Наследие Иверийской династии. Господин Демиург

Нина Малкина (2024)

КНИГА ПЯТАЯ Полгода назад моя жизнь изменилась. Всё, что было важно, вдруг кануло в прошлое, и на место старым ценностям пришли иные смыслы. Я очень долго не хотела признавать правил и подчиняться судьбе, но теперь поняла, что только так и можно выжить. Выжить — и найти своё место в мире. Кажется, что счастье и покой совсем близко, но… где-то ещё бродит тот, кто желает сам устанавливать свои правила. Меня зовут Юна Горст. И я намерена навсегда выйти из той игры, в которой не хочу быть больше ни пешкой, ни королевой.

Глава 1. Развлекайся, пока можешь

Сбежать от прошлого можно. Нужны только отчаянная поспешность, быстрый темп и натиск. Нужны стремление к свершениям, огонь в груди и твёрдый характер. Нужна смелость. Но самое главное — нужно идти только вперёд и не оглядываться.

Думаю, если взглянуть на человеческую судьбу всевидящим оком богов, то можно увидеть нить с нанизанными бусинами. Эти бусины, крошечные блестящие точки — события, что происходят на нашем жизненном пути. Радостные и горестные, крупные и мелкие, сияющие и тусклые, бусины-события делают нас теми, кем мы и были созданы: живыми и чувствующими людьми. А между этими точками протянуты длинные неприметные волокна — дороги, по которым мы и плетёмся к нужной цели. Чем длиннее дорога, тем дольше человек ожидает перемен — томится в своём существовании, мается в одинаковых буднях и изнывает в скуке. Можно ползти по этой нитке, а можно — бежать сломя голову, чтобы поскорее узнать, что же тебя ждёт.

И я бежала. Мы с Ренуардом бежали, потому что оба нестерпимо, неимоверно хотели найти в будущем что-то новое. Верили, что следующая точка на неисповедимом пути Квертинда окажется столь яркой, что избавит нас от того, что мы хотели оставить позади. От терзаний, воспоминаний и всего, что утягивало нас в бездну. Ренуард хотел сбежать от прошлого, в котором он был несчастен. Я же хотела сбежать от прошлого, в котором была слишком счастлива.

Как давно я в последний раз чувствовала себя счастливой? Уже не вспомнить. Наверное, ещё в те времена, когда в моей жизни существовал Джер.

Джер.

А после него…

Я мечтала, что прошлое повторится, но вместо этого моя жизнь превратилась в одну сплошную нить ожидания. Ту самую — связующую алую нить с ментором, которая за месяцы разлуки истончилась, поистрепалась и стала лишней.

Именно поэтому ровно в три часа после полудня я покинула Мелироанскую академию через потайную дверь, села в самый быстрый в королевстве дилижанс и сбежала от прошлого.

Лэрион не подвёл: он нёсся вперёд на огромной скорости, взметая за собой клубы пыли. Совершенно непохожий на все остальные, этот транспорт казался чужеродным монстром на фоне цветущего Батора. Выкрашенные бордовой краской бока — металлические, а не деревянные — бликовали под ярким солнцем. Мягкий удобный диван заменял обитые бархатом лавки, над головой натягивался откидывающийся полог. Водитель в фуражке, белых перчатках и с чрезвычайно важным видом сидел не на козлах, а прямо в кузове. Конечно, это был человек, — рудвикам Ренуард Батор свою драгоценность не доверял.

Я покрепче вцепилась в край закрытой дверцы, глядя вперёд. От скорости и ветра в лицо перехватывало дыхание, а сердце подскакивало прямо к горлу, но не от страха, а от упоительного наслаждения. Лэрион воистину оказался не просто транспортом, а настоящим чудом. Он не оставлял почти никаких следов пара и производил мало шума, однако те, кто замечал дилижанс на дороге, сворачивали шеи при виде редкой диковинки. И чем ближе мы подъезжали к столице южного края, тем чаще нам попадались местные жители, путешественники или просто зеваки. В проносящихся мимо деревнях люди и вовсе встречали молниеносный Лэрион криками «Ренуард!» Все знали, кому принадлежит это создание магии механизмов.

Словно бы равнодушный к такому вниманию, наш экипаж стремительно огибал залив по петляющей между полей дороге, проносился вдоль пастбищ и цветущих лавандовых полей. Ирб неумолимо приближался.

— И как же тебе удалось обмануть стязателей? — отвлёк меня от созерцания окрестностей голос молодого Батора.

Я ещё раз глотнула встречного ветра, отцепилась наконец от дверцы и удобнее устроилась на сиденье. Расправила спутанные волосы, причесала их пальцами.

— Двое кровавых убийц Претория оказались беспомощны перед стыдливостью благородной леди, — ответила я и хлопнула глазами. — Я потребовала, чтобы они не смели тревожить мой покой перед важным выходом. Пришлось соврать, что свидание состоится только в девять и что я очень волнуюсь.

— Неужели они оставили тебя без охраны? — засомневался Ренуард.

— Ненадолго, — довольно улыбнулась я. — Эсли попросила их о помощи в расследовании небольшого хищения, а Арма заверила, что посторожит свою госпожу у двери. Она часто так делает. После одного случая в Обители Мелиры ей доверяют, — я постучала пальцем по подбородку. — Да, ещё Стрилли принесла к дверям свежий лошадиный навоз в кадушках для направления потоков удачи, и, ты знаешь, мне начинает казаться, что это работает. Стязатели действительно оставили свой пост без лишних расспросов. Оба. Буквально на несколько минут. Приказали убрать навоз, а когда вернулись, обнаружили у дверей спокойную и уверенную Арму, доложившую, что госпожа по-прежнему отдыхает и в комнату никто не входил. Она ведь даже не соврала! Ей поверили. С момента приезда в Мелироанскую академию мы все так расслабились, в том числе и стязатели…

Я замолчала, неожиданно осознав, что слишком увлеклась рассказом и тараторю без умолку. Но Ренуарду, кажется, нравилось. Он раскинулся рядом, вытянув одну руку вдоль спинки сиденья, и с ехидным прищуром рассматривал меня из-под ресниц.

— Значит, нужно вернуть тебя к девяти вечера… — задумчиво протянул он. — Признаться, я не привык к ограничениям. Что будет, если опоздаем?

— Думаю, Жорхе меня отругает, — я пожала плечами. — Это очень страшно, поверь. Но я переживу.

Ренуард хмыкнул.

— Я бы не пережил, — он сделал страшное лицо. — Меня этот стязатель и в спокойном состоянии пугает до колик, боюсь представить, как он страшен в гневе. Но я всё равно рискнул бы, даже под страхом смерти. Оно того стоит. Ты такая красивая.

— Спасибо, ты тоже ничего, — выдала я, ещё до того как успела вспомнить, как правильно реагировать на комплименты.

Повисла неловкая пауза, и Ренуард постучал пальцами по краю кресла.

— Немного поздновато, но я принёс тебе подарок ко Дню Династии, — он подался ближе и извлёк из кармана крохотную бархатную коробочку.

Дилижанс угодил в какую-то яму, и я от неожиданности схватилась за спинку сидения и сжала зубы. Маленький коробок в мужских руках пестрел бирюзовым боком — цветом мастерских госпожи Фонфон — и не предвещал ничего хорошего. Это обычное украшение или?… Не позволяя мыслям убежать далеко и опасаясь прикасаться к подарку, я прямо спросила Ренуарда:

— Что это?

— А ты как думаешь? — съехидничал он. — Я мог бы встать на одно колено в конце вечера, но, поскольку у нас так мало времени до гнева Вилейна, мне пришлось сократить программу.

— Послушай, Ренуард, — осторожно начала я, отодвигаясь как можно дальше. — Ваше Сиятельство… Буду с вами честна. Мы же так договаривались? — Я дождалась кивка и продолжила: — Я не была даже уверена, что мне стоило сегодня идти на это свидание. Не знаю, правильно ли я поступила и чем всё это закончится. Быть может, это очередной глупый поступок маленькой девочки. Просто всё так сложно…

Не выдержав, я потёрла глаза. Ночь выдалась бессонной: мучительные размышления не давали мне покоя, а вчерашний разговор с Сиреной так и норовил похоронить под своей эмоциональной убедительностью всё, что с таким трудом выстраивалось до неё.

— Эй, — тихо проговорил Ренуард и напрягся. Хотел меня коснуться, но передумал. — Эй, Юна, я не хотел тебя расстроить. Просто открой, ладно?

— Ладно, — сдалась я после пары секунд раздумий.

Всё-таки взяла коробочку, открыла и… оторопела. На мягкой подушке вместо сияющего кольца лежал клочок пергамента. Это же…

— Тот самый пломп! — догадалась я. И расхохоталась: — Ты сохранил его? Невероятно! О Ревд, я была тогда такой… такой…

— Свободной? — предположил Ренуард, и я замолчала.

Зато он продолжил:

— Ты была настолько свободной, что земля дрожала под ногами! Чувствовала вкус побед и не боялась ни чужого мнения, ни стязателей, ни законов, ни самих богов. Я так тебе завидовал!

— Думаю, я просто была слишком юна, — мягко улыбнулась я от воспоминаний. — Меня называли королевой-грязнулей, теперь же я практически сама Мелира Иверийская. Одна из её дочерей и последовательниц.

— Мелира Великая оставила достойное наследие, — Ренуард склонил голову, наблюдая за игрой теней от высоких деревьев. Мы как раз проезжали цветущую аллею, за которой раскинулись поля тюльпанов. — Она умерла и превратилась в призрака своей академии. А ты рискуешь превратиться в призрака этой академии ещё при жизни. Ты ведь другая, ты не Мелира. Ты не вляпалась ни во власть, ни в светскую жизнь, ни в обязательства. Пока не вляпалась. И я думаю, что сейчас отличный момент, чтобы вернуть тебе… тебя.

Я опустила глаза. Смяла пальцами клочок пергамента, который мне когда-то наклеила Тильда. Посмотрела в окно. Хотела ответить Ренуарду, чего на самом деле стоит свобода, но дилижанс неожиданно повернул, не доезжая до городских ворот. Мощёная светлым камнем дорога быстро закончилась и превратилась в грунтовую колею, отчего нас начало кидать из стороны в сторону. Пришлось схватиться за ближайшую ручку из лакированного дерева.

Колёса зашуршали по земле, экипаж ощутимо затрясло. Я кашлянула и снова выглянула в окно, пытаясь разглядеть за взметнувшейся пылью разноцветные домики Ирба и шпили башен. Они остались в стороне и теперь мелькали на фоне светлого неба.

Ренуард не шелохнулся, только покрепче вцепился в стоящее впереди кресло водителя.

Неприятное беспокойство поскреблось в затылок. Не страх, нет. Скорее, сожаление о том, что я снова наделала глупостей. Какая-то обречённая покорность обстоятельствам. Казалось, стоит мне только принять решение — оно тут же оборачивается роковой ошибкой.

— Ты же говорил, что отвезёшь меня в Ирб, — прохрипела я и приготовилась к любому повороту событий.

Развязала ленты белой накидки мелироанской девы, сняла перчатки. Пододвинула ближе шляпку с вуалью — я взяла её с собой, как и обещала Вилейну, — и положила на колени. Длинная острая шпилька, заточенная мною лично, украшала головной убор и была призвана удерживать его на прическе.

Пальцы сами собой сжали ажурный край заколки. Знакомое оружие. Самым очевидным решением было воткнуть остриё в шею водителю — он не успеет развернуться, и я смогу уделить внимание его сиятельству Батору.

Есть ли у меня шансы победить в грядущей схватке? Вполне.

Напряжённые мышцы, давно отвыкшие от тренировок, неприятно заныли, но я проигнорировала боль и подалась вперёд — поближе к крепкому мужчине за рулём Лэриона.

— Мы сделаем небольшой крюк, прежде чем предадимся разврату, — расслабленно проговорил Ренуард и вдруг заметил мой беспокойный взгляд: — Собираешься перерезать глотку моему водителю? Я бы не возражал.

Он засмеялся, обнажив ряд белых зубов. Потом дунул на клок волос и продолжил уже серьёзно:

— Я хотел сделать тебе сюрприз и показать одно из тайных мест Батора. Особенное место. Там нет никого, кроме нескольких слуг и целителя. Я позаботился о том, чтобы нас больше никто не побеспокоил.

Лэрион снова тряхнуло.

Мы проехали ещё немного, задевая бортами высокую траву и подскакивая на ухабах. Потом солнечный свет закрыла густая тень надвигающегося строения. Огромное круглое здание чем-то напомнило бестиатриум, только с глухими деревянными стенами, и возвышалось над землёй на несколько человеческих ростов, подпирая небо одним-единственным шпилем в центре. От шпиля тянулись в стороны полосатые тенты. Они крепились к массивным балкам и свисали свободными концами вниз.

Экипаж обогнул странный сюрприз по кругу, издал последний «чух» и затих напротив обветшалого крыльца. На фоне угрюмой громады вход казался совсем крохотным. Ренуард тут же вышел, громко хлопнув дверцей, а я так и осталась сидеть в нерешительности.

Здание не выглядело жилым или действующим — жёлтая краска на стенах облупилась, кое-где висели лоскуты бумажных афиш и торчали трухлявые доски. Выцветшая ткань навеса хлопала на ветру, слабо колыхая рваными концами. Мы приехали как будто к огромной широкой бочке, забытой каким-то великаном посреди цветочного поля. Своим видом эта постройка напоминала не то заброшенный театр, не то палатку таххарийца. Ни то, ни другое не сулило мне ничего хорошего, поэтому я снова стиснула край заколки и размяла плечи, шею, пальцы. Где-то внутри ёкнуло от противного предчувствия — казалось, за этими стенами нас ждут ведьма, вонючий хьёль-амир и чужое неверное решение, от которого я непременно пострадаю. И, как в тот раз, похолодели пальцы. Во что Ренуард собрался меня втянуть?

— Госпожа Эстель, — молодой Батор открыл дверь с моей стороны и подал руку, — разрешите проводить вас на лучшее свидание в вашей жизни.

— Я не так представляла себе свидание с сыном консула, — попыталась я перевести всё в шутку и ещё раз окинула взглядом зловещую бочку-палатку.

— Ставлю сотню лирн на то, что ты заблуждалась на мой счёт! — он одёрнул жилет и неожиданно затоптался на месте от неуверенности, что действительно было не похоже на Ренуарда Батора. — Если ты против, мы уедем. Можем выпить где-нибудь в приличном месте или выйти в море под парусом. Или выпить под парусом, — он снова улыбнулся — открыто, просто, совсем по-детски. — Всё, что пожелаешь.

— Надеюсь, в этом театре нет приспешников проклятого Ордена Крона? — улыбнулась я в ответ, всё ещё раздумывая над тем, стоит ли поддаваться любопытству.

Господин Демиург говорил, что все женщины тщеславны. И любопытны — тоже. Весьма губительная черта характера, с помощью которой можно легко манипулировать человеком. Губительнее, пожалуй, только любовь.

— О, это не театр, — Ренуард задрал голову к высокому шпилю посреди тента. — Это цирк. Настоящий тимберийский цирк, построенный ещё во времена Мелиры Великой. Страна механизмов славится цирковым искусством, а в соединении с их особой магией это становится фееричным зрелищем. Жаль, что мне не довелось увидеть его в деле — когда я родился, цирк был уже заброшен. Преторий запретил выступления, а часть декораций демонтировали. Но кое-что осталось. Сегодня мы станем участниками представления, — он шагнул ко мне, наклонился близко-близко и прошептал: — Итак, Юна Горст, ты со мной?

— Ну конечно, — выдохнула я и кокетливо оттолкнула парня.

Он пошатнулся, сделал вид, что убит, дурашливо поклонился. Потом снова подал мне руку, и я всё-таки выбралась под ласковые лучи весеннего солнца. Расправила многослойную юбку платья — летящий полупрозрачный шёлк светло-розового цвета, атласный пояс на талии, кружевной плотный лиф вместо корсета. Встряхнула тяжёлыми волосами, проверила бархотку на шее. Прихватила шляпку — на всякий случай.

Жара ещё не пришла в Батор, но в послеполуденном воздухе уже ощущалась горячее тепло. За окружающими растениями явно никто не ухаживал — дикие пряные травы изредка перемежались редкими деревцами орешника и оливы. На горизонте виднелись одинокие домики.

Ренуард подал мне локоть, и я охотно на него оперлась. Вместе мы направились к входу по плохо протоптанной тропинке — туфли тут же утонули в траве, юбка зацепилась за торчащие стебли, но я не позволила себе жаловаться.

— Твой Лэрион просто восхитителен! — взмахнула я свободной рукой, имитируя восторг. — Никогда не видела ничего стремительнее. Ты был прав, когда говорил, что он способен разогнать тоску.

— Ну правда же, он хорош? — вроде бы искренне обрадовался Ренуард. — Первый в Квертинде дилижанс, работающий на спирте. Говорят, в Тимберии такие давно вытеснили паровые экипажи. Но и это ещё не предел: наука там развивается быстрее, чем мы можем себе представить. Я почти каждый вечер встречаю корабль из страны механизмов в порту Ирба и узнаю новости из уст самих тимберийцев. У них ужасный акцент, и они едва ли сносно говорят по-квертиндски, так что я сам начал учить их язык.

— Серьёзно? — я округлила глаза.

— Льёс уак нонт комме тьюлк, — важно продекламировал он, чеканя каждый слог.

— Надеюсь, это комплимент моей дамской прелести? — хохотнула я.

— Суждение о ценах на особое вещество, питающее магию механизмов, — Ренуард отодвинул свисающий полог, прикрывающий вход, и мы шагнули в пыльное тёмное нутро тимберийского цирка. — Образуется из остатков древних живых организмов. Вещество это вязкое, как смола, и такое же чёрное. В первоначальном виде безопасно, но как только подчиняется человеческой воле, становится ядовитым для магов. Как ризолит, только… радикальнее: оно не блокирует, а уничтожает магическую память в живом организме, разъедает её медленно, но верно. Подавляет любые заклинания, ослабляет власть богов над человеком. Как будто ты жертвуешь даром божественной магии в обмен на ещё больший дар человеческой науки. Ещё тридцать лет назад оно было не так популярно, но теперь в Тимберии эта штука повсюду. Она и есть их божество прогресса. Даже Толмунд бессилен перед его могуществом. Представляешь эту силу?

