Масик

Ольга Витальевна Манскова

Кем лучше быть, преподавателем или котом? Тот ещё вопросец! Если домашним… Наверняка, лучше, чем быть преподавателем в эпоху инноваций, интенсификаций и аккредитаций. Ведь кто поможет уличному «преподу»? Инопланетяне?

Глава 4. Девушка мечты

Он подошёл к зеркалу. Почесал себя за ушком лапкой и замурлыкал. Котом он был очень даже ничего. Тёмно-коричневый, на пузике серый, с проседью, очень пушистый. По цвету спины напоминающий старую шапку-ушанку из так называемого продавцами на рынке, «бобрика». Что это за зверь был такой — того, впрочем, Жорик не ведал даже в бытность человеком. А сейчас у него и вовсе возникли сомнения по поводу, не мяукал ли впариваемый на рынке бобрик, когда был живым. Кроме того, у него имелось весьма пикантное белое пятнышко на грудке: галстучек. Ему очень понравилось это пятнышко.

«Всё-таки, хорошо быть котом! Если домашним… Хорошо быть кем угодно, но домашним», — Жорик потёрся мордочкой о край зеркала. Затем запрыгнул на окно. И посмотрел вниз, на улицу. Этаж был второй. Но рядом, почти под окном, располагалась крытая шифером крыша строения, скрывающего в себе, должно быть, вход в подвал. Спрыгнуть на эту крышу для молодого кота было что раз плюнуть, запрыгнуть обратно — тоже реально. Он лениво потянулся и зевнул, выгнув спину. «Надо будет по нужде — выпрыгну в форточку. Не ходить же, в самом деле, в этот странный ящичек в коридоре, от которого так дурно пахнет целыми поколениями сменявшихся котов… Кажется, на кухне стоит моя миска, в которую навалена всякая дрянь: макароны, вчерашний плов. Но… чего не съешь с голодухи! Пойду-ка я на кухню», — и новоявленный кот устремился в коридор.

Но тут как раз кто-то провернул в двери ключ; в квартиру вошла мама его теперешней хозяйки. Вернулась домой с работы. Подрабатывала, как понял кот, она где-то уборщицей, и уже была пенсионеркой. Об этом она говорила утром с Зоей: о пенсии, о маленькой зарплате… Сейчас, возвращаясь с работы, женщина успела зайти по дороге в магазин: от её сумки пахло свежим хлебом и сосисками.

— У, проглот! — сказала она, увидев кота. — Никакой от тебя пользы! Только жрёшь и спишь целыми днями!

Кот ретировался обратно в Зойкину комнату. Когда хозяева в таком настроении, им лучше не попадаться под руку. Он вышел в открытую форточку во двор, сделал свои кошачьи дела и быстренько вернулся. Гулять дольше что-то не тянуло. Дома кот завалился на диван и продрых до тех пор, пока не явилась пришедшая с занятий Зоя.

Она пришла грустная. Молча разделась; скинула, случайно попав на кота, кофточку и лифчик и завернулась в махровый домашний халат с поясом. В ту же минуту, у неё задребезжал на столе сотовый.

— А! Машка! Нет. Нет. Никуда не пошла. Да, так. Он козёл. Так что — приходи. Чаю выпьем. Мама печенье испечёт. Жду.

Зоя уселась у окна и врубила на всю мощность БГ.

Вскоре в комнату вошла Маша: видимо, жила неподалёку.

«Пока цветёт Иван-чай —

Мне не нужно других книг,

Кроме тебя…", — пел дивидишник голосом Бориса Гребенщикова.

— Зоя, на тебе просто лица нет, — сказала вошедшая в комнату Маша. — Тебя — что, этот воображала Денис обидел, что ли? Вы же с ним сегодня в кино вместе собирались! Или он, бабник чёртов, руки почём зря распустил? — и Машка, смахнув все, что там было: кофточку, джинсы, всяческие мелочи из одежды и кота в придачу — на пол, тяжело рухнула на диван. Комплекция у неё была ещё та. «Мне ещё повезло, что она не села на меня жо… Задницей», — подумал, убираясь бочком, бочком — и ещё подальше, кот.

