33 несчастья для математика

Ольга Арунд, 2022

Он помог мне выиграть свидание мечты, я помогу ему, став фиктивной невестой. Вот только сюрпризов у самого требовательного препода универа оказывается гораздо больше, чем было обещано.Цикл "Самсоновы, книга 4

Глебов

Маша продолжает дружелюбно улыбаться и молчать. То ли шок, то ли прикидывает как меня повежливее послать. В принципе, я послал бы и сам, с удовольствием запланировав активное соблазнение этой девочки на конец сессии, но увы. Есть обстоятельства, которые выше желаний.

— Маш?

— Я… — она снова откашливается, а мне уже не смешно. Правда простыла? — Простите, Илья Глебович, но я не могу. Мне очень хочется вам помочь, и, если бы вы попросили о чём-то другом, о чём угодно… — Поосторожнее бы ты со словами, Машенька. — … у меня не получится. Я же вас совсем не знаю, да и не представляю как мы будем… всё вот это. Да и актриса из меня никакая, вы же видели, стоит мне попробовать притвориться и сразу всё валится из рук. Поверьте, вы не сможете никого убедить в том, что…

Она снова заговаривается, так искренне и наивно, что спасибо руль, ты не даёшь мне рыпнуться и снова сделать что-нибудь явно лишнее.

— Маш, Маша, успокойся. — Быстрый взгляд подтверждает, что она смотрит на меня, растерянно хлопая глазами. Так и рехнуться недолго, если постоянно сдерживать себя, как я. — Я всего лишь должен съездить к родителям, с которыми последний раз виделся лет пять назад и то мельком. Поверь, они знают меня хуже, чем ты. Гораздо хуже.

— С нашей деканом вы знакомы ещё дольше, но ей же такого не предлагаете… — Наконец, остановка, впереди только её ворота, и можно уделить всё внимание Морозовой.

— Ирина Алексеевна не в моём вкусе.

А то, что она всё ещё не прочь, хотя лет пять назад нашла себе мужа из аспирантов, Машеньке знать необязательно. Тем более, что фигуристая и знающая себе цену деканша мне никогда особо не нравилась.

— А кто в вашем?

Смешная, спрашивает, а у самой в глазах опаска. Серьёзно хочет услышать ответ?

— Я тебе как-нибудь потом расскажу.

Да, это обещание, и она снова краснеет, дёрганным движением нажимая на брелок. Лампа на воротах мгновенно загорается жёлтым и створки медленно, но верно начинают разъезжаться.

Долбанное ты множество!

Нет, это не приглашение. Нет, об этом Морозова даже не думала. Нет, я сказал!

Не говоря ни слова, ни жестом, ни взглядом не дав понять что творится в отмороженной голове, я плавно останавливаюсь у её подъезда. А что, ничего же такого — просто обещал подвезти и подвёз. С комфортом и чтобы не мёрзла.

Выйти вслед за ней кажется правильным поступком и, прислонившись к передней пассажирской двери, я жду, пока Маша скроется за дверью подъезда.

Но каждый следующий её шаг становится медленнее предыдущего.

— А почему?.. — резко разворачивается она. — Зачем вам фиктивная невеста на выходные?

Задумалась? Молодец, Машенька, думай. Хорошо думай и соглашайся, ты же добрая и отзывчивая девочка.

— Я обещал познакомить родителей с невестой, — поясняю с лёгкой улыбкой. — Они долго этого ждали и мне не хочется их огорчать, тем более, люди пожилые и со здоровьем у них всё непросто.

Себя огорчать тоже не хочется, как и соглашаться на отцовские условия.

— Так почему не привезти настоящую? Или…

Или, Машенька, или. Потому что эта тварь занималась сексом в моей квартире, на моей кровати, но меня там даже близко не было. Решил, кретин, увидеть любимую. Пришёл пораньше с работы. Хотел порадовать Даночку цветами, да эту стерву радовал уже кто-то другой.

— Мы недавно расстались.

Даже злиться толком не получается. К тому моменту мы выели друг другу не только сердце и душу, но и мозги. Жаль только, что обсуждать свадьбу это нам не мешало.

— Извините, я не хотела вас расстроить. — И снова эта растерянно закушенная губа. Спасибо, провидение, если бы не этот идиотский спор, меня бы здесь сейчас не было. Как и во всей жизни Маши Морозовой. — Но почему не сказать родителям правду? Мы же не в сериале! Это ведь ненормально, что вы, взрослый состоявшийся человек, придумываете какую-то… ерунду вместо того, чтобы просто всё рассказать!