— Пока не очень, — честно призналась я и огляделась. Ряды трибун, старые балки, облупленные игрушки размером с настоящего капрана — цирк был явно давно заброшен. Я перевела взгляд на Ренуарда и подняла уголок губ: — Чувствую себя на занятии в Кроуницкой академии. Сложные вещества, цены, могущество и его ограничения…

— Это просто разговоры матросов, понятия не имею, правдивы ли они, — Ренуард коротко поцеловал мою руку и по-хозяйски прошёл вглубь здания.

Я сощурилась, пытаясь привыкнуть к полутьме.

Света здесь было достаточно — он проникал сквозь щели и рассеянно лился сверху, просачиваясь сквозь ткань крыши. Но после солнечной яркости баторского дня потребовалось некоторое время, чтобы лучше рассмотреть окружение.

Внутри цирк не был похож ни на театр, ни на палатку таххарийца. Вообще ни на что из того, что мне доводилось видеть ранее.

Синюю арену с изображением двух жёлтых шестерёнок окружали витые столбы, пронзающие огромных лебедей — некоторые из них парили почти под самым потолком, другие же шагали по земле, касаясь пола перепончатыми лапами. Я осторожно прошла ближе к диковинному зрелищу. Носки туфель тут же покрылись мелким песком.

— Одну минутку, — мелькнул в стороне Ренуард, вытягивая шею и заглядывая куда-то за ряды поломанных кресел. — Сейчас вернусь. — Он стрелой пролетел мимо и крикнул: — Ну где вы там? Поторапливайтесь!

При ближайшем рассмотрении деревянные лебеди оказались лодками — внутри были сидения, как в старых дилижансах. Я погладила шею с потрескавшейся краской, подняла голову к трибунам — между рядами валялись обломки музыкальных инструментов, бюсты статуй, чудные шляпы, посеревшие от пыли. Ярким пятном выделялся обрывок флага Квертинда — от Иверийской короны осталась ровно половина. У дальней стены громоздким облаком белела перина — огромный бархатистый на вид шар, сохранивший удивительную чистоту посреди общей разрухи. Кроме этой перины, было здесь и ещё кое-что совершенно новое: ровно посередине арены сверху свисали две длинные белые полоски ткани, едва колышущиеся на лёгком сквозняке.

— Я запретил наводить в цирке порядок, решив сохранить историю этого места, — Ренуард вернулся со свитой из двух человек и одного удивительно высокого рудвика. — Но здесь почти ничего не работает. Говорят, паровой механизм приводил в движение лебедей и они взмывали в воздух, унося с собой ездоков. И это только одно из чудес науки. Я часто приходил сюда в детстве с бабушкой, большой почитательницей нововведений Мелиры. Жаль, что Квертинд перестал сотрудничать с Тимберией.

— Никогда об этом не думала, — снова оглядела я диковинное местечко. — Мне было достаточно того, что Тимберия не собирается с нами воевать.

Ренуард хмыкнул, развернулся к слуге с подносом, взял два запотевших бокала и вручил один мне.

— Тимберия, в отличие от Квертинда, не интересуется завоеваниями и не пресмыкается перед своим величайшим прошлым. Их гораздо больше интересует будущее, — Батор заглянул в бокал, поболтал в нём вино. — Но не отрицаю, что в традициях есть своя прелесть. Например, побывать в Баторе и не выпить молодого вина — преступление похуже кровавой магии. — Он поднял свой бокал и задрал подбородок, в один миг превращаясь из растрёпанного повесы в наследника южного удела и сына консула: — За маленькие невинные безобразия благородной леди. За новое начало!

— За новое начало, — согласилась я и охотно отсалютовала бокалом.

Заодно незаметно поправила браслет на руке. Жорхе только недавно обновил его ментальную силу. Интересно, что скажет Ренуард, узнав о том, что пригласил на свидание убийцу и кровавого мага?

Мы выпили.

Сладковатое вино приятно разлилось на языке и охладило горло. На сверкающем серебряном подносе обнаружились крупные цветы и лёгкие закуски: клубника с креветкой и листиком базилика походили на кораблик, крупные оливки сияли влажными боками, а запечённые под соусом мидии источали морской аромат. Всё это выглядело до того великолепно, что я даже боялась нарушить идеальную гармонию. Но всё же последовала примеру Ренуарда: взяла раковину прямо руками и с удовольствием слизала ароматную мякоть. Рудвик ростом с человека, тощий и угловатый, поднёс нам белоснежные салфетки, пропитанные душистым лосьоном. Ренуард на прислужника даже не взглянул, вытер руки, бросил салфетку обратно на поднос. Я же впала в некое замешательство от этого импровизированного пира и от покорности молчаливых помощников. Подозрительность всё ещё донимала мои мысли.

— Наденешь свой пломп для меня? — ехидно прищурился Ренуард, и я замотала головой. — Нет? Тогда придётся тебя раздеть, чтобы найти под белым слоем шёлка ту самую… — он запнулся, — отчаянную воительницу, которая когда-то меня так сильно впечатлила.

— Ты же не собираешься… — я успела положить недоеденную закуску на поднос, прежде чем сорти де баль соскользнула с моего плеча. Молодой Батор в самом деле меня раздевал. Я тут же перехватила нахальную руку и возмутилась: — Ренуард!

Он сдёрнул с меня накидку и передал её мужчине с тиалем целителя. Я едва не кинулась в драку, но молодой Батор миролюбиво поднял руки, намекая, что больше не собирается их распускать.

— И ещё кое-что, — он несмело указал пальцем на шляпку. Убедившись, что я не собираюсь на него нападать, аккуратно взял из моих рук головной убор и положил поверх накидки. Взмахнул руками, освобождая запястья от манжет сорочки, и расстегнул ремешок часов. Они отправились вслед за моей шляпкой.

Процесс разоблачения был закончен. Я с подозрением посмотрела вслед удаляющемуся с одеждой целителю.

— Так-то лучше, — довольно улыбнулся Ренуард и подал мне руку: — Теперь идём.

Оставшись в одном кружевном корсете, без шляпы и без оружия, которое она прятала, я почувствовала себя обнажённой. Едва удержалась от того, чтобы не обхватить себя руками. Голые плечи тут же покрылись мурашками, хотя в помещении было жарко. Но я быстро вернула себе самообладание: вложила свою ладонь в горячую мужскую руку и охотно прошлась до края арены, забралась на невысокий выступ и выпрямила спину.

Ренуард заглянул мне в глаза.

— Только не влюбляйся в меня сразу, — предупредил он. — Это будет слишком скучно.

— Я пресерьёзная леди, мне не свойственны легкомысленные увлечения, — сделала я самое невинное лицо.

— Сейчас проверим.

Батор отступил назад, не отрывая от меня взгляда. Расстегнул шёлковый жилет, снял его рывком и бросил к ногам. Потом развязал сорочку, стянул её с плеч и, повозившись с рукавами, откинул в сторону. Я хмыкнула, оценивая его внешний вид. Хочет поиграть? Что ж, теперь я могу принять этот вызов. Взмахнула юбкой, скинула туфли и наградила полуобнажённого наследника южного удела звонкими аплодисментами. Подняла бровь, ожидая, что же последует дальше.

Но Ренуард не стал больше раздеваться. Вместо этого он ухватил две свисающие с потолка полоски ткани и отошёл к противоположному краю арены, утягивая за собой полотна. Поднялся на низкий борт точно напротив меня.

— Госпожа Эстель, вы готовы к покорению? — крикнул он, и эхо взлетело под потолок.

— Да! — отозвалась я, предвкушая любопытное зрелище.

— Не боишься? — он намотал одно из полотен на предплечье.

— Я смеюсь в лицо опасности!

Мягкая синяя ткань, укрывающая борта арены, приятно ласкала ступни. Лёгкое вино ударило в голову. От азарта я совершенно забыла о том, что меня недавно тревожило, и полностью отдалась во власть неожиданного лихорадочного задора. Приподнялась на носочки от нетерпения и закусила губу.

Представила, что буду наблюдать за тем, как Ренуард выполняет акробатические трюки, как мышцы перекатываются под его гладкой кожей, как напрягаются руки и мелькают обнажённые плечи. Но не успела я предаться мечтам, как в воздухе мелькнули голубые ленты магии Вейна и молодой Батор, легко и сильно оттолкнувшись от борта, пролетел сквозь всю арену и подхватил меня. В следующую секунду мы резко взмыли в воздух на белых крыльях-полотнах, отчего у меня выбило дыхание и закружилась голова. Взметнулась юбка, засвистел ветер в ушах. Я даже не успела ничего понять, не успела испугаться, только безумно завизжала-захохотала, вцепившись в мужские плечи. Потрясающее, восхитительное, одурманивающее чувство невероятной свободы! Оно закружило меня в вихре ветра, подхватило ласковыми прохладными порывами и сверкнуло магическими нитями-отблесками где-то под самым потолком.

Не прошло и пяти секунд — и мы зависли высоко в воздухе, слабо покачиваясь после резкого подъёма. Я глянула вниз и взвизгнула. Очень по-женски, глупо и счастливо. Но потом забеспокоилась: не уронит ли меня Ренуард? Не такая уж я и пушинка…

— Думала, я стану красоваться перед тобой? — прошептал над ухом мой похититель. — Прости, если разочаровал. Предпочитаю, чтобы в представлении участвовали оба.

— У меня сейчас сердце выпрыгнет, — задыхаясь, прохрипела я.

Попыталась схватиться за ткань, перенести вес, но Батор шикнул на меня, снова раскачался на огромной высоте, уже без помощи магии, и приземлился на широкий карниз под хлопающей на ветру тканью натянутого тента. Аккуратно поставил меня и, тяжело дыша, изобразил самый почтительный из всех реверансов. Вот же манерный балбес! Но сильный, находчивый и, надо признать, весьма привлекательный балбес.

— Это было безрассудно и отчаянно, — отругала я наглеца с плохо скрываемым восторгом. Довольная улыбка выдавала меня с потрохами. Я даже хихикнула на выдохе.

— Да брось, не так отчаянно, как убить таххарийского амира и начать войну из-за мейлори, — бросил Батор, и я тут же скисла. — Впрочем, может, я и не лучший убийца на свете, зато умею развлекаться, — он подошёл к самому краю и глянул вниз, крепко держа в руке белые полотна. — Ощущение парения — одно из самых приятных. Практически так же хорошо, как и любовь.

— В Лангсорде говорят, что любовь требует жертв, — вырвалось у меня против воли.

Я тут же закусила губу. Получилось довольно едко. Я как будто хотела поспорить с Ренуардом Батором. Защитить ментора и его решения. Впрочем, это не помешало мне беззастенчиво рассматривать идеально очерченные мужские лопатки, рельефные мышцы и выпирающие косточки позвоночника.

По спине Ренуарда рассыпались мелкие веснушки, удивительно гармонирующие с его знаком соединения. Как будто сам Монро Тьёлди создал его таким — подтянутым, идеально гладким, но покрытым солнечной крапинкой. Залюбуешься.

— Что за чушь? — он повернул голову, и пара светлых прядей закрыла ему обзор. — Не думаю, что любовь должна чего-то лишать. Тем более душевного комфорта. Она должна, наоборот, его обеспечивать. — Он убрал волосы от лица, и одно из полотен потянулось за его рукой. — Так и будешь стоять там, у стены?

— Нет.

Я подошла, встала рядом с ним и опешила — вот это высота! Складывалось ощущение, что стены раздвинулись и под ногами не было ни пола, ни земли, ни вообще какой-то опоры. Только слуги суетились на арене — маленькие точки на сине-жёлтом полотне.

Ренуард обмотал ткань вокруг тела и спрыгнул в бездну. Но не упал, а завис в воздухе — гибкий, удивительно пластичный и прекрасный в своей стихии. Он кувыркнулся, широко расставил ноги, снова призвал на помощь магию Вейна и взобрался по полотну ещё выше, под самый купол. Я прижала руки к груди и попятилась. К счастью, за спиной оказалась стена и я не рухнула вниз.

— Давай вместе, — позвал Ренуард, быстро и легко приземляясь рядом. — Почувствуй, каково это!

— Не уверена, что у меня получится, — вжалась я в деревянную балку.

— Я помогу. Давай же, смелее. Пока ты здесь, со мной, позволь себе больше. Ты можешь быть любой. Я разрешаю всё!

Сглотнув ком в горле, я всё-таки подошла и почему-то как будто впервые рассмотрела знак соединения на шее Ренуарда — оранжевое солнце. Коротким порывом было залезть пальцами под бархотку и обнять чёрного паука, ощутить связь с Кирмосом. Мне захотелось испугаться, чтобы он почувствовал мой страх, понял, где я и что со мной происходит.

— Знаешь, подстрекать меня к безумным выходкам — плохая идея. Я и сама с этим неплохо справляюсь, — хмыкнула я и размяла пальцы, как перед выстрелом.

Бездна под ногами всё ещё пугала, но… в этом-то и был весь смысл.

— А что нам ещё остаётся, кроме безумных выходок, когда Квертинд катится в пропасть?

Разгорячённый, с лихим азартом в глазах и растрёпанными волосами, Ренуард выглядел потрясающе. Его пыл оказался так заразителен!

Он взял мою руку, обмотал тканью и поднял её так высоко, что мне пришлось встать на носочки.

— Держись вот здесь. Давай проживём это мгновение так, чтобы запомнить его на всю жизнь.

Короткий трепет пронзил существо — не страх, нет. Предвкушение.

— А теперь — полетели, — шепнул молодой Батор и снова оттолкнулся так резко, что у меня в глотке застыл крик.

Я обхватила Ренуарда ногами и крепко сжала ткань уже двумя руками. Мы снова парили, но на этот раз испуга не было. Наоборот, меня поднимал в воздух восторг, теснящий грудь, шальной задор этой затеи и ощущение, что в это мгновение мне плевать на всё, что происходит за стенами цирка. И мне так понравилось! Понравилось забыть обо всём, просто парить над бездной, наслаждаться обществом Ренуарда, тонуть в его очарованном взгляде и любоваться каким-то безупречным, юношеским самолюбием. Семеро богов, он был так влюблён в самого себя, что не влюбиться в него было просто невозможно! Хоть я и обещала…

В лицо хлынул свежий ветер магии Вейна, и я зажмурилась от удовольствия.

— Попробуй теперь сама, — шепнул Ренуард и отцепил меня от себя. — Держись крепче.

Ну что ж, хорошо… Я сжала свою хлипкую страховку так крепко, что заныли запястья. Но мне и на это было плевать, потому что Ренуард раскрутил меня и оттолкнул от себя — на миг я оказалась в свободном полёте. И снова завизжала. От счастья. Батор засмеялся. Он ловко поймал меня и притянул к себе, прижал спиной к груди. А в следующую секунду мы буквально рухнули с высоты: опустились так резко, что я была уверена — разобьёмся! Сердце подскочило к горлу, странное чувство завибрировало где-то в животе. Какая глупая гибель! Умереть не на войне, не от лап икша, не от истязаний Ордена Крона, а вот так, разбившись в стенах заброшенного цирка. На короткий миг я вдруг даже подумала, что так будет лучше… Но потом мы стали падать всё медленнее и медленнее, пока наконец не рухнули в белоснежные объятия огромной перины, заботливо поставленной строго под нами.

Сверху что-то взорвалось и посыпалось — яркое, блестящее, ароматное. Лепестки цветов? Конфетти? Разобрать я не успела, потому что края перины сомкнулись над головой, как пасть чудовища, и вместе с бархатным прикосновением меня обволокла внезапная темнота.

Один вдох. Второй. Третий.

Ничего не происходило.

Не было ни света, ни звука, ни ветра, ни движения. Я будто упала на дно колодца, заполненного водой, — и толща давила, давила на меня всей своей мощью, высасывая силы. По спине ледяной змеёй скользнула паника, руки покрылись мурашками.

— Эй, — приподнялась я на локте, но снова рухнула без сил.

Ренуарда неожиданно рядом не оказалось, зато упругая ткань сжимала меня так крепко, будто собиралась задушить. Отрешённая глухота напугала сильнее, чем полёт, чем все наши безумные трюки на высоте.

Я вдруг вспомнила такой же момент темноты на маскараде в Ордене Крона, вспомнила близость Демиурга и следующие за этим колокольчики. Я даже была уверена, что сейчас услышу тонкий перезвон и знакомый голос. Клянусь, я почти стояла там — на террасе старого особняка мёртвой актрисы в окружении разряженных гостей, чувствуя прикосновения господина и ожидая появления Джера. Своего обожаемого личного бога.

Как же я мечтала, чтобы он появился и сейчас! О Ревд, я бы всё отдала за одну короткую встречу, прикосновение, хотя бы взгляд… В этот болезненный миг тишины, в эту странную остановку посреди бега, я вдруг осознала, что даже то, что делаю сейчас, — для него. Назло ему. И это ужасало.

Я снова завозилась, осознавая тело, но стоило пошевелиться, как незримые тиски сжали меня, едва оставляя возможность вдохнуть. Время шло, было темно и тихо, и я чуть не заорала от неописуемого страха.

— Ренуард? — позвала я, стараясь скрыть истеричные нотки в голосе.

В ответ — молчание. Боги! Мы всё-таки разбились? Рухнули в бездну Толмунда? Поэтому я здесь одна, мучаюсь чувством вины и ужасаюсь своей зависимости, а Ренуард Батор отправился в Сады Девейны?

— Ренуард! — беспомощно закричала я, пытаясь выбраться, выплыть, освободиться.

— Да? — тихо отозвался Батор, и я облегчённо застонала.

Надувшаяся шаром перина начала опадать, и в наше мягкое логово проникли лучи света, а с ними как будто ожил мир: послышались завывания ветра, далёкие шаги слуг, даже жужжание насекомых.

— С тобой всё в порядке? — задала я самый глупый на свете вопрос.

Мне было важно, чтобы Ренуард что-то сказал, чтобы я услышала его, живого и настоящего. Чтобы отогнать, наконец, высасывающие силы призраки прошлого. Чтобы снова сбежать.

— Вполне, — скупо ответил он. — А с тобой?

— Вроде бы, — засомневалась я и поползла на его голос, как слепой котёнок ползёт на запах матери.

