Цикута

Олег Минкевич

Нежданный посланник истины – в России заговорила рыба. Чудо породило немало забавностей и повлекло за собою вагон происшествий и общественных неурядиц.

ПРИЗРАКИ ДЕМОКРАТИИ

Гарантируется свобода массовой

информации. Цензура запрещается.

Конституция РФ. ст.29 п.5

В помещении было прохладно — вовсю работал кондиционер. Упрямо и раздражающе тикали настенные часы. Генеральный директор телекомпании «Истина 2» Андрей Андреевич Холопов сидел за рабочим столом, уставленным наградными статуэтками, и нервически грыз ногти на ухоженных руках. По его раскрасневшемуся, взмокшему лицу, обходя блестящие капельки пота, шмыгала надоедливая муха.

— Зараза! — процедил Холопов и хлопнул себя ладонью по лбу. Увёртливая муха ушла от удара и прицепилась к потолку.

Андрей Андреевич был не в духе. Но отнюдь не муха стала причиной его раздражения. Не более пяти минут назад гендиректор имел приватный телефонный разговор, во время которого услышал резкое, категорическое «нет». И он хорошо знал, что на вопрос «почему?» не получит никаких разъяснений. Будучи человеком опытным и сообразительным, Андрей Андреевич всё понимал, но внутренне протестовал.

Холопов вскочил из-за стола, откинул коленом стул и принялся беспокойно расхаживать по кабинету. Муха отделилась от потолка и закружила над его головою.

— Такое событие! Такое событие! — бормотал он, отчаянно ломая себе пальцы. — Ну почему она не могла сказать что-нибудь другое? Ну поздоровайся, спроси: как дела? Расскажи про развитие, подъём, инновации. Расскажи про нерест сомов на Волге. На худой конец, поругай нерадивых футболистов. Но что же ты сразу в больное место бьёшь? Зачем? И ведь сколько же на свете есть воров: и в Европе, и в Америке, и средь диких племён крадунов не счесть. Ну назови какого-нибудь там Смита, Мюллера, Гонсалеса. Что тебе стоит? Но нет же! У неё Ветрушкин вор! Ветрушкин! А кто такой Ветрушкин? Кто?

На этот вопрос ответ искал ни один Холопов.

— Вот они мне говорят: нельзя, — продолжал сам с собою Андрей Андреевич, в запальчивости стуча себя по ляжкам. — А почему нельзя? Да потому что не знают, где ниточка и куда приведёт, если найдётся. Вот в чём дело. Коль уж рыба в России о воровстве заговорила и цифрами заметала, то…

Холопов не довёл мысль до конца — побоялся.

Обида гендиректора понятна. Сенсация, о которой нельзя говорить публично, мучительна для журналиста. Андрей Андреевич знал: когда придёт время, ему объяснят, о чём говорить, как говорить и кто виноват, и он, покорствуя, всё выполнит в соответствии с указаниями. Но нетерпение и обида не давали ему покоя.

И вдруг в мозгу Андрея Андреевича что-то сверкнуло, в его груди вместе с сердцем забилась минутная смелость. Подойдя к книжному шкафу, заполненному исключительно справочной литературой, он взял с полки подарочный том Брокгауза и Ефрона и, отдуваясь от приставучей мухи, начал листать.

— Демифон… Демодок… Демокед… Демократия. — Глаза Холопова благоговейно застыли на последнем слове; ему почудилось, что буквы засветились; на своём лице гендиректор ощутил приятное дуновение: это был призрачный ветер свободы, равноправия и гуманизма.

Услышав слово «демократия», муха сложила крылья и взглянула с потолка в раскрытую энциклопедию. Холопов проглотил застывший в горле ком и стал читать:

— Слово Д. происходит от греческих δημος и κρατία — буквально народовластие… Народовластие… — радостно повторил Андрей Андреевич; в его глазах зарябило от всё возраставшей смелости.

–…власть принадлежит народу… интересы народа стоят на первом плане… — Холопов с восторгом захлопнул книгу и сказал: — Я — народ! Я — власть!

На потолке прозвучало одобрительное «вз-з». Андрей Андреевич хотел было протянуть руку за Конституцией, чтобы подкрепить свою смелость положениями 29-й статьи. Он хотел крикнуть: «Нет цензуре! Нет пропаганде! Свобода мысли! Свобода слова!» Но тут сквозь смелую грёзу гендиректора, сквозь иллюзорные облачка демократической пыли стали стремительно прорисовываться рубиновые звёзды Московского Кремля, кирпичные зубчатые стены и всевидящее око незаменимого гаранта Конституции.

«Ты зарвался, Холопов! — прозвучал в голове чей-то громовой голос. — Знай своё место!»

Картина рисовалась так живо, так реалистично, что Холопов не на шутку струхнул. Он положил на полку книгу, с видимым спокойствием сел на место и, красный, уже не от гнева, а от стыда, как прилежный школьник, сложил руки на столе. Муха, прощально прожужжав, скрылась в вентиляции.

— Говорящая рыба… подумаешь… — неубедительно утешался Холопов.

Тут он взглянул на торчавший из стены гвоздь и покраснел ещё больше: ему стало стыдно не только за свои дерзновенные мысли, ему стало стыдно, что он вновь не повесил на стену президентский портрет, хотя после ремонта, произведённого в его кабинете, прошло уже два дня.

В этот день вместо сюжета о говорящей рыбе и потасовке, связанной с её появлением в гипермаркете «Джой», телеканал «Истина 2» рассказал трогательную историю о дружбе одноглазого лесника с таёжной белкой.

Телеканалы «Правда 1», «РусБосс» и «Купол-ТВ», уступив интернету роль прославителя чудо-рыбы, поступили сходным образом.