— Потому что мои родители не читали воспитательных книжек, — хмыкаю я в ответ.

Прелесть, а не Маша! Особенно, когда верит в свою правоту. И когда, вот так поджав губы, яростно сверкает глазами. Интересно, ещё одна выходка испортит мою репутацию или там уже совсем всё плохо?

Потому что оторваться от неё невозможно. И унять зуд в ладонях тоже.

— Ну, раз вы всё так хорошо знаете, — повышает голос она, — то и разбирайтесь сами!

И столько обиды, столько непонимания в огромных глазах, которые точно станут моим личным фетишем, что хреновы заслоны разлетаются вдребезги, словно их не стояло. Сладкая моя девочка, где же тебе так не повезло, что высшие силы решили столкнуть тебя со мной?

Да и плевать!

Резко выдохнув, я удерживаю её, развернувшуюся было к подъезду, и утягиваю в объятие — моё любимое, позволяющее прижать дёрнувшуюся Машеньку максимально близко.

Мой самый аппетитный десерт. Такой, что руки с большим трудом сдерживаются от того, чтобы сползти ниже талии. Но нет, не с ней, не на улице, и не прислонившись спиной к двери машины.

Секунды Машиного ступора проходят очень быстро.

— Вы опять… — напряжённым шёпотом сообщает она, отклоняясь и ловя мой взгляд.

Вряд ли адекватный, скорее даже шальной на фоне всего этого безумия. Неудивительно, учитывая, что больше всего Машеньку, в данный конкретный момент, хочется нежно и аккуратно уложить в собственную постель, очень аккуратно стянуть эту её облегающую водолазку и также аккуратно довести до абсолютного предела.

Чтобы до срывающегося дыхания, жарких стонов и моего имени в её исполнении…

Тормози, идиота кусок! Девочка и так дрожит.

— Я опять, — признаю обречённо, даже не думая распускать руки или объятие. — Машенька, давай ты просто постоишь рядом, хорошо? Буквально пару минут и я вспомню, что я старый препод, которого ты боишься.

— Я не боюсь.

Ага, как же.

— Ты дрожишь, Маш, — я глубоко вдыхаю аромат какого-то цветочного шампуня. — Боишься меня и дрожишь, а я, великовозрастный кретин, просто не могу тебя отпустить, представляешь? — И заправить бы за маленькое ушко лезущий ей в глаза волос, но всё, что я себе позволяю — обнимать её и смотреть. — Обычно я как-то поадекватнее.

Угум, обычно. Звучит только не очень.

А ещё, несмотря на весь вот этот оргазмический восторг, становится не по себе. И тошно, потому что всё это выглядит как форменное насилие, причём нехорошее такое, отдающее пользованием положением. Оттого, что она не смотрит на меня, устремив взгляд куда-то мимо плеча, тоже хреново, и руки сжимаются уже в кулаки.

Хотел? Пожалуйста, получите-распишитесь. Девочка послушно стоит, напуганная до чёртиков, и явно ожидая то ли изнасилования, то ли ещё чего похуже.

Ага, двойки за экзамен.

— Прости, что напугал, — шумно выдохнув, я вижу как Маша вздрагивает, когда моё дыхание касается её щеки. И вцепляется мне в руку. Чтобы остановить?

Серьёзно, после такого разве что застрелиться. С отчётливым пониманием, что ты старый, лапающий студенток, козёл.

— Я… не боюсь.

Чёрта с два я в это поверил. Задержав дыхание, я разжимаю руки — ни разу в жизни это не стоило мне таких усилий, но хрупкая ладонь не отпускает.

Сладкая, да всё уже, всё. Старпёр понял, старпёр впечатлился.

Подняв взгляд, я собираюсь сказать что-то утешительно-извинительное, но тут встречаюсь с зелёными глазищами. Широко распахнутыми, затуманенными, с расширившимся зрачком, и ситуация мгновенно меняет полюса.

Ей… нравится?

Невероятное, сшибающее с ног озарение скручивает пах таким спазмом, что требуются несколько мгновений, чтобы снова научиться говорить.