И задрожала от внезапного холода. Тело бросило в озноб. Я нашарила в полутьме руку Ренуарда и улеглась рядом, положив голову ему на плечо. Он дышал часто, от него исходил жар. Больше всего мне хотелось прижаться — не из нежности, нет. Чтобы согреться. Ледяной ужас прошёл, но оставил свой равнодушный шлейф и он пробирал до костей. Я принялась снова считать вдохи, чтобы успокоить взбесившееся сердце и ошалелое сознание. На этот раз вслух. Метод работал безотказно, и каждый следующий счёт приносил облегчение.

— Пять, шесть, семь, — бормотала я. — Восемь.

Наверное, это звучало до смешного нелепо, но Ренуард не смеялся. Он замер, словно напуганный моей близостью. Мы всё ещё утопали в мягкой перине, как в облаке, и я начала согреваться. А вместе с тем — осознавать, что мы лежим непозволительно близко друг к другу. Чего я точно не планировала. Подобного я не желала никогда и ни с кем. Ни с кем, кроме… мысль запнулась, потому что кончики мужских пальцев, едва касаясь, погладили мою ладонь, запястье. Скользнули на плечо, на ключицу, затем — на шею. Туда, где был знак соединения.

Ренуард придвинулся ещё ближе, но я отпрянула. Перехватила его руку и поняла, что он тоже дрожит. Хотя вряд ли его донимал холод.

Резко вскочив, как будто перина подо мной и правда превратилась в раскалённое пекло Толмунда, я поймала равновесие и часто заморгала от головокружения. Едва привыкнув к свету, я вдруг увидела, как Ренуард смотрит на меня — как в тот раз, на балу. Только теперь ещё и прищуренно, хищно, с вожделением.

— Юна…

— Кажется, теперь я готова выпить, — перебила я и встряхнула растрепавшимися волосами. Дунула на клок и подняла уголок губ: — Ренуард Батор, ты со мной?

Вместе с ухмылкой я протянула ему руку. Так, как обычно делала на тренировках.

Ренуард отвернулся, потёр глаза, глубоко вздохнул. Потом рассмеялся каким-то своим мыслям и всё-таки взял мою руку, но, вместо того чтобы подняться, коротко поцеловал пальцы. Быстро и шутливо.

Отвернулся, в два сильных движения взобрался выше, оттолкнулся руками и буквально съехал по краю огромной перины на пол.

— Нет, — цокнул он языком, уже стоя обеими ногами на твёрдом полу. — Это ты со мной, Юна. И если хочешь со мной напиться, то, — он развёл руками, — лучшего собутыльника ты не найдёшь во всём Квертинде.

***

Юная леди с алой лентой в волосах, огромным бантом на правом плече и розовыми, явно нарумяненными щеками выставляла на подоконник горшки с весенними цветами. Гиацинты, нарциссы, тюльпаны и крокусы послушно тянулись вверх, радуясь ласковому вечернему солнцу. Но ни эта пёстрая свежесть, ни даже сама прелестная девушка не смогли бы сравниться с красотой этого дома, удивительного похожего на святилища в Мелироанской академии. Подоконники, выложенные мелкой синей мозаикой, белели лепниной по краю — ни дать ни взять пенистая волна. Да и всё здание представлялось мне морем: его балконы стекали каменными кляксами, изогнутые рамы напоминали кости животного, а над каждым окном нависали козырьки из толстого цветного стекла. На втором этаже — розовые, как лепестки роз, на третьем — ярко-зелёные, как листья молодого салата, на четвёртом — жёлтые стеклянные полукруги окрашивали весь ряд в цвет магии Нарцины.

Заметив, что я рассматриваю чудное строение, девушка улыбнулась и помахала мне рукой. Я смутилась, поправила вуаль на шляпке, попятилась и неожиданно наткнулась на рудвика, спешащего по своим делам.

— Прелестнейшего денёчка, благородная дева, лу-лу, — приподнял сиреневый цилиндр рудвик и тут же скрылся за спиной прохожего.

Я прошлась пальцами по бархотке, убеждаясь, что она скрывает знак соединения. И легко кивнула очередному молодому человеку, что отвесил мне низкий поклон. Поразительная приветливость!

Вдоль широкой пешеходной улицы прогуливались путешественники и горожане под зонтиками. Здесь не было лоточниц, как в Кроунице, не было вывесок, зато по обе стороны от мостовой располагались открытые витрины. Цветочные развалы соседствовали со столиками трактиров, тележки с жареными каштанами источали аппетитный аромат, а огромные мерцающие магией Мэндэля плакаты спокойно уживались с низенькими дощатыми заборчиками, обвитыми усиками горошка. Всё это сверкающее, пёстрое, кое-где потрескавшееся от времени и жары, казалось, уже переходило в ведение природы: Ирб утопал в зелени, как в уютной колыбели.

Двое кучерявых парнишек в очаровательных комбинезонах как ни в чём не бывало обрывали куст горошка и поедали добычу прямо посреди улицы, аккуратно складывая пустые стручки в карманы. Рядом, на открытой террасе, едва ограждённой цветочной изгородью, сидели их родители и потягивали ледяное баторское вино из разноцветных бокалов.

Каждый уголок, каждая улочка Ирба походили на картинку из книжки о сказочных мирах. Живописная фактура стен старых домов, плетущийся по стенам виноград, буйно цветущие клумбы, фрески на фасадах — всё это желтело под ярким солнцем и покрывалось солёной коркой вблизи океана. Тот тут, то там стены вспучивались каменной виноградной гроздью или спелым колоском, изображали скачущих по полю лошадей, а на кладке невысокого святилища и вовсе красовалась сама Девейна, благословляющая окружившие её домики.

Южная столица поражала даже не пестротой, а каким-то домашним уютом. Разноцветные дома с распахнутыми настежь ставнями, полёты шёлковых юбок, морские пейзажи и сверкающие улыбки горожан. Голубая лёгкость небес, золотистый свет дрожащего воздуха и редкие тени, дарящие такую долгожданную прохладу.

Вдоволь налюбовавшись на красоты, я зашла под раскидистые ветви старого каштана, посмотрела вдаль, в самый конец улицы — туда, где вдоль побережья носились дилижансы, — и сладко потянулась. Размяла тело после неожиданной тренировки, перекатилась с носка на пятку и мысленно поблагодарила Ренуарда за такой чудесный подарок. Кажется, это и правда было мне нужно — пройтись по грани и вновь почувствовать себя живой. Этот парень знал, как мне угодить. Но вот уже десять минут он отсутствовал, а я стояла посреди Ирба одна. Где же носит его самовлюблённое сиятельство?

Я вытянула шею, оглядываясь.

Вдоль улочек цвели каштаны и магнолии, наливались соком тарокко, манили ледяными боками стаканы с вином и лимонадом, и время текло сквозь пальцы. Медленное, густое, ленивое, как самый нерасторопный рудвик, оно буквально сдерживало свой ход в Ирбе. Здесь никто никуда не торопился и всех это устраивало. Целых три покупателя спокойно стояли у фруктового развала — корзины поднимались аж до второго этажа! — и ждали своей очереди. А лавочница, подбоченившись, беседовала с подругой и громко хохотала. Красивая и яркая, в оранжевом платье в мелкий цветочек, с пушистым облаком волос и ядовито-зелёными бусами, она будто бы и не знала об ужасах, что творились в Квертинде. Весь удел Батор был как эта женщина.

— Дом Монро Тьёлди, величайшего мага Нарцины Квертинда, — возник как будто из ниоткуда наследник южного края и тут же завладел моим вниманием, указывая на чудное строение. В руках Ренуард держал два рожка с чайными ложечками. — Чистое архитектурное искусство, мысль творца, застывшая в камне. Монро Тьёлди был поэтом, но писал свои произведения зданиями. Не только здесь, но в Лангсорде. Говорят, он любил королеву, как и все романтики того времени, и ради Мелиры Иверийской единственный раз взял в руки инструмент ювелира. В своих дневниках он написал: «Всё, созданное разумом, ничтожно перед величайшими творениями любви». А после создал редчайшую подвеску-камею на пятислойном сардониксе с изображением молодой королевы Везулии — в подарок для Мелиры. — Он оглядел меня с головы до ног и, убедившись в моей сохранности, протянул угощение: — А это для тебя, моя королева.

Я хихикнула и взяла ароматный рожок, не обращая внимания на глазеющих на нас горожан. Они смеялись и перешёптывались, но как-то… по-доброму, как будто все здесь были милыми родственниками сына консула. Я аккуратно взяла крохотную ложечку и попробовала десерт — это оказался сливовый джем с нежной кремовой прослойкой. Едва сладкий, он приятно освежал и оставлял лёгкую кислинку на языке.

— Королева надела её лишь однажды, по случаю бала ко Дню Династии в Иверийском замке, — продолжил Ренуард свой познавательный рассказ. — А после подарила внучке. По слухам, Лауна не оценила украшения, а впоследствии подвеска была украдена служанками из королевской спальни в ночь гибели правителей. Нашлась она только в прошлом году в одном из старейших ломбардов столицы, но её тут же выкупил таинственный коллекционер.

— Кто? — севшим голосом спросила я.

И осторожно тронула свою бархотку с камеей. Когда-то Лаптолина говорила, что у неё богатая история… Я оттянула ворот — тот вдруг стал душить меня сильнее — и сглотнула отчего-то ставшее безвкусным угощение.

— Не знаю, — пожал плечами Ренуард. — Знаю только, что её цена превзошла стоимость нашего родового замка в Ирбе. Мой отец был участником аукциона, но уступил. Хочешь, приглашу тебя в гости? — он кивнул в сторону, где вдалеке виднелись высокие обвитые ступенями и зеленью башни.

Главный замок Батора выглядел монументальным, тяжёлым, с бойницами, зубчатыми карнизами и красными крышами. Удивительная основательность на фоне пёстрых прибрежных строений и весёленьких ирбских домиков придавала замку угрюмый вид. Над башнями реяли сразу два флага — корона Квертинда и зеленый стяг с деревом тарокко, символом южного удела.

— Нет! — запротестовала я, представив встречу с консулом Батором и его оценивающий взгляд. — Думаю, ещё рановато для знакомства с родителями. Хоть ты и сделал мне уже некоторое… предложение. Ваше сиятельство.

Я на ходу исполнила нелепый реверанс и постучала рукой по крохотному сундучку, где покоилась коробочка с пломпом. Ренуард согласно хмыкнул. Ему и самому не хотелось встречаться с отцом.

— Тогда идём, — он подал мне руку.

Но я отказалась, решив заняться по дороге десертом. Так было удобнее.

Мы не спеша двинулись вдоль исполосованных тенями деревьев улиц. Ренуард продолжил рассказ о доме Монро Тьёлди и его неоспоримом участии в городской жизни. Рассказал, что сейчас его праправнучка — Литиция Тьёлди — устроила там музей. Коренные жители Ирба верят, что под сводами дома великого архитектора можно получить благословение богов. Поэтому путь каждого свидания обязательно должен проходить по улице, названной в честь величайшего мага Нарцины, мимо стен его дома, а ещё лучше — под чудными изогнутыми сводами. Именно там зарождается любовь.

— И мы не зашли внутрь?! — притворно возмутилась я, взмахивая ложечкой.

Мой рожок уже опустел, но я не стала выкидывать его в проулок, как обычно делала в Кроунице. Так и несла в руках размокший бумажный стаканчик. Нам встретились две молодых леди, и при виде Ренуарда их лица засветились улыбками. Девушки присели в почтительных поклонах, но сын консула удостоил их только коротким приветствием и прошёл мимо, осторожно утягивая меня в сторону.

— Сёстры Мильдоуз, — он забрал из моих рук мусор и быстро выкинул в ближайшую урну, которую я по ошибке приняла за декоративную вазу. — Стоит сказать лишь слово — прилипнут к нам на весь день. Ужасно надоедливые особы. Подыграй мне.

Батор горячо поцеловал мою руку прямо поверх белой перчатки, поднял вуаль шляпки и с жаром заглянул в глаза.

— Сделай вид, что ты очарована моим признанием, — шепнул Ренуард, и я с азартом включилась в игру. — Изобразим страстную пару.

— Нам не нужно ничего изображать, — с придыханием ответила я, прищурилась и кокетливо глянула из-под ресниц. — Ты честный, внимательный, по-хорошему отчаянный. И позволяешь мне чувствовать себя особенной рядом с тобой. — Он нахмурил брови, но я не остановилась и пояснила: — Целитель, который осматривал меня после полёта на полотнах, сказал, что ты частенько наведываешься в заброшенный цирк, но всегда один. Для меня большая честь оказаться первой леди, разделившей с тобой полёт.

Моя ладонь легла на щеку Ренуарда, и он тут же накрыл её своей рукой. Я зубами стащила перчатку с другой руки и снова провела пальцем по ровному перламутровому шраму, пересекающему лицо парня. Мне нравилось это делать. Ренуард растерянно моргнул, а я приблизилась на неприличное расстояние и прошептала ему в губы:

— Так что я и правда очарована вами, господин Батор.

— Готов признать, что польза от Мелироанской академии всё-таки есть, — томно прошептал он в ответ.

Я вывернулась из объятий и кокетливо погрозила пальцем. Ренуард хмыкнул, почесал затылок. И заговорил громче:

— Я собирался показать тебе колокольню принца Уиллриха, самую высокую башню в Квертинде, — голос у него был необыкновенно приятный, мелодичный, без всякой хрипотцы, мягкий и обволакивающий. — Но если ты по-прежнему готова к безумствам, то мы пойдём совсем в другое место. Согласна?

— Согласна, — легко сдалась я.

И мы пошли. Нет — побежали.

Небо заволокло тучами. И хотя дождь ещё не капал, мы торопились: нас подгоняла удивительная живая энергия этой весны, молодость и искренняя радость жителей, наполняющая улочки Ирба. Мелькали перед глазами высокие торты в витринах, шикарные платья, выставленные напоказ фарфоровые статуэтки и кружева. Дальше — пыхтели дилижансы вдоль проезжей улицы, а компания стариков за игрой в тессеры расселась прямо под тенью одного из цветущих деревьев, у высокого здания библиотеки с колоннами.

На крохотной площади, мощёной розоватым камнем, лулукал целый хоровод белых пушистых рудвиков, в который мы успели попасть и даже сделать пару кругов. За поворотом гудела музыка — пели уличные артисты, разодетые в разноцветные колпаки. Мы принялись голосить в такт музыке, совершенно не зная слов, улавливая лишь окончания.

А когда мы наконец выдохлись и, хохоча над немыслимо глупой шуткой, остановились у высокой статуи, я вдруг подумала, что давно так не веселилась. Кажется, ещё со своей прошлой жизни. Я забыла, каково это — нарушать правила, не оглядываться на чужое мнение, резвиться, как ребёнок.

От вида Ренуарда кружилась голова — от его клокочущей юности, хохота по поводу и без, от его безумных затей и желания жить. И мне хотелось, чтобы это не заканчивалось.

Над головой громыхнул гром, резкий порыв ветра ударил в лицо. Совсем рядом шумел прибой, голосили чайки, песчаный берег примыкал к дороге. Здесь начинался пляж. На том берегу бухты громоздились, наползая друг на друга, пёстрые домики — синие, красные, жёлтые. На волнах качались парусники с высокими мачтами, а крохотные лодочки и вовсе норовили выпрыгнуть на берег. Край неба ещё розовел, но в предгрозовых сумерках Ирб померк, как будто спрятался в наползающей тьме.

Я покрепче запахнула короткую накидку и не к месту вспомнила грозу на нашем краю земли. В ту ночь, когда я убила Кааса ради Джера, мне казалось, что ничто и никто не сможет разлучить нас с ментором. Теперь же… Мелкий, противный червячок предательства поселился где-то в центре груди и заставил меня поёжиться. Чтобы в очередной раз не выдать нахлынувшую тоску, я перевела взгляд на высокую статую женщины, выполненную целиком из красного камня. На ней не было одежды, зато гроздьями, бесконечными нитями свисали с рук, с локонов волос и всевозможных выступов цветочные гирлянды — некоторые из бутонов уже завяли и высохли. Женщина смотрела с поволокой, словно знала все секреты, что я хранила, видела меня насквозь и… прощала.

— Эта Нарцина выглядит довольно зловеще, — попыталась я отвлечься разговорами.

Лёгкую юбку то швырял, то прижимал к коленям ветер, словно хотел отправить меня в море, как парусник.

— Это не Нарцина, — Батор поставил одну ногу на край низкого ограждения и поднял голову к лицу статуи. — Это Проказница Луна. Она охраняет вход на Остров Вздохов. Попроси у неё чувственного удовольствия и отблагодари подарком. Как видишь, Проказница Луна предпочитает цветы.

Ренуард ехидно скосил глаза, ожидая моих действий. Я прищурилась, взялась за подбородок и сделала вид, что думаю.

— Нет, — ответила после короткой паузы.

— Нет? — удивился он. — Ты же маг Ревда, вырастить цветок для тебя — не проблема. Или же… Ни за что не поверю, что ты не желаешь чувственного удовольствия.

Он улыбнулся. Молодой Батор снова вёл со мной хитрую игру. Но в этот раз я не поддалась и не стала флиртовать.

— Однажды я уже растила цветок возле статуи, — вздохнула я в ответ. — Не хочу повторяться. И не хочу, чтобы то моё прошлое повторилось.

— Понимаю.

Мы помолчали немного, каждый о своём. Ветер усиливался, гнал по земле листья, цветочные лепестки, песок и мелкие ракушки. Океан разбушевался и почти дотягивался влажным языком до ограждения. Он пах так хорошо, так завораживающе — смешиваясь с запахом грядущей грозы, городской пыли и мокрого камня.

Я глубоко вдохнула.

За спиной Проказницы Луны, утопающей в сиреневых сумерках, зажглись фонари. Они осветили длинный узкий мост на тот берег, где на острове высилась неприступная крепость. Высокие стены почернели у основания — там, где их омывал океан, узкие окошки-бойницы шириной едва ли в ладонь загадочно темнели, а глухие ворота намекали на то, что случайным гостям здесь не рады. Местная темница?

— Остров Вздохов, — тут же опроверг моё предположение Ренуард, — неподходящее место для благородной девы и настоящей леди. Полагаю, Чёрный Консул казнит меня, если узнает, что его мейлори кинула один лишь взгляд на это пристанище разврата. Я рискую, но… слишком хочу, чтобы все дурные мысли выветрились из твоей головы и ты стала воском в моих руках.

Я поймала разлетающиеся волосы, придержала их рукой. Молодой Батор смотрел с нескрываемым восхищением, но в его взгляде, как и всегда, была насмешка.