— Нет. Он меня не обидел. И руки не распускал. Совсем! — Зоя покраснела, а потом заплакала.

— Ну, успокойся! Не ной. Другого найдёшь. Так, что он тебе сказал? — напирала Машка.

— Он отвёл меня после пары в сторону — ну, знаешь, к колоннам в Главном корпусе… И сказал, что он бы, конечно, пригласил меня в кино, но… Вот, допустим, он пригласит. А потом мы начнём встречаться, целоваться. А вдруг — полюбим друг друга… А ведь ему сейчас — мол, сама понимаешь — никак нельзя жениться. Это — на третьем курсе? И живёт то он вместе с мамой — нет отдельной квартиры. В общем, нафига тогда — в кино… К этому он ещё прибавил, чтобы я не обижалась, и что он — парень честный.

— Ну и — флаг ему на шею, барабан в задницу и пёрышко для лёгкости — куда его там? — прокомментировала Машка, поймала кота и стала гладить.

— Барабан — на шею, флаг — в руки, — машинально поправила Зоя.

Кот громко и старательно замурчал.

— Ну и парни пошли! Ни в кино пригласить, ни цветов подарить — просто так, от всего сердца. Один секс на уме, в перспективе. А потому сразу — и пошла ты нафиг со своим утюгом…

— С каким ещё утюгом? — удивлённо спросила Зойка.

— С каким, с каким… Анекдот такой есть. Типа, увидел парень соседку на балконе… Решил пойти познакомиться. Пошёл в соседний подъезд, поднимается по лестнице. И думает: «Что сказать? Ну, попрошу, к примеру, утюг. Как-то надо начать беседу». А этаж не маленький. Он всё идёт и идёт. Лифта, типа, нет, или же он — сломался. И дальше думает: «А вдруг, она не такая уж красивая? А вдруг, у неё парень есть? А вдруг, она… вообще больная, и меня заразит? — ну, это мягко говоря… Короче, подходит, звонит, дверь открывается, а он ей с порога: «Да пошла ты нафиг со своим утюгом!»

Зоя засмеялась, и уже спокойно прокомментировала:

— Не хотел в кино — так и не приглашал бы тогда. Не я ведь его пригласила — сам подошёл. Говорил — фильм хороший… А я согласилась: сто лет в кино не была. Или — сейчас даже в кино просто так не приглашают? Как в ресторан какой-нибудь…

В это время в комнату к девчонкам вошла Зоина мама с металлическим подносом, на котором стояли чашечки с чаем и вазочка с печеньем и конфетами. Она улыбнулась Маше и поставила это всё на письменный стол.

— Угощайся, Машенька!

— Спасибо, Марь Иванна! — поблагодарила та, и тут же набросилась на печенье.

Мама — бочком, бочком, и вышла. Но, судя по выражению лица, суть беседы её заинтересовала.

А Жорику тоже безумно захотелось сладкого, и он еле сдерживал свои неестественные для нормального кота желания.

Потом не выдержал и подошёл поближе к Зое, запрыгнул к ней на колени — и стал тереться мордочкой о её руку, мурча и стараясь заглянуть прямо в глаза. Тогда девушка почти машинально развернула конфету — и сунула её коту в пасть. А тот взял лакомство в зубы и проворно спрыгнул под стол. Там он, старательно надкусывая, жевал конфету. «До чего вкусно! Как в детстве», — кот ел с видимым удовольствием на наглой мордочке.

— Зой, а ты что, кошек — конфетами кормишь? — удивлённо спросила Машка.

— Не кошек, а только моего Масика. Он — странный кот. Финики ест, бананы, конфеты шоколадные, а также солёные помидоры и консервированный горошек, фасоль и кукурузу.

