Розовый рассвет

Павел Патлусов

В этой повести рассказывается о двух юношах, которые после окончания школы предприняли сплав по реке Сылве. Встав на путь взрослой жизни, они столкнулись с серьезными, порою жестокими испытаниями. Вчерашние школьники достойно выдержали экзамен на мужество.

Глава 3

Река Сылва, как живое существо выполнила свою дневную работу: всех одарила своей добротой. А теперь она могла отдохнуть, и сквозь сумерки казалось, что совершенно не двигалась, а просто вытянулась, как юноши, на мягком ложе и окуталась, как одеялом, туманной дымкой, которая медленно поднималась над рекой. Наступала ночная жизнь; на фоне более светлого небосклона носились темные тени летучих мышей, иногда такая тень была огромной — филин. Возле реки, у берега шелестела осокой неизвестная зверюшка, по всей видимости норка в поисках лягушек. В тёмной воде, казавшейся застывшей, время от времени раздавались громкие всплески голавлей, выплывших из дневных убежищ на охоту за ночными бабочками.

— Плохо, Дань, плыли, аж до Тепляков не дотянули, — лениво начал разговор Пискунов.

— Купались много…

— Течение здесь плохое: одни заводи, омуты, — надорваться на вёслах можно.

— Не слышишь? — Кто — то «мяргает»!!! — Насторожился Лаврухин.

— Не бойся: так козодой поёт — мне папаня говорил. Он ночью охотится, и увидеть днём его невозможно: очень скрытная птица. Рот у неё до самых ушей с волосами. Индейцы эту птицу называют дурным словом, которым у нас обозначают женский половой орган.

— «Надуваешь» меня?

— Не. Папаня рассказывал: у индейцев его называют ночным соколом и вестником смерти… Чу! Сучок треснул… Тихо, — приложив указательный палец ко рту, испуганно предупредил друга Ефим.

— Это возле реки «шатается» норка, — попробовал успокоить напарника Лаврухин.

— Ни — ни. Зверюга ломится! Подкладывай дров в костёр!

Данил поднялся с ложа и положил в костёр толстое ольховое полено. В этот момент из-за кустов, к которым была приставлена резиновая лодка, вышли двое мужчин. Они были в военной камуфляжной форме с автоматами на груди.

— Здорово, пацаны! — Сказал хрипловатым голосом более смуглый и высокий. — «Похавать» что — то будет, и покурить?

— Здравствуйте, — растерянно и смущенно ответил Лаврухин, уха есть и ещё чай и хлеб, «курева» нет, — не курим…

Второй солдат был значительно ниже ростом чем первый и старался не проявлять активности. В отблесках разгоревшегося костра было видно, что он был круглолиц, рыжеволос с множеством веснушек на лице.

Ефим встал со спального ложа и предложил войнам удобное место для трапезы.

— Молодец — сопляк! — Похвалил его смуглый и высокий солдат, на погонах которого Пискунов рассмотрел сержантские лычки. — Не курите, — спортсмены что — ли?

Достав из-под кустов чашки с ухою, Лаврухин поставил их перед войнами, вытащив также булку хлеба из рюкзака, — «Экстрим» у нас, — попытался он объяснить ситуацию солдатам.

— Ложки дай! — Грубо, почти по-приказному сказал сержант.

Ефим подал две алюминиевые ложки. Незваные гости с жадностью начали ломать руками хлеб, даже не отмахиваясь от наседающих комаров, начали «уплетать» холодную уху.

— «Тушонки» нет? — Неожиданно заканчивая есть уху, спрашивает старший по званию.

— Нет. — Почти одновременно ответили юные туристы.

— Вася, проверь рюкзак. — Отдал распоряжение сержант.

Перекинув автомат на спину, Вася медленно поднялся и вытащив рюкзак из — под кустов начал перебирать в нём вещи. Вскоре он отметил: «Тушонки нет! Есть «Портвейн»…

— Тащи сюда!

— Мы не даём его Вам, — выступил в защиту спиртного напитка Ефим, — мы завтра хотели отметить окончание школы… Можно было бы вместе?

— Мы сегодня отметим это событие за вас. — Заулыбался предстоящему наслаждению старший солдат.