— Значит, мне не стоит туда заходить? — я кивнула на глухие двери, возле которых было подозрительно пусто.

Остров Вздохов со стороны казался необитаемым.

— Тебе решать, — с ехидством пожал плечами Ренуард.

Он уже не сомневался в моём решении. Но всё же продолжил:

— Неизвестно, как надолго ты тут задержишься. Так что советую тебе делать то, что делают всё квертиндцы, приезжающие в столицу Батора.

— И что же? — подняла я одну бровь. — Лицемерить и глупо хохотать?

Ренуард свободно и смело качнулся ко мне, чтобы прошептать на ухо:

— Развлекайся, пока можешь. Позволь себе больше.

От этого шёпота кровь прилила к щекам и стало жарко. Несмотря на то, что на улице заметно похолодало. Первые капли упали мне на макушку, забарабанили по площади, по статуе Проказницы Луны, по доскам моста.

— Думаешь, нас впустят? — с игривым сомнением протянула я. — Мы ведь ненадолго, только укрыться от дождя…

Ренуард рассмеялся. Довольный, как сытый кот, он хитро прищурился, взял меня за руку и потащил за собой — как тогда, в Мелироанской академии, когда мы только собирались сбежать в Ирб.

От нового порыва руки покрылись мурашками. Я быстро перебирала ногами, боясь не поспеть или передумать. Отчего-то мне стало не по себе. Как будто… стыдно. А ещё после воспоминаний о Каасе я не могла отделаться от дурного предчувствия.

Но, стоило нам постучать в высокие ворота и получить приглашение зайти внутрь, все терзающие мысли покинули мою голову, уступив место волнительному предвкушению. О, это особое, будоражащее чувство — ожидание приключений! Оно как будто пробегает по венам бодрящим коктейлем из азарта, лёгкой тревоги и радостного возбуждения. Остров Вздохов мне уже нравился — одним только своим обещанием.

В обмен на увесистый кошель с золотом таинственный мужчина в ливрее выдал Ренуарду Батору две накидки. Алые, как сама Проказница Луна или как туман Толмунда, они полностью закрывали тело и прятали лицо под длинным капюшоном. Мне пришлось снять шляпку и сорти де баль с Иверийской короной на спине, чтобы облачиться в просторное одеяние, служащее куда лучшим прикрытием, чем прозрачная вуаль. Рукава оказались такими длинными, что даже по ладоням невозможно было распознать того, кто прятался в алом облачении. Впрочем, перчатки я всё же решила снять — они бы выдали благородную деву похлеще почерневших вен кровавого мага.

Вдруг к выходу метнулся человек в такой же накидке. Он шатался, как пьяный, и от него за версту несло мужским потом и вином. Я испуганно схватилась за рукав Ренуарда. Мужчина же остановился, похлопал себя по бёдрам, как будто что-то искал в карманах, и неожиданно запел:

— И кто же скажет мне — побег или погоня

Так будоражит кровь, торопит эту ночь?

Как много я себе теперь могу позволить,

Когда сама судьба стремится мне помочь?

Закончив куплет, незнакомец скинул капюшон и пьяно прищурился, разглядывая меня.

— О! — обрадовался он. — Какая прелестница! Простите великодушно, с-с-сударыня, что мы встретились здесь. Обычно я посещаю куда более приличные места. У моей фамилии стоит приставка «лин де», и будь я проклят семерыми богами, если не гожусь в завидные женихи!

Мужчина поднял вверх палец, а я открыла рот от удивления и неожиданного узнавания.

— Кто такая сударыня? — спросил Ренуард не то у меня, не то у пьянчужки.

— Вежливое обращение к леди, которое я перенял у одного своего друга. Известного барда Мэтра Дормундского. Слышали о таком?

— Конечно, — быстро ответила я, перебивая Ренуарда. — Я его поклонница.

Пьянчужка обрадовался, улыбнулся во весь рот и шутливо погрозил мне пальцем. Но едва не рухнул и был вынужден схватиться за стену.

— А вы помните, как зовут вас? — не удержалась я от вопроса.

— Меня зовут… Да как же… Как же это меня зовут?.. Точно помню, что я унаследовал огромное состояние.

— Хромул лин де Бродзен, — без запинки выдала я, чем вызвала сразу три удивлённых взгляда — самого Хромула, Ренуарда и лакея, что стоял у дверей. — Мы встречались в… в более приличном месте.

От далёких, почти детских воспоминаний я улыбнулась. И сразу же насторожилась, глядя на Ренуарда. На какой-то короткий миг показалось, что в его волосах играют рыжие отблески.

Хромул лин де Бродзен тем временем принялся доказывать лакею у дверей, что тот обязан его выпустить. Они заспорили о деньгах. Господин лин де Бродзен убеждал, что у него имеется состояние и он обязательно возместит всё потраченное.

Ренуард выглядел озадаченным.

— Что-то не так? — спросила я, осторожно трогая его за локоть.

— Пытаюсь решить, настолько ли я благороден, чтобы помочь этому… — молодой Батор оценил взглядом шатающегося Хромула, — …другу.

— Он мне не друг, — тряхнула я волосами. — Да и, уверена, он сам себе поможет. Ни он, ни его знакомый бард не пропадут в Квертинде. Лучше покажи мне Остров Вздохов, как и собирался.

— Идём, — охотно согласился Ренуард, явно обрадовавшись тому, что я избавила его от обязанности вступаться за случайного пьяницу.

Обогнув угрюмый дом на углу, мы вышли на узкую улочку, пустую, чистенькую. Остров Вздохов оказался городом внутри города, но здесь не было пёстрых проспектов, раскрашенных фресками уютных площадей, людных лавочек. Вместо них идеальным рядом напирали одинаковые домики, совершенно новые, не тронутые ни временем, ни морским ветром, ни городской пылью. В полутьме эти дома казались нарисованными, но в то же время они выглядели совершенно нежилыми: какая-то звенящая пустота стояла на верандах между плетёными креслами, столами с лёгкими закусками и строгими канделябрами. Кое-где лежали белые — в цвет стен — подушки.

И только в тёмной глубине светлых, стерильных террас зияли алые рты — арки, прикрытые занавесками. Точь-в-точь как наши накидки, призванные скрывать личность.

Напротив одной из таких занавесок я остановилась.

Ветра здесь не было, но тяжёлая ткань подрагивала в такт громким стонам и ритмичным стукам. От осознания происходящего я округлила глаза. Неужели?… Нет, это какая-то чушь, здесь явно ошибка. Ведь не может же быть, чтобы там, отделённые одной тонкой занавеской, люди занимались… этим?

— Со всех сторон остров огорожен высоким, в три человеческих роста забором, — спокойно рассказывал Ренуард. — И даже с высоты птичьего полёта невозможно рассмотреть того, что происходит внутри.

Я рассеянно закивала и оглядела всю улицу — не менее двух десятков домов, и ни на одном не было двери. Только те самые занавеси. Я схватилась за края капюшона, когда из ближайшего дома вышел обнажённый мужчина. Не стесняясь своей наготы, он приложился к кувшину, и вино потекло по его подбородку на грудь, покрытую густой растительностью. Это был воин — возможно, солдат или даже стязатель: крепкое тело украшали шрамы. Один из них, совсем свежий, ещё красный, пересекал живот чуть ниже пупка. А под ним…

— Ой, — пискнула я, поняв, что мужчина заметил, что я его рассматриваю. Отвернулась, уткнулась в плечо Ренуарда и снова прошептала: — Ой-ой.

— Что такое? — хмыкнул Ренуард.

— Я нечаянно посмотрела, — пробормотала я и начала активно жестикулировать. — Случайно увидела, ну… Там мужчина, он, кажется, забылся…

Молодой Батор хохотнул, ожидая продолжения, но, вместо того чтобы закончить фразу, я снова уткнулась лбом в мужское плечо, сгорая от стыда.

— В этой части Острова Вздохов бывают лишь те, кто не боится быть замеченным. Он желает, чтобы ты на него смотрела, Юна. Хочешь присоединиться? — спросил Ренуард.

— А? — я непонимающе подняла голову.

— Присоединиться к нему и его спутнице. Или спутнику. Мы можем заглянуть за занавес и решить.

— Нет! — возмутилась я и вдруг начала размышлять об этом, представлять, как это будет. Но тут же сама себя осекла: — О нет! Ты ведь не всерьёз?

— Конечно, нет, — с некоторым сомнением ответил Ренуард, приобнял меня и потащил дальше.

Улица вильнула, пошла под откос и наполнилась звучанием. Издалека доносилась странная музыка, но не напевы и не переливы. Я неосознанно ускорила шаг. Оказалось, так звучали барабаны — низкий утробный звук, напоминающий не то раскаты грома, не то биение сердца. Я часто задышала и посильнее натянула на лоб капюшон. Ладони вспотели от волнения, а рот наполнился слюной, как будто от голода.

Мы вышли на площадь и оказались в целом море красных накидок, спокойно разгуливающих на огромном пространстве.

Большой атриум под навесом, похожий на широкий двор, окружали арочные аркады, высокие балконы с коваными перилами. То тут, то там на столбах, перилах и даже на полу светили маленькие луны — идеально круглые красные фонари.

Немного зловещий тон барабанов захватывал сознание и дурманил голову — музыканты сидели в самом центре, вокруг мозаичного фонтана, и покачивались в такт ритму. Вокруг их ладоней вспыхивала жёлтым магия Нарцины. В красноватой полутьме всё казалось волшебным, нереальным, вымышленным. Я шагала, едва не натыкаясь на других гостей, и вертела головой.

Между фигурами, укутанными в цвет Проказницы Луны, неспешно прогуливались местные обитатели — полуголые, прикрытые небольшими клочками ткани. В таком освещении их кожа казалась сияющей. Бокалы на подносах подавальщиков играли гранями, от безумного круговорота сцен разбегались глаза.

— Выпьем? — спросил молодой Батор, перекрикивая шум, и тут же подхватил два бокала, хотя от волнения я даже не успела подумать, хочу ли вина.

Стиснула хрустальный кубок дрожащими пальцами так, что тот едва не хрустнул, приложилась к напитку, не чувствуя вкуса, и вдруг заметила в стороне невысокую леди. Капюшон съехал, открывая высокий лоб и аккуратную причёску, и я отступила в тень. Женщина на меня не смотрела — она проводила ладонями по телу молодого парня, длинноволосого блондина. В следующий миг рука благородной леди скользнула под пояс брюк. С ума сойти, это было катастрофически неприлично, но до безумия красиво! Мне бы стоило отвернуться, но я узнала раскосые, чуть хмельные глаза ментора Виттора Оуренского, поэтому продолжала глазеть. Я не могла обознаться.

— Госпожа Томсон, — потрясённо проговорила я.

— Тсссс, — шикнул Ренуард. — Здесь никто никого не знает. Тут царит тайна. Каждый, кто ступает на Остров Вздохов, оставляет своё имя за воротами. Есть просто женщины и просто мужчины, которые исполняют свои желания под светом сотен Красных Лун.

Я снова глотнула вина. Оно оказалось превосходным, со сливочным, немного пряным вкусом и плавающим в бокале льдом. Понятия не имею, как добывали лёд в Баторе, но холодный напиток был божественен. Опустошив бокал, я поставила его на поднос проходящей мимо подавальщицы. Прекрасная, как одна из прислужниц господина Демиурга, одетая только в драгоценное колье и пару браслетов, подавальщица глянула на меня пристально, из-под ресниц, призывно. Облизнула губы и соблазнительно улыбнулась, хотя — клянусь! — она никак не могла видеть моё лицо под капюшоном.

— Сюда, — позвал Ренуард и увлёк меня за собой.

Его голос оставался маяком в таинственном, подрагивающем царстве исполнения желаний.

Мы прошли под гирляндой сверкающих шаров, пропустили группу красных накидок и двинулись куда-то влево. Молодой Батор явно знал, куда идёт, но я вдруг замедлила шаг, раскрыв рот. По лозе, обвивающей фасад дома, поднималась стройная и гибкая девушка с зелёной кожей. Конечно же, голая. Она взбиралась выше, перепрыгивала с ветки на ветку, ползала на четвереньках по узкому карнизу, взмахивала пурпурными волосами и слизывала мелкие капли с цветочных лепестков. За ней, едва перебирая руками и тяжело пыхтя, старался поспеть крупный рыжий мужчина. Его накидка распахнулась, но это мало беспокоило преследователя. Даже не знаю, что его интересовало больше — сказочная фея или цветы, блестящие в красном свете крупными белёсыми каплями.

По навесу забарабанил дождь — и словно задал ритм играющим музыкантам. Красный, густой, напоенный сладковатым дымом воздух прорезала яркая вспышка молнии, от которой я на пару секунд ослепла. А когда открыла глаза — увидела перед собой парня, изящного, со впалой грудью и блестящей от масел кожей. Он держал в руках кисть и палитру, и мне вдруг показалось, что это и есть Монро Тьёлди, рисующий этот безумный Остров Вздохов. Парень протянул мне руку. Я даже не успела обдумать предложение — вбитые Лаптолиной рефлексы сработали быстрее, и я привычным жестом подала ладонь. Мягкие, ласковые пальцы слегка сжали мои, а в следующий миг я вздрогнула, когда парень вместо поцелуя ловко перевернул ладонь и по запястью поползла влажная кисточка, выписывая круги и спирали.

— Щекотно, — хохотнула я и тут же выдернула руку.

Парень не обиделся, только обогнул нас и пошёл дальше. На запястье остался подсыхающий белый рисунок цветочного бутона. Он пах… шоколадом. Но это был точно не шоколад, потому что краска нагрелась, как артефакт, на секунду кожа вспыхнула огнём и тут же успокоилась. Я снова понюхала странный рисунок, улавливая в аромате нотки горечи.

Из красного дыма вынырнула девушка, одежду которой заменяли те самые узоры из жгучей краски. Один из гостей в алой накидке привлёк её к себе и что-то шепнул на ухо. Из-под капюшона показалась аккуратно подстриженная борода. Я мучительно сглотнула, наблюдая, как властно и грубо незнакомец впился в губы обнажённой девушки, как вжал её в своё тело и обхватил ладонями. Между мужскими пальцами чернели кровавые мутации Толмунда. Из моей головы выветрились все мысли, только кровь стучала в висках ритмом барабана.

— О боги, — бездумно прошептала я. — О-о-о боги…

Я знала, что не стоило сейчас поминать богов, и ещё знала, что должна отвернуться, но не могла — всё смотрела и смотрела, как этот кровавый маг терзает девушку, размазывая по её телу подтаявший странный шоколад, как слизывает рисунки с её плеча, лица, шеи. Мужские пальцы обхватили грудь, собрали с розовых вершин капли белого сока. Оберегая драгоценную влагу, мужчина опустил руку и скользнул пальцами внутрь девушки, отчего та громко вскрикнула и ошалело рассмеялась. Таинственный гость прижал её крепче, внимательно наблюдая за реакцией. Казалось, ещё пара мгновений — и они займутся любовью прямо здесь, на площади. И я… очень ждала этого.

— Ты очаровательно невинна, — прозвучал как будто издалека знакомый голос. — Должно быть, самая благородная из всех дев, которых когда-либо видела Мелироанская академия.

Я хлопнула глазами. Оказывается, я стояла с открытым ртом, позабыв о приличиях, пялилась на страстную пару и до сих пор держала изрисованную руку перед собой. Я была в растерянности.

— Что… — Голос охрип, и я прочистила горло, кивнув на рисунок: — Что это за дрянь?

Молодой Батор лукаво улыбнулся, двумя пальцами взял моё запястье и поднёс к губам по примеру того мужчины, на которого я с такой жадностью недавно смотрела. Меня бросило в жар. Ренуард слизнул белёсый рисунок, а потом принялся осторожно посасывать нежную кожу. Я не видела его глаз, не могла понять, что он чувствует и что задумал, только слушала одурманивающий ритм и тонула в приятных, тягучих ощущениях, что неожиданно захватили не только разум, но и тело. Кожа на запястье стала такой чувствительной, такой жадной до ласк, что я почти застонала от блаженства.

— Это инфория. Кровь Острова Вздохов, — загадочно ответил Ренуард, отпуская мою руку. Я пошатнулась, словно потеряв равновесие. Не доверяя больше своим ногам, сделала пару шагов назад. Молодой Батор настиг меня, взял за подбородок и приподнял лицо, чтобы заглянуть в глаза под капюшоном. — Особая эссенция для усиления чувств и быстрого восполнения магической памяти. Как лауданум, только сильнее и мощнее. Инфория так же великолепна, как и опасна, — он сверкнул глазами, посмотрел на мои губы и облизнулся. — Эта, как ты выразилась, дрянь губительна для рассудка… и для судеб. — Ренуард приблизился вплотную, и я ощутила его дыхание, пахнущее сливочным вином и шоколадно-пряной инфорией. — Попробуешь?

О чём он говорил теперь? Об инфории или о поцелуе? О Ревд, я не знала, что ему ответить. Мне безумно хотелось и того и другого, но что-то на задворках сознания отчаянно, мучительно вопило о том, что не стоит соглашаться. Стоит остановиться и сбежать отсюда прямо сейчас. Это вопил глас разума. И на этот раз я его услышала. Ведь отныне я была мудрая, взрослая и осторожная Юна Горст.

— Не сегодня, — резко отстранилась я и выдохнула. Попыталась пошутить: — Вы в Баторе тут все… помешанные на любви. Всех её видах.

Тело то и дело вздрагивало от лихорадочного оживления, от впечатлений и от нахлынувшего чувства вины. Горели щёки, ноги и руки стали как будто ватными, по спине стекла капелька пота.

— Разве это плохо? — пожал плечами Батор. — Соглашусь, что на Острове Вздохов многовато излишеств. Но любви, настоящей любви на самом деле тут нет. Только её жалкая имитация.

— А ты когда-нибудь любил? — спросила я, наблюдая, как кто-то уносит на плече одну из местных обнажённых соблазнительниц.

Вопрос вышел грубоватым, но тем лучше. Потому что новый, жадный огонёк в глазах Ренуарда вызвал неприятные воспоминания. Когда-то точно так же смотрел магистр Фаренсис, и его интерес мне очень не понравился. А что, если… Что, если я снова испугаюсь так же сильно, как в тот раз? Ментор появится? Успеет ли?..