Жорик с удивлением внимал перечислению и находил его замечательным. Хорошо, что до него здесь жил весьма оригинальный кот.

— Ты бы ему витаминчиков каких кошачьих купила. По-видимому, ему витаминов не хватает.

А потом, Машка вдруг стала серьёзной, и даже напряжённой.

— Зоя, а как ты отнесёшься, если в субботу, то есть завтра, я приглашу к тебе гостей? — спросила Машка. — Понимаешь, у меня нельзя; мама ногу сильно ушибла, и лежит теперь. А папа срочно пишет научную статью. А тут предложили послушать, как я играю на гитаре. Хотят взять в свою команду: выступать будем, в Доме работников просвещения. В рамках работы с молодёжью. Поэтесса будет одна, ещё — бард, тоже женщина. Говорят, уломают ещё одного парня. В общем, вместе все соберёмся. И выступим. И ты, если хочешь, к нам присоединяйся. Со скрипкой.

— Не хочу. Некогда мне, еле учиться успеваю.

— Ну и ладно. Мы просто у тебя посидим. У тебя же мама завтра на Октябрьский посёлок поедет, к родне?

— Да, у неё по графику выходные.

— Я принесу чего-нибудь к чаю. Мы у тебя посидим, поиграем, стихи кто почитает. А ты просто слушай, отдыхай. Развеешься с нами немножко.

— Ну… Хорошо.

— Вот и ладненько. Давай делать физику. Ты методичку взяла в библиотеке?

Они долго писали лабораторную. А Жорик всё это время игрался с бумажками от конфет, которые скинул на пол. «И почему мне это… так прикольно?» — подумал он. — Кажется, я начинаю думать и вести себя как кот».

Когда Машка ушла, Зоя ещё долго писала что-то в своей тетради, а Жорик свернулся у неё на коленях, нахально пользуясь своим кошачьим положением. А когда было уже совсем поздно, он залез к Зое на стол и нагло развалился у неё на учебнике. Потом — сладко потянулся, проведя коготками по книжке.

— Да, кот, ты прав! — засмеялась Зоя. — Пора мне заканчивать — а то, я уже заморачиваться на учёбе начинаю.

Она взяла гитару, побренькала немного и затянула песню: «Со мною вот что происходит, ко мне мой старый друг не ходит»… Пела она очень проникновенно — хотя, вряд ли к ней не ходил какой-то старый друг. Скорее всего, просто «разнообразные не те» страшно надоели.

— Зоечка, ты бы лучше на скрипке сыграла — давно не бралась! Я тебе говорила, что трудно будет тащить сразу и дневной вуз, и музыкальное училище — заочно, — это неожиданно в комнату вошла Зоина мама, тихо приотворив дверь. — Но раз уж впряглась — то держись!

Зоя подскочила к маме, тихо поцеловала в щёчку.

— Конечно, мама! Я сейчас возьму скрипку и сыграю Вивальди, твою любимую!

— Ох, доченька! Поздно я тебя родила, дорогая! В тридцать восемь — наверное, уже не надо было рожать. Теперь-то я — уже старая, пенсионерка, а работать приходится. Мало чем помочь тебе могу. А скоро совсем обузой стану.

— Что ты, мамочка! Ты — просто моё солнышко! — ответила Зоя, расчехлила скрипку и заиграла.

А кот лежал на диване, слегка прижав к голове уши. Звуки полились просто чудесные, отчего он не выдержал, издал утробный звук, похожий на «урр» и на «мяу» одновременно.

— Ой, Масику понравилось! — сказала Зоя и засмеялась. А потом продолжила играть.

***

На следующий день, в то время как кот грелся на подоконнике, Зоя вернулась из института. Не одна. Вместе с ней вошёл прыщавый и конопатый верзила.

— Проходи, Влад! Вот тебе учебник по сопромату, — услышал кот Зоин голос, а у самого шерсть встала дыбом: это был тот самый Влад, который хотел его поймать и влить ему в глотку пива.

