Homo academicus

Пьер Бурдье (1984)

Homo аcademicus — вышедшая в 1984 году книга Пьера Бурдье (1930–2002), одного из самых влиятельных социологов XX века — предлагает эмпирическое исследование структурных изменений университетского мира Франции, спровоцировавших системный кризис, чей апогей совпал с событиями мая 1968 года. Каковы скрытые правила, определяющие позицию ученого в университетском мире, меру его признания и власти? Как меняются эти имплицитные предписания и какие группы вовлечены в борьбу за утверждение новых критериев успешности? На эти и другие вопросы не так просто найти ответ. Однако автор блестяще реконструирует университетский мир как иерархизированное пространство, обладающее несколькими измерениями, передавая динамику процесса культурного и социального воспроизводства в современном обществе. Объективируя собственную позицию в интеллектуальном мире, частью которого он является, Бурдье дает наглядный пример скрупулезной и методически выверенной работы социолога. Книга тем более интересна, что сам факт ее публикации сделал автора участником описываемой им борьбы за легитимное видение социального мира. В формате А4 PDF сохранён издательский макет.

Глава 3 Виды капитала и формы власти

Главное, не отказывайтесь от Академии; ровно через две недели я завтракаю у Леруа-Болье, без которого ни одни выборы не обходятся, а потом мы с ним отправимся на важное заседание; я уже говорил с ним о вас — ваше имя ему, разумеется, известно. У него были возражения. Но теперь, оказывается, ему нужна поддержка моей группы на ближайших выборах, и я поговорю с ним еще раз; я ему скажу с полной откровенностью, какие у нас с вами добрые отношения, я от него не утаю, что если вы выставите свою кандидатуру, то я попрошу за вас всех моих друзей ‹…› а что у меня есть друзья — это он знает. Если я смогу рассчитывать на его содействие, значит, шансы у вас будут благоприятные.

Марсель Пруст. В поисках утраченного времени^[113]

Благодаря тому что гуманитарные факультеты (образца 1967 года) занимают в пространстве факультетов позицию между «светским» полюсом, представленным факультетами права и медицины, и полюсом «научным», представленным естественно-научными факультетами, они, без сомнения, являются самым подходящим местом для наблюдения за борьбой между двумя видами университетской власти, каждая из которых на разных полюсах этого поля стремится навязать себя почти безраздельно. В случае медицины, как и в случае права, преобладание университетской власти, основанной на накоплении позиций, которые позволяют контролировать другие позиции и тех, кто их занимает, является настолько выраженным, что «чистые исследователи», медики-исследователи, оказываются до некоторой степени «не в своей тарелке» и вытесняются в другой порядок, порядок факультетов естественных наук, где, за редким исключением, получают меньшее признание, чем «чистые ученые». Напротив, в случае естественно-научных факультетов научный престиж, основанный на успешной инвестиции исключительно в исследовательскую деятельность, стремится представить подчиненный вид власти, который в самом месте не-власти [non-pouvoir] осуществляется ректорами, деканами и другими научными администраторами как компенсаторный субститут (несмотря на то что в качестве возражения всегда можно привести несколько случаев получения администраторами научного признания).

Особенность факультетов гуманитарных и социальных наук заключается в том, что отношения между различными принципами иерархизации там более сбалансированы. В самом деле, с одной стороны, эти факультеты связаны с полем науки (и, следовательно, с исследовательской логикой) и с интеллектуальным полем^[114], из-за чего интеллектуальная известность составляет единственный принадлежащий им вид капитала и прибыли, которым они могут распоряжаться. С другой стороны, в качестве институции, обязанной передавать легитимную культуру и в силу этого наделенной социальной функцией освящения и сохранения, гуманитарные факультеты являются местом собственно социальных видов власти, которые наравне с властью профессоров права и медицины имеют отношение к наиболее фундаментальным структурам социального порядка. Короче говоря, в основе внутреннего деления этих факультетов лежит тот же принцип, согласно которому организовано пространство факультетов в целом: это оппозиция между агентами и институциями, которые обращены скорее к исследованию и научным ставкам (или к интеллектуальному полю и ставкам собственно культурным), и теми, кто в большей степени ориентирован на воспроизводство культурного порядка и корпуса тех, кто будет его воспроизводить, и на интересы, связанные с осуществлением светской власти в культурном порядке. Данная оппозиция, следовательно, гомологична той, что устанавливается внутри университетского поля в целом между факультетами, господствующими в культурном порядке, и факультетами, господствующими в порядке светском.