— Не думаю, — наконец ответил надолго задумавшийся Ренуард и дважды рассеянно моргнул, потряс головой. — Но сейчас я готов к любви. Каждый человек нуждается в любви так же, как и в здоровье, успехе, благополучии. Без неё жизнь неполноценна. Не все это понимают, но даже для них рано или поздно наступает момент, когда они взрослеют достаточно, для того чтобы полюбить.

— И ты повзрослел, — заключила я.

Ренуард Батор серьёзно кивнул, как будто и не был во власти дурманящей инфории. Или он так говорил именно потому, что был в её власти? Невозможно понять.

Но одно я поняла точно: он не любил меня. Пожалуй, Ренуард Батор не любил никого, кроме себя. Но он пытался. Хотел полюбить меня так же, как и я хотела бы полюбить его.

Мы одновременно рассмеялись и отвели глаза. Неловкий момент усиливался набирающим обороты развратом: некоторые из гостей раздевались прямо на площади, наплевав на маскировку. Я сделала вид, что увлечена происходящим, чтобы скрыть горькую нотку разочарования. Придерживая капюшон, приподнялась на носочки, чтобы разглядеть, что происходит за спинами в алых накидках.

На другой стороне, за золотыми прутьями клетки танцевала девушка-змея — всю кожу покрывала чешуя, во рту мелькал раздвоенный язык. Это был рисунок или, возможно, иллюзия. В руках у девушки свивалась в кольца змея самая настоящая — не невинный желтопузик и даже не уж, а пёстрая, редкая особь. Должно быть, откуда-то с цветочных полей Батора. Интересно.

А чуть ближе, на самом краю площади, у входа в таверну мелькнул знакомый образ.

Я наклонила голову набок и подняла уголок губ.

Неужели?..

Пришлось подойти ближе, чтобы рассмотреть получше. Казалось, меня сегодня подводили не только ноги, но и глаза. Бой барабанов стал громче. Молодой Батор тут же появился рядом, и на этот раз мы оба потрясённо уставились на девушку, на первый взгляд ничем не примечательную на фоне своих удивительных соседок. На ней не было ни иллюзий, ни красок, ни цветных волос, ни дорогих украшений. Из всей одежды девичье тело прикрывал только короткий зелёный жилет, да вокруг бедра обвивался ремень с кинжалом — жалким подобием Кааса. Зато сразу бросался в глаза чёрный паук на шее.

Девушка с пауком мазнула по нам взглядом и отвернулась, привлечённая кем-то из гостей в алой накидке. Я едва удержалась от желания потереть знак соединения. Глаза болели от красного света.

— Мейлори Кирмоса лин де Блайта, — шепнул Ренуард, как будто мне требовались пояснения. — Ещё один способ почувствовать себя Чёрным консулом.

Смотреть на своего двойника было странно. Одновременно противно и лестно. Эта Юна Горст была совсем другой — без белой пряди, чуть выше и тоньше. С маленькой грудью под зелёным жилетом и тяжёлыми бёдрами. Слишком улыбчивая. Слишком… дружелюбная. Она склонилась над одним из гостей, захохотала от его шутки, и… я резко отвернулась, ощутив, как изнутри полоснул острым лезвием страх. Нет, не страх. Дикая, безумная, безотчетная паника.

Потому что на мужских пальцах, потянувших за прядь фальшивую Юну Горст, сверкнули перстни. Как мне показалось — удивительно знакомые.

— Пожалуйста, давай уйдём, — взмолилась я, мёртвой хваткой вцепившись в Ренуарда. — Срочно. Прошу тебя.

— Конечно, — оторопел мой спутник. — Да, само собой. Что случилось?

— Ничего. Просто нам нужно уйти, — процедила я, кутаясь в плащ и натягивая капюшон так, что он едва не треснул на затылке.

— Сбежим и отсюда? — в своей обычной насмешливой манере хихикнул Ренуард. — Я за.

— Нет, убегать не надо, — холодно отозвалась я. — Идём медленно, наслаждаясь видами и прогулкой. Возьми меня за руку.

— Тоже увидела своих навязчивых поклонников? — поинтересовался Ренуард, но, тем не менее, покорился.

Я не ответила, сжав зубы. Батор переплёл свои пальцы с моими и повёл вдоль ряда красных фонарей — посмеиваясь и охотно рассматривая окружение.

Едва мы покинули площадь, я сразу же ускорила шаг. Потом и вовсе побежала по другой, незнакомой мне улице — дома были проще, беднее, на перилах сушилось бельё. Должно быть, здесь жили местные девушки.

— Где выход? — от нахлынувшей тревоги я схватила Ренуарда за края плаща и встряхнула.

— Недалеко, — он спокойно сбросил капюшон, накрыл мои сжатые кулаки ладонями. — Мы туда идём. Уже выходим, хорошо? Я знал, что приводить тебя на Остров Вздохов — плохая идея, но не смог удержаться. Не думал, что тебе будет неприятно увидеть образ самой себя.

— Нет-нет, — стараясь сохранять спокойствие в голосе, ответила я. — Всё хорошо, правда, — растянула губы в улыбке, разжала кулаки и успокаивающе похлопала по мужской груди. — Просто хочу убраться отсюда.

— Это можно устроить, — Ренуард приподнял брови и вдруг стал похож на щенка. Только улыбка оставалась шаловливой, отлично скрывающей, как я уже заметила, его истинный характер. — Только, пожалуйста, не говори, что хочешь вернуться в академию. Побудь со мной ещё. Помнишь, я обещал тебе рассказать, как разорвать связь? Я не шутил. Хочу сделать более серьёзное… предложение. Мы пойдём на пристань.

— Всё-таки снова убегать! — притворно рассмеялась я. — На пристань, почему нет? Она же далеко отсюда?

Ренуард кивнул, внимательно рассматривая моё лицо. Он не мог понять, что пошло не так, и, конечно, принял мою перемену на свой счёт. Но мне не хотелось давать никаких пояснений. Потому что я прекрасно знала: молодой наследник Батора был готов поверить и в женщин-змей, и в зеленокожих фей, и в то, что у него с мейлори Кирмоса лин де Блайта — настоящей мейлори — всё получится. Но он ни за что не поверил бы в правду. Например, в ту, что господин Демиург существует на самом деле и может оказаться гораздо ближе, чем любой из нас способен себе вообразить.

***

До пристани мы так и не добрались. Свернули на прибрежную улочку, оставили Лэрион у дороги, а потом долго взбирались по извилистой тропке в гору, пока наконец не оказались у площади на пять домиков, приземистых, почти деревенских.

В этот раз внезапная смена маршрута меня не смутила, даже наоборот — обрадовала. Поэтому я не задавала вопросов, не жаловалась на размокшую дорогу, а лишь покорно шла за Ренуардом, слушала легенды старого Ирба и кивала в такт. Лесистая тропинка и вся местность казались безлюдными, и это действовало на меня благотворно. Успокаивающе.

Когда же мы достигли цели и ворота одного из дворов гостеприимно распахнулись, я и вовсе расслабилась. Вряд ли в этом богами забытом месте можно было встретить кого-то, кроме местных жителей. Ни дать, ни взять — захолустье.

Впрочем, внутри я поняла, почему мы пришли именно сюда: за забором оказался уютный и по-южному, по-баторски прекрасный дворик.

Светлый парапет отгораживал от крутого обрыва живописный уголок. Лавочки, узкие тропинки, ручей и навесной мостик утопали в зелени олив и цветущих сиреней. Влажные после дождя листья и выпуклые, рельефные камни террасы поблёскивали в слабом свете фонарей. Только низкий стол под навесом оставался сухим. Его украшали букет пионов и простой канделябр.

Вечер уступил свои права южной ночи, и во влажной темноте весенние запахи казались особенно насыщенными. Цветущая весна сгустилась вокруг нас вместе с опустившимся на Батор мраком.

Откуда-то снизу, издалека донеслось громкое раскатистое «Во имя Квертинда!», и я привстала на цыпочки, чтобы разглядеть людей у подножья. Безуспешно.

— Kodja jes! Ну что ты за безобразник, Рени?! — отвлёк меня женский голос. — Невесту ко мне привёл! Разве ты не знаешь, как я страдаю от любви к тебе? Jonk Mo!

Хозяйка дворика, полноватая, смуглая таххарийка цокнула языком, но не выдержала — сразу же расхохоталась, отчего несколько мокрых птиц выскочили из кустов и порскнули в стороны. Женщина игриво потрепала безобразника Рени за щеку.

— Маймуна, для тебя в моём сердце всегда останется место, — заявил молодой Батор.

— Будет тебе врать-то, — махнула рукой женщина и обратилась уже ко мне: — Как тебя зовут, folihan моя?

Я оторопела. Оказывается, я отвыкла от таких обращений и общества простых людей. «Юна», — хотелось вернуть ей честное признание. Но я присела в учтивом реверансе, склонила голову и проговорила:

— Сирена Эстель. Рада нашему знакомству, госпожа Маймуна.

— Но-но! — снова зацокала языком женщина. — Какая я тебя госпожа, folihan? Я Маймуна из Лыдга, — она бесцеремонно схватила меня за локоть и повела вдоль тропинки ближе к открытой площадке. Понизила голос и наклонила голову так, будто собиралась сообщить мне тайну.

— Вот что скажу, а ты послушай: я люблю гостей у себя в доме, а дорогих гостей — ещё больше. — Она отвлеклась и крикнула в сторону: — Рафа, Ханна, несите угощения, да поскорее! Всё, как мой Рени любит.

И мы обе посмотрели на неожиданно смутившегося Ренуарда.

— Это мой Рени, — с ухмылкой заспорила я, решив, что с Маймуной лучше не церемониться.

Молодой Батор хмыкнул и потёр шею.

— Сирена Эстель! — удивлённо всплеснула руками хозяйка. — Ты хорошая женщина. Давай-ка…

«Во имя Квертинда!» — раздался вновь многоголосый крик, и я замедлила шаг, пытаясь снова выглянуть за ограду, вниз.

Где-то далеко заиграла музыка.

— Что там? — не выдержала я, останавливаясь. — Сегодня ведь не День Династии?

— Торжество, — коротко ответила Маймуна.

— Преторий огласил новый указ Великого Консула и объявил выходной в честь принятия постановлений, — пояснил Ренуард. — Отец организовал гуляния по всему Батору. В том числе и на Морской площади. Народ празднует.

— Празднует? — я свела брови. — В самом деле? И каков этот новый указ?

— Да чтоб я знала, пташка! — затараторила Маймуна, перебивая Ренуарда и отмахиваясь от мошек, летящих на свет фонаря. — Я на площади давно не появлялась: с этой ужасной войной по улицам лишний раз ходить страшно — не любят теперь таххарийцев в Квертинде, kodja jes!

Я всё-таки не выдержала — поддалась любопытству. Высвободилась из крепкой хватки хозяйки, пробежала по траве до невысокого парапета, перегнулась и глянула вниз.

— Какая ты хорошая женщина, folihan! — обиженно проговорила вслед Маймуна.

Я обернулась, но только на миг — наградить её извиняющейся улыбкой. И снова устремила взгляд на открывшуюся мне картину. Внизу, у подножья, действительно была Морская площадь. Она вплотную примыкала к пристани — целый каскад ступеней вёл от причала прямиком к огромной золотой короне Квертинда. Семь её шпилей сияли в свете фонарей, бордовые стяги реяли на ветру. И вокруг гуляли, танцевали, смеялись и громко кричали люди — фигурки отсюда казались крохотными.

— Во имя Квертинда, — бездумно прошептала я в ответ на новый крик, чувствуя, как вместе с прохладным порывом до меня долетает торжественная радость целой толпы народа.

В просторной бухте море как будто светилось — месяц играл бликами на поверхности. Кажущиеся игрушечными корабли слабо покачивались на волнах. Вся южная столица, растянутая вдоль берега, утопающая в зелени и сияющая сотнями огней, отсюда была видна как на ладони. У меня перехватило дыхание: крохотный и дружелюбный Ирб, каким он мне виделся с разноцветных улиц, отсюда выглядел настоящим гигантом. От тихого городка не осталось и следа: город шумел и бурлил с невиданной энергией. У меня просто дух захватило от этой суматохи! Сердце учащенно застучало, словно мне передалось лихорадочное биение пульса развесёлых улочек. Этот праздник, устроенный Преторием, добавлял прелести и как будто делал его консулов ближе…

От нового порыва я захлопала ресницами и прижала кончики пальцев к уголкам глаз, чтобы собрать проступившие на ветру слёзы.

— История повторяется, — рядом со мной встал Ренуард, положил ладони на перила. — В прошлый раз мы так же сбежали от толпы во время праздника, так же стояли у балюстрады в Мелироанской академии и приносили друг другу клятвы быть честными. И в прошлый раз ты так же едва не выломала кусок камня. От нахлынувших чувств, не иначе.

— О, — я отдёрнула руки, обнаружив, что крепко сжимаю край парапета. — Просто это так… красиво. Твой город красив. Ты красив. Даже Маймуна. Сегодня удивительный вечер. Я так давно не видела Квертинд…

— Рад, что тебе понравилось, — без тени иронии сказал молодой Батор. — И, хоть мы давно опоздали к твоему суровому охраннику, оно того стоило. Правда же?

— Правда, — охотно согласилась я.

И, повинуясь неожиданному порыву, положила руку на плечо Ренуарда, приподнялась на носках и, выдохнув «Спасибо!», поцеловала его в уголок рта. Он удивился. На мгновение оторопел, вскинул руки, чтобы обнять, но я уже отпрянула и торопливо отбежала подальше.

Конечно, это было игрой. Той самой, что могла бы привести нас к симпатии. А дальше, быть может, к чему-то более серьёзному. И я, как мелироанская дева, действовала строго по инструкции. Безумный спектакль длиною в свидание — настоящее испытание для изученных в обители благочестия навыков.

Лаптолина говорила: мужчинам в этом смысле гораздо проще.

Они могут сделать комплимент леди, похвалив её характер и восхитившись красотой. Они могут преподнести подарок, в конце концов.

У нас, женщин, всё обстоит иначе.

В игре, которую ты ведёшь с партнёром, рано или поздно нужно проиграть. В этом-то и весь смысл: когда он достаточно измучен борьбой, когда истомился в ожидании, настаёт момент награды. О, это особое, дурманящее ощущение мужской победы — самый желанный из всех женских комплиментов. Но это не так просто, как может показаться на первый взгляд. Слишком много условностей.

Довольная собой, я тихо хихикнула, будто произошедшее было забавной шуткой, и прищурилась в поисках Маймуны. Таххарийка со скоростью дикой лани улепётывала прочь от нашего уединения. Даже удивительно, как при таких габаритах эта женщина так быстро и бесшумно передвигалась. Но далеко убежать не успела: всё-таки я была неплохим охотником.

— Маймуна! — окликнула я. И явила самую обворожительную из своих улыбок: — У вас чудесный дом. Давно я не была в таком месте. Что за интересный рельеф плит?

— Кха! — только и сказала таххарийка. Нахмурилась и посмотрела мимо меня, будто спрашивая разрешения у Ренуарда.

Должно быть, молчаливое разрешение было получено, потому что она снова просияла и спешно вернулась под свет фонарей.

— Мой дворик совсем опустел после начала войны, а я потратила целое состояние, чтобы укрепить дружбу народов. Смотри, — Маймуна прошелестела подошвами по плитам и протянула ко мне руки: — А ну, иди сюда, быстро!

От грубого приказа гневным пожаром в груди взметнулся протест, и я осталась на месте.

— Иди-иди, не пугайся, не стану я на тебя нападать, дочь Квертинда! Женщины Таххарии-хан хоть и злые, но не подлые.

Я сцепила руки за спиной и обернулась. Ренуарда у парапета не оказалось. Он уже по-хозяйски развалился на подушках под навесом и рассматривал меня из-под ресниц, будто что-то задумал. Я невинно хлопнула глазами, отвернулась и шагнула навстречу Маймуне. Но спиной чувствовала, как он смотрит. И, пожалуй, это было даже приятнее, чем чувство парения, о котором молодой Батор говорил днём. Я наслаждалась его вниманием, его желанием, его смущением. Его фантазиями, может быть.

Любопытство, как и говорил Демиург, действительно способно сгубить не одну благородную леди. Но он не добавил, что флирт и романтическая игра стоят в этом ряду на особом счету. То же любопытство, только иного рода: как далеко мы можем зайти? Насколько смелым ты можешь быть в этом чувственном соревновании? Решишься ли?

— Стой там! — приказала женщина, и я резко остановилась, опустив глаза.

Под подошвами темнела плита с изображением города. Надпись гласила: «Ирб». Чуть дальше, в полушаге, красовался «Мелироан».

— Тут Квертинд, — важно проговорила хозяйка. — Там, где ты стоишь, — Батор, юг, как и положено, — она махнула рукой. — Вон там, у оградки — север с их драконьей холодностью. Шпили и колокола Лангсорда — в центре, — продолжала указывать пальцем женщина. — А вся область за бордюром — Полуостров Змеи.

— Астрайт, — прочитала я самую большую надпись.

— Была там, благородная folihan?

— Никогда, — прошептала я.

— И не надо, — закатила глаза Маймуна. — Одни болота да Чёрный Консул. Батор лучше, точно тебе говорю, — она цокнула. — А вот послушай, что я скажу: на том берегу ручейка расположилась Таххария-хан. Перейдёшь мостик — Данужский лес — и тебя встретят жёлтые горы, дальше — Кахк с его крепостью предков, шатры старейшин на западе. Таххария-хан — великая страна, памятливая, щедрая. Только я туда не хожу теперь, доски моста прогнили. Никак руки не дойдут починить. Боюсь, не выдержит меня хлипкий путь в родной край.

Она снова рассмеялась, потряхивая пышной чёрной шевелюрой.

Я осторожно прошлась прямо по карте, выдолбленной в полу: города и горы выступали над поверхностью едва ли на высоту ладони, а реки и овраги, наоборот, утопали в камне. Даже Гриффорд тут был отмечен, и я уместилась на нем носочком одной ноги. Развела руки в стороны и, пошатнувшись, снова окинула взглядом карту Квертинда. Не знаю, насколько она была верна, но выглядела просто фантастически. Надо же, как здорово!

— А я ведь я наполовину таххарийка, — решила я завоевать этим заявлением расположение хозяйки.