— Задание — на странице сто одиннадцать, — важно сказала ему Зоя. — Завтра — вернёшь. А потом — продли студенческий обязательно, и возьми себе такой учебник в библиотеке, на четвёртом этаже. Они там ещё есть.

— Ты — что? Правда решила, что я к тебе — просто за учебником? — гыгыкнул Влад. — Ты меня хоть чаем напои! Мама у тебя дома? — спросил он, высунувшись в коридор и глядя в то в сторону кухни, то в сторону второй — плотно закрытой — комнаты.

— Нет, она сегодня отправилась в посёлок Октябрьский — к родственникам и подругу навестить, которая в больнице лежит, — ответила Зоя. — А что?

Влад нагло развалился на диване. А кот спрыгнул с подоконника на пол, сел около ног гостя — и стал наблюдать. Зоя вышла на кухню: поставить чайник.

— Слышь, у меня такое впечатление, что твой кот за мной наблюдает, — сказал Влад. — А ты — присаживайся рядом. Ты что, боишься?

— Н-нет! — пролепетала Зоя.

— Я в институт уже после армейки подался, мне — двадцать два года. А тебе — сколько? — спросил Влад.

— Девятнадцать.

— Ну, вот. А ведёшь себя как малолетка, — и Влад посмотрел на Зою с таким выражением лица… «Я с таким выражением обычно смотрю на птичек на улице», — совсем по-кошачьи подумал Жорик.

Затем гость поднялся с дивана и стал медленно приближаться к Зое. Обнял её, потащил к дивану и завалил.

И тут кот прыгнул. Прямо ему в морду. Выдвинув и распустив все свои когти. И, вцепившись, несколько раз повторил их впускание и выпускание.

— Ай, — завопил Влад, пытаясь его отодрать. И, когда это у него получилось — он весь уже истекал кровью.

Кот вырвался у него из рук и забился под диван.

— Где этот чертов кот? — орал Влад. — Где эта проклятая зверюга? Я убью его!

А Зоя в это время давно уже вскочила на ноги и вооружилась тяжёлыми настольными часами на мраморной подставке. Она взяла их наизготовку, в правую руку, слегка заведя её себе за спину, подняв над головой. Бледная и взъерошенная, она отчаянно проговорила:

— Не смей трогать моего кота! Слышишь, скотина — не смей! — и столько решимости было в её хрупкой фигурке и ненависти в её словах, что Влад попятился к двери и воскликнул:

— Сумасшедшая! Она — бить меня хочет! Дура! И кот у неё бешеный! — и, с этими словами, он исчез из комнаты. Чуть погодя, хлопнула входная дверь квартиры.

Зоя пошла, накинула на дверь цепочку, села на диван и разревелась: сказалось недавнее нервное напряжение.

— Придурок! — бросила она в сторону двери.

Кот вылез из-под кровати и стал тереться мордочкой о её руку. Она погладила его по выгнувшейся спинке и улыбнулась:

— Единственный рыцарь в моей жизни! И тот — просто кот. Спасибо, Масик…

***

А вечером заявилась Машка с кучей гостей. Первой из которых, следом за Машкой, вошла девушка с косой чёлкой и длинными каштановыми волосами. Глаза сильно подведены стрелками и пирсинг на крыльях носа. Гостья была с гитарой.

— Я — Даша, — сразу представилась она.

Была также дама за тридцать, важная и надменная, со слегка раскосыми, но серыми, а не карими глазами на крупном, крестьянско-русском лице.

— Это — известная в городе поэтесса, Лиза Котельщикова, — кивнула в её сторону Машка.

Ещё был парень с афропричёской, тот самый Денис, о котором у Зои шла беседа с Машкой. Жорик его тоже узнал: этот Денис подходил на улице к парням, которые хотели поймать кота. Только, тогда его причёска была попроще, не было множества косичек, увязанных в пучок. Кажется, парень попал в гости за компанию с другом, мрачным длинноволосым блондином в чёрном плаще: с приглашённым к Машке поэтом. Блондин с бледным лицом скинул плащ и оказался сплошь в татуировках, во всяком случае, на обоих руках до самых плеч.