— Не дам! — Неожиданно ухватился за бутылку «Портвейна» Ефим, начиная борьбу с солдатом по имени Вася, стараясь вырвать из его рук бутылку. Неожиданно раздаётся выстрел. Срубленная пулей ветка падает на лицо Пискунова; он выпускает из рук бутылку.

— То — то сопляки! — Удовлетворённо дует на мушку автомата сержант. — Кружки давайте.

Лаврухин поставил перед ними эмалированные кружки, одновременно отмечая: «Если солдат начинает грабить, то он — бандит, так как убить может ради обогащения или удовольствия».

— Менделеев будешь что — ли? — Прорезался вдруг голос у солдата Васи. Сержант громко захохотал, разливая портвейн по двум кружкам. — Вы размещайтесь на другой стороне костра и главное: во — время в него подкладывайте дрова. Поняли! Мы отдыхать будем от ратных дел. А кроссовки снимайте! Не слышали!? — Он угрожающе выставил автомат в направлении юношей.

— Зачем? — Снимая обувь, интересуется Данил.

— Чтоб не убёгли, — гогочет старший по званию солдат. — А то учёные слишком, — босиком по лесу не побежишь! Ха-ха, иг-иг…

После того, как войны полностью опорожнили бутылку «Портвейна», они разлеглись на готовом ложе для ночлега, приготовленное ранее бывшими выпускниками школ. Кроссовки мальчиков охмелевшие солдаты положили себе под головы. Юноши наломали для себя веток ивы, черёмухи и разместились возле костра с противоположной стороны от военнослужащих, укрывшись, взятыми про запас куртками.

— Они, вероятно, на учениях… В разведке? — Тихо шепчет на ухо другу Лаврухин.

— А-га! Как бы не так. Убежали! С какой бы стати он стал стрелять по мне.

А почему грабят? Ты сам сказал: бандиты! Влопались! — Ответил, сдерживая возмущение Ефим.

— Жаль, что вина мало взяли. — Неожиданно сетует Данил.

— Этого для бандюг лишнее.

— Они бы напились: мы спокойно взяли бы их вместе с оружьем…

— Только «бы» и мешает…

— Товарищи — солдаты, а вы находитесь в разведке? — Осторожно интересуется Лаврухин, поднимаясь с земли, чтобы подбросить в костёр дров.

— В разведке… В длительной, — усмехается сержант. — Теперь вместе с вами…

— У-гу. — Заворачивает сучковатый пихтовый ствол на костёр Данил. Через минуту он лежит уже рядом с Пискуновым. — Завтра они — «заразы» будут раздеты, коли у нас кроссовки сняли…

— Но у нас оружья нет. — Недоумевает Ефим.

— «Витамин» учил, чтобы у костра ночью не сгореть: ель и пихту не использовать… А я положил толстое пихтовое бревно, — искрить будет бешено! Да ты не бойся: мы ближе к реке находимся — с наветренной стороны, — так учил «Витамин»! — Объяснил свой замысел товарищу Лаврухин. — Ты в лицее ОБЖ не проходил — вот так!

— Ты — «молоток» и достоин восхищения, — мы будем отомщены. А кто такой «Витамин»?

— Наш учитель по ОБЖ — Иван Венеаминович, среди учеников просто: «Витамин»

— А-а…Я на рыбалку с папаней хожу, а такой науки не знал А ты оказывается хорошо подготовлен к «экстриму». — Восхищается ещё раз товарищем Ефим.

— Только теоретически… Может уйдём тихонько?

— Босиком? Если ноги наколем о сучья — погибель. Нет, и лодку жаль, — папаня нагоняй сделает. Может утром уйдут: выпивки нет, да и хлеба уже немного осталось…

— Посмотрим. — Рассудительно ответил Лаврухин, заворачиваясь плотнее в куртку.

— Надо было чуть — чуть дальше проплыть, — сетует Ефим, — и не встретили бы этих» хануриков»

— Спи. Слышишь: как трещит пихта?

— Ага.

Ночь окончательно вошла в свои права; вновь где — то на лугах начал «пилить» дергач. Туман медленно заполнял открытые пространства, которые днём хорошо прогрелись. Звёзды бледно обозначились, на странно приблизившемся к спящим юношам, небосклоне. Козодой, так неприятно поразивший слух Лаврухина, прекратил «мяргать».