— Радость моя, — с хриплым голосом, строго держа себя в руках, отстраняюсь я, — а теперь повтори, что ты сказала?..

Не знаю от чего она вздрагивает. От моей интонации? От вернувшихся на талию рук? Всё-таки от страха? Последнее очевиднее. А ещё мне очевидно, что от страха не краснеют, и дыхание учащается немного по-другому. То же, что происходит с ней, носит другое название — древнее, будоражащее и настолько естественное, что отзывается внутри долбящим по рёбрам сердцем и кровью, несущейся по венам со скоростью 150 км/ч.

— Вы ко мне пристаёте! — Справедливое обвинение, потому что так оно и есть. Маша не сдаётся даже самой себе и всё бы ничего, если бы сладкая девочка не опустила после этого заявления взгляд.

— Ма-аш?.. — почему-то шёпотом и рвано сглотнув слюну. — Машенька, посмотри на меня. Сделай приятно старому дряхлому…

— Вы не…

Всё, Машенька, приплыли.

Пользуясь её отзывчивостью, я сминаю сладкие губы поцелуем. Жадным, горящим не столько на губах, сколько глубже. И ниже. Одной ладонью зарываюсь в распущенные волосы, едва не рыча от удовольствия, а второй крепко прижимаю её к себе за талию.

Какая же она… а я… Об этом лучше подумаю позже.

Сильно позже, потому что её язык случайно касается моей нижней губы. И как бы всё, мой личный цифровой мир разбивается на нолики и единички. В том числе и потому, что девочка Маша оказывается талантливой ученицей, и инициативной, но все эти умные слова вспомнятся когда-нибудь позже. Сейчас же проще сдохнуть, чем прервать, разрывающий мозг в клочья, поцелуй.

То, как она поддаётся на каждое движение моего языка… То, как уже не я, она сама вжимается в моё тело… То, как меня прошивает, стоит ей пройтись нежными пальчиками по затылку… Вдруг оказывается, что кончиться от перевозбуждения очень даже можно. И кончить от одного только её поцелуя тоже.

Длинный протяжный стон я не столько слышу, сколько чувствую.

И может мне, слетевшему на хрен со всех катушек, кажется, но это отрезвляет больше всего остального.

Кретин, ты только что переживал, как бы она не замёрзла, а сейчас чуть не насилуешь прямо на улице?!

— Маш, Машенька, сладкая моя девочка… — лихорадочный шёпот ни хрена не похож на адекватность, — остановись.

Её глаза расфокусированы и затянуты желанием, а в моей голове один мат. Отборный, русский, трёхэтажный. Потому что долбанное усилие воли не срабатывает.

Губы снова касаются губ в глубоком откровенном поцелуе. В этот раз медленном, тягучем, и от этого даже худшем, чем предыдущий. Потому что руки подрагивают от адского напряжения, которое нужно мозгу, чтобы хоть как-то контролировать ситуацию, а не взять Машеньку прямо здесь.

Грёбанный ты случай!

В паху всё уже болит и, оторвав её от себя за плечи, держа на расстоянии вытянутых рук, я матерю собственную принципиальность. Да любой бы материл, видя то, что вижу я — красивую, молодую и заведённую студентку.

— Маш, всё.

Отголоски сознания возвращаются в её взгляд, но настолько медленно, что меня может и не хватить. Интересно, а торт у неё есть? Угу, на завтрак.

Кончай страдать фигнёй!

— Машенька, вернись ко мне, пока не поздно.

— Это как? — Хриплый голос проходит наждачкой по оголённым нервам и приходится крепко сжать челюсти. — Если поздно.

— Это так, что сегодня я от тебя не уеду. — Давай же, подайся вперёд, прижмись ко мне и завтра хрена с два ты вспомнишь про своего недовампира. — Хочешь?

И да, она почти даёт неправильный ответ. Почти, но вовремя вспоминает кто мы и где, и лицо покрывается красными пятнами.

— Я… я… — она испуганно заикается и, похоже, больше не сядет ко мне в машину. И взгляд обалденных глаз это только подтверждает.

— Ты — мой самый сладкий десерт. — Честно, но зря. Потому что слов у неё нет, одно желание сбежать на другой конец страны. — Маш, полетели со мной на выходные? Я…

Желание оправдаться захлёбывается совсем другим желанием. Неудивительно — её остужают неловкость и стыд, а меня… мне придётся терпеть до ледяного душа. И молиться, чтобы помог.