— Игорь, — назвался блондин. — Стихи пишу. В стиле рэпа.

Зою заметно для кота передёрнуло. Должно быть, она не любила рэп.

Лиза Котельщикова запрыгнула с ногами на Зоин диван, Игорь и Денис устроились прямо на паласе. Машка уселась в кресло, взяла гитару и начала играть и петь. А Даша стояла у окна и курила, выпуская дым в форточку.

Зоя, хорошо зная Машкины песни, решила покинуть гостей и поставить чайник. За ней на кухню просочился и её верный рыцарь. Там Жорик запрыгнул на подоконник и смотрел, как Зоя нарезает колбасу и сыр. Потом девушка развернула принесённые Машкой бутерброды, разложила на тарелки. А также, переложила леденцы в вазочку и заварила чай в красивом глиняном заварочном чайнике.

Потом они вместе вернулись к гостям.

— Неплохо, но банально. Я такого рода стихи пишу лет с десяти, наверное. А первое стихотворение написала в два года. Так трудно жить, когда так рано всё уже прошёл, всё испытал в жизни! — Лиза Котельщикова загадочно улыбнулась и состроила Игорю глазки. — А вообще, когда я была в Москве, меня, как талантливую поэтессу, познакомили с Ахмадулиной, и она мне сказала, чтобы я оставалась в провинции. «Поэты рождаются в провинции. В Москве поэты умирают», — сказала она и посмотрела на меня с завистью. Да, у нас такой прекрасный город! У вас, Маша, нет песен о нашем городе?

— Нет.

— Обязательно напишите. Будут на любом вечере в ходу. А ещё — про осень и про весну. Будут приглашать — всегда должно быть что-то актуальное. По сезону.

— Ладно вам, Лиза! Хорошая же у Маши песня. Вот, если я спою — вы в кресле перевернётесь, — заявил Денис и запел гроулингом что-то по-английски.

— Ну почему! Неплохо, — восторженно заявила Лиза. — Но, Маше так петь не советую.

— Почему? — спросил Игорь. — Есть же и женский гроулинг.

— Давайте, я прочту вам одно стихотворение… Я его читала самому Гребенщикову, когда была в Петербурге. Мы с другом отыскали его квартиру. И позвонили. Я была тогда совсем юная, и он так на меня смотрел… «У Елизаветы два друга: конь и тот, что во сне»… Это он про меня написал, — и она начала читать стихотворение, как раз-таки про осень. По сезону.

«Кажется, её совсем занесло на поворотах. Лишь бы совсем не завралась», — подумал кот… Который когда-то был преподавателем, Георгием Владимировичем.

— Эх… Как быстро летит время, — грустно сказала Даша, присев на край дивана. — Мы вот сидим, весёлые, живые, а… Ещё недавно, был у меня друг. Тоже — бард. Две недели тому назад я узнала, что его больше нет. Или бросился под машину, или — несчастный случай. Такие вот дела. Наших всё меньше, устала считать, кто ушёл, и плакать.

— Да ну! Надо жить — и радоваться, слышали про позитивную философию? Я встаю по утрам и говорю себе, какая я красивая. И талантливая. Так я и стала действительно талантливой, — Лиза фальшиво засмеялась.

Никто не заметил, как кот, выскользнув в приоткрытую дверь, снова ушёл на кухню. Снова заскочил на подоконник и уставился в окно, на голые осенние деревья, лишённые листьев, и глухую кирпичную стену дома напротив.

Масику (или — Жорику?) было грустно.

