Сквозь Бесконечность. Акт Первый: Эра Отверженных

Николай Чувиков, 2023

Далёкое будущее. Управляемая твёрдой рукой Великого Межпланетного Объединения Галактика погрязла в войнах, преступности и противоречиях, в то время как в изведанный человечеством космос проникают древние силы, чьи жестокие игры ставят под угрозу существование всего живого. На фоне этого разворачиваются истории шести, казалось бы, ничем не связанных людей, которые невольно оказываются в центре событий апокалиптического масштаба.Разыскиваемый по всей Галактике мошенник, получивший в свои руки все силы космоса…Отверженный обществом капитан космолёта с тёмным прошлым…Прирождённая воровка с тяжёлой судьбой и тягой к чему-то большему…Неунывающий искатель приключений, замахнувшийся на что-то, что оказалось ему не по зубам…Бывшая королева далёкой планеты, понемногу теряющая свои ментальные силы…Вечный неудачник, попавший в самую худшую историю в своей жизни…Шесть судеб. Шесть историй. Шесть изгоев, которым суждено привнести перемены в Галактику.

VII. Локенгон

На этот раз он решил не отворачиваться от кубического человека — надо же хоть с кем-то обсудить произошедшее. Каспер аккуратно подошёл к нему, почему-то боясь, что тот сейчас превратится в него, и спросил:

— Уважаемый, ты тут давно сидишь?

Он не был уверен, что кубический господин его услышал, так как никаких намёков на ушной аппарат у того не имелось. Однако Касперу показалось, что тот на него посмотрел, и это уже что-то, — можно продолжать.

— Слушай, я, конечно, понимаю, что мы не представлены друг другу. — Он любил заходить издалека, таким образом завоёвывая доверие собеседника. — Тем более что ты, по-моему, примерно так же не особо понимаешь, где и почему находишься. Состояние для меня довольно обычное, особенно в студенческие годы, но всё-таки… Так что думаю, мы вполне можем друг другу доверять. Но скажи мне такую вещь: что это за чертовщина только что произошла?!

На месте головного квадрата у его собеседника начала образовываться огромная сверхчёрная дыра, которая не особо понравилась Вэнсу, но опять же — многим могла не нравиться его причёска, что уж тут рассуждать?

— Просто я много всякой чертовщины повидал. — Каспер присел на зеркальный пол и сразу ощутил, как тот промялся под ним, будто это матрас. — Но чтобы моего идеального клона? Да ещё такого… тухлого… Уэ-э-э!

Однако вместо ответа кубический человек начал повторять свой старый трюк и разваливаться на куски, которые сразу же рассыпались в прах и рассеялись ветром к бесконечному морю на горизонте. Да, теперь там плескалось море — отталкивающее и неземное, оно было окрашено в красные цвета, словно в него веками выливали кровь богов.

— Хамло такое. — Каспер встал и решил во всём этом не участвовать, сон всё-таки. — Я, пожалуй, пойду сыщу себе какое-нибудь удобное кресло; а то после моих переделок спина просто адски болит, доложу я вам. И на кой я платил доктору Агриппе такие деньги за дубликатор позвоночника?

В это время краски мира, в котором он пребывал, начали потихоньку искажаться, будто бы подергивались сепией и эффектом негатива, а зеркальная поверхность пошла трещинами, обнажая жёлтые пустынные пески. Из воздуха водой разливалась неизвестная Касперу песня, а небо будто состояло из бумажных страниц, которые кто-то лихорадочно листал в поисках нужной. Каспер внезапно задумался, что его жизнь де-факто походила на чей-то писательский бред, но тут же отмёл от себя эти мысли, так как они определённо навязываются ему сном, а он решил с ним бороться. Он уверенно двигался в одном направлении, справедливо рассудив, что если он куда-то собрался идти, даже если это «куда-то» является, по сути, «ничем», то рано или поздно он придёт к цели. Или проснётся. И тот и другой варианты были вполне предпочтительны. Сквозь небо стали пробиваться невиданные раньше Вэнсом космические корабли, напоминающие формой средневековые мечи-кладенцы, но при этом увенчанные длинными шипами, наростами и другими безумными украшениями, которые, видимо, не имели никакого практического назначения. Корабли устрашали, они словно пришли из ночного кошмара: окрашенные в красные, жёлтые и чёрные цвета, как ощетинившиеся хищники, изголодавшиеся и кровожадные, они были готовы разорвать любого, кто попадётся у них на пути. «Ну хоть что-то новенькое», — подумалось Касперу, и он как ни в чём не бывало продолжил свой путь. Корабли сразу же исчезли, и сон решил пустить в ход уже испробованное оружие: в голове Вэнса начали рождаться слова на непонятном ему языке, которые пронзали его разум подобно иглам и разрывали его сущность на части, так как язык этот не предназначался для человека…

— Это нечестно! — заорал Каспер, падая на колени и понимая, что коленей у него не осталось, как, в общем-то, и всего остального, — остался лишь склизкий мозг, летящий сквозь бесконечность, ощущающий такую боль, что терпеть было невозможно. Однако за всем этим безумием он слышал, а точнее сказать, ощущал своими оголёнными рецепторами нечто вроде голоса, который повторял его имя… снова и снова. Удивительно, что голос этот действовал на него живительным образом: он не только почувствовал, что путы непонятного сна ослабли, но понял, что благородный женский голос успокаивал его и выводил из сонного царства безумия. Одно лишь его имя… Одно имя… Каспер… Каспер…

Ему, наверное, стоило смутиться, что голос продолжал взывать к нему уже после его пробуждения, но Каспер вообще был не самым впечатлительным в мире человеком. Более того, в сравнении с недавним его столкновением со своим двойником внутренний голос как-то заведомо терял свою уникальность. Максимум, что в данный момент вызывал у него этот шёпот, так это раздражение: ему всё ещё хотелось спать, а ложе казалось таким мягким… Стоп. Какое ложе?

Так, надо оценить обстановку: вряд ли зловредный капитан его отпустил, так что, скорее всего, он всё ещё находится под стражей. Более того, учитывая, что он пытался сбежать, его определённо держат под настоящим контролем. Следовательно, кто-то следит за ним даже сейчас; если же он откроет глаза и этим покажет, что проснулся, его, совершенно точно, препроводят обратно к Макарову, на продолжение допроса, — а это значит новые душилки: на этот раз не поддельные. Так что, пока они всё ещё думают, что Каспер спит, надо хоть немного сориентироваться в обстановке. Итак: он на древнем корыте, скорее всего, крейсерского класса. Следовательно, спасательные капсулы находятся либо в передней части корабля, либо в задней. И, учитывая тот факт, что на таких судах тюремный блок расположен где-то в центре, путь ему предстоит неблизкий… разве только что… Да! Такие корабли строили в момент Галактических Гражданских войн, когда в космических войсках царила строгая иерархия, и любой капитан ценился дороже, чем все его подчинённые. В связи с этим любая капитанская каюта, по сути, тоже была спасательной шлюпкой, которая в случае надобности отшвартовывалась от космолёта и имела даже автономное управление. Об этом мало кто знал, но он же был, чёрт возьми, Каспером Вэнсом! Это вам не капитанишка какой-нибудь! Но только вот сталкиваться с этим воякой не хотелось… Так что, может, лучше не так шиковать и удовлетвориться обычной капсулой…

Но пока об этом рано думать: проблемы всегда нужно решать по мере их поступления. Сначала осмотримся и найдем выход из его места заточения. Как он успел заметить, он лежал не на какой-нибудь койке, а на довольно-таки мягком ложе, — стало быть, его перевели в другой тюремный отсек, отличающийся от прошлого. Воздух немного наэлектризован, следовательно, присутствуют определённые системы слежения, которые улавливают его химический фон. Такие обмануть проще простого — стоит лишь обмазаться какой-нибудь утренней кашей или другой вонючей едой, которой так любят кормить заключённых. Теперь осталось лишь…

— Каспер… — снова раздался голос в его голове, только уже гораздо отчётливее и будто бы рядом. — Каспер… Каспер…

— Да что ж такое-то?! — Он вскочил со своего лежбища. — Кому и что от меня нужно?!

Ответил ему голос, но совсем не тот, который поселился у него в мозгу.

— Да-а-а, Вэнс, совсем ты, видимо, с катушек поехал, — насмешливо произнес счастливый обладатель неприятного баритона, чьи интонации, хоть и должны были выражать издёвку, на деле оказались холоднее камня. — Что? Голоса мерещатся?

