Семетей, Сын Манаса. Книга 2

Николай Тобош, 2021

Это произведение – продолжение серии из семи книг «Манас», прозаического переложения легендарного одноименного эпоса кыргызов. Во второй из трех книг богатырю Семетею предстоит завоевать невесту, сговоренную ему еще до рождения, и отправиться в далекий Бейджин, чтобы отомстить убийце своего великого отца Манаса.

Расследование исчезновения сокола Акшумкара

Исчез Акшумкар, будто провалился сквозь землю. Никаких следов, вернее никаких знаков, показавших бы, где он может находиться. И даже не появилось в умах никаких предположений, где он мог пропасть. Овладело мыслями охотников мнение о происхождении невероятного события. Это лебедь взял сокола в плен и улетел вместе с ним. Все трое охотников сели от усталости прямо на зеленеющую траву и начали гадать, что же произошло с любимым Акшумкаром. Никакие мысли, которые могли пролить свет на происходящие события, им в головы не проникали.

Тем временем приехал караван с грузом на четырнадцати знаменитых скакунах. Во главе каравана приехал уважаемый аксакал Ормонбек, чтобы выпустить наружу свои последние человеческие страсти, несмотря на возраст, что позволял ему сидеть дома, в кругу внуков и внучат. Он был самым старшим среди молодежи народов Таласа. Поэтому вся молодежь обращалась к нему как к аксакалу. Прислушивалась к его мнению везде и во всем. Он заслужил такой почет своей рассудительностью. Его сопровождала вся молодежь из окружения Семетея, справедливый силач сын Бакая Байтайлак, Шайымбет, сын Жамгырчы, и Калык, сын Сарыкана. Некоторые ребята из числа силачей, которые приехали вместе с Семетеем из Букары, тоже находились среди караванщиков. Походные шатры и другая хозяйственная утварь были погружены на скакунов по кличке Каракашка — лошадь матери Каныкей, Бозжорго — матери народа Чыйырды и Тиктору — жены Чачыкей. Калык приехал на Туучунаке отца Сарыкана, а Шайымбет приехал на скакуне Аккокуле. Семетей не смог радоваться приезду каравана, ибо с исчезновением Акшумкара терялся смысл устройства аула на берегах озера Ала-Куль. Всю заботу по устройству аула взял на себя человек с большим опытом, аксакал Ормонбек. Он подобрал место и распорядился разгружаться на возвышенности, чтобы прямо от аула узреть и определиться, на каком участке берега проводить охоту на диких птиц. Семетей был равнодушен ко всему, что происходило вокруг. Его ничего не интересовало. У него невольно вставали перед глазами последние мгновения, когда он видел Акшумкара. Будто они стали для Акшумкара последними в жизни. Он сильно горевал по исчезнувшему соколу, будто великодушный его отец погиб еще раз вместе с Акшумкаром. Во всем винил себя, что не послушался своего брата Кюлчоро. Ормонбек подозвал к себе Кюлчоро.

— Куда же мог исчезнуть Акшумкар? — спросил он у молодого чоро.

— Есть одна мысль, — ответил Кюлчоро.

— Какая?

— Мы с Канчоро уверены, что лебедь забрал его с собой.

— Семетей согласился с вашим мнением?

— Отчасти. Только из-за того, что нет никаких других предположений.

— Откуда у вас такое утверждение?

— Нас просила Чачыкей женге, чтобы мы не пускали Акшумкара на лебедей.

— Почему?

— Она нам не сказала причину.

— Надо узнать у нее, — подытожил Ормонбек. — Уговорите Семетея, пусть он охотится с моим соколом.

— Вряд ли согласится, — усомнился Кюлчоро.

— Иди к нему, попытайся уговорить, — тихо повелел Ормонбек.

Кюлчоро подошел к Семетею. Тот стоял, прислонившись к большому валуну, с опущенной головой.

— Семетей ава, не горюй, — стал успокаивать его Кюлчоро. — Береги себя.

— Что за беда ко мне пришла, братец мой, — чуть ли не прослезился Семетей. — От отца сокол достался мне как память о нем. Я не смог его уберечь.

— Успокойся, братец, — повторил Кюлчоро.

Он не мог найти слов утешения для Семетея.