Таким образом, на примере гуманитарных факультетов мы можем в уменьшенном масштабе наблюдать и описывать отношения между структурой пространства позиций, определяющих поле, и борьбой, стремящейся сохранить или разрушить эту структуру — т. е. отношения между «объективной» классификацией, сконструированной исходя из действующих в поле свойств, и борьбой классификаций, которая стремится сохранить или изменить эту классификацию, сохраняя или изменяя иерархию критериев классификации^[115].

Допуская, что из-за сильно иерархизированной и централизованной организации французского Университета наиболее «могущественные» профессора гуманитарных и социальных наук, за редким исключением, должны принадлежать к парижским факультетам, в качестве исходной популяции для исследования власти была выбрана совокупность штатных профессоров крупных парижских учреждений высшего образования в 1967 году (что привело к исключению «свободных» интеллектуалов или тех, кто занимает позиции вне университета, например, Ж. Лакана): Коллеж де Франс (за исключением ученых-естественников), Сорбонны, факультета Нантера^[116], Высшей практической школы (IV, V и VI секции), Школы искусств и ремесел, Школы восточных языков и Школы хартий. Учреждения вроде Музея естественной истории, Обсерватории, Бюро географических координат, INRA^[117] или Дворца научных открытий были исключены, так как в них не оказалось штатных профессоров гуманитарных и социальных дисциплин. В Школе хартий, где корпус профессоров очень ограничен, и в Школе восточных языков лишь по одному профессору, преподававшему помимо этого в Высшей практической школе, обладали необходимыми свойствами (определение которых будет дано ниже). Факультет Нантера, который насчитывал значительную долю доцентов, представлен очень слабо. Для того чтобы закодировать основную [институциональную] принадлежность профессоров, связанных с несколькими попавшими в генеральную совокупность учреждениями, была использована принятая социальная иерархия: так, например, мы приписывали к Коллеж де Франс (или Сорбонне) тех, кто принадлежит одновременно и к Коллеж де Франс (или Сорбонне), и к Высшей практической школе. Эта операция заключает в себе, без сомнения, точку зрения на иерархию, которая сама является ставкой в дискуссии. Поэтому Высшая практическая школа оказывается представлена исключительно теми, кто преподает только там, а это не отдает должного одному из наиболее редких свойств институции — идет ли речь о V секции, специализирующейся на исследовании религии, о IV секции с ее филологическими и историческими исследованиями и тесной связью одновременно и с Сорбонной, и с Коллеж де Франс, или о VI секции^[118]

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

113

Цит. по: Пруст М. В поисках утраченного времени: у Германтов / пер. с фр. Н. Любимова. СПб.: Амфора, 2005. С. 265.

114

И, без сомнения, эта связь становится все сильнее ввиду расширения преподавательского корпуса за счет наплыва большого числа писателей, писателей-журналистов и журналистов-писателей.

115

Факультеты, которые на первом уровне анализа могли рассматриваться как гомогенные с точки зрения присущих им объективных отношений конкуренции ансамбли, могут, таким образом, на другом уровне анализа без всякого противоречия предстать в качестве полей, которые сами являются местом разного рода различий.

116

Университет Париж X-Нантер [Paris X-Nanterre] был образован в 1970 году на базе факультета гуманитарных и социальных наук, созданного в 1964 году, и на базе факультета права и экономических наук, открытого в 1966 году с целью разгрузить Сорбонну. Этим объясняется попеременное обозначение автором Нантера как факультета и как университета. — Прим. пер.

117

Национальный институт агрономических исследований (Institut national de la recherche agronomique). — Прим. пер.

118

VI секция Высшей практической школы (Ecole pratique des hautes études) представляла собой институцию, занимающую позицию между Сорбонной и Коллеж де Франс, где вели исследования и преподавали исторические и социальные науки, в том числе Ролан Барт, Пьер Бурдье, Франсуа Фюре, Жак ле Гофф и др. В 1975 году VI секция Высшей практической школы была преобразована в Высшую школу социальных наук (Ecole des hautes études en science sociales, EHESS). — Прим. пер.