Каспер крутанулся подобно волчку и сразу же сделал два пренеприятных открытия. Первое разрушило в пух и прах его мысли о скором побеге: его поместили не куда-нибудь, а в силовую клетку образца чёрт знает какого года, которая хоть и безнадёжно устарела, но всё равно предоставляла почти стопроцентную гарантию от взлома. О такую можно биться хоть пять лет подряд — толку не будет: микроионы, разогнанные до скорости света, не давали протиснуться ни единой молекуле. Нет, конечно, это лучше, чем радиационная клетка, в которой оказался Каспер во время своего пребывания на искусственной комете Ярос: там любое касание стенки воспламеняло кожу и мгновенно оплавляло плоть, превращая её в подобие обгоревшей свечки. Доходило до того, что его заключённые-побратимы изобрели азартную игру под названием «толкуны»: два товарища по несчастью становились друг напротив друга и начинали друг друга толкать по направлению к противоположной радиационной стенке. Выигрывал, понятно, тот, кто умудрился выжить, даже если он и потерял большую часть конечностей. Не стоит и говорить, что Каспер развёл в этой тюрьме настоящий тотализатор, неплохо на этом подзаработав. Однако что это он опять не пойми на что отвлёкся? Надо в ситуации сложившейся разбираться, а не нырять в воспоминания подобно своему покойному дедуле. Ну почти дедуле.

Итак, силовая стенка — первое пренеприятное открытие. Второе, вполне возможно, было ещё хуже, так как с техникой всегда можно как-то совладать, стоит лишь проявить капельку воображения. Гораздо сложнее договориться с солдатнёй, а ещё сложнее — с солдатнёй с Марса. Да, прямо перед силовой стенкой на скромном стульчике расположился тот самый тип с тёмными очками и золотой кожей, который недавно пытался подстрелить Каспера из игломёта. Ах, радость-то какая!

— То есть со своим воображаемым другом ты желаешь говорить, а со мной нет? — Монотонный голос, унылые интонации… да, солдатня первостатейная. Даже с капитаном интереснее общаться.

— Да я частенько сам с собой разговариваю… Что, у тебя такого не бывает, глазастый? — Каспер довольно долго в своё время пробыл на Марсе и прекрасно знал физиологию местных жителей: его немигающие глаза, спрятанные под толстым слоем тёмных очков, могли считаться как преимуществом, так и недостатком…

— Хм… — Смутившееся лицо марсианина говорило о том, что он довольно обидчив. — Нет, я считаю себя нормальным.

— Ну, ничего. — Настало время выводить своего тюремщика из себя. — Правда, я где-то слышал, что общение с самим собой — признак высокого интеллекта, но ведь не каждому дано…

— Ах ты, маленький… — Он вскочил со стула, но тут быстро сообразил, что действует не по протоколу, а потому шумно вздохнул и уселся обратно. — Капитан говорил про твои штучки: ты будешь намеренно стараться вывести меня из себя, чтобы я сотворил какую-нибудь глупость…

— А вот капитан твой, судя по всему, частенько сам с собой разговаривает!

К сожалению, его собеседник не оценил чувства юмора и просто продолжил неотрывно смотреть на Каспера. Тот вздохнул, в очередной раз проигнорировав зовущий его голос, помассировал рукой широкий лоб и решил зайти к служивому с другой стороны.

— А твой капитан не мог сам прийти? — проговорил Вэнс. — Я, конечно, понимаю, что твои погоны тоже целую тонну весят, но ведь для такой большой птички, как я, можно и постарше чином пожертвовать.

— Капитан Макаров не желает тратить своё время на галактическое отребье, — парировал вояка. — У него сейчас и так много забот.

— Судя по его недавнему поведению, ему бы лучше озаботиться сессиями у психотерапевта. — Каспер погрозил своему собеседнику пальцем. — Когда доберёмся до Простора, я посоветую ему пару моих старых… кхм… клиентов: они очень неплохо разбираются в своём деле.

— Клиентов? — удивился вояка, и Каспер не преминул ему ответить.

— Старые дела, — пожал он плечами. — Сам понимаешь, будь ты хоть вундеркиндом с усовершенствованными когнитивными функциями и одновременно зрячим, найти адекватную работу для своего ума на отдалённых колониях сложно. Рождаешься ты такой на какой-то помойной планетке, где ночь длится сорок три часа в сутки, которые длятся сорок четыре часа, выигрываешь грант на обучение где-нибудь в центре ВМО, пусть даже на Та-Кемете, заканчиваешь все курсы с отличием, особенно уделяя внимание интересному тебе психоанализу, возвращаешься обратно и… — Каспер щёлкнул пальцами, — …обнаруживаешь, что у тебя дома психоаналитики никому, к чёртовой бабушке, не нужны: нужны строители, каменщики, охотники… Ну, чистое варварство. Это поганая колония, и люди там не живут, но выживают… опускаются в каменный век и снова выискивают мамонтов и начинают бесконтрольно размножаться. Но ты не сдаёшься, открываешь свою контору, сидишь и ждёшь клиентов, а все проходящие мимо лишь смеются над тобой и только и делают, что показывают пальцами — вот, мол, кретин какой.

— Ты утрируешь, — отчеканил бескомпромиссный собеседник, но Касперу всё же показалось, что что-то в его лице дрогнуло, пусть даже на сотую долю секунды.

— Может быть, — согласился он, — но суть примерно одна: денег у тебя нет. Как нет и надежды на лучшую жизнь… И тогда что ты начинаешь делать? Правильно — начинаешь использовать свою науку ради собственной выгоды: талантливые психоаналитики могут с лёгкостью манипулировать людьми и управлять их поведением, а если ещё и лёгкие наркотики к делу примешать…

— И вот тут в игру вступаешь ты, — продолжил рассказ вояка.

— Конечно, не могу же я пройти мимо душ страждущих и длань ко мне протянувшим, — улыбнулся Каспер. — Так что у меня хорошие связи, дорогой мой. Но только и не проси, имён тебе никаких не будет. Да и планету я выдумал, так что можете не проводить сравнительного анализа, не поможет.

— Ты всё равно всё расскажешь, — не обескуражился его вредный собеседник, при этом сняв очки, обнажив два огромных и вытянутых золотистых глаза, от которых Касперу сразу же стало не по себе. — Если не мне и не капитану, то уж Верховному суду ВМО точно.

«Вот же тоскливый тип, — подумалось Касперу, — ему бы книги детям на ночь читать, сразу бы все вечным сном засыпали. Или пойти клерком в Лунный штаб ВМО, где миллионы близнецов в старомодных костюмах только и делают, что такими вот интонациями и репликами друг с другом общаются. Неудивительно, что там наибольший уровень смертности от самоубийств в Солнечной системе… Что же, если не получается так, то надо использовать более личный подход».

— Ладно-ладно, — начал он, — давай хоть познакомимся. Вот меня ты знаешь — я великий и ужасный Каспер Вэнс, которого почему-то разыскивает чуть ли не вся Галактика… делать им нечего. Вот честно, много где был и много видел людей, которые больше достойны наказания, чем я.

— Вот и славно, — с готовностью ответил вояка, не отрывая от своего собеседника проникновенного и даже немного чарующего золотого взгляда: нет, Каспер обычно чурался предрассудков, но эти два огромных марсианских глаза не могли не смущать его. — Если ты признаешься во всех содеянных преступлениях, то сможешь пойти на сделку с законом и…

— Хм-м… — затянул Вэнс, — да нет, пожалуй, не буду вам жизнь упрощать.

— Ну, сам подумай, — не сдавался упорный вояка, — как тебе это упростит жизнь: заодно и срок себе скостишь.

— Ага, а заодно пяток дамочек лёгкого поведения в одной камере со мной. — Почему-то зачесалось ухо. — Я, знаешь ли, предпочту вообще не сидеть. Хочешь секрет раскрою? Все те разы, когда я оказывался в той или иной тюрьме, — я там оказывался преднамеренно. Не лучший, конечно, отпуск, но зато очень интересный контингент для общения. Однако мы ушли от темы: как тебя зовут? Или мне тебя звать просто… Мм… — Он демонстративно почесал подбородок. — Ты вот мне шмеля напоминаешь: глаза большие, рот плоский, уши какие-то вытянутые, весь жёлтый какой-то, да и пузико вполне под стать шмелиному брюшку… Вот! Марсианский шмелёк!