— Так я и смотрю, ты похожа на меня, как дочь, — круглое лицо снова расплылось в радушной улыбке, у глаз собрались морщинки. — Вот так сразу и сказала: Сирена Эстель, ты хорошая женщина, таххарийская. Будь славна пред взором предков!

— И вы… будьте.

Под быстрыми шагами заскрипел гравий — это юные девушки, такие же смуглые и черноволосые, должно быть, настоящие дочери Маймуны, несли подносы, уставленные тарелками. Они тайком бросали взгляды на расслабленного Ренуарда, а когда приблизились — и вовсе захихикали, залились краской от его шутки и принялись расставлять угощения на низком столике.

Уходить не торопились.

— Тоже невесты, — нараспев протянула Маймуна.

И я вдруг… разозлилась.

Закусила губу, сдерживая ярость и дикое, стыдное желание напасть на ни в чём не повинных девушек, навредить им, прогнать. И даже не заметила, как ноги сами собой понесли меня к столу, как я юркнула под тень навеса и устроилась напротив моего Рени. Взяла его за руку и громко напомнила:

— Ренуард, ты собирался сделать мне предложение.

Он ответил долгим насмешливым взглядом. Кажется, даже шум океана затих в эту минуту.

Девушки тут же ретировались.

Привычная ухмылка искривила мои губы. Всё-таки хорошо иногда продемонстрировать власть и особое положение.

— Предлагаю поужинать, — ушёл от ответа польщённый Рени, но я не была против.

От запахов еды скрутило живот — я вдруг поняла, что безумно голодна. А еды было так много, что хватило бы на всех мелироанских дев и их служанок, а не только на нас двоих. Ароматное блюдо с крупными кусками мяса, сушёными фруктами и специями исходило паром в свете канделябра. Три вида лепёшек красовались румяными боками, и в середине каждой соблазнительно таяли кусочки масла. На деревянной доске громоздились куски сыра, финики, тёмный виноград и орехи. Запечённая рыба, утиные ножки с румяной корочкой, колбаски, маленькие пирожки на расписном глиняном блюде стояли вперемешку с соусами и подливками. И, конечно, здесь были рисовые шарики — особое южное лакомство простых жителей Батора.

Сглотнув слюну, я с жадностью проследила, как Ренуард наливает нам домашнего лимонада из клубники с лимоном. А затем — вина. Конечно, без баторского вина не обходился ни один ужин.

Я потёрла ладони, сделала глоток и уже хотела приступить к еде, но, осмотревшись, не нашла приборы. Среди всего этого горячего, ароматного, сочного и аппетитного не обнаружилось даже крохотной вилки. Правила сервировки были вопиюще нарушены. Лаптолина бы пришла в ледяную ярость.

— В Таххарии-хан едят руками, — заметил моё недоумение Ренуард.

И показал пример: разорвал пополам одну из лепешек и откусил. Другую половину протянул мне. Я растерялась.

— Таххариец кормит свою невесту в знак уважения и заботы, — пояснил молодой Батор. — А она принимает угощение покорно и смиренно, как и положено будущей жене. Это старые варварские обычаи, которые до сих пор соблюдаются, — он шутливо свёл брови и, сделав суровое лицо, приказал: — Ешь, женщина!

Я усмехнулась и приняла угощение, хищно вгрызлась в румяный бок под испытующим взглядом Ренуарда. Он остался доволен и сразу же принялся за мясо, на этот раз не предлагая мне часть своего ужина.

— Расскажешь что-нибудь, что не рассказывала никому? — спросил он, аккуратно поддевая кусок и отправляя в рот.

Я уже успела попробовать рыбу и рисовый шарик с начинкой.

— Например? — пожала я плечами, увлекшись едой.

От пряного вкуса хотелось мурчать: домашняя стряпня Маймуны была умопомрачительно вкусной. Сочной, немного острой, насыщенной. Какое разительное отличие от лёгких, крохотных закусок в Мелироанской академии!

— Например, о своих родителях, — как бы невзначай бросил Ренуард.

Я осторожно вытерла пальцы о холщовую салфетку. Прищурилась.

Наверное, в этот момент стоило бы смутиться. Или оскорбиться, разглядев ехидный намёк на мою дурную наследственность. Но я уже давно чувствовала себя удивительно независимой от фамилии Горст. Быть может, сыграла роль смена личности или я просто наконец поняла, что преступление Тезарии никаким образом со мной не связано. Даже если другие с этим не соглашались.

— Ты, наверное, слышал, что моя мать…

— Об отце, — перебил молодой Батор. — Расскажи о нём. Ты любила его?

Неожиданно. Слишком интимно и лично. Это не вписывалось в нашу чувственную игру и кокетливое соревнование.

Жизнь в Фарелби почти стёрлась из памяти, заменилась тяжёлыми потерями, новыми впечатлениями, пережитыми изменениями во мне самой и в Квертинде, но… да. Я любила отца.

— Пожалуй, — улыбнулась я воспоминаниям и уставилась перед собой. Глотнула вина. — Вряд ли нас можно было назвать самыми близкими людьми в мире, но он заботился обо мне. Посмеивался в усы от детских рассуждений и всегда прощал хулиганские выходки. Втайне даже гордился. Хоть и был несчастен без матери — он так и не смог этого скрыть. Кажется, только теперь я это понимаю. Но он научил меня ловить рыбу, охотиться и никогда не отчаиваться. Говорил, что человечность — величайшая из магий…

Я замолчала и задумалась, глядя на океан. Внизу, на площади, всё ещё играла музыка. Народ расходился. Вдоль берега бродили силуэты влюблённых пар, подсвеченных лунным сиянием. Прозрачный месяц плыл над ночной прохладой, отражаясь на морской глади. Огромный залив не шёл ни в какое сравнение с озером Фарелби, но здесь, возле воды, в далёком таххарийском дворике, я чувствовала себя как дома. Спокойно. Даже как-то… безмятежно.

— Должно быть, тебе очень одиноко, — Батор отправил в рот виноградину.

— Нет, — ответила я после короткого раздумья. — У меня есть моя банда. Подруги. Сёстры.

— Если ты говоришь о мелироанских девах, то призываю тебя поостеречься и не открывать перед ними душу. Они тоже своего рода чудовища. То, что с ними делает Лаптолина, — красиво и жутко одновременно. Нет, не спорь со мной! — он поднял ладонь. — Понимаю, что изнутри, из самой академии, тебе сложно это заметить. Лучше расскажи о своей банде.

Ренуард наелся и теперь свободно раскинулся среди вороха подушек.

Как он и попросил, я не стала спорить. Только улыбнулась, снова приложилась к бокалу, поболтала вино в нём. Перед глазами тут же встали картины из тех времён, когда Юна Горст не сидела на подушках в роскоши южной ночи, а топтала грязь Галиофских утёсов. Сколько всего я могла бы рассказать о банде изгоев! Но сейчас почему-то в мыслях возник самый дурацкий, нелепый и ничего не означающий вечер.

— Банда изгоев — мои близкие друзья. Монтгомери Лоза, Куиджи Лампадарио и… Нед Комдор. Энедин, — я запнулась, пару раз хлопнула глазами, но решила не рассказывать о том, что Аспид погиб. Не хотелось портить вечер грустными историями. — Ты ведь должен знать Куиджи Лампадарио! — неожиданно осенило меня. — Он тоже сын консула!

Ренуард согласно кивнул, но ничего не сказал. Тогда я подалась вперёд и понизила голос:

— Однажды моя банда весь выходной провела в храме рудвиков. — Он вопросительно приподнял бровь, но я не стала пояснять, а продолжила: — Нед принёс целую бочку полыньего шторма и поставил условие, что это станет нашим обедом и ужином. Полыний шторм — это, знаешь, — я улыбнулась воспоминаниям, — национальный напиток северян. Просто жидкое пламя! От него голову сносит только так.

— И они в самом деле не пили ничего, кроме алкоголя? — молодой Батор внимательно проследил, как я делаю глоток вина.

— Даже не ели ничего, кроме буханки чёрствого хлеба. Одной на всех. Куиджи, помню, вырубился на клавесине…

— И тебе пришлось приводить всех в чувства? — развеселился Ренуард.

— Я вырубилась второй, — усмехнулась я. — Ничего не помню.

— То есть ты закрылась с тремя мужчинами и напилась? — он искренне удивился, даже как-то… напрягся.

— Эй! — весело возмутилась я. — Это совсем не то, что ты думаешь! Банда изгоев — мои друзья. Такие же бойцы, как и я!

— Сейчас ты не похожа на бойца, — резонно заметил Батор.

— Да, — я рассеянно нашарила миинх в волосах — единственное напоминание об убийце Юне Горст. И вдруг поняла, что совсем не расстроилась этому факту. — Да, пожалуй, не похожа.

— Главное, не рассказывай это Првленской, — взмахнул руками мой собеседник. — Уж поверь, она непременно увидит в этом угрозу своей идеальной священной обители благородства.

Он тоже глотнул вина. Поставил бокал и покрутил его, посмотрел на океан.

— Странно, что ты так не любишь Лаптолину, — заметила я.

На свет прилетели мошки, и я махнула ладонью, отгоняя их.

— Почему? — перевёл на меня заинтересованный взгляд Ренуард.

— Она учит нас оболванивать мужчин им же во благо. А ты похож на болвана.

Я очаровательно улыбнулась. Ренуард не засмеялся.

— Юна, — он облокотился о стол, сцепил руки в замок. — Ты в самом деле назвала меня болваном?

— Нет же, — я выдержала его взгляд. — Я сказала, что ты похож на болвана. Так легко веришь всему, что я говорю.

— Знаешь, что? — вроде бы оскорбился он, но тут же изменился в лице — стал игривым и насмешливым. — Ты права. Я болван. Поверь, ещё какой. Сижу здесь с тобой, вместо того чтобы напиваться в таверне до поросячьего визга. Или кутить в борделе с красотками. И как я посмел променять выпивку и шлюх на общество мелироанской девы? О, это ужасное, отвратительное… развитие! Надеюсь, я не лишусь магии под действием прогресса личности под названием Юна Горст.

Я расхохоталась и осушила бокал. Отломила кусочек сыра. Мне нравилась эта особая дерзость, этот вызов в его и моих словах, эта игривая беседа.

— Похвальная самоирония, но не стоит шутить на тему магии, — погрозила я ему пальцем.

— Почему? — спросил Ренуард. — Это оскорбляет твою позицию верноподданной?

— У меня когда-то не было магии.

— Совсем? — вроде бы не поверил он.

— Совсем, — охотно подтвердила я. — Абсолютно. Тотально. Пустой детерминант.

— О-о-о, — понятливо прищурился Батор. — Кажется, кто-то напился.

— Да нет же! — возмутилась я. — Это чистая правда. Когда я впервые коснулась детерминанта, он был пустым.

— Прямо как твой бокал, — пошутил Ренуард и плеснул мне ещё вина. Кажется, он мне так и не поверил. — Может, глубоко-глубоко в душе ты тоже тимберийка, как и я?

— Ты же слышал, я таххарийка, — без запинки выдала я и отсалютовала бокалом.

Я и в самом деле немного напилась. Голова кружилась, губы то и дело сами собой разъезжались в улыбке, а мысли отказывались выстраиваться в стройный ряд. В полутьме, в приятной прохладе, под журчание ручейка, кваканье лягушек и шелест листьев всё казалось таким прелестным, мирным и естественным. Дворик Маймуны обернулся вдруг новым краем земли, где можно было спрятаться от самой жизни. Не позволяя воспоминаниям завладеть мыслями, я откинулась на подушках — собрала вокруг себя их не менее десятка! — соорудила пёстрое ложе и выставила бедро так, как делали соблазнительные женщины с иллюстраций таххарийских сказок.

Ренуард неверяще поднял бровь. Бутылка застыла над его бокалом, как будто от меня зависело, польётся ли из её горлышка вино.

— Тезария Горст, моя мать, была таххарийкой, — пояснила я, поглаживая мягкий атлас подушки. — Так что, выходит, я наполовину таххарийка. Не на самую лучшую…

— Это как посмотреть, — он всё-таки налил себе вина и выпил. — Я обожаю в тебе эту дикую, варварскую воинственность. Хотя вроде бы не должен, да? — короткая усмешка прервала его речь только на секунду. — Но ты и сама в себе это любишь, признайся. Горячность. Страсть. Стремление к вечной победе.

— Когда ты так говоришь, я начинаю верить, что и правда хороша, — поправила я бархотку и тряхнула волосами. — Чрезмерное самолюбие вредит мелироанской деве. Это порок.

— О, меньший, чем другие, — промурлыкал Ренуард. — Тебе он идёт. И я рад, что тебя всё-таки не увезли в Таххарию-хан. Скажи, таххарийка, ты ни разу об этом не сожалела?.. О том, что случилось в тот вечер?

Налетел лёгкий ветерок, и влажная кожа тут же покрылась мурашками. Я сжала зубы. В невинном, вроде бы шутливом вопросе таилось нечто большее, чем беседа о путешествиях. И даже нечто большее, чем напоминание о хьёль-амире. Ренуард Батор смотрел неотрывно, серьёзно, как будто ждал и боялся моей реакции. Он не спрашивал о моих сожалениях относительно поездки. Он спрашивал о том, жалею ли я о поступке ментора. Наверняка слышал, что говорили обо мне и Кирмосе. Или даже читал жёлтые листовки.

Но я не собиралась позволять ему подобраться к этой теме.

— Конечно, сожалела! Но я могу отправиться в Таххарию-хан хоть прямо сейчас! — весело заявила я, наигранно рассмеялась и поднялась.

В глазах потемнело от выпитого, и я пошатнулась. Поймала равновесие, остановила кинувшегося было мне на помощь Ренуарда, подмигнула ему и направилась прямиком к небольшому ручейку, обозначавшему на карте Данужский лес. Он в самом деле походил на лес: берег порос камышом, осокой и тростником. Темнеющий в зарослях мост выглядел плохо — трухлявый, местами прогнивший, с натянутыми тросами вместо крепких кованых перил. Но сейчас мне было наплевать на возможные проблемы.

— Ты же не собираешься на тот берег? Это небезопасно, — донеслось мне в спину.

Я оглянулась на Ренуарда — тот сидел в задумчивости, сложив руки на груди. Казался обиженным и оскорблённым.

Я снова оценила предстоящий путь. Прогулка по мосту выглядела, как отличная возможность избежать неудобных расспросов и перевести всё в шутку. Но, в то же время, придуманный побег в Таххарию-хан грозил окончиться полным провалом. Причём, в буквальном смысле.

— Я смеюсь в лицо опасности, — ответила я и повторила для убедительности: — Смеюсь в лицо опасности!

Теперь это утверждение вряд ли можно было бы назвать правдой. Но зато правдой было то, что к грядущей опасности — оказаться в заросшем ручье — я была готова куда больше, чем погрузиться в разговоры о своём менторе.

— Что ж, — пробубнила я себе под нос, — будем благодарны предкам… или как там?

Глубоко вдохнув, я ступила на шаткую опору. Шаг, ещё шаг. Получается! Воодушевившись, я достигла почти середины небольшого мостика, но… до Таххарии-хан так и не добралась. Одна из досок ожидаемо обломилась под каблуком, и я провалилась одной ногой в образовавшуюся щель.

— Кряхт! — вырвалось у меня вместе с резким выдохом.

К счастью, мост всё ещё был целым и я не оказалась в ручье, но, кажется, намертво застряла в этой тюрьме из досок, верёвок и собственной трусости.

— Как ты сказала? — раздалось уже совсем рядом. — Кряхт? Что это значит? По-веллапольски?

Ренуард стоял на берегу и нахально оценивал меня взглядом.

— Досадное недоразумение, — прорычала я сквозь зубы. — Не поможешь?

Я отцепила руку, чтобы протянуть её Батору, но мост снова заскрипел, посыпалась труха, и я быстро схватилась за трос. Отчего-то я чувствовала себя катастрофически унизительно. То ли от неудобного положения, то ли от глупого решения. Даже голова моментально прояснилась от хмеля.

— После того, как ты сбежала и от меня? — он не сдвинулся с места ни на шаг. — Возможно. Я же великодушен. Но не сразу. Ты так прекрасна в своей беспомощности, что я хочу полюбоваться.

— Ну и катись к Толмунду! — неожиданно злобно выругалась я и попыталась освободиться.

Но сделала только хуже. Кажется, любые попытки вырваться лишь ухудшали ситуацию. Да чтоб эту Таххарию-хан икша пожрали! Едва дыша и стараясь не делать резких движений, я всё-таки вытащила ногу, насквозь вымокшую и грязную, но теперь боялась идти обратно — мост шатался, подошвы скользили по мокрым доскам, а верёвки и вовсе ходили ходуном.

— Ладно, — сдался Ренуард, подошёл ближе, крепко схватился за опорный столб и протянул мне руку: — Иди сюда, авантюристка. Но по дороге признайся, что сделала это нарочно.

— Ты ведь шутишь? — обиделась я, но всё же потянулась, шагнула, схватила его за руку и… чуть не упала снова.

К счастью, Ренуард помог мне удержаться. Казалось, ещё миг — и мы рухнем в ручей все вместе: я, мост и наследник южного удела.

— Знакомый приём госпожи Првленской, — Батор протянул уже обе руки, обхватил мою талию, легко поднял над землёй и помог наконец выбраться. — Девушка в беде. Обманчивая уловка, чтобы я почувствовал себя спасителем и пришёл на помощь несчастной леди в трудный момент.

Почувствовав под ногами опору, я тут же села прямо на траву и, наплевав на приличия, сняла мокрую туфлю. Задрала юбку, ослабила подвязку и принялась скатывать чулок. Ренуард деликатно отвернулся — посмотрел за ограду, на океан и всё ещё играющих на площади музыкантов. Попытка отвлечь нас от неудобных разговоров удалась, но это была только отсрочка. Может быть, позже я придумаю, как говорить с Ренуардом о менторе, но сейчас… Сейчас я всерьёз раздумывала над тем, не изобразить ли обморок.

— Сработало? — решила я вместо обморока подыграть Ренуарду и сделать вид, что так и задумано. — Почувствовал себя героем?

Под коленом и на голени красовались ссадины и царапины, и я вдруг даже порадовалась этому приключению. Промокнула капли крови чистым краем платья, оттёрла грязь пучками травы. После долгого дня и физических нагрузок руки и ноги налились тяжестью. Давно забытое, но такое приятное ощущение.