— У меня такое чувство, что я сам убил своего сокола, — вздохнул Семетей. — Ты же не стал пускать Акшумкара на лебедя. Почему?

— Нас с Канчоро просила женге Чачыкей, — ответил Кюлчоро от безысходности. — Чтобы мы постарались не пускать сокола на лебедей. Мы не поинтересовались у нее, почему.

— Так вот, езжайте к ней, — сказал Семетей. — Без ответа не приезжайте.

Он расстелил на земле потник из-под своего седла. На голову поставил седло Акканкы и укрылся отцовским Аколпоком.

— Я не встану со своего места, — предупредил он Кюлчоро, — пока вы не приедете с ответом.

* * *

Кюлчоро и Канчоро спешно помчались обратно в низовья земель Торт-Куля, где располагался ханский дворец. При виде молодых чоро со сторожевой башни спустилась Чачыкей вместе с нукерками. Она с башни поглядывала на дорогу, что вела в сторону озера Ала-Куль, в надежде увидеть возвращающегося с охоты мужа Семетея. Она увидела только двоих чоро, без своего торе. Она спустилась не для того, чтобы встретить братьев Семетея, а чтобы пройти в покои для проведения досуга. Она прошла мимо чоро, даже не обратив внимания на них. Она даже не стала здороваться с ними. Она поняла, что Айчурек унесла Акшумкара, и поэтому чоро приехали к ней спросить, что же произошло с соколом. Не дождетесь ответа. Семетей не должен узнать, что же произошло с Акшумкаром. Пусть он забудет его. Пусть добудет другого птенца сокола и начнет воспитывать его для своих забав. С такими думами она прошла в свои покои. Все же терзала ее мысль о том, что Айчурек добилась своего, увезла Акшумкара…

— Она даже не посмотрела в нашу сторону, — обмолвился Канчоро.

— Избаловал ее наш брат, — Кюлчоро тоже вывело из себя поведение Чачыкей.

— Что будем делать? — спросил Канчоро.

— Я попробую сказать, — Кюлчоро задумался на некоторое время, — что Семетей не вернется, пока не найдет Акшумкара.

— Хочешь сказать, — улыбнулся Канчоро, — если любит, то скажет, чтобы не потерять Семетея.

— Да. Но я не уверен, что она так его любит, чтобы согласиться рассказать правду, — сомневался Кюлчоро.

— Все же скажи, — поддержал его Канчоро. — Будем знать, что она собой представляет.

Кюлчоро спешился со скакуна Актелки и зашел во дворец. Поводья скакуна скинул в руки Канчоро. Попросил одну из нукерок, которые охраняли покои Чачыкей, пригласить ее на разговор. Он сам расположился в приемных покоях Семетея.

— Когда думает возвращаться мой муж? — спросила Чачыкей, еле переступив порог покоев.

— Одному Тенгиру известно, — ответил Кюлчоро. — И зависит от вашего рассказа.

— Что я должна рассказать? — спросила она без особого интереса.

— Вы просили нас не пускать сокола на лебедь, — напомнил Кюлчоро ее слова и спросил: — Почему?

— Что-то произошло? — спросила Чачыкей.

— Наш брат выпустил Акшумкара на лебедь. А мы не смогли ему запретить, — сказал Кюлчоро. — И они исчезли.

— Не женское это дело — соколиная охота, — засмеялась Чачыкей. — Я же не спрашиваю у вас, сколько соли посыпать на мясо. Так что не могу знать.

— Исчез Акшумкар, — начал злиться Кюлчоро. — Теперь за ним может исчезнуть мой брат Семетей. Я не позволю вам безответственно относится к судьбе моего брата.

— А то что будет? — ухмыльнулась Чачыкей.

— Отправлю вас в юрту Шаатемира! — Кюлчоро огрызнулся.

— Вон отсюда! — в руке Чачыкей блеснул кинжал. — Мою судьбу не тебе решать!

Кюлчоро ударил ладонью по руке Чачыкей. Кинжал упал на землю. «Она не только балунья судьбы, но и самая злющая змейка. Как ее терпит мой торе», — подумал Кюлчоро и вышел из покоев дворца, пока она еще не попыталась ранить себя, чтобы пожаловаться всему миру, что брат Семетея пытался ее убить.

