты должен их помнить… Они в старом городе работали… Короче, умные мужики уходят, прихвостни остаются — вот тебе и реформа. Так что решили мы, что лучше самим уйти. Место под солнцем всегда найдется.

— Завтра в кадры — и гуд бай, амигос! — воскликнул Телегин. — Можно создать своё предприятие, детективное агентство… Или адвокатский кабинет, например.

Лазовский сморщил губы.

— Уйти, конечно, можно, если приспичило. Но я бы, например, не спешил, — принялся он рассуждать. — Я бы все-таки отслужил. Лет двадцать. А потом гуляй себе на пенсии.

Но его никто не слушал. Этим двоим казалось, что гражданское общество ждет их с распростертыми объятьями — стоит лишь влиться в него. Ведь на гражданке такие громадные возможности! Можно стать детективом, а можно податься в адвокаты.

— Не спорю, — продолжал Георгий. — Можно создать детективное агентство. — Но для этого потребуется лицензия той же полиции. Дадут вам лицензию при таком раскладе? Так что я бы советовал отработать сначала. Всё-таки хоть какая-то привилегия. В смысле, пенсия…

— Ты не знаешь Брызгалова! — Гусев сплюнул. — Он ни черта не смыслит. А теперь вошел во вкус. Так что я для себя уже решил…

— Я тоже, — сказал Телегин.

— Я тоже ухожу от Непрокина, — вздохнул Лазовский. — Уже документы подал в адвокатскую палату.

— Тебе проще, — согласился Телегин. — У тебя есть возможность маневра…

— Вот именно! Так что я не советовал бы…

— Он копает под нас, так что по-хорошему вряд ли удастся.

За оградой возле ворот людей поджидал огромный автобус. Они подошли к нему, поднялись внутрь и вскоре сидели за общим столом в арендованной по этому случаю столовой.