Один оборот

Олег Аникиенко

Книга о жизни небольшого северного города России времен «рыночной экономики». Проза не развлекательная, она о нас, горожанах глубинки, живущих трудовым заработком, своими мыслями и делами.Как изменились внутренние связи людей в постсоветский период? На что опереться современному городчинцу, устоявшему в культе потребительства, «жизни для себя»?Герои – простое человечество эпохи временного помутнения ценностей, упадка нравственности и культуры. Но совесть, человечность – остаются…

Плотник и вампиры

Мы познакомились, когда, после грызни у кормушки, к власти пришли «серые». Они сменили «красных» и запретили их партию. Было сказано, что прежние шли не туда и не умеют торговать. Теперь то, все станут успешными. Так нам обещали.

Затем сочинили Указ об изъятии имущества бывших вождей. Все эти санатории, курорты, дачи и гаражи, все здания обкомов и горкомов перешли к власти новых управленцев. Стали изымать богатство и у «красных» Усть — Сыровска. Мне, подвальному плотнику, и еще двоим грузчикам, — приказали освободить от мебели Дворец прежней партии. Мы загружали в грузовики столы, кожаные стулья, всякие ковры и дорожки, а также радиоприемники, вентиляторы, обогреватели, телефоны с инвентарными номерами. Куда все это потом увезли, нам не сказали.

Мы обходили кабинеты, заполняя картонные коробки. Непривычно шутили. Странно было смеяться в таком здании. Оказывается, красные не такие и вечные, как мы думали. Шли по коридору, волоча шнуры приборов…

Тогда и вышел к нам один из бывших. Видно, прощался с кабинетом. Невысокого роста, толстяк, с властным взглядом хозяина жизни. Его возмутил наш смех. Он остановился и принялся отчитывать нас за шум.

— Вы… это… здесь…

Мы смотрели на него с интересом. Никак, забылся? Потом он вспомнил ситуацию, смешался и пошел восвояси. Теперь он не был главным ни здесь, ни там, за окном. Его это так поразило, что он не нашел нужных слов…

С той встречи минуло пять лет. Я работал в организации, где платили мало и с задержками. Иногда выдавали зарплату досками или мелким яйцом. С обменом на суповые наборы. Наши шахтеры ездили в Москву стучать касками перед зданием новых боссов. Оплачивать им добычу угля не хотели, считая, что дешевле купить за границей. И вообще эти люди, работяги — нерентабельны. Я брал столярные работы со стороны. Обшивал старые балконы, делал шкафчики и прочий ремонт. Новая власть призывала терпеть, хотя почему — то сама жила в роскоши. И первым делом укрепляли полицию и суды. Против недовольных, надо полагать…

В тот день меня пригласили ремонтировать старую бухгалтерию в двухэтажном деревянном доме. Вокруг, как грибы, вырастали кооперативы и общества, новые фирмы. Видно, и этот барак приспособили для себя бизнесмены. Я чувствовал переутомление. Вечерами хотелось читать, играть на гитаре… Но ныли мышцы, и я злился, обещая себе быть расчетливей, точно мой молоток, вгоняющий гвозди в смолистую доску.

…Едва вошел в коридор барака — все понял. Такое случается — мелькнет «картинка», быстрая, как луч — и уже знаешь, что будет. Что опять придется работать даром. Правда, пользы от этой способности мало. Все равно идешь, как сейчас, по скрипучим половицам, вдыхая запах плесени. Идешь, хоть и знаешь — дело того не стоит.

В маленькой комнате с надписью «бухгалтерия» тесно. Стол с калькулятором, шкаф для одежды, мрачный сейф. К невысокому потолку серой дымкой налипло чье-то отчаяние. Подхожу к окну, чувствуя, как прогибаются доски под ногами.

За окном шелестит осень. Мне по душе ее дыхание. Пожалуй, день — другой и повеет холодом, начнут раздеваться, темнеть ветви деревьев. Отсюда, из затемненной комнаты деревянного дома, этот свежий осенний день кажется другим, таинственным. В комнате прохладно и отдает запахом старых, изъеденных временем бревен.

Заказчица, сутулая, с поблекшим лицом, не смотрит в глаза.

— Вы не первый, кого мы приглашали…

— Да — говорю. — И все отказывались.