Тяжёлый вздох вырывается помимо воли.

— Маш, — отпустив, я протягиваю к ней руку и малость охреневаю, когда, после секундной задержки, она вкладывает в неё свою, — я обещаю к тебе не приставать. Для твоего спокойствия могу поклясться байком, если совру — вернёшься и отправишь его под пресс, но мне, правда, нужна твоя помощь. Сможешь потерпеть меня три дня?

— А не приставать это как только что? — глядя только на наши руки, спрашивает она.

— Не-ет, Машенька. — Меньше всего мне хочется её пугать, но в этом соврать я не могу. И не хочу. — Ещё одного такого «только что» моя психика не выдержит, и в следующий раз мы окажемся в одной постели, но… я буду держать себя в руках. — Стараться точно буду. — Зная, как ты меня… стесняешься, просто не дойду до следующего раза.

— Но как мне тогда изображать вашу… — тряхнув головой, она не может договорить.

Пф. Я после таких поцелуев вообще ничего не могу, только стоять и лишний раз не рыпаться.

— Мы всё решим… договоримся, пока будем добираться до места.

У неё снова мёрзнут руки, печально быстро для плюс трёх по Цельсию, и у меня есть способы её согреть, но обойдусь. Надо же, как пробило. До самого основания, и это чертовски странно, учитывая весь мой впечатляющий опыт.

Или отголоски первой любви сказываются?

— Просто скажи «да». — Меня отпускает ровно настолько, чтобы позже спокойно сесть за руль. — С остальным разберёмся по ходу.

Она думает, долго думает, недоверчивым, но внимательным взглядом осматривая меня с ног до головы. И шум в голове начинает возвращаться, как и кровь к совершенно лишним сейчас частям тела.

— Обещаете ничего не делать… без моего согласия?

Боже, дай мне сил, чтобы не укусить эту её прикушенную нижнюю губу. И хорошо, что Машины формулировки отвлекают своей интересной постановкой.

— Обещаю, — на выдохе, чтобы притянуть её ближе.

Даже не в объятие, а так, просто постоять рядом, держась за руки.

— Почему вы вдруг стали таким…

— Неадекватным? — фыркаю я.

Не та погода, не то место и, вообще, давно пора бы расстаться. Как пятиклассник, ей богу!

— Странным, — улыбается она краешком губ.

— Это не я, Морозова, — ради разнообразия возвращаюсь я в роль препода, — это ты…

— Неадекватная? — она весело вскидывается.

После всего этого не боится? Невероятная! Притом, что я боюсь — не сдержаться, воспользоваться, надавить…

— Фантастическая. — Ни капли веселья и прямой взгляд глаза в глаза.

Пауза затягивается, и Маша, тряхнув головой, переступает с ноги на ногу.

— Мне пора, Илья Глебович.

— Издеваешься?

Нет, серьёзно, какой на хрен Илья Глебович?!

— А где вы завтра будете? — Вдруг спохватывается она.

— Уже соскучилась? — Дикое, страшное непредсказуемостью желание понемногу, но отпускает, и можно попробовать пошутить.

— Надо же билеты покупать, а мне дать вам ответ, — словно неразумному ребёнку объясняет Маша.

Нет, с этим надо что-то делать, вот такая моя на неё реакция это что-то сумасшедшее. Приятное, возбуждающее, но ни разу не подходящее сорокалетнему мужику.

— Давай телефон.

— 8-953…

— Маш, свой телефон дай, — фыркаю весело, — в смысле аппарат сам.

Она достаёт из кармана гаджет предпоследней модели и, разблокировав, протягивает мне.

— А вам зачем?

— Запишу свой номер. — Действие занимает едва ли полминуты. — Если захочешь, позвонишь и скажешь, что решила. Если нет… — Найду номер в деканате и позвоню сам. — То больше беспокоить тебя я не буду.

Твёрдости в этом конкретном намерении не доверяю даже я сам, но голос звучит уверенно, и Маша успокаивается окончательно.

— До завтра? — Пора заканчивать вечер и валить уже домой. Хотя бы для того, чтобы долго стоять под ледяным душем.

Маша не отвечает, лишь неопределённо улыбается, забирает из моих рук свой телефон и да, скрывается за дверью подъезда.

— До завтра, — отвечаю сам себе и сажусь в машину.