— Меня зовут Дол Гакло, и я не рекомендую тебе…

— Да-да-а… Страшно-страшно… — Ещё одна театральная поза, изображающая фальшивый страх. — Вы, вояки, все такие предсказуемые. Стоит лишь нажать в нужном месте, как вы сразу плюётесь угрозами и кипятитесь, как переносной чайник на открытом огне. А ведь на самом деле я прекрасно понимаю, что ничего ты сделать не можешь, ибо выполняешь приказ, а посему я могу тут хоть попу тебе показывать — ты ничего мне не сделаешь.

Молчание.

— Правда твоя. — Гакло наконец проявил хоть какие-то оттенки эмоций и даже на секунду смутился. — Но это не значит, что нам надо друг другу портить жизнь…

— Да что ты? — Каспер аж просиял. — Вот спроси меня: «Каспер, зачем тебе всё это? Зачем ты носишься по Галактике в поисках идиотов и недалёких людей, дабы завладеть их денежками и ценными объектами быта?»

— Не поверишь, — тот улыбнулся: да, машина работала, и Каспер начинал ему нравиться, — но именно такой вопрос, только попроще, я и хотел тебе задать!

— А то! — Каспер сел на пол, скрестив ноги, глазами продолжая осматривать Дола, дабы выискать его слабые места: у каждого человека есть своя точка давления, нужно лишь её найти. — Так вот: приготовься услышать мой великий секрет. Знаешь, почему я подался в воровство и разврат вместо того, чтобы пойти в Космическую академию, как все нормальные пацаны, найти себе хорошенькую и, может быть, даже разумную девчонку, поехать на медовый месяц на какую-нибудь искусственную пляж-планету и так далее, и тому подобное? Всё дело в том, что… мне скучно.

— В смысле? — Он уже не выглядел ни удивленным, ни опешившим: он просто улыбался, с усмешкой поглядывая на заключённого. — Что значит «скучно»?

— Ну, ты пойми — хотя ты меня прости, но ты вряд ли поймёшь…

Марсианин хотел было возмутиться, но Каспер сразу же примирительно поднял руку.

— Нет-нет, ты тут не обижайся словно мальчонка, которому отказали на первом свидании! — По правде говоря, Каспер и сам не знал, зачем ему дружба с этим Долом Гакло, но чем чёрт не шутит: поживём — увидим. — Дело в том, что ты просто по-другому воспитан. Вот хочешь, я угадаю всю твою подноготную от самого рождения?

Гакло не стал кивать, но что-то в его взгляде подсказало Касперу, что тот «слушает с открытым ртом», хоть и не показывает этого.

— Родители были почтенными представителями среднего класса, вовсю поддерживали кеметскую политику и действия ВМО, кричали благим матом, когда выяснилось, что цанны или зервулоны нарушают договор о перемирии (хотя, вы меня простите, но это пшик, а не договор), учили тебя рукопашному бою и стрельбе из всего, что может убить человека на дальнейшем расстоянии. Пока прав?

Нерешительный кивок.

— Вот. — Вэнс снова вскочил и теперь мерил шагами камеру, заодно запоминая возможные критические или стратегически важные точки. — Потом, конечно же, тебя отдали в кадетскую школу, куда без неё: там вы весело и слаженно распевали гимны Та-Кемета и Кеметского анклава, ходили строем, еле-еле сдавали экзамены, потому что готовили вас не для высокоинтеллектуальной жизни, а в качестве патриотичного пушечного мяса. — Увидев, что Дол собирается протестовать, Каспер сразу добавил: — И не думай отнекиваться: ты сам об этом не раз думал, я зуб даю! Вот тот, который с искусственным цианидом, — а вы его и не приметили, что за армия такая? Говорю же, пушечное мясо! Но это ладно: потом учёба в военном университете, где тебя учили… на кого? Правильно, на специалиста по оружию. Батенька, да ты ведь просто мастер-убийца: профессиональный и натренированный! А вы ещё меня преступником называете!

— Я использую оружие только против врагов Та-Кемета и ВМО — это не убийство, это защита. — Его задело за живое, но было видно, что Каспер мастерски прочитал его мысли. — К тому же я не просто специалист по оружию, я — заместитель капитана.

— Ага, подмена понятий! — Насмешливый тон их сейчас, конечно, поссорит, но Гакло вернётся, ибо он уже заглотил наживку. — Я тоже могу назваться благородным разбойником и рассказать тебе, что пожаловал десять миллионов лун сиротскому дому на Венере. Не веришь? Сам посмотри в их общедоступных архивах: смотри по фамилии Лазарев.

— Но ты украл их из бюджета нашего государства…

— Да-а, они прямо обнищали! Зато хоть сироткам стало лучше жить! И я не говорю, что я не воровал: воровал ещё как, и горжусь этим. И более того, воровал не только ради сирот, но и ради проституток, бухла, наркотиков и роскошной жизни. А ты врёшь сам себе и боишься признаться в этом. Да ты живёшь самообманом, Дол!

— Каспер… — Снова тот самый женский голос, только теперь гораздо громче, будто прямо за спиной. — Каспер! — Он аж крутанулся на месте, боясь, что сзади притаился какой-нибудь демон.

— Ты пойдёшь на всё, лишь бы прикрыть свои преступления. — Это уже был марсианин, лицо которого поменяло цвет с золотого на платиновый («Интересный эффект», — отметил мимолётом Вэнс). — И вообще манёвр довольно примитивный: приравнять меня к себе? Да меня тошнит от одного твоего вида…

— Каспер! — Да что ж такое, никак не прекратится.

— Ты плюёшь на всё, что было создано нами…

— Да помолчи ты! — Каспер воздел палец к небу.

— Каспер…

— Нет, и ты этого не слышишь?! — Скорее крик отчаяния: конечно, не слышит.

— Ты про что?

— Я про…

Договорить он не успел, так как у Дола внезапно запищал передатчик, и он вскочил на ноги, потеряв всякий интерес как к Касперу, так и к его нарождавшейся шизофрении.

— Капитан? — Он говорил торопливо, рублеными фразами и даже немного подобострастно: видно, он не то чтобы уважает Макарова, но одобряет его точно. — Я вас понял… Он рано… Я сейчас буду… Что с ним сделать?! Понял…

Он поднял глаза на Каспера, извлёк из нагрудного кармана тёмные очки, пришедшие к ним на корабль будто из позапрошлого века, уверенно водрузил их на свой массивный нос.

— Мне надо идти, — суховато бросил Гакло, но этот капитан определённо умеет спустить с небес на землю.

Марсианин как-то очень странно расшаркался, явно пытаясь изобразить заправского солдата. Однако получилось немного вяло и неуверенно — Каспер понял, что сорные семена в душе Дола упали на благодатную почву, так что в будущем тот вполне может стать не то чтобы его союзником, но осведомителем точно. Ведь информация бывает не только прямая, но и косвенная: узнавая от него стандартные корабельные новости и слухи, Каспер сделает выводы обо всём, что происходит в уме у Макарова, а значит, и у экипажа. Он довольно разулыбался, проводил Гакло взглядом, обратил внимание на то, что тот прихрамывает, прослушал кошмарную скрипящую арию закрывающейся двери и мигом развалился на койке, начиная конструировать план побега. Вопрос лишь в том, возможно ли его организовать через Гакло… Но это тоже рискованно, так как тот отчитывается напрямую капитану, а тот, видимо, тип жизнью недовольный и очень раздражительный: такой может и навредить ненароком. Каспер, вспоминая же о Макарове, невольно подумал, что он похож на заживо погребённого — в своём железном гробу капитан медленно плыл по космическим просторам с унижением и, возможно, даже желанием отомстить. По крайней мере, Каспер бы сам так чувствовал, если бы всю жизнь потратил на служение непонятно каким идеалам, а потом его бы просто-напросто разжаловали и де-факто предали без суда и следствия. Он бы с интересом узнал о его прошлом побольше… К тому же у капитана за плечами хоть какое-то прошлое, в то время как у него самого…

— Каспер! — Его мысли прервали самым наглым образом. — Каспер…

Он невольно застонал и решил: «Пф, раз уж со мной говорят, то надо ответить».

— Ну что?! Что, моя скрытная госпожа?! Мне прямо уже надоело своё имя слышать, давай, может, о чём более интересном поболтаем.

Когда же ему наконец ответили, у него по спине пробежал целый полк мурашек, а сердце ухнуло в пятки, и он физически почувствовал вакуум в грудной клетке.