— Мелковато для спасения, но… да. — Ренуард втянул воздух, коротко глянул на мои обнажённые лодыжки и тут же отвёл взгляд. Сделал шаг в мою сторону, легко и гибко, как будто в танце, и предложил свой платок. — Было здорово совершить пусть и крохотный, но подвиг. Будоражит. Уверен, каждый мужчина был бы счастлив оказаться на моём месте. И даже не пришлось никого убивать. Тем более великого воина.

Опять он за своё?

Я выхватила платок — вышло довольно грубо — процедила сквозь зубы благодарность и вытерла лицо, влажную ложбинку между грудей, плечи. Встала, ощущая под ногами мягкую траву. Поставила грязные туфли на парапет, забралась на низкую ступень у балюстрады — она оказалась едва тёплой — и подпёрла подбородок рукой.

— Чудесный всё-таки отсюда открывается вид, — непринуждённо бросила я. — Ты часто здесь бываешь, Рени?

— Часто, — он встал рядом, облокотился о перила.

Сюртук он оставил у стола, и в сорочке, шитой у ворота серебром, выглядел небрежно и дерзко. В этом был весь Ренуард Батор: в его походке, в его мимике и жестах скрывалась ирония и насмешка над миром. Сейчас ему явно не нравилось то, что я постоянно перевожу тему. Но Ренуард держался так, будто мои увиливания не задевают его за живое. Только из глаз пропал задорный огонёк, уступив место серьёзности и растерянной задумчивости. Какое-то время он ждал, что я заговорю сама — быть может, расскажу о менторе так же откровенно, как об отце, или снова начну нести сладенькую чепуху. Но так и не дождался — я молчала, наблюдая, как на пристани нарастает какая-то нервная суета. В свете фонарей мелькали плащи стязателей, кричали и бегали матросы, разбегались в разные стороны рудвики.

— Видишь те острова? — отвлёк меня от странного зрелища Ренуард.

Я привстала на носки и глянула вдаль — туда, куда он указал. На фоне светлого, прекрасно освещённого луной неба темнели грубые силуэты. Там в самом деле возвышались острова, подёрнутые шапкой растительности. В ночи лес казался серым.

— Вон там, в отдалении — Гарт и Адалена, часть архипелага Роксис, — торжественно представил их мне Ренуард. — Местные зовут их проще: Гарталена. По легенде, когда-то жили в Баторе двое влюблённых, которых вечно разделяла судьба. Адалена была богатая и знатная леди, а Гарт — бедный бродячий бард. Все друзья и близкие восстали против их союза, и, как бы они ни стремились друг к другу, как бы ни пылали их сердца, Гарту и Адалене не суждено было быть вместе. Тогда они бросились с высокого обрыва прямо в море и погибли. Молодые люди предпочли совместную смерть унылой жизни в разлуке и без любви, — Батор помолчал, поднял взгляд к звёздам.

Несколько мерцающих точек сверкнули в небе и исчезли. И мне вдруг снова нестерпимо захотелось прикоснуться к Ренуарду, ощутить тепло его тела. Время, что мы провели вместе, будто струилось сквозь нас и шептало: сделай шаг навстречу. Была в этом мгновении какая-то обезоруживающая простота. И близкий шум океана только подтверждал это.

Я придвинулась ближе и положила голову на мужское плечо. Ренуард обнял меня одной рукой, нежно и слишком медленно: боялся спугнуть или, наоборот, давал время увернуться. Я не испугалась и не отпрянула.

— Какая грустная история, — вздохнула я, выписывая круги пальцем на пористом камне парапета.

— Грустная, но красивая, — тихий голос убаюкивал. — Поступок настолько потряс Квертинд, что боги снизошли до милости и явили чудо. Толмунд и Девейна превратили Гарта и Адалену в острова, но даже так они оказались порознь: тело девушки унесло течением, а бард так и остался у обрыва. Теперь влюблённые смотрят друг на друга вечность, пытаясь взглядом передать всю нежность, что они сохранили в своих душах. — Ренуард сделал паузу и продолжил ещё тише, почти шёпотом: — Старики любят рассказывать, что настанет день, когда Гарт встретит свою Адалену. И тогда…

— Подожди-подожди, — перебила я, встрепенувшись. — Дай угадаю. Когда Гарт встретит свою Адалену, свершится предначертанное?

— Как скупо, — хмыкнул Ренуард.

— Я не угадала? — улыбнулась я.

— Нет. В ту ночь, когда Гарт встретит свою Адалену на неисповедимом пути Квертинда, королевство будет спасено любовью.

— А! — стукнула я ладонью себя по лбу. — Совсем забыла, где нахожусь. Конечно же, в Баторе. Здесь в каждой легенде и в каждом нравоучении должно присутствовать слово «любовь». Истинная любовь таится в поцелуе. Любовь на первом свидании зарождается в доме Монро Тьёлди. Любовь спасёт королевство… Знаешь, южный край заслужил Првленскую, она единственная уравновешивает это буйство романтических фантазий.

В подтверждение своей шутки я коротко хохотнула.

— Я ведь тоже Батор, — вроде бы обиделся Ренуард. — И обожаю эту легенду.

— Прости, — тут же стушевалась я. — Я, как и все верноподданные, люблю Квертинд и его легенды. В Кроунице тоже есть одна, про спящий драконий вулкан. Пробудившись, он поможет свершиться предначертанному.

— Правдивая легенда?

— Как сказать, — уклончиво ответила я и перевела взгляд: — Что там за суета?

Мой Рени наконец отвлёкся от древних легенд и посмотрел на пристань.

— Не знаю, — он нахмурился. — Скоро полночь, а значит, с пристани отправится корабль в Тимберию. Возможно, возникли какие-то проблемы…

До нас донеслись обрывки ругательств, криков. Женский визг и грохот.

Что там происходит? Кто-то грабит корабль? Тогда почему здесь стязатели, а не городовые? Преследуют изменников из Ордена Крона? От неприятного предчувствия кольнуло где-то в груди.

Я вытянула шею, пытаясь разобраться в происходящем.

— Юна, — позвал Ренуард.

— А? — машинально отозвалась я. Меня слишком интересовало суетливое оживление.

— Помнишь, я говорил тебе днём, что в Тимберии магия становится слабее и уже никогда не восстанавливается? Там любые заклинания теряют силу. Не только твои собственные, но и те, под действием которых ты находишься. Кровавые, например.

Я резко повернула голову, едва не ударив Ренуарда макушкой.

Он аккуратно убрал мои волосы, прилипшие к его плечу.

— К чему ты ведёшь? — грубо, почти зло выпалила я.

— К тому, о чём писал в записке, — едва слышно проговорил Ренуард, заглядывая мне в глаза. Он как будто впервые за весь день волновался — светлые ресницы подрагивали, губы плотно сжались в тонкую нить. — Я знаю, как разорвать менторскую связь. Нужно просто… уехать в Тимберию. Навсегда.

«Нет!» — захотелось мне крикнуть ему в лицо. Покинуть Квертинд? Сейчас, когда он переживает не лучшие времена? Бросить всё, что у меня было — сестёр, подруг, банду, служанок и… прочее? Лишить себя даже надежды, даже крохотного шанса? Сбежать по-настоящему от прошлого? Это же… это… Кошмар? Трусость? Предательство? Я осторожно тронула бархотку и не выдержала мужского взгляда — отвернулась, обвела невидящими глазами Ирб.

А может, это новая жизнь, к которой я с таким рвением стремилась весь день. Избавление. Чистый лист.

— Думаешь, знак соединения просто… исчезнет? — севшим голосом спросила я.

Ренуард успокаивающе накрыл ладонью мою руку. Мне стоило некоторых усилий не отдёрнуть её.

— Думаю, да. Если не сразу, то со временем. Вырождение магии в Тимберии неизбежно, я расспрашивал матросов о жизни квертиндцев в их стране. Они теряют способность творить заклинания, лишаются магической памяти, но едва ли чувствуют это. Матросы говорят, что ещё никто не умер от переезда, — он слабо улыбнулся. — Просто они живут там, наслаждаясь благами науки и приспосабливаясь к иному укладу. В мире, где страна и государство служат людям, а не наоборот. Где каждое новое достижение — не во имя Тимберии, а для личного и общего счастья. И там точно нет ни одного ментора, ни одного мейлора. По моим расчётам, мы избавимся от связи. Но проверить это можно только одним способом.

— Вот так взять и уехать, — бездумно проговорила я. — Покинуть Квертинд. Навсегда. Ты же не всерьёз?

— Думаешь, я не бываю серьёзен? — спросил он. — Я давно об этом мечтал, но всё это время как будто что-то держало меня… Страх стать изгоем для Квертинда, а в Тимберии так и остаться чужаком. В одиночестве это было бы невыносимо, но до сих пор я не находил безумца, способного поддержать мою затею. В то мгновение, когда я тебя увидел, там, в академии, смеющуюся у фонтана и бегущую за леди Лорендин, такую чужую для Квертинда и такую смелую, я сразу подумал, что нашёл соратника. Близкого по духу человека. По-моему, сами боги подталкивают нас к тому, чтобы покинуть королевство.

Рука метнулась к знаку соединения. Я забралась пальцами под бархотку, ощутила прохладный рельеф паука и спросила:

— Когда?

— Сейчас, — ответил Ренуард. — На этом корабле.

Я округлила глаза. Глянула на Батора, потом на корабль, над которым реял флаг Тимберии. Снова на Батора. Он в самом деле не шутил.

— Знаю, ты думаешь, нужно дождаться подходящего момента, — развеселился он. — Собраться, попрощаться. Но правда в том, что подходящего момента для резких перемен не наступает никогда. Чем дольше мы будем это откладывать, тем тяжелее будет решиться. Но, о Вейн, нет ничего проще: ступить на палубу корабля и выйти в море.

Выйти в море… Уехать в Тимберию. Прямо сейчас. С Ренуардом Батором.

— Ты согласна? — спросил он.

Согласна ли я? Бросить всё, лишиться магии и присягнуть чужой стране? Такова плата за то, что я разорву связь с Кирмосом? Цена, которую я могла бы назначить сама, не торгуясь со злодейкой-судьбой. Мне, как никому, было известно: из этой перепалки невозможно выйти победителем.

Я тряхнула головой. У меня никак не укладывалось в сознании, что это, возможно, мой последний час в Квертинде. Что я никогда больше не увижу никого из тех, с кем была знакома ранее. Конечно, я хотела изменить свою жизнь, перестать томиться в ожидании тяжёлых новостей, убежать от прошлого, но только теперь вдруг поняла, насколько это всё возможно. Насколько это всё осуществимо. Хоть прямо сейчас.

— Прошу тебя, соглашайся, — подначивал Ренуард. — Скажи «да». Хочешь, я встану на одно колено?

Невесёлый смешок вырвался сам собой. Я обвела ошалелым взглядом огромную корону Квертинда на Морской площади, пристань, корабли. Ирб, легендарные острова. Чёрный столб дыма в полях.

«Да», — ответила я мысленно. Но вслух сказала:

— Кажется, там что-то горит.

Ренуард нехотя проследил за моим взглядом. И тут же переменился в лице: теперь там отразился неподдельный ужас — такой, который наверняка почувствовал его ментор. Настоящая паника.

— Это же не консульство? — запереживала я, моментально вспомнив горящую землю Эльце. — Неужели Орден Крона нападает и в Баторе? Поэтому здесь так много стязателей? Думаешь, новый бунт?

— Нет, — отрезал Ренуард. — Это горит цирк.

— Цирк? — переспросила я. — Тот самый, в котором мы сегодня были?

Батор не ответил. Растеряв всё своё благородство, он бросился к выходу.

Мне не оставалось ничего, кроме как броситься следом, подхватив ещё мокрые туфли.

***

Пламя полыхало до самого неба.

Жадное и злое, должно быть, созданное магией Омена, оно пожирало цирк, как голодный монстр.

Едва мы вышли из Лэриона, Ренуард кинулся к ближайшим городовым — узнать, что происходит. Горящее здание оцепили, не позволяя никому приблизиться. Дым валил сплошным столбом, вокруг стояли вёдра с водой, сверкали тиали магов, но никто не торопился тушить пожар.

Я закрыла локтем нос и рот, закашлялась от гари. Оранжевые блики плясали на лицах, на стёклах дилижансов, на иверийских коронах формы стязателей.

Что-то трещало, рушилось, из пламени, как из жерла вулкана, то и дело вылетали хлопья гари.

–…обнаружены запрещённые указом Мелиры Иверийской артефакты из Тимберии… — доносились обрывочные отчёты.

–…ничего нельзя поделать, ваше сиятельство… Приказ его милости.

— Мой отец не мог такого приказать! — вызверился Ренуард.

Он кричал, махал руками, угрожал и без того напуганному стражнику. Тот тряс головой: он ничего не знал.

— Это ложь, наглая ложь! — продолжал напирать сын консула. — Артефакты демонтировали ещё при Мелире, теперь это просто памятник культуры Тимберии. Вы уничтожили не здание, а памятник эпохе! Это вандализм!

— Приказ консула лин де Блайта, — виновато отчитался городовой.

Ренуард резко повернул голову в мою сторону. Теперь он смотрел не с усмешкой, не с вожделением и не с любопытством, как раньше. Я обхватила себя руками и поёжилась. Казалось, вся та злоба и ненависть, что чернели сейчас в глазах молодого Батора, предназначались именно мне.

— Немедленно потушите, — отвернулся Ренуард и принялся раздавать указания.

Никто не сдвинулся с места. Наследник южного удела сам схватился за ведро, выплеснул содержимое в огонь. Бесполезно. Прочитал воззвание, и потоки воды небольшим дождём брызнули на цирк. Бушующее пламя, казалось, не заметило этих капель.

Ренуард снова закричал, посыпались угрозы.

— Юна, — раздался совсем рядом знакомый голос, и я подпрыгнула от неожиданности. Сердце ушло в пятки, руки моментально заледенели, несмотря на жар.

— Нам нужно вернуться в академию. Немедленно, — коротко сказал Жорхе Вилейн.

— А как же Ренуард? — я сглотнула горькую от дыма слюну, кашлянула.

— Он справится. Взрослый мальчик, — глянул в сторону стязатель.

Я покорно кивнула. Слишком покорно. Растерянная и уставшая, подавленная и виноватая, я хотела только одного: уткнуться в подушку и громко кричать. Поэтому не стала сопротивляться, когда Жорхе аккуратно взял меня за локоть и потащил в сторону другого дилижанса, на этот раз привычного, совершенного обыкновенного.

— Госпожа Эстель!

Жорхе замедлил шаг и обернулся. Я вместе с ним. Нас настиг Ренуард, весь в копоти, с опалёнными ресницами. Он больше не злился. Казалось, раздражение и ярость в его душе уступили место нечеловеческой усталости.

— Мне жаль, Рени, мне так жаль, — виновато проблеяла я.

— Теперь ты понимаешь? — пугающе спокойно прошептал он. — Понимаешь, насколько здесь всё прогнило? Не осталось ничего, за что можно было бы бороться. Лучшие давно уехали.

— Господин Батор, ваше сиятельство, — вмешался Жорхе. — Я должен немедленно отвезти госпожу Эстель в академию. Ради её же безопасности.

— Тоже ложь, — скривился Ренуард. Его лицо в это мгновение пугало больше бушующего пожара. — Где бы она ни находилась, она всегда будет в опасности. Квертинд и есть опасность. Здесь негде укрыться.

Жорхе заметно напрягся, но промолчал. Только сильнее стиснул мой локоть и, коротко сказав «Идём», снова потащил к дилижансу.

— В любой момент, госпожа Эстель, — кинул мне в спину Батор. — Я на пристани каждую полночь. В любой момент.

Я обернулась, стараясь поспевать за быстрым шагом Жорхе, и коротко кивнула. Мне нечего было сказать Ренуарду, в голове не осталось ни одной мысли. Только липкий, тянущий страх и тревога пульсировали в висках. И — вина. Я даже не могла понять, перед кем и за что виновата, но это болезненное, ядовитое чувство буквально выжигало меня изнутри, поглощало не хуже языков пламени.

Я была раздавлена.

Уже в дилижансе, когда мы отъехали на достаточное расстояние и воздух стал чище, реальность наконец начала возвращаться ко мне привычными ощущениями. Тело казалось неподъёмным, мокрые туфли натёрли ноги, голова гудела, но это были меньшие из бед.

— Что там произошло? — хриплым голосом спросила я Жорхе, что сидел рядом. — Почему сожгли цирк?

— Ты же слышала: по приказу его милости консула Верховного Совета. Внутри обнаружили запрещённые артефакты из Тимберии.

Я закрыла лицо руками и нервно хохотнула.

— Враньё, — хмыкнула я. — Он сделал это специально. Чтобы навредить мне и Ренуарду. Да?

— Да, — неожиданно зло ответил стязатель. — Кирмос ищет тебя по всему Батору. Поначалу он был уверен, что здесь замешаны Орден Крона и Ладимин. Твой страх привёл его в этот цирк, потом — на Остров Вздохов. Стязатели прямо сейчас переворачивают его вверх дном, обыскивают помещения, допрашивают всех работников. Когда он выяснил, что ты с Ренуардом Батором, ещё и по собственной воле, это только усугубило ситуацию. Он приказал обыскать весь Ирб. А после — сжечь цирк, чтобы выманить вас на огонёк. Получилось, — Жорхе криво усмехнулся в усы, почти как сам Кирмос лин де Блайт. — Консул Батор прибыл из Лангсорда, он пытался остановить внезапные рейды и обыски в столице южного удела, но Кирмос никого не послушал. Расчётливое спокойствие политика сменилось ледяной яростью безумца, за которую его и прозвали Чёрным Консулом. Его-то я и боюсь больше всего…

За окном проносились деревья, поля, редкие домики. Пёстрые рощи потускнели в ночной мгле. Казалось, эта безумная весенняя ночь стучала в окна дилижанса, паталась протиснуть свои прохладные щупальца сквозь щели. Жорхе сжимал и разжимал ладонь — золотая корона на бордовой перчатке сверкала в потоке лунного света. Это невыносимо раздражало.

— Это ты сказал ему, где я, — неожиданно осенило меня. Я расстегнула бархотку и наконец-то свободно погладила чёрного паука. Прикрыла глаза, посчитала три вдоха. — Ты нарочно спровоцировал весь этот фарс. Я не верю, что Кирмос лин де Блайт принял подобное решение из-за личной прихоти. Консул не имеет права так поступать. Это против законов и власти Квертинда. Он бы навредил своей репутации.