Он подумал о том, что в своё время, как говорят, везде был официоз. Начинающим талантам было не пробиться, и, чтобы создать своё искусство, они создали андеграунд. Не напечатанную нигде поэзию, бардовскую песню. Впрочем, вслух читать стихи в кабаках — не ново; такое было и во времена Серебряного века поэзии. И что-то при этом ушло безвозвратно. Наверное, то таинство, когда ты один на один с печатными строками. Или — с рукописными, с чернильными буквами.

Андеграунд тоже имеет свои тяжёлые рамки, не менее узкие, чем прокрустово ложе «системы»; такие же железные установки свой — чужой и толкание локтями соперника; такое же «так писать нельзя», без объяснений почему, и позицию, когда выставлять себя — норма… В андеграунд так же, как и в систему, не принимают чужаков, тех, кто не смог стать понятным, своим в доску, раскованным, с которым нельзя легко поболтать или выпить. Неформальный мир стал так же бездушен, как и творческий официоз. Мы скатились за пределы письменной культуры; она стала дописьменной… Или же, постписьменной? Не достаточно уже просто писать, чтобы тебя знали; нужно ещё и «тусить». Приплясывать с песнями своего сочинения — или же ездить по различным литературным сборищам. Не у всех есть возможность и желание. Сколько у нас таких неприкаянных душ? «Я ушёл от закона, но так и не дошёл до любви» — как поёт БГ… «Так и я остался вне времени и пространства, со своими прочитанными книгами, просмотренными фильмами и собственными рукописями, которые не горят в столе или на никому не нужных файлах. Со своей исторической наукой и недописанной диссертацией. Как капитан Немо, на глубине своей комнаты, за двадцать тысяч лье отсюда. А теперь я и вовсе… кот».

Сюда на цыпочках пробралась Зоя, придвинула стульчик поближе к окну, села в темноте.

— Масик! Ты здесь? Как мне все надоели…, — прошептала она и погладила кота. Зарылась лицом в его тёплую шёрстку. — Какая-то.. кичливая у них поэзия. Выпендриваются друг перед другом, и никто не слушает других, только выставляют себя. Кроме Машки, конечно… Она — в принципе, добрая, хорошая. Почему так бывает? Хорошие люди очень милы, но с ними абсолютно не о чем поговорить. Так, о разной чепухе. А умные, и, вроде бы, необычные, в чём-то иногда — даже талантливые, те — ужасно нервные, чванливые и… абсолютно пакостные и злые. Если идти с ними на контакт, при этом всегда надо ждать какой-нибудь подлости, с ними нельзя быть открытой… Впрочем, Масик, наверное, это я сама злая, — Зоя подняла от кота лицо и чуть отодвинула стул. — А может, я просто устала сегодня и хочу спать. Свернуться клубочком, носом к стенке… Или — поиграть немного на скрипке. Только, без них… Совсем одна. Видишь, до чего дошла? Сижу на кухне, в полумраке, разговариваю с котом. Но, мне всегда казалось, что животные — они всё понимают, не говорят разве… Зато, они гораздо чувствительнее людей, благодарнее и преданнее. Знаю, ты бы никогда меня не покинул, просто во дворе у нас много злых людей. Могут поймать и занести куда-нибудь чужого кота. Или, даже отравить. Хорошо, что ты жив, и я тебя нашла снова…

Зоя что-то ещё говорила и говорила. Но тут до Жорика, что называется, дошло… Он занимает где-то и как-то чужое место. Похожего на него, вплоть до пятнышка на грудке, другого кота. Странное совпадение… Интересно, жив ли этот несчастный, и где он, если жив? Что с ним? Нашёл ли других хозяев, которые настолько же любят животных, как Зоя? А если — нет? Бедный Масик…

«Если когда-нибудь снова стану… собой, то разыщу этого Масика. Во всяком случае — попытаюсь. Чувствую с ним определённое родство, что ли», — подумал Жорик, на время ощутив себя прежним. Человеком.

А из чуть приотворённой в коридор комнаты за стеной всё раздавалось и раздавалось монотонное и размеренное бу-бу-бу: Лиза, уже как минимум полчаса, не переставая, читала свои стихи.