Мне понятно, почему она предлагает так мало за работу. Виноват начальник. Грубый, жадный… Он поедает ее, как гусеница. И срывает на ней злость. А она не в силах уйти.

Наконец, она поднимает глаза. Цвет их неясный, тусклый, а взгляд — израсходованный. Так смотрит на молодого парня зрелая женщина, с которой тот решил поиграть в любовь. А у нее трое детей и больной муж — алкоголик. И тогда я посмотрел на нее по-другому. Чуть собрался, расфокусировал взгляд и «поплыл». Я увидел то, что есть у каждого из нас. «Это» ее — было серым, тусклым, как и глаза. Пепельно-серый уставший кокон с поникшими нитями. Едва заметные световые паутинки повисли вокруг головы. Словно лепестки растения, которое перестали поливать.

Итак… Отделить плинтус, перебрать, уплотнить пол, заменить гнилье. И убрать, наконец, этот наглый сейф. Очередной раз я брался за почти бесплатную работу. Сколько мне еще быть таким? Как объяснить семье, что я могу зарабатывать? Но что делать, если таких, как она, — больше? За стеной, в соседней комнате послышался голос. Тембр его — властный, скрипучий. — Я должен гвозди искать? Я? Или плотник?

Дверь приоткрылась и вошла, точно побитая, заказчица. За ней — мужчина средних лет, полноватый, с немигающим взглядом. Я сразу узнал его и едва удержался, чтобы не встать в его присутствии. Женщина молчала, и с минуту в комнате зависла гнетущая тень.

Я все еще был в «состоянии». И отчетливо видел, как из груди начальника, на уровне сердца, открылось темное отверстие величиной с кулак. По краям отверстия скользнули и зазмеились ленты. Словно щупальца они дотянулись до груди женщины. И затем, будто насытившись, втянулись в свою дыру…

— Раз! Два! — командую я себе и наваливаюсь на лом, подсунутый под днище сейфа. Тяжелый ящик отделяется от пола, и я успеваю подсунуть ногой круглую болванку. Осторожно, стараясь не проломить пол, сдвигаю махину. Затем выношу мебель.

Иногда мне кажется, я работаю один на всю страну. Ощущение это нескромное. Но оно приходит. Я все реже встречаю человека с молотком. Куда подевались эти люди? И все больше — руководителей, командиров, планировщиков. Они уверены — главное, толково построить план, нарисовать на бумаге… Или хотят лучше устроиться?

Вот и этот господин. Забыл он меня. В новое время перестроился. Не он ли говорил мне в кабинете:

— Послушай, как тебя… плотник. Не стучи тут. Я вопрос порешаю…

Осень. Из окна комнатушки видна освещенная мягким солнцем улица. Деревянный барак отбрасывает тень на уже пожелтевшую траву. В воздухе — тонкий запах приближающихся заморозков.

Поодаль, за деревьями, видна крыша недавно построенного банка. Быстро поднялся этот монстр, украшенный мраморной крошкой. Мы и не видели строителей за забором. Кто они? Откуда? Говорят, банк обокрал вкладчиков… Порой мне кажется, — я пытаюсь что-то доказать. Себе, другим, этому начальнику. Как-то устоять… Когда чувствую это особенно ясно, думаю — нужен людям. Но иногда кажусь себе щепкой, досадной помехой, путающейся под ногами тех, кто знает, что почем.

Минуло два десятка лет. Я вышел на пенсию, подрабатываю ремонтом на огородах. Кому картофельную яму поправлю, кому забор. Пенсии хватает только на еду.

Последний раз видел «вампира» по зомбоящику. Теперь заседающего в Главном собрании. Там принимали нужные себе законы. В этот раз рассматривали закон о своей зарплате. Его установили в сотню раз больше моей пенсии. Другой проект запрещал показывать их заседания по телевизору. Вокруг старого клопа отдыхали в креслах народные управленцы. Бывшие проворовавшиеся директора; бывшие артисты, теперь морщинистые, некрасивые; бывшие гимнастки и боксеры, теперь лысые и пузатые; бывшие «красные», ставшие «серыми» и много других новых хозяев жизни…

Я смотрел на это собрание и мысленно выстругивал осиновый кол. Что я еще мог? Хотелось применить его по назначению. И только одно спасало меня от ареста гвардейцами. Кстати, тоже ставших успешными. Я же сказал, мысленно выстругивал, мысленно…