Невеста и Чудовище

Нина Васина

У шестнадцатилетней Лилит по кличке Текила и ее бойфренда Байрона – все необычное! И имена, и увлечение – на досуге продвинутые «детишки» занимаются хакерством, – и родители. У Текилы папа был разведчиком. Он погиб, когда дочери исполнилось три года. А вот отец Байрона, тоже шпион, оказался жив и пару лет назад внезапно появился в его жизни… В конце октября удача изменила юным хакерам – их накрыло ФСБ. В тот же судьбоносный день Текила поняла, что беременна. С ФСБ все обошлось: талантливым ребятам ничего не смогли предъявить. Байрон познакомил свою невесту с отцом... В результате Текила поселилась на их даче. Именно там ей стала являться девочка в белом платьице и в красных туфельках. И вот странность, ее видят только Лилит и старый сторож. Текила понимает: девочка-видение явно чего-то от нее хочет, но еще не знает, что ей предстоит вернуться в тот октябрьский день, чтобы изменить свою судьбу и судьбу еще не родившегося ребенка…

Жертва

На кладбище в субботу было много народа. Громкие крики ворон — уже смеркалось, и они кружили плотными стаями над старыми деревьями, готовясь к ночлегу. Бесконечно длинные проходы между оградами в поисках нужной могилы. Мама два раза выходила не на ту линию. Потом вдруг оказалось, что мы уже на месте: никакой ограды, два почти одинаковых камня — темный и светлый. На темном — выпуклый мужской профиль, имя, годы жизни.

— Марк Яловский, — прочитала я вслух. — Умер в сорок четыре года.

Провела рукой по камню там, где нос выступает, и посмотрела на маму вопросительно:

— Яловский?..

— Бондарь — моя девичья фамилия, — на кладбище мама вдруг стала спокойной и веселой. — И твоя тоже.

— А рядом женщина похоронена, — сказал Байрон. — Странно, тот же год смерти. Вы ее знали?

— Нет, — ответила Мамавера, покосившись в его сторону.

— Марина… — он замешкался, — Марина Яло…

Я вздрогнула.

— Яловега, — прочел наконец Байрон и постарался успокоить меня улыбкой: — Извини, плохо видно. Странная фамилия.

— А на памятнике слева фамилия Замахнибейся, — показала мама рукой. — Достаточно, или еще погуляем? Почитаем, так сказать.

Мы медленно пошли к выходу. Мне что-то мешало дышать. Не хватало еще разреветься. Хватаю Байрона за рукав. Он тут же лезет в карман и достает… свой большой носовой платок.

— А может такое быть, что отец вез орхидею этой Яловеге? — спрашиваю я, отвергая платок, и шепчу Байрону: — Ты вообще его стираешь?

— Нет, — он убрал платок. — Но сегодня, похоже, придется.

— Не может такого быть, — категорично отмела мою версию мама.

— Но ведь дата смерти одна и та же! Вдруг эта женщина была с ним в гостинице в момент убийства и похищения орхидеи, — упорно продолжаю я. — Их могли убить вместе.

— Женщина, орхидея… — вздохнул Байрон. — Мой отец ограничился заглатыванием микропленки. А у вас все так романтично.

— Говорю же, — настаивала мама, — он вез цветок тебе.

— И что это была за орхидея? — спросил Байрон.

Я открыла было рот, потом покосилась на маму.

— Хватит, — сказала она устало. — Хватит на сегодня физиологии.

Что-то заставило меня обернуться. Между двух камней стояла девочка. Маленькая.

— Смотрите, на эти могилки ребенок пришел. Почему-то один, без взрослых, — я показала рукой.

— Где? — прищурилась Мамавера.

— Вон же она стоит в белом платьице, рукавчики фонариком.

Байрон обнял меня за плечи, крепко прижал к себе и заметил:

— Холодно ей небось в одном платьице.

— Я никого не вижу, — отвернулась мама.

— Это она, — шепчу я.

— Да кто — она? — раздражается мама.

— Яловега.

— Нет, это не Яловега! — рассердилась вдруг Мамавера. — По датам на памятнике она умерла в 31 год! У тебя уже галлюцинации от истощения! Хочешь проваляться ближайшие месяцы в больнице на сохранении?! Ты должна есть! Есть и спать, а не шастать по ночным клубам!

— А мы немедленно, прямо сейчас, пойдем есть, — Байрон развернул меня к себе и наклонился. — Быстро говори, что ты хочешь съесть.

— Блины, — сказала я, подумав. — С черной икрой. Вишневый пирог со взбитыми сливками, черный кофе и яблочный сок.

— С какой икрой, я не расслышала? — спросила мама.

— Без проблем, — успокоил ее Байрон. — Мы еще не обмыли нашу… — он замялся.

— Ваше воровство, — ехидно заметила мама.

— Это называется нелегальный слив информации, — поправил Байрон.

— Ладно, — сдалась мама, — будем обмывать слив.