Он покачал головой Канчоро, показывая ему, что не удалось уговорить Чачыкей.

— Что будем делать? — спросил Канчоро.

— Пожалуемся матери Каныкей, — ответил Кюлчоро и вскочил на седло Актелки.

* * *

При виде чоро Каныкей почувствовала, что произошло наинеприятнейшее событие в жизни Семетея.

— Что случилось? — спросила она, как только чоро переступили через порог юрты.

Кюлчоро вкратце рассказал, что произошло и о поручении Семетея. Каныкей отправила актаяка пригласить в свою юрту аксакалов Бакая, Жамгырчы и Сарыкана.

— Очень странно, что на всем большом озере был единственный лебедь, — она внимательно посмотрела в глаза Кюлчоро и спросила: — Вас не удивило, что он один?

— Ничуть, — ответил Кюлчоро. — Каждый из нас думал только о своих интересах.

— Какие интересы?

— Я думал только о том, как не пустить сокола на лебедя, — ответил Кюлчоро, — чтобы выполнить свое обещание женге Чачыкей.

— А что думал Семетей?

— Ясное дело, — буркнул Кюлчоро. — Он себе, наверное, только и представлял, как Акшумкар наносит удар лебедю.

— А что, Канчоро не вмешивался? — Каныкей посмотрела на Канчоро.

— Не вмешивался, — Кюлчоро тоже посмотрел на своего товарища. — Он был безучастен ко всему.

«Ему всегда будет безразлична судьба Семетея, — подумала Каныкей и схватилась за воротники своего платья. — Пусть никогда Тенгир не вынудит Семетея нуждаться в помощи Канчоро. Он не поможет, а сделает еще хуже».

Тем временем зашли в юрту приглашенные гости, уважаемый аксакал Бакай с женой Корпаян. Следом за ними пришли Жамгырчы с женой Жайнаке и Сарыкан с женой Тынымкан. Каныкей позаботилась, чтобы каждый из гостей расположился непринужденно и с удобствами. По своему обычаю, старец Жамгырчы откашлялся, чтобы поправить голос.

— Как у вас с охотой? — спросил он у чоро.

Канчоро посмотрел на тюндюк. Он всегда смотрел на тюндюк, когда считал, что вопрос его не касается.

— Охота приостановилась, — ответил Кюлчоро. — Мы потеряли Акшумкара.

— Что с ним? Как это случилось? — забеспокоился Сарыкан.

Кюлчоро рассказал все, включая просьбу Чачыкей.

— Странно, — Бакай задумался. — Откуда Чачыкей могла узнать, что на охоте на пути Семетея может появиться лебедь?

— Тем более что на берегах Ала-Куль лебедь был единственным, — заметила Каныкей.

— Пусть она сама подскажет, — посоветовала Корпаян, — откуда могла знать о лебеде.

— Пусть еще скажет, — добавила Жайнаке, — что стало с Акшумкаром.

— Это станет вашей задачей, — улыбнулся Бакай. — Женге Жайнаке! Съездите до дворца Семетея, переговорите с Чачыкей! Вас будут сопровождать Корпаян и женге Тынымкан.

Невозможно было возразить на предложение Бакая. Его просьба в последнее время становилась приказом для любящих свои земли кыргызов. До огромной степени выросла его значимость и ценность его слов перед народом.

— Мы готовы, — сказала Жайнаке. — Хоть сейчас поедем во дворец Семетея.

Бакай распорядился, чтобы привели для почетных байбиче подходящих коней. Актаяки юрты Каныкей с большим почетом привели троих коней для трех байбиче. Когда тронулись с места три всадницы на своих скакунах, не было никаких сомнений, что байбиче вернутся с точными ответами на все вопросы, которые занимали умы каждого участника беседы. Но не тут-то было, все три почетных байбиче народа вернулись обратно, проклиная первую красавицу Таласа Чачыкей. Она всех байбиче обозвала недостойными кличками, обругала каждую по отдельности и всех вместе.

— Да что это такое, — возмущалась Корпаян. — Невиданное это дело для нашего народа, обругать старших плохими словами.

— Поступок ужасный, — ругалась Жайнаке. — Нужно отвести ее к родителям. Она не видела в жизни никакого воспитания. Пусть ее перевоспитают.

