Тропой Койота. Плутовские сказки

Пэт Мэрфи, 2007

Добро пожаловать на страницы третьего тома серии антологий «мифической фантастики» от прославленных составителей Эллен Датлоу и Терри Виндлинг! В «Зеленом рыцаре» они исследовали лесной фольклор. В «Пляске фэйри» – наблюдали за феями, эльфами и прочими духами природных стихий. А сейчас обращают внимание читателей на трикстера