— Фарс? — усмехнулся Жорхе. — Вредит репутации? Юна, ты хоть представляешь, что с ним творится?

Я не ответила. Только почему-то вспомнила о том, что человечность — величайшая из опасностей. И о том, что я могу погубить Чёрного Консула. Слова двух величайших манипуляторов Квертинда — господина Демиурга и Лаптолины Првленской — внезапно сложились в одну полную и весьма красноречивую картинку.

— Я действительно разыскал его и сказал, что стоит приехать в академию, — Жорхе поправил чёрную маску. — Что сегодня ты нуждаешься в нём, как никогда. Что ты его ждёшь. Ведь это правда. Но о Ренуарде Баторе не говорил ни слова. Об этом он узнал не от меня.

— И он приехал? — спросила я самое главное.

— Приехал.

По спине пробежали мурашки размером с детский кулачок. Меня затрясло — от злости, от ужаса, от восторга. От предвкушения.

— Неужели… — тихо пробубнила я себе под нос. И неожиданно счастливо, совершенно глупо улыбнулась: — Он приехал.

Дилижанс скрипнул, громко пыхнул паром и остановился у ворот академии. Как раз вовремя.

— Я должна его увидеть, — твёрдо проговорила я.

— Юна, подожди.

Конечно же, я не послушалась. Вместо этого с силой толкнула дверцу, едва не выбив её, спрыгнула и бросилась бежать по мощеной дороге, не разбирая летящих мне в спину слов и не чувствуя ни холода, ни дрожи, ни боли. Так я бежала по склонам Трескималя за бандой изгоев, по кроуницкой площади за Джером, и так я бежала однажды от него же, выстрелив в бокал с полыньим штормом. В исступлении, в лихорадочном возбуждении, одуревшая от предвкушения и предчувствий. Сейчас! Это случится сейчас! Наконец-то!

Во дворе меня встретили стязатели, но я только отмахнулась, скинула туфли и рванула ещё быстрее. Что-то кричали у бассейнов, но мне было наплевать. Наплевать на всё. На то, как я выгляжу, на то, в чём я виновата и что обо мне подумают. Я даже не знала, что ему скажу, мне просто хотелось его увидеть. Пожалуйста, семеро богов, только увидеть! На минуту. На секунду.

— Юна! — бросилась ко мне в объятия Сирена в голубой гостиной.

Она была в домашнем платье. Я наспех обняла её, но тут же отстранилась.

— Где ты была? — спросила подруга.

— Что? — не поняла я вопрос с первого раза, торопливо оглядываясь и изучая глазами каждый самый тёмный угол гостиной. — А, где была… В Ирбе. Ты же знаешь.

— Ты не пострадала? — Сирена заметно беспокоилась.

— Нет, нет…

Наверху, за балконетом показались ещё стязатели. Не те, что охраняли меня в академии, — незнакомые, явно опытные. Приподняв юбку, я побежала наверх. Едва не подвернула ногу, наткнулась на один из декоративных столиков. Влетела вихрем в свою комнату, обошла её по кругу, заглянула в уборную.

Никого. Кирмоса лин де Блайта здесь не было. Даже служанок не было. Только Стрилли величественно восседала за моим туалетным столиком, подпиливая розовые коготки.

— Стрилли, — я подбежала и села на пол напротив рудвика. — Милая Стрилли, скажи, ты видела здесь моего ментора? Не знаешь, где он?

— Господин заходил, — медленно кивнула она. Пушистые кисточки на ушах задрожали.

— Отлично! — обрадовалась я. — Где он сейчас?

— Думаю, там, где и должен быть, — спокойно ответила Стрилли, не отвлекаясь от своего занятия. — В бездне сомнений и отчаяния. Новость о том, что вы можете быть счастливы без него, негативно повлияла на восприятие реальности его милостью.

Я моргнула. Потрясение и беспокойство отступали, и это плохо сказывалось на самочувствии. Сухие губы задрожали:

— Это ты сказала ему, где я?

— Ну конечно, — сразу же выдала себя Стрилли. — Я сказала, что вы с господином молодым Батором наслаждаетесь весной и обществом друг друга, чтобы убежать от проблем и попытаться построить новое тихое счастье на крепком фундаменте доверительности и честности. Вы, как женщина, заслуживаете человека эмоционально зрелого, не подверженного импульсивным решениям на почве ревности. Думаю, господин лин де Блайт не очень хорош в этом в силу отсутствия опыта серьёзных отношений. Подумать только — он в чём-то нехорош, да? Но так бывает, — она аккуратно расправила белый кружевной передник. — А ещё я намекнула, что партнёрские отношения гораздо крепче покровительственных, лу-ли. — Стрилли подула на розовые полированные коготки, потом подалась ближе и доверительно вздохнула: — Мне кажется, господин меня не понял. Некоторые признаки указывали на то, что он намеревается применить силу.

— Какие ещё признаки, Стрилли?! — схватилась я за голову.

— Он помянул Толмунда, грязно выругался и спешно вышел, едва не проломив дверь. Не похоже, что так он готовился к доверительному разговору с вами и господином Батором. Хотя я слишком плохо знаю повадки господина…

— О-о-о, — простонала я, хватаясь за пушистые лапы. — Стрилли, кто дёрнул тебя за язык? Во имя чего ты такая бестолковая?!

— Во имя Квертинда! — нашлась рудвик и заметно повеселела.

А я наоборот — расстроилась. Уронила голову на руки и едва не разревелась. Мягкая лапа погладила меня по волосам, но легче не стало.

Почему всё так? Неправильно, не вовремя, некстати…

— Госпожа, — в дверях появилась Эсли. — Вас зовёт леди Првленская. И господин Вилейн просил передать, что ему нужно отлучиться.

— Сейчас? — простонала я.

Но всё же приободрилась. Может, ментор ждёт меня там? Или он что-то мне передал? Письмо, записку, послание? Вполне вероятно.

На этот раз я не стала торопиться. Смыла с себя грязь, причесала волосы, приказала подать свежее домашнее платье. Потом передумала, выбрала один из самых красивых нарядов с расшитым цветами корсетом и не спеша спустилась в кабинет Лаптолины. Время на часах уже перевалило за полночь, и вся Мелироанская академия спала, только стязатели несли свою службу на террасах и в коридорах.

Вместе с лунным светом в окна врывался лёгкий ветерок и стрёкот сверчков. Было так тихо, что мой стук дверь прозвучал почти грохотом.

— Войдите, — раздался знакомый голос.

Я протиснулась внутрь и сделала реверанс.

В кабинете царила полутьма. На столе горела одна-единственная свеча, но Лаптолина не спала. Судя по аккуратному, строгому платью и высокой причёске, она даже не ложилась. Возможно, эта женщина, как истинный призрак Мелироанской академии, не спала вообще никогда. Но сейчас меня волновало другое.

— Доброй ночи, госпожа Првленская, — не забыла я о хороших манерах и тут же, без прочих расшаркиваний, перешла к делу: — Я знаю, что мой ментор был здесь. И знаю, что в этот раз он приезжал ко мне. Не к Талиции, — строго проговорила я. От усталости язык еле ворочался, но мыслила я на удивление здраво. — Думаю, нам всё-таки стоит встретиться.

— Зачем? — просто и коротко спросила Лаптолина.

Я едва не запустила в неё ближайшую вазу. Как это зачем? Неужели она совсем ничего понимает? Неужели не видит, что происходит?

— Чтобы выяснить некоторые нюансы отношений, — я постаралась придать голосу спокойствия. — Это важно.

Она нарочито вздохнула, подняла на меня глаза.

— Он действительно был здесь и справлялся о тебе. Я сказала правду. Что ты, как и прежде, мечтаешь о свободе. И хочешь поскорее избавиться от мучающей вас обоих связи, чтобы строить свою собственную, независимую от его покровительства жизнь. Это ведь так?

Я стиснула зубы. Всё было так и… не так. Мне нужно было поговорить с ним, наедине.

— Не уверена, — я склонила голову набок.

— Зря, — фыркнула Првленская. — Хочешь добавить к его сомнениям ещё и свои? Думаешь, ему не хватает проблем? У него война! И битва за престол. Он не может позволить себе выяснение отношений. Но ты права, — она переложила пергамент на столе с места на место, пригладила его ладонью. — Вам необходимо встретиться. Теперь самое время.

— Правда? — не поверила я своим ушам.

Лаптолина прищурилась, внимательно разглядывая меня. Казалось, она видит не только каждую новую царапинку и каждую непослушную прядь, не уложенную в изящную причёску, но и каждую шальную мысль о менторе.

— Ты слышала, что творится в Ирбе? — спросила она.

— Да, — я зажмурилась, потёрла переносицу. Говорить с Лаптолиной было гораздо легче, чем молчать. — Жорхе сказал, что меня искали.

— Искали?! — возмутилась Првленская. — Вся южная столица вздрогнула от внезапного рейда Чёрного Консула. Преторий уже заявил, что это охота на опасных изменников из Ордена Крона и что они контролируют ситуацию. Все консульства подняты по тревоге, весь южный гарнизон! Ложа стязателей получила неожиданный приказ, даже сам экзарх прибыл из-за переполоха. Не представляю, что сейчас творится в Совете и как он это оправдывает. Не говоря уже о том, какие подозрения он наведёт на Батор для своих врагов. Чудовищная небрежность!

— Преторий всё уладит, — с вызовом заявила я.

Мне не нравилось, что Лаптолина обвиняла во всём меня. Я и без того чувствовала себя причиной переполоха, хотя в этот раз не сделала ничего, что могло бы его вызвать.

— Я говорила тебе, что выжить в Квертинде можно, только взяв всё в свои руки, — ткнула в меня пальцем Првленская. — И если ты думаешь, что всё уладит Преторий, ментор или кто-то ещё, то ты ещё глупее, чем я предполагала. Ты — благородная дева, а, значит, как дочь Мелиры, призвана служить королевству. По стечению обстоятельств ты не просто благородная дева, а самая влиятельная из женщин в Квертинде.

Она закрыла лицо ладонью, вздохнула и протянула мне пергамент, лежавший на её столе:

— Смотри.

Я засомневалась. Каждый раз, когда кто-то из важных особ протягивал мне официальную бумагу, случалось нечто ужасное. Я оказывалась втянута в вихрь неподвластных мне событий и резких перемен. Поэтому я не стала приближаться и читать, а только спросила:

— Что это?

— Новое постановление Великого Консула, — охотно ответила Првленская. — Преторий объявил, что назначено голосование на сотый день от Красной Луны следующего года. Одним из претендентов будет Кирмос лин де Блайт. — Несколько секунд она держала пергамент, но, убедившись, что я не стану его брать, положила обратно на стол и подалась ближе: — Он станет королём, Юна. Он хочет стать королём. Не думаю, что этот указ был принят без его участия.

— Желаю ему успеха, — обиженно выплюнула я.

Мерзкое, отвратительное ощущение, что он снова сделал выбор, но на этот раз — не в мою пользу, поскреблось в затылок. А чего я ждала?

— Разумно, — Лаптолина сделала вид, что не заметила колкости. — Вопрос голосования уже почти решён: Квертинд и Преторий верят в Кирмоса лин де Блайта, как в спасителя. Орлеан Рутзский вряд ли сможет составить ощутимую конкуренцию. Однако… — она постучала пальцами по столу. — Расположение и любовь княжны Талиции тоже важный аргумент в этом споре. Люди обожают такие истории, и если между Кирмосом и Талицией вспыхнет нежное чувство, это не только прибавит народной любви, но и станет важным инструментом давления на консулов Претория. Они там прекрасно понимают, насколько священен образ правителя в глазах верноподданных. А вашу с ним историю быстро забудут. Уже забыли. Понимаешь, о чём я?

Я промолчала. Тогда Првленская пояснила:

— Талиция твоя сестра, а консул лин де Блайт — твой ментор. Ты не должна чинить препятствия их браку, вольно или невольно. Когда юная княжна проснётся, то узнает, как героически её будущий муж спасал южную столицу от свирепых мятежников. Та самая княжна, которую уже знают и любят квертиндцы. Гарантия мира с веллапольцами, благодетельница сирот, добрейшая душа, прекрасно воспитанная леди. И всё это, к счастью, — чистейшая правда, — она цокнула языком и взмахнула руками. — Против непослушной чудачки-мейлори, замеченной в беспорядочных связях — с проклятым Орденом Крона, с предавшим Квертинд стязателем. С молодым наследником Батора, — она впилась в меня взглядом, и я едва не кинулась в драку. Она меня просто подставила! — Скажи, какой выбор он должен сделать? Скажи мне это не как обезьяна с палкой, влюблённая до безумия мейлори и его вечный пломп, а как верноподданная Квертинда, которая разбирается в политике и ратует за благополучие королевства.

Руки сжались в кулаки, но я не проронила ни слова.

— Так ничего и не скажешь? — Лаптолина откинулась на спинку кресла. — Хорошо, тогда я скажу за тебя. Как говорила моя наставница, успех переговоров зависит от того, насколько конкретны твои инструкции. — Она усмехнулась своим воспоминаниям и продолжила: — Всё, о чём я только что сказала, ты понимаешь не хуже меня. Ты не дура, но предпочитаешь этого не замечать. Время скоро выйдет, Юна. И выбор должна сделать ты, а не он. Либо ты направляешь свою и его жизни, сама держа поводья судьбы, либо вы оба несётесь вскачь на обезумевшей лошади по имени Любовь, что затопчет тысячи жизней, а в конце скинет вас обоих в канаву…

— Замолчите! — прикрикнула я.

И сама же испугалась. Это был крик отчаяния, плач маленькой Юны, что последние десять минут рыдала где-то в глубине сознания. В жилах жгучим свинцом пульсировала кровь, губы дрожали. Всё внутри меня дрожало. Хотелось ударить Првленскую за то, что она только что изрекла, убить её и всех, кто посмеет встать на моём пути. Но вместо этого я подошла к ближайшему стулу и без сил рухнула на него, прикрывая голову руками.

Чтобы не застонать, прикусила ладонь до крови. Рот наполнился солоноватым вкусом. Как паршиво, о боги, как паршиво!

— Чего вы от меня хотите? — хлюпнула я носом. — Я делала всё, как вы говорили. Всё в точности, даже это свидание с Ренуардом…

Лаптолина вдруг поднялась, подошла ко мне и прижала мою голову к своему животу. Теперь разреветься хотелось ещё сильнее. Как будто меня обняла мама и разрешила: можешь плакать. Можешь поделиться со мной этим.

— Я знаю, как это больно, Юна, — тихо говорила она, поглаживая меня по волосам. — Не нужно думать, что я бесчувственное чудовище. Но ты должна остановить Чёрного Консула в его безумии и избавить его от себя. Ты одна это можешь, больше никто.

— Я не смогу, — проскулила я, впиваясь зубами в кожу ладони.

— Но ты должна, — горько прошептала Лаптолина. Кажется, она тоже едва сдерживалась от слёз. — Вся суть моего обучения — соблазнение мужчины. Умение ему угождать. Умение править его руками. Использовать его в своих целях и сохранять при этом достоинство. Я знаю, как зарождается мужская увлечённость и любовь. И кому, как не мне, знать, как её можно разрушить.

«Я не смогу, не смогу, не смогу», — билось в голове.

— Вспомни миг, когда он впервые посмотрел на тебя иначе. Когда ты впечатлила его так, как никогда раньше. Миг, который изменил что-то в нём самом и заставил его рассмотреть в тебе нечто особенное. Это хрупкая основа, которую можно разбить. Только ты знаешь, как это сделать.

— Я не смогу, не смогу, — сорвалось с языка.

— Сможешь, — Лаптолина присела напротив меня, заглянула в глаза. — Представление должно продолжаться, милая Юна. Даже если плачешь кровавыми слезами и ходишь в раскалённых туфлях, ты должна улыбаться и никому не показывать, что страдаешь. Тем более тому, из-за кого ты страдаешь. Ты сможешь, — повторила она. — Сила женщины. Сила выдержки. Ровная осанка, уверенный взгляд и улыбка. Прелестная в любом состоянии, — она взяла меня за подбородок и оглядела моё лицо. — Не плачешь. Молодец.

— Я так устала… — пожаловалась я. — От всего. Ренуард предложил мне уехать.

— Тогда уезжай, — одобрила Лаптолина. — Уезжай. Ты и не заметишь, как новая жизнь вытеснит всё, что было прежде. Это исцеление. Верь мне, я уже много лет возглавляю лучшую в Квертинде академию исцеления и знаю в этом толк.

Она улыбнулась и, как всегда, постарела на несколько десятков лет. У рта собрались морщинки, а глаза блестели даже в свете одинокой свечи.

— Ну, иди же, — засуетилась Првленская, поднимая меня. — Хорошенько отоспись и приведи себя в порядок. Завтра будет новый день. Утро вечера мудренее.

Она отошла к столу, достала из ящика какие-то бумаги и начала изучать, как будто между нами и не было трогательной откровенности. Как будто она сделала то, что должна была: успокоила одну из своих дев, а теперь вернулась к следующему пункту в своём расписании.

— Госпожа Првленская, — начала я.

— Да? — мгновенно отозвалась она.

Я прикусила язык. Мне хотелось сказать ей, что, возможно, у нас с Кирмосом есть шанс, что, как она и говорила, люди любят легенды о любви, но… Правда была в том, что во всём, что сказала Лаптолина Првленская, любовь была последним аргументом. Как бы много в это слово ни вкладывали жители Батора, как бы часто они его ни повторяли, любовь оставалась вымыслом для романтических натур. Сказкой для тех, кто ещё был способен верить в сказки.

А для тех, кто эти сказки создавал, любовь оставалась лишь инструментом управления. К сожалению.

— Я пойду, — буркнула я и поплелась к выходу.

— Юна, — окликнула она.

Я резко остановилась. Развернулась с надеждой — вдруг она передумала? Вдруг есть ещё третий, неизвестный нам путь?

Мягкий лунный свет очертил фигуру Лаптолины. Она опустила руки с бумагами и смотрела на меня не меньше минуты. А потом наконец произнесла ровным, отлично поставленным голосом:

— Тебе следует затягивать корсет потуже. Я перестала слышать, как ты в нём задыхаешься.

— Да, госпожа Првленская, — покорно исполнила я самый верный из всех реверансов и вышла прочь.