— Я буду учить тебя…

В душе Андрей не видел смысла надевать шутовской парадный костюм, который блестел аж несколькими кислотно-яркими красками и делал его похожим на клоуна-алкоголика с Циркового астероида. Тем более он терпеть не мог древний каучуковый ремень, украшенный изрядных размеров бляхой в виде герба ВМО: большого, будто стилизованного под древнеегипетский стиль — солнце с семью лучами, больше похожими на молнии (в честь доминирующих семи миров, основавших Объединение — в общем и целом же оно насчитывало больше четырёхсот миров), и гуманоидная рука (предположительно человеческая, но кто уж там их знает с их политкорректностью) пожимающая непонятного вида щупальце. Мало того, что ремень был мал Макарову, так ещё и всякая концепция рукопожатия с инопланетянами вызывала в нём просто бурю негодования. И брезгливости.

В такие моменты он начинал задумываться, зачем он вообще в своё время поступил в штаб ВМО на Та-Кемете… Как бы заведомо было ясно, что такая организация имеет дело с инопланетными расами, а посему потребует от человека терпимости, уважения, а ещё лучше — симпатии к пришельцам из других миров. У капитана это не получалось с самого начала (что уж говорить о последующих годах…), но что-то всё же заставило его, такого в то время поджарого и бойкого, прийти в офис организации и подписать там целую кипу бумаг, многие из которых намекали на возможность летального исхода или потерю в искривлениях пространства. Скорее всего, он просто ожидал чего-то другого…

Когда живешь на Та-Кемете, сложно воспринимать космос как нечто враждебное или несправедливое, — он кажется чем-то вроде ларца, наполненного сокровищами, только вместо рубинов, бриллиантов и сапфиров начинающего космоморяка поджидают необыкновенные приключения, романтика вечной тьмы и постоянные встречи с чем-то новым. Лучше даже сказать так: люди (да и инопланетяне тоже) делятся на тех, кто живёт на планетах, и на тех, кто живёт в космосе: и одни всегда очень искажённо представляют себе жизнь других. Так думал и Андрей, когда проходил психологический и интеллектуальный тесты: он предполагал, что будет откомандирован на самый лучший военно-исследовательский крейсер, вместе с горсткой других новобранцев с Та-Кемета, наполненных таким же энтузиазмом и отвагой, что и он. Вместе они бы стали перелетать с планеты на планету, распространяя слово и культуру Та-Кемета и принося мудрость и опыт другим расам. Однако на деле всё оказалось по-другому.

Первым его кораблём стал транспланетный шлюп, который даже не умел проходить через червоточины, а первым его командиром оказалась не умеющая говорить слизь, которая посылала речевые сигналы прямо в мозг. Двухэтажную койку он делил с аквилом, который с самого начала показался ему довольно сносным партнёром (эта раса не так уж и сильно отличалась от людей — разве что имела рыхлую, будто бы смастерённую из мокрого песка кожу и часто обладала парой лишних конечностей, отростков, глаз, ушей или ртов — у них на планете очень ценилось биологическое непостоянство), но когда Макаров испытал на себе, что значит спать с ним в одной каюте, то вконец потерял веру в свою пригодность для данной организации. В отличие от многих галактических рас, сны у аквилов доступны не только им, но и окружающим, — когда представитель этой расы засыпает и погружается в глубокую фазу, его мозг начинает проецировать сновиденческие образы в мозг другого существа — того, которое находится ближе всего к нему. Таковым на тот момент как раз и был Андрей — а он терпеть не мог такого вмешательства в свою личную или даже «сонную» жизнь…

Понятно, что потом он смог продвинуться по службе, но эти несколько лет, когда он на полуразваленной колымаге-шлюпе перелетал из кеметского порта до Марса и обратно до сих пор казались ему настоящим адом. Была, конечно, ещё одна причина, почему он пошёл на службу в ВМО… Он нащупал во внутреннем кармане капитанского плаща небольшой квадратный медальон, и ему сразу стало легче.

— Его тут не-е-ет! — Капитан аж вздрогнул, услышав голос Артера, скрипящий как плохо смазанная дверь. — Что-о-о?! — Он продолжал орать. — Я говорю: его тут не-е-ет! — Андрей начал обдумывать, какую пытку он применит к навигатору, когда он запихнёт его в соседнюю с Каспером камеру. — А хрен его знает!

Капитан резко захлопнул двери шкафа и увидел, как при входе в его кабинет стоит Артер, схватившись обеими руками за дверные рамки и раскачиваясь на них подобно ребёнку, — борода при этом напоминала лиану, на которую вот-вот запрыгнет макака. Он, конечно, тоже надел парадную навигаторскую форму, коя по странному стечению обстоятельств выглядела гораздо приличнее, чем у капитана: обтягивающие штаны с несколькими прочерченными стрелками на ногах и спиритический тёмно-серый балахон на теле, подчёркивающий, что каста Навигаторов работает не только с точной наукой, но и с неизведанными ментальными материями. Не было ни гербов, ни инсигний, ни знаков отличия — иногда Макарову казалось, что навигаторы больше похожи на шаманов или чернокнижников, чем на пилотов или учёных. Да и вообще его немного напрягало, что во время прокладывания курса их разум подключают непосредственно к материнской плате корабля, — таким образом создавался единый разум, союз человека и машины, который делал возможным получение точных координат ближайшей червоточины и пути через неё. Более того, вопреки всеобщему мнению, Галактика отнюдь не отличается стагнацией и спокойствием, — она находится в постоянном перемещении и брожении, так что зачастую вычислить координаты нужной тебе планеты не так и просто, а особенно для обычного компьютера. Вот тут и приходили на помощь навигаторы, умеющие вступать с космосом в своеобразный ментальный симбиоз… Макаров не знал, как это точно описать. Но они, как известно всем и каждому, были обязательным злом при путешествии из одной солнечной системы в другую, так что приходилось относиться к ним снисходительно. Только вот… что это у него на голове?

— Артер! — Капитан не то чтобы выкрикнул имя навигатора, но прозвучало оно так резко и строго, что тот вздрогнул как от раската грома и через секунду уже лежал на холодном корабельном полу. — Встаньте немедленно, когда говорите с капитаном.

— Но капитан… — Голос Артера, как обычно, был немного обиженным и будто бы слегка пьяным.

Он неуклюже поднялся на ноги, при этом несколько раз запутавшись в своей бороде, больше напоминающей внушительных размеров сорную метлу. Андрей хотел было задуматься о том, почему каждый навигатор обязательно отпускает бороду, но сразу решил, что, скорее всего, это тоже какой-то символ или посвящение, так что и смысла нет на эту тему рассуждать.

— Артер! — Доказанный факт: если несколько раз громко произнести имя человека, он быстрее соберётся с мыслями. — Что это у вас на голове?

— Эм?.. — Недоумение появилось в глазах навигатора, когда он обнажил лысину и взял в руки то, что с самого начала показалось Макарову давно покинутым птичьим гнездом, при этом усеянным их затвердевшим калом и осколками вылупившихся яиц. — Это тюрик.

— Что?! — Глаза Макарова полезли на лоб, а каждая не сбритая щетинка на лице превратилась в острую иглу, готовую впиться в кожу Артера. — Поясните! Я даже слова такого не знаю.

— Тюрик… — Навигатор чрезвычайно удивился очередной придирке капитана, а потому не знал, что ответить, и просто вертел «гнездо» в руках, вглядываясь в его бесконечные складки, словно ответ крылся где-то там. — Просто тюрик…

— Да перестаньте это слово повторять и объясните, какого лешего вы гнездо на себя напялили?

— Я… Я… — Тут он нашёлся с ответом: — Мне его брат прислал, и я подумал, что встреча Внемлющего — достаточно торжественное событие, чтобы его надеть… Он же парадный! Его можно на балы надевать…

Андрей с ужасом представил, как Артер приглашает даму на вальс в этом чудовище на голове, а потом кружится в невесомости по бальному залу, размахивая бородой, но решил долго на этой мысли не задерживаться.

— Ты что, серьёзно? — Он подошёл вплотную к навигатору, обдав того перегарным ветерком и выпучивая глаза так, будто они жили независимо от опухших и иссиня-чёрных век.

«Он вообще хоть когда-нибудь спит?» — подумалось Артеру, но вместо ответа он лишь получил очередную порцию злобного капитанского взгляда.

— Я… Я… эм… По кодексу…

— Немедленно снимай эту помойку с головы, и пойдём вместе со мной. — Он многозначительно взглянул на навигатора, тот, недолго думая, отступил, и капитан резко промаршировал в коридор, пытаясь не прислушиваться, как за ним плетётся его неуклюжий собеседник.

— По кодексу корабля я имею право носить любую одежду, которая не оскорбляет личного достоинства персонала… — Ага, навигаторы все такие: для них писаное слово всегда дороже здравого смысла. Хотя, наверное, приходится полагаться на инструкции, когда у тебя с головой не всё в порядке…

— Артер, поверьте, в инструкции ничего не написано про этот ваш… Как его? Пюрик?

— Тюрик…

— Ага, вот это самое. — Макаров усмехнулся. — Уверен, что если бы создатели кодекса увидели эту мёртвую крысу у вас на голове, они бы мигом придумали запрет на неё. Кстати, а ведь правда это, случаем, не мёртвая крыса?

— Нет, капитан, это очень ценный…

— Да, конечно. Наденете его на свою свадьбу…

— Навигаторам запрещено жениться, капитан.

— Значит, на свой день рождения. Вам ведь разрешено дни рождения праздновать, не правда ли? — Наверное, для своей нелюбви к инопланетянам и всякого рода отклонениям он проявлял излишнее любопытство, но почему-то Артер в равной степени привлекал его, как и отталкивал.

— Конечно, можно… — Навигатор засунул свою ужасающую шапку в дебри широкого балахона и теперь поспевал за капитаном, отражая оголённой лысиной желтоватый свет мигающих корабельных лампочек. — Когда вы были так любезны навестить нас с моими братьями, мы как раз праздновали день рождения…

— Никак ваш? — Андрей оглянулся на Артера не то чтобы с улыбкой, но с неким подобием расположения.

— Нет, капитан… — Он замялся, но навигаторский кодекс приписывал ему всегда всё договаривать до конца, так что пришлось продолжить: — День рождения был у Летиции…

— Кого? Не припомню девушек у нас на корабле… — Да, это может показаться странным, но на «Энкратуриусе» не служит ни одна девушка, что, скорее всего, объясняется просто: мало какое командование будет настолько жестоко, чтобы запихнуть любую представительницу прекрасного пола, будь то уборщица или специалистка по тяжёлому лазерному вооружению, на такую реликтовую посудину. Хотя нет, одна девушка у них в своё время была: некая Галина проработала с ними всего один рейс, а потом написала рапорт об уходе, объяснив это тем, что «Энкратуриус» «смердит как полуразложившийся труп». Андрей до сих пор не понимал, как он подписал этот документ с таким серьёзным лицом и как его приняло вышестоящее командование ВМО.

— Нет, капитан, это… — Навигатор кашлянул, почувствовав, что несколько волосков бороды попали к нему в рот. — Моя питомица. Гигантская сколопендра…

— А… — Сама мысль, что кто-то празднует день рождения с такой ошибки природы, пробила капитана на дрожь. — Надеюсь, вы избавились от неё? Как я проси… Приказал.

— Что?

«Навигаторы никогда не врут. Навигаторы никогда не врут».

— Ну так? Избавились или нет?

«Никогда… никогда…»

— Да, капитан, конечно избавился. Отправил в мусорный диспенсер вместе с остатками еды.

— Хорошо. — Макаров закрыл глаза и успокоился: одной проблемой меньше. — Продолжайте в том же духе, и вы сможете завоевать моё расположение. — Они повернули в очередной коридор, который вел к корабельному шлюзу. — Вы ведь знаете, что сейчас будет?

Конечно, Артер всё знал: на вчерашнем общекорабельном собрании капитан битых два часа говорил о том, как важна для «Энкратуриуса» эта миссия и как опасен рассвирепевший Внемлющий на борту космического судна. Следующие полтора часа он раздавал инструкции каждому члену экипажа: инопланетному социологу Ариславу Горникову, своему заместителю Долу Гакло, ксенотерапевту Норроку, коку и разнорабочему Летьеру, лоцману Джекки Карлитцу, старшему офицеру Питеру Гариманову и даже ему и его братьям-навигаторам. Ведите себя так, делайте то, того не делайте, много не пейте (а лучше вообще не пейте), поддерживайте порядок на борту… Под конец вечера каждый ключевой член экипажа знал свою роль назубок и мог отыграть перед Внемлющим такой театр, что тот просто обязан был оставить положительный отзыв об «Энкратуриусе» командованию ВМО.

— Да, капитан… Торжественная встреча…

— Вот именно, — просто удивительно, что любая интонация капитана, будь она торжественной или нагнетающей, почему-то звучала так, будто он постоянно на что-то жаловался или ворчал, — мы должны показать Внемлющему, что даже в таких стеснённых условиях мы вполне можем отстоять честь ВМО.

— Только я не особо понимаю, капитан… — Артер почувствовал на себе сверлящий взгляд Макарова. — То есть мы все не понимаем… Собор не имеет официального представительства в ВМО, а уж тем более не имеет на неё никакого влияния. Чем этот лорд Локенгон отличается от других пассажиров?

— Отдам вам должное за логичный вопрос. — Последний отрезок пути: Андрей уже видел в конце коридора относительно объёмное помещение, где мельтешили фигуры его подчинённых. — Я удивился, что вы вчера его не задали. Собор является древней и уважаемой организацией, которая хоть и не имеет веса ни в ВМО, ни в кеметском правительстве, в любом случае является воплощением веры нашей планеты. Более того, Объединение очень ценит её вклад в развитие идей и культуры цивилизованного мира, а, что самое главное, в помощь во время войны с цаннами, так что эта миссия очень важна.

— Мне понятно, капитан… — Артер понурил голову и хотел было замолчать, но зачем-то выпалил: — Но как-то не вяжется.

— В голове у вас не вяжется… — бросил капитан как раз тогда, когда они вошли в просторное помещение, наполненное разнородными специалистами и учёными, причем многих не приглашали на церемонию приветствия, но они всё равно пришли из любопытства.

Капитан поморщился, понимая, что подобное столпотворение может иметь двойственные последствия: с одной стороны, Внемлющий способен оценить подобное внимание со стороны экипажа и потом похвалить Андрея за подготовленную церемонию, но, с другой стороны, он волен сделать справедливый вывод, что на «Энкратуриусе» просто-напросто больше нечем заняться, вот они все и пришли. Что же, гнать всех в шею было поздно ввиду того, что свита Внемлющего вот-вот заявится на корабль — уже минут через десять. Интересно, придёт ли на проводы своего гостя Ну-Иль-Як? Или он забьётся в угол своих покоев, и оттуда будет исподтишка поливать Макарова распоследними ругательствами? В любом случае надо представить себя в лучшем свете.

Капитан оглядел собравшихся критичным взглядом и, к своему вящему удивлению, обнаружил, что придраться не к чему: все специалисты, что деятели науки, что армейцы, оделись в соответствующие парадные костюмы попугаистых расцветок с воронкообразными манжетами и размашистыми полами, а другие представляли собой злой гений кеметского минимализма. Выделялся на общем фоне лишь немного запыхавшийся Дол Гакло, который затаился в самом дальнем углу помещения и, опершись на ржавую переборку, протирал свои очки белёсой салфеточкой: Андрей мог лишь удивляться, как он так легко справлялся с этой задачей с одной лишь рукой. По кораблю ходили слухи, что он принципиально отказался от импланта или дупликатора ввиду того, что искусственная рука сделает его слабее. Сам Макаров так не смог — он почувствовал, как по импланту пробежал электронный разряд искусственных синапсов. Большие золотые глаза Гакло выглядели сосредоточенными и озабоченными, будто он что-то лихорадочно обдумывал, а уголки рта подрагивали, выдавая замешательство. Макаров в очередной раз нахмурился и медленно прошёл к нему, по пути кивнув Гариманову, Горникову, Норроку и другим собравшимся. И какого только лешего их сюда принесло…

— Господин Гакло. — К удивлению капитана, тот вздрогнул и чуть не выронил из рук очки. Его взгляд метнулся к вышестоящему начальству, и Андрей невольно подумал, что красоту марсианских глаз может передать лишь талантливый поэт — они подобны двум скругленным слиткам чистейшего золота, сверкающего так, будто Дол полировал их всю ночь напролёт. — С вами всё в порядке?

— Да, капитан… — Если бы Макаров откладывал хотя бы по одной луне за каждый раз, когда он слышал эту фразу, то сейчас он был бы уже баснословно богат. — Всё в порядке…

Воцарилось недолгое молчание, но Гакло довольно быстро распознал специфическое молчание капитана, когда тот стоит над тобой и смотрит прямо в глаза, при этом дыша ровно, но довольно шумно: будто раскочегаривается марсианский паровой механизм.

— Пф-ф-ф… — Он выдохнул, медленно натянул очки на нос и продолжил: — Всё этот Каспер.

— Что с ним? — Капитан обошёл Дола и встал слева, приготовившись одновременно встретить Внемлющего. — Молчит?

— Если бы! — Такого здоровяка, как Гакло, было довольно сложно вывести из себя, а потому Макаров невольно напрягся.

— Да, я мог бы и не спрашивать. — Он уже давно раскусил Каспера, с того самого момента, когда тот начал заливать ему тонны галактической лабуды.

— Он только и делал, что тарахтел… — Словечки у Дола иногда проскальзывали довольно архаичные, но именно это почему-то и нравилось Андрею: он всегда чувствовал, что разговаривает с настоящим представителем народа, который всё ещё ценит классический кеметский язык. — Чесал и чесал своим длинным языком…

— Но ведь таков и был план, не так ли? — Макаров не верил, что Гакло удастся разболтать Каспера, но он идеально подходил, чтобы разведать почву и, возможно, даже ослабить ментальную защиту Вэнса. — Вы его забалтываете, а он сливает всю нужную информацию для предъявления официального обвинения — этот неплохой план предложила после долгих размышлений Переменная: она довольно логично предположила, что как только Андрей сдаст Вэнса ВМО, те сразу же забудут про его услугу и будут судить как своего непосредственного пленника. Гораздо умнее заставить его признаться на месте, так как в таком случае Макаров как капитан «Энкратуриуса» волен выдвинуть против него независимое обвинение — и в таком случае именно он получит право судить Каспера. Только вот заставить его признаться даже в том, что он надел разные носки, будет не так просто, как могла предположить Переменная.

— Да, но только вот болтал он не о том… — Да, стоило предвидеть, что Гакло не выведет разговор в нужное русло, однако кого ему следовало посылать? Если верить всем сводкам, то Каспер оказывался чрезвычайно харизматичной и располагающей к себе личностью, так что многие из его подчинённых могли бы просто перейти на его сторону и поспособствовать его побегу. Долу Гакло он в этом плане доверял, ибо считал его настоящим крепким орешком среди вояк. Хотя, может, и несправедливо считал.

— А о чём именно он говорил?

— Он… — Дол напрягся, пытаясь собраться с мыслями, нахмурился, представив окружающему свету морщинистый узор своего лица и, наконец, выдавил из себя: — Он пытался подорвать… э-э-эм… мои устои.

— Господин Гакло, вы меня удивляете. — Макаров по-отечески взглянул на своего смуглого подчинённого. — Вы ведь тёртый калач. — Капитан на секунду возгордился своим знанием кеметского языка. — Вы должны понимать, что он скажет всё, лишь бы переманить вас на свою сторону и впоследствии использовать вас как инструмент для своих интересов.

— Я знаю… но…

— Вы прошли несколько войн, насколько мне известно. — Андрей говорил в спокойной манере: так он мог позволить себе говорить лишь с Гакло, все остальные почему-то вызывали у него искреннее раздражение. — Вы должны понимать, что наше дело действительно чего-то да стоит. Вы сами видели, как радовались жители Кроманьона, когда мы освобождали их от нашествия цаннов…

— Это да, но…

— И вы же были на Пептоне, когда там шла война с этими… Как их? Такие пушистые, похожи ещё на немытые волосяные мешки?

— Коскасианцы… Я был там, да…

— Да, точно! Вы же сами видели, господин Гакло, как они изничтожали наши колонии ВМО и что они делали с пленниками: сдирая с них кожу, а позже выдубляя её…

— Это тоже всё верно, но не имеет отношения к его речи…

— В смысле? — Макаров понял, что всё ещё хуже, чем он предполагал.

— Он не говорил про войну… — Дол продолжал мяться — видно, к сложным дискуссиям он не привык, но капитан понимал, что здесь замешано нечто другое. — Он говорил о многом…

Тут Гакло задумался, стоит ли говорить капитану о словах Каспера о его пожертвованиях сиротскому дому: ведь он и правда обратился к корабельным архивам, которые подтвердили слова Вэнса, что некий Лазарев пожертвовал венерианскому детскому дому кругленькую сумму. Де-факто это ещё ничего не доказывало, так как Каспер мог просто присваивать себе чужие заслуги, но что-то в его голосе подсказывало Гакло, что тот не врал. Хотя он всё же считался талантливым преступником, умеющим вводить в заблуждение… Так сказать капитану или нет? Может, лучше подождать? Может, лучше все подробнее разузнать у Каспера?

— Вы что-то хотели сказать? — Капитан вперил в Дола настойчивый взгляд, который говорил: «Не молчи, иначе я вытащу из тебя ответ раскалёнными докрасна щипцами!»

Молчать больше нельзя было, так что Гакло уже собирался обо всём ему поведать, как вдруг воздух пронзила предупреждающая сирена, от которой многие вздрогнули, а особо чувствительные даже по-мальчишески вскрикнули. Шлюз приходил в движение, что могло означать лишь одно: через секунду к ним на корабль явится сам лорд-Внемлющий Локенгон. Все вокруг стоящие сразу начали поправлять на себе форму, пиджаки, камзолы, сюртуки и даже парадные халаты, а капитан Макаров невольно поморщился и быстро бросил в сторону Гакло:

— Продолжайте беседы… — Пусть ещё пообщается, решил он. Хуже от этого не будет, но зато, по крайней мере, он сумеет раскусить стратегию Каспера. С одной стороны, он находился в одной из самых надёжных клеток в Галактике, но, с другой, всегда оставался человеческий фактор, который в итоге мог привести к побегу Вэнса.

Дол Гакло облегчённо вздохнул и сразу незаметно отступил вглубь, практически слившись с тамошним сумраком, — он избежал щекотливого разговора и получил позволение продолжать беседы с Каспером. Нет, он не чувствовал, что тот оказывает на него влияние — напротив: если тот и правда имел такие бескорыстные мотивы, то переманить его на сторону ВМО должно стать его задачей номер один.

Капитан же в этот момент поспешно окидывал своим придирчивым взглядом всех собравшихся, думая найти хоть какой-нибудь недостаток, что позволит ему выставить за дверь хоть пару любопытных носов. Однако всё было в норме — даже скучно как-то: кок Летьер стоял в самом центре построения, держа в руках импровизированные хлеб и соль — обычай, который пришёл на корабли из самой кеметской древности. Он означал, что капитан и команда данного судна рады гостям и готовы оказать им максимальные помощь и содействие. Только вот на «Энкратуриусе» вместо хлеба имелись лишь чёрствые, как душа красавицы, сухари, а соль — только кусковая; они запаслись ею ещё при визите на рудники Дайтона. За ним расположился младший офицер Гариманов, чья грудь блистала разнообразными медалями, многие из которых остались ещё из Военно-лётной академии, но кто там их разбирать будет? Капитан также заприметил Джекки Карлитца — ещё одного представителя воинской профессии, с которым он вполне мог наладить дружеский контакт, но только тот почти всегда пребывал в состоянии дикого опьянения, так что все прошлые попытки начать продуктивный разговор оканчивались полным и бесповоротным фиаско. Сейчас он был на удивление трезв и даже одет так, будто несколько часов провёл у зеркала: расфуфыренный камзол оторочен голубыми и серебряными нитками, а объёмную лысину прикрывал лоцманский берет, навевающий капитану воспоминания о своих годах в академии ВМО. Его разлапистое лицо было немного перекошено от прошлой контузии, но, в общем, он выглядел вполне сносно. Макаров хотел было расслабиться, как ему на глаза снова попались Артер и его тюрик… Опять он напялил эту жуть! Пусть только он попадётся ему после приёма — капитан заставит его сожрать эту ошибку человеческого портняжного мастерства! Артер же раскачивался из стороны в сторону и будто напевал какую-то песню, время от времени раскрывая худые губы и подёргивая бородой. Эти навигаторы. Андрей прекрасно понимал, что они являются необходимым злом, но они оказались слишком странны для его адекватного восприятия. Даже этот Артер, который сейчас в гордом одиночестве посматривал на открывающийся шлюз…

Стоп.

В полном одиночестве?

Андрей аж вздрогнул от внезапно нахлынувшего на него чувства провала и одновременной злости: по протоколу любая торжественная встреча ВМО должна происходить при присутствии всех трёх навигаторов. Это должно было показать гостю, что судно сможет успешно и беспроблемно доставить его в любой уголок Галактики, что подчёркивало его безопасность. Но Артер какого-то чёрта стоял один, при этом нагло приплясывая и напевая, а остальных навигаторов вообще видно не было, что могло означать лишь одно — они вообще не явились. Макаров уже хотел излить на Артера весь запасённый им кладезь злобы и, может быть, даже наконец отрезать ему эту поганую бороду, но тут шлюз заскрипел, завизжал, и в помещение ворвались клубы конденсационного пара, которые часто возникали, когда корабельная атмосфера соприкасалась со станционной. Придётся разобраться с этими козлами чуть позже, а теперь нужно будет хоть как-то отвлекать внимание Внемлющего.

То, что началось дальше, повергло Макарова в настоящее изумление, а Дола Гакло — в неизбежный шок, который ещё больше укрепил его уверенность в нужде разговора с Каспером, а Артера — в настоящую кататонию, ибо он просто замер на месте и таращился на происходящее отсутствующим взглядом. Безусловно, они все ожидали чего угодно, но только не того дьявольского спектакля, который начал разыгрываться перед их глазами.

Дверь шлюза полностью открылась, и появились Воины Слова — так Собор называл своих солдат. Точнее говоря, Собор уже не раз отрицал, что он имеет хоть какое-то отношение к армии или сражениям, но все факты говорили об обратном: сейчас перед ними предстало настоящее святое воинство во всей своей пугающей красе. Десятки одинаковых лиц, среди которых нельзя узнать ни мужчину, ни женщину, пугали своим безразличным выражением — скорее бездушные роботы, нежели живые и чувствующие люди. Их лысые головы венчали импровизированные золотые нимбы, которые поблёскивали при тусклом свете ламп «Энкратуриуса», а сами они выступали в настоящих доспехах из платины и белого золота. По крайней мере, так казалось, хотя Андрей готов был биться об заклад, что материал в действительности куда более прочный и устойчивый к повреждениям. Ансамбль дополняли высокие чёрные сапоги на внушительной подошве и длинные позолоченные алебарды и копья, чьи заострённые наконечники поблёскивали электрическими разрядами, — одно касание таким оружием, и человека будет колбасить всю его оставшуюся жизнь. Вполне себе короткую, следует заметить.

Воины Слова маршировали настолько ровно, что Макаров невольно задумался, сколько же лет потратили на их тренировку. Всего их было десять человек, что, скорее всего, что-то символизировало, но что именно — никто не знал, хотя бы потому, что на борту «Энкратуриуса» никто особо не увлекался религией, а те, кто увлекались, обсуждали все насущные вопросы исключительно на своих собраниях. Соборная армия выстроилась в два ряда, формируя своеобразный коридор, ведущий из станции Дерис на борт космического корабля. Копья звучно ударили о железный пол, и на несколько секунд воцарилось гробовое молчание, прерываемое лишь изумлёнными вздохами членов экипажа. Но дальше началось самое невообразимое: один из Воинов Слова вздрогнул и запел невероятно тонким и пронзительным голосом, который сразу навёл Андрея на мысли о кастрации. Пел он, скорее всего, какую-то молитву (опять же — никто точно сказать не мог), но звучала она не успокаивающе и ублажающе, а так, будто призвана вселять в души людей животный страх и раболепие. Его пение напоминало угрожающее жужжание шершня, но только гораздо более атмосферное и пронизывающее — у каждого из присутствующих в душе невольно зародились тревога и отчуждение. Даже у Макарова и Гакло; последнего настолько поглотило происходящее, что он выступил из тёмного угла и теперь стоял рядом с капитаном. Пение продолжалось, переходя с лирического на меццо характерный тенор, а в тёмном провале шлюза наконец показались новые фигуры. Если их, конечно, можно было так назвать…

На борт «Энкратуриуса», издавая бесчеловечные захлёбывающиеся звуки, ворвались существа, которых многие наблюдающие первоначально приняли за собак или каких-то иных прирученных домашних животных, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что это люди… Абсолютно голые, избавленные от какой бы то ни было нательной растительности, ползающие на четвереньках и ведущие себя как одичалые варвары, но всё же люди… В этот момент кого-то начало откровенно подташнивать: офицер Гариманов согнулся в три погибели и еле сдержал позывы к опустошению своего желудка, Артер наконец вышел из своего оцепенения и с отвращением закрыл глаза, а капитан внезапно понял, что брать Внемлющего на борт оказалось не такой уж и хорошей идеей. Эти нелюди, также известные как Примитивные, носились среди святого воинства и творили разные непотребства до тех пор, пока откуда-то не послышался оглушительный свист, от которого они попадали на животы и остались так лежать до тех пор, пока в проёме не показался виновник всего этого представления.

Лорд-Внемлющий Локенгон не поражал своими размерами или статью — среднего роста человек, довольно худенький и тщедушный, чего не могли скрыть даже древометаллические защитные пластины, покрывающие его постаревшую и изношенную кожу. Лицо его словно обглодали мелкие хищники — тут и там виднелись рытвины и шрамы: несомненно, он за свою жизнь прошёл сквозь огонь, воду и медные трубы и повидал такое, что не каждому приснится. Голову Локенгона венчал разлапистый шлем, украшенный кругом с исходящими из центра полосами — так называемое «Колесо», символ Единой Веры и всего Собора в общем. Корни этой символики уходили во времена Забвения, когда Институты Веры и Религии обладали на Та-Кемете практически абсолютной властью. Детали того исторического периода до сих пор очень плохо изучены, но некоторые Услышавшие и Осознавшие поговаривали, что тогда по Та-Кемету лично расхаживали Святые, Полубоги и даже демоны.

Локенгон шёл медленно, словно волочил за собой груду загубленных им жизней, — его лицо выражало скорее не триумф или одухотворённость, а усталость и, как это ни парадоксально, затаённую злобу: будто у маленького мальчика отняли его любимую игрушку, и он решил отомстить, подсыпав слабительного родителям в кофе или киатцу. Он, казалось, не обращал внимания ни на Воинов Слова, ни на собакоподобных Примитивных, которые не отнимали лица от пола, боясь хозяйского наказания. Медленно и даже с достоинством он переступил порог «Энкратуриуса» и направился прямо к капитану, который понял, что настал его час, и незаметно переместился в центр встречающей делегации, аккуратно отпихнув кока с его «хлебом и солью».

Однако на этом сюрпризы не закончились: прямо за Локенгоном на борт космического корабля взошли три изогнутые фигуры, в которых Андрей сразу признал зрячих. Телепатия оставалась довольно редким явлением в Галактике, но люди, имеющие повышенную чувствительность к человеческим эмоциям и настроениям, встречались довольно часто: стоило лишь немного поискать в трущобах, переполненных наркоманами и любителями понюхать долианскую дурь, как сразу же обнаруживались хоть несколько детей с разной степенью ментальных способностей. Конечно, до настоящих зрячих им было ещё далеко, но некоторые могли определить, врёт человек или нет, а ещё большее количество умели предсказывать дальнейшее поведение той или иной личности. Большинство таких детей шли на воспитание в Касту Зрячих и ВМО (для разных нужд), но некоторых, особенно одарённых, забирал Собор, — по договору о ненападении, подписанному ещё во время войны с цаннами и осады Марса. Никто не знает, что они делали с бедными детьми, но в итоге из них получались отличные ищейки, ментальные считыватели и даже сносные предсказатели. Странно и то, что из всех видов зрячих Собор больше всего интересовался именно провидцами: индивидуумами, которые могли, основываясь на современном состоянии дел и сочетаний фактов, предсказывать все возможные варианты развития событий. Примерно то же самое могла делать и Переменная, но только если свои суждения она основывала на чистой логике (которая отнюдь не всегда срабатывает), то провидцы могут просчитать любой вариант в зависимости от характера или мыслей окружающих их людей. Тот факт, что у Локенгона на службе трое таких, говорил о его высоком и чтимом статусе. Более того, Макаров готов поклясться, что Собор воспитал в них и другие качества, — способность читать мысли и влиять на чужие эмоции, а может быть, даже и телекинез.

Примечательно, что двое из Провидцев оказались девушками: первой уже перевалило лет за пятьдесят, о чём говорили обширные лицевые морщины. Выражение лица её говорило, что она страдала от даунизма, а также она обладала плотным телосложением, будто не один год упражнялась в поднятии тяжёлых штанг. Вторую девушку можно было даже назвать привлекательной, ввиду её стройной точёной фигуры и длинных каштановых волос, которые доходили до самого её пупка, но всё впечатление портили странные провода, торчащие у неё из затылка и заканчивающиеся где-то в области копчика. Это, видимо, было одно из извращенно-хитроумных приспособлений Собора для расширения потенциала зрячих: Андрей не знал, работали они или нет, но вот выглядело всё это излишне неприглядно. Последним за всей процессией волочился невысокого роста парень, явно ещё молодой и совсем недавно взятый Собором на службу: в его узких глазах пока читались остатки сознания, а шёл он уверенно и четко.

Пока капитан рассматривал Провидцев, Локенгон уже успел подойти к нему почти вплотную, и Андрею удалось получше рассмотреть черты его лица. Если бы не кошмарные шрамы, то Лорда-Внемлющего вполне можно было принять за классического дедушку, которого можно встретить в садах Та-Кемета, играющим в шахматы или скраббл. На лице ярко выделялся устрашающих размеров нос, который напоминал то ли саблю, то ли остро заточенную шашку: сложно поверить, что он не делал ни одной пластической операции, чтобы добиться такой его длинны и остроты. Щёки его давно бы обвисли, но были настолько впалыми, что заметны очертания зубов под кожей. Лорд-Внемлющий был выбрит, но всё равно то тут, тот там виднелись затемнения и коротенькие седые волоски. Когда же Локенгон внезапно улыбнулся безгубым ртом, явно соблюдая приветственный этикет, Андрею показалось, что тонкая ниточка пролегла между ушами Лорда-Внемлющего, соединяя их. Не сказать, что глаза Внемлющего выразительны, но в них определённо читались исступлённая фанатичность и лихорадочный блеск. На дальнейшее изучение персоны Локенгона времени не оставалось, и Андрей понял, что пора начинать свою часть представления. Он аккуратно толкнул локтем Летьера, который чуть ли не пускал слюну из разинутого рта, и сам сделал уверенный шаг вперёд, решив, что если уж принимать подобного рода гостей, то принимать их с достоинством. Кок не заставил себя ждать — он довольно быстро оказался прямо перед Локенгоном, протягивая ему сухари и крупные куски соли:

— Глубокоуважаемый Лорд-Внемлющий Локенгон, я от имени всего экипажа приветствую вас на борту военно-разведывательного судна «Энкратуриус» под начальством капитана первого ранга Андрея Макарова. Позвольте преподнести вам хлеб и соль в знак нашей доброй воли и того, что мы готовы будем позаботиться о вас на протяжении всего полёта. — Летьер чуть заметно наклонил голову, не особо понимая, что ещё от него может потребоваться.

— Благодарю… — Голос Локенгона заглушало какое-то специальное устройство: он даже скорее не говорил, а шептал, будто в горле у него застрял некий сторонний предмет. Перед каждым словом он вздыхал так глубоко, словно собирался прямо вот тут, на месте, испустить дух. — Да услышит Он… — Локенгон кивнул одному из Воинов Слова, и тот немедленно подскочил к Летьеру.

Кок не успел даже вздрогнуть, как и сухари, и соль резко бросили на пол прямо в сторону четвероногих питомцев Внемлющего. Те сразу очнулись от оцепенения и с рёвом и причитанием набросились на еду, которую, как видно, они ждали уже давно. На лицах экипажа «Энкратуриуса» читались отвращение и даже гнев, но Макаров понимал, что продолжать нужно в том же духе:

— Лорд Локенгон, — он достаточно уверен в себе, чтобы не запинаться и говорить с небольшим напором, — я рад приветствовать вас на своём судне. Надеюсь, ваше пребывание на Дерисе было достаточно комфортабельным?

— Капитан… — Лорд-Внемлющий медленно сглотнул, — я прибыл сюда… не для того… чтобы… обмениваться любезностями…

«Ах, вот ты какой», — Андрей на протяжении своей жизни привык делить людей на несколько десятков категорий, которые так или иначе помогали ему идентифицировать личность и выработать соответствующую стратегию поведения с ними. Локенгон определённо подходил под категорию «напыщенный дурак» — подобные люди всегда обожают кичиться своим положением и часто намекают, как важна их нынешняя миссия.

— У меня… важное дело…

«Точно», — Макаров ещё раз убедился в точности своей системы.

— Ну-Иль-Як… должен был… уведомить вас… о том… — Он немного помолчал, словно ему требовалось раскочегариться: — О том, что… со мной будет… груз…

— Какого рода груз, лорд Локенгон? — Конечно, никто его не предупреждал, как иначе? — Боюсь, у меня нет полномочий…

— Зато… у меня они… есть. — Он снова сглотнул и на несколько секунд прикрыл глаза. — Груз… чрезвычайно важен… для всей… Веры. Это… мой пленник. Да услышит она… Слово Его…

— Пленник? — Разговор шёл не в самом лучшем направлении, так как вокруг было уж слишком много любопытных ушей.

— Да. В тюремной… капсуле. Её… следует как можно… скорее… доставить на Плутон.

— Боюсь, Ну-Иль-Як не удостоил меня такой чести, чтобы сообщить о ваших намерениях. — Появилось ещё несколько поводов для того, чтобы лишить этого богомолообразного его тёплого насиженного местечка.

— Меня… не интересуют… ваши разборки… Мне нужен… транспорт.

Хотелось, конечно, отказать ему прямо здесь и сейчас, но Макаров прекрасно понимал, что на данный момент это уже не представляется возможным: он словно увяз одной ногой в зыбучем песке и теперь мог лишь ждать, пока его не затянет в них полностью.

— И я буду рад вам его предоставить, — ответ на следующую фразу он знал заведомо, но удостовериться следовало, — вам, вашей свите и беженцам. Где они, кстати?

— Они… полетят… другим кораблём…

— Лорд-Внемлющий, мне об этом неизвестно. Если ВМО действительно одобрило данную вашу инициативу, то это…

— Возмутительно?! — впервые за весь разговор голос Локегона прозвучал не устало и измученно, а так, будто в него внезапно вселилась уверенность и сила.

— Неправомерно, — поправил его Андрей.

Внемлющий тяжело вздохнул и, казалось, осел под тяжестью непомерного груза.

— Я вас… понимаю… — Снова тот же шёпот, но только ещё менее различимый, будто последнее слово высосало из него остатки жизненной силы. — Но… природа моего пленника… такова… что беженцы… будут подвергаться ещё большей… опасности. Да услышат они…

Он замолчал, как показалось Андрею, на самом важном месте.

— Какой опасности?

Лёгкая, мимолётная улыбка коснулась тонкой нитки рта Внемлющего, он еле заметно взмахнул рукой и сделал спокойный шаг навстречу капитану. Как по команде все Воины Слова выстроились в шеренгу и взяли копья и алебарды на изготовку.

— Капитан… — Андрею приходилось прилагать невероятные усилия, чтобы распознать слова Локенгона, — я вами… восхищаюсь. То, что вы… сделали на… Гере. По моему мнению… это был… поступок… достойный…

— Давайте ближе к делу, Внемлющий. — Ему определённо что-то нужно от капитана, а потому можно и поёрничать. — Я тоже не люблю обмениваться любезностями.

— Проводите… нас в наши… покои… — Локенгон ничем не выдал того, что оскорбился, но это читалось в его глазах. — Давайте… продолжим… разговор позже. В более… интимной… обстановке…

— Согласен, — капитан отступил в сторону, — но учтите, я буду подавать запрос в штаб ВМО относительно беженцев.

— Как вам… угодно… — Он взмахнул рукой, и его сюрреалистичный конвой приготовился к дальнейшему движению. — Кто нас… проводит… капитан?

Ну хоть один приятный момент: по крайней мере, Артер поплатится за свой навигаторский идиотизм.

— Артер! — крикнул Макаров, и тот боязливо подошёл к нему, будто переживая оттого, что хоть ненамного приблизился к Локенгону. — Проводите Лорда-Внемлющего в его покои.

— Но… — заикнулся было Артер, но поймал на себе разъярённый взгляд начальства, а потому сразу обратился ко внемлющему: — Лорд Локенгон, пройдёмте.

Когда весь конвой скрылся в ржавой и ободранной темноте коридоров «Энкратуриуса», к Андрею подошёл Дол Гакло и медленно процедил сквозь зубы:

— Прошло не так хорошо.

— Вам не откажешь в отличном восприятии очевидности. — Макаров даже не посмотрел на него: ему требовалось всё обдумать и снова переговорить с Переменной. Слишком много всего нахлынуло за столь короткий срок. Он бросил приказ в толпу ошалевших вояк, учёных и специалистов и поспешил в свои покои.

За несколько секунд помещение наполнилось шепотками, фразами и даже испуганными выкриками — у команды появилась настоящая тема для пересудов. Жизнь потихонечку налаживалась.