— Куда смотрела Каныкей, — возмущалась Тынымкан, — когда женила Семетея на этой гадюке. Она хуже змеи. Отравила всех нас своими укусами.

Каныкей от вида байбиче готова была сама прийти к Чачыкей и показать ей кузькину мать. Привязать бы ее за волосы к хвосту необузданного третьяка и пустить по степи. Она заслуживает такого наказания за свой ужасный и позорный поступок по отношению к старшим по возрасту. Да, спору нет, что она красива, умна и мастерица. Но выходит, что она не показывала свое истинное лицо народу. Скрывала от всех, что она злая стерва и чудовищная гадюка. Для таких людей ум становится оружием против человечности.

— Что дальше будем делать, Каныкей? — с таким вопросом обратился к ней аксакал Бакай.

Обратился к ней аксакал, наделенный Тенгиром большой мудростью. Перед поступками стервы, выходит, теряются и мудрые люди.

— Я хотела спросить у вас, мудрый ава, — сказала Каныкей, чтобы только ответить. Она тоже почувствовала, что не может найти достойный выход, и добавила: — Попробуйте сами, ава, переговорить с ней.

Да, Чачыкей знает, что Бакай самый уважаемый аксакал всего кыргызского народа. Все говорили, что он для народа — знак мудрости, и пророчили почитание его таланта до далеких потомков. Может быть, Чачыкей тоже устыдится перед мудрым человеком и расскажет о том, что стало с Акшумкаром. Так подумала Каныкей.

— Хорошо, Каныкей, — согласился Бакай ава.

Взял он с собой аксакалов Жамгырчы и Сарыкана. Взялся их сопровождать сам Тентибай, сын Акынбека. По приезду к дворцу Семетея аксакалы сразу спешились, не ожидая приглашения от охраны. Тентибай постучался в ворота огражденного двора. Открыл створки ворот актаяк из охраны, рассмотрел всех, кто стоял перед ним. Он хорошо знал Бакая.

— Мне приказано, — сказал он, — не пускать во дворец никого, Бакай ава. Заходите! Пусть мне снимут голову! Отказать вам — все равно, что злословить самому Тенгиру, Бакай ава. Заходите!

Тем самым он отметил важность появления Бакая во дворце Семетея. Кроме него, никто не был рад приходу старцев во дворец. Все люди, которые находились во дворе, мигом попрятались в разных уголках и помещениях ханской орды. Только тот, кто открыл ворота, гордо смотрел в глаза Бакая.

— Пригласи свою хозяйку, — велел Бакай, направляясь к большой тахте. — Есть разговор.

Старцы начали располагаться на тахте. Тентибай помогал каждому из них сесть на удобных местах. Актаяк вошел в здание дворца.

— Ханшайым! — закричал актаяк, что было слышно всем старцам, которые уже разместились на тахте.

— Я слушаю тебя! — ответила громко Чачыкей.

— Приехали уважаемые люди, — сказал актаяк, — во главе с мудрым аксакалом Бакаем. Просят вас на разговор.

— Что я тебе говорила?! — разозлилась Чачыкей. — Ты что, не понял?!

— Я думал, что к Бакай аве ваши слова не относятся, — оправдывался актаяк. — Он же отец всего нашего народа.

— Что за чушь все вы придумали! — закричала Чачыкей. — Он всего лишь скотником был у Кобеша, а не отцом всего народа.

— Так нельзя о нем, ханшайым, — возразил актаяк. — Он же святой человек.

— Никакой он не святой! — еще сильнее закричала Чачыкей. — Он примазался к Манасу в его время, а теперь к Семетею.

Бакай немедля махнул рукой остальным в знак того, чтобы покинуть дворец. Старцы поспешили оказаться за оградой орды, чтобы не слушать более наглые вымыслы ханшайым Чачыкей. У всех было чувство, будто их головы облили горячей водой.

— Тошнит меня от одного их вида, — доносились из покоев дворца. — Им бы на тот свет готовиться, нет уж, захотели еще учить людей уму-разуму, будто у них он есть.

Старцы поспешили удалиться от оскорблений злой гадюки, какой оказалась всенародная ханшайым. Но обида жгла их сердца. Оскорбительные слова Чачыкей были пронизаны ненавистью, презрением и вседозволенностью. Старцы поняли, что Чачыкей стала настолько избалована, что позволяет себе оскорблять всенародные интересы. Из глаз Бакая брызнули слезы обиды.

«Примазался к Манасу», — эхом гудело в голове выражение легкомысленной женщины. Перед глазами мигом прошли почти все события давно минувших дней. Если бы не совпали его интересы с целями Манаса, возможно, он бы не «примазывался» к великодушному богатырю. Их объединили одни интересы, они нуждались друг в друге, чтобы собрать весь народ под одним знаменем с целью освободить родные земли от захватчиков. А то, что он стал скотником у Кобеша, не определяет главную его суть. Это Кобеш испугался его, заставив выживать на безлюдных пастбищах в оскорбительных для отца народа условиях. Кобеш готов был заключить его в зиндан, как преступника, чтобы самому спалось спокойно и сладостно, если бы Бакая поддержали другие ханства…

Бакай от раздумий не заметил, как они быстро доехали до юрты Каныкей. Жамгырчы и Сарыкан тоже были сильно огорчены поведением ханшайым. По виду старцев Каныкей поняла, что им не удалось переговорить с Чачыкей.

— Как съездили, Бакай ава? — своим вопросом Каныкей попыталась отвлечь Бакая от тяжелой думы.

Ответа Бакая с большим вниманием ждали все женщины, бывшие у Чачыкей, во главе с Корпаян. Кюлчоро и Канчоро сильнее всех не терпелось получить ответы, чтобы передать Семетею, где находится Акшумкар.

— Я жалею, Каныкей, — Бакай прослезился, — что не погиб, когда ездил один от Алтая до Самаркана, готовя оружие для аскеров Манаса.

— Слава Тенгри, — воскликнула Каныкей, — что вы живы и здоровы!

— Я жалею, Каныкей, — со слезами продолжил Бакай, — что не погиб, когда мы переехали из Алтая в благодатные земли Ала-Тоо, сражаясь с врагами за каждую пядь нашей земли.

— Что с вами, Бакай ава? — Каныкей забеспокоилась.

Прежде чем ответить Каныкей, Бакай стал вытирать платком лицо. Через некоторое время он заговорил дальше.

— Я жалею, Каныкей, — продолжил Бакай, — что не погиб, когда напал на нас Шоорук хан. Что не погиб, когда Манас затеял великую войну против сазаншонов в землях Чет-Бейджина.

— Слава Тенгри, что не погибли! — возразила Каныкей, чувствуя бурю в душе Бакая. — Тенгир вас оберегает для нашего народа. Вы еще послужите своему народу.

— Да, да, Каныкей, Тенгир меня оберегал и для того, чтобы Чачыкей меня назвала примазавшимся к семейству Манаса ничтожным скотником.

Приятное материнское лицо Каныкей мигом изменилось от горестных слов Бакая. Оно приняло грозное выражение, будто Каныкей приготовилась сражаться не на жизнь, а на смерть с каждым, кто обидит почетного аксакала. Она была готова на любые жертвы ради душевного спокойствия Бакая.

— Кюлчоро!!! Канчоро!!!

Каныкей разозлилась не на шутку, поняв состояние Бакая, и обратилась к чоро-братьям Семетея.

Оба чоро опустились на колено перед матерью Каныкей.

— Эту гадюку необходимо проучить как следует, — велела Каныкей. — Манас стал Манасом, имея рядом такого человека, как Бакай ава, с благородным умом. Мы с Семетеем не смогли бы выжить без Бакай авы. Кто оскорбляет Бакай аву, тот главный враг семейства Манаса и всего народа кыргызов. Вы оба мои дети, такие же дети, как и Семетей. Выбейте дурость из тела Чачыкей и узнайте, что стало с Акшумкаром.

Кюлчоро начал точить зубы на Чачыкей еще с тех пор, как она выгнала его из дворца с кинжалом в руке. Схватил бы одной рукой за волосы, а другой — выпорол бы ее как следует, да так, что она не смогла бы вспомнить, как ее зовут. Обида на Чачыкей копилась в нем и приумножалась при виде старух и старцев, которые стали проклинать ее недобрым словом. Он чувствовал сердцем, как тяжело пожилым людям вымолвить плохие слова даже в сторону врага. Обида стояла в груди комком, превращаясь в непонятную тяжесть в душе. Веление матери Каныкей стало для него своевременным лечебным средством. От слов матери он ощутил большое облегчение. Кюлчоро почесал руки…

* * *

Ноги мигом донесли его до дворца Чачыкей. Сильный толчок плечом в ворота развалил их полностью. От такого разрушения вся охрана пришла в замешательство. Она хорошо знала, что Кюлчоро тоже один троих сыновей матери Каныкей. Выступить против Кюлчоро было опасно. Все охранники знали об этом. Зашумела только женская половина, испугавшись грохота при разрушении ворот. Кое-кто из них завизжал с проклятиями на весь мир.

— Что здесь происходит?! — вышла из покоев ханшайым Чачыкей.

— Это я пришел вас наказать! — загремел Кюлчоро. — Мне не стали открывать ворота. Пришлось разрушить их.

— Как ты посмел?! — закричала Чачыкей, закатывая истерику. — Знаешь, что будет с тобой?!

— Не желаю знать, что будет со мной, — Кюлчоро схватил одной рукой Чачыкей за волосы. — А с тобой будет вот это.

Кюлчоро изо всех сил ударил булдурсуном по крупным ягодицам женщины.

Громкий крик разнесся вокруг, пробивая благодатную тишину в просторах низовий Торт-Куль, будто Чачыкей собиралась докричаться до Тенгри с жалобой. Крики возносились отовсюду, из разных углов огромного двора. Все нукерки Чачыкей от жалости к своей хозяйке издавали жуткие вопли, будто Кюлчоро ударил булдурсуном каждую из них.

— Прекратить!!! — прогремел Кюлчоро.

Вопли во дворе мигом прекратились.

— Говори, колдунья! — прикрикнул Кюлчоро на Чачыкей, готовясь нанести второй удар булдурсуном. — Куда делся Акшумкар?! Это ты его заколдовала, чтобы он исчез.

— Я не колдунья! — закричала Чачыкей. — Мне не нужно было, чтобы он исчез.

— Нет! Ты всегда хотела, чтобы Семетей сидел дома, — не оставлял Кюлчоро своих обвинений.

— Мне было скучно без него, — заплакала Чачыкей.

— Вот и ты заколдовала сокола, чтобы Семетей не ездил на охоту, — заявил Кюлчоро и пригрозил: — Знаешь, что я делаю с колдуньями?!

Всем было известно, что народ сотворял с колдуньями. Привязывали ноги к хвосту необъезженного третьяка и пускали по безлюдной степи. Оставались от колдунов одни ноги и ломтики кожи, бросить на корм стервятникам.

— Принесите аркан! — крикнул Кюлчоро актаяку из охраны.

— Я скажу, цветок мой чоро! — завизжала Чачыкей от испуга. — Я скажу, где Акшумкар!

— Говори!

— Это Айчурек! Эта она колдунья! Она забрала с собой Акшумкара, — тараторила Чачыкей, чтобы выставить Айчурек колдуньей.

— Кто она — Айчурек?! — спросил Кюлчоро.

— Дочь хана ооганцев Акуна, белкуды моего великодушного свекра, невеста Семетея, — призналась во всем Чачыкей.

Кюлчоро отпустил ее волосы.

— Как она могла забрать сокола?

— Она превратилась в лебедя с помощью колдовства, — Чачыкей старалась как можно больше очернить Айчурек. — И ждала, когда Семетей приедет на охоту в земли Ала-Куль.

Кюлчоро усмехнулся. Значит, лебедь, которого ударил Акшумкар, — эта невеста Семетея Айчурек. Она с помощью колдовства или чародейства превратилась в лебедя и прилетела за женихом — Семетеем. Очень смелый поступок со стороны невесты. Кюлчоро первый раз слышал, что у Манаса великодушного был белкуда. Он, выходит, до рождения Семетея позаботился о будущем своего еще не родившегося сына. Да, это говорит о том, что великодушный мечтал иметь сына, продолжателя своих дел.

— Знаешь, женге, — спросил Кюлчоро у Чачыкей, — почему я ударил тебя булдурсуном?!

— Чтобы я рассказала о том, что стало с Акшумкаром, — ответила Чачыкей.

— Нет, женге, — объяснил Кюлчоро. — За то, что ты оскорбила святого человека.

— Каким боком, чем он святой?!

— Без него, — резко повернулся к ней Кюлчоро, — ты не смогла бы стать ханшайым.

Он передал слова Каныкей о том, как Бакай спасал шестимесячного Семетея, отправив его с матерью в земли Букары.

В свою очередь Чачыкей была вынуждена рассказать в слезах, в каких обстоятельствах она виделась с девой Айчурек, и об ее просьбе стать для нее сестрицей и младшей женой для Семетея.

Кюлчоро выпросил у нее все, что его интересовало.

— Что теперь будет со мной? — зарыдала она в отчаянии.

Но он не стал дальше разговаривать с Чачыкей, собрал свои вещи и вышел из дворца…

* * *

Когда Кюлчоро заглянул в юрту Каныкей, ее гости еще не разошлись, а с нетерпением ждали вестей от него. Все озабоченно посмотрели на него, ожидая ответа. Кюлчоро улыбнулся. Он понимал, что своею улыбкой еще сильнее мучает старцев, которые не смогли добиться от Чачыкей раскрытия тайны исчезновения сокола.

— Ну, говори быстрее, — не стерпел Сарыкан. — Узнал что-нибудь?

— Да, — ответил Кюлчоро, продолжая улыбаться. — Она говорит, что сокола забрала дева Айчурек — невеста Семетея.

— Какая Айчурек?! — воскликнула Жайнаке. — Каныкей! Ты знаешь что-нибудь об Айчурек?

Каныкей задумалась, вспоминая прошлые времена. Когда же она могла услышать имя Айчурек? И вот наконец в ее глазах появился блеск сомнения.

— Бакай ава, — она обратилась к аксакалу. — Помните хана ооганцев Акуна? Мы с ним встречались на поминках по хану Кокетею.

— Да, да, — заторопился старец Бакай. — Он с Манасом закрепили между собой отношение белкуда. Да, он говорил, что назовет свою дочь именем Айчурек.

— Да, — подтвердил Кюлчоро. — Так и сказала Чачыкей. Айчурек, дочь хана ооганцев.

— Как же я забыл об этом! — Бакай ударил себя кулаком по голове. — Видя, что Семетей живет с женой, забыл об обязательствах великодушного богатыря.

— Нет прощения и мне тоже, Бакай ава, — добавила Каныкей. — Я с тех времен помню только, как благословил меня Кошой ава. Оно, благословение Кошой авы, стерло все, что было в моей памяти.

— Нужно немедленно ехать в земли Опол, Каныкей, с поклоном к хану Акуну, — сказал Бакай.

— Да, — согласилась Каныкей. — Нам нужно выполнить обязательства берена моего.

— Припоминаются мне слова Манаса о том, — продолжил Бакай, — что они с Акун ханом становятся белкудой друг другу ради мира на земле. Чтобы все люди стали родственниками между собой по их примеру.

— Действительно, он старался только миром решать все вопросы между народами, — включился старец Жамгырчы.

— Немедленно готовьте войско для сопровождения, — поручил Бакай Сарыкану. — Неизвестно, с чем мы столкнемся по дороге.

— Хорошо, Бакай ава, — обещал Сарыкан. — Будет войско.

— Надо привезти хлопковую вату, — посоветовал старец Жамгырчы. — Привязывать к челкам семисот лошадей.

— Я привезу вату, — сказал Кюлчоро.

Он рассказал, что, когда они поехали на охоту, по дороге нашли большую связанную кипу ваты. О ней тоже говорила Чачыкей и просила сжечь ее. Но Кюлчоро не стал сжигать, а закопал в землю.

— Выходит, Айчурек поняла необходимость ваты в Таласе, — усмехнулся Сарыкан. — Будет заботливой женой для Семетея.

— Кюлчоро! — обратился Бакай к чоро. — Скачите с Канчоро вместе к Семетею! Едем в город Опол, чтобы свататься к дочери Акун хана. Пусть приезжает немедленно.

Кюлчоро и Канчоро отправились на берега озера Ала-Куль, чтобы сообщить Семетею, где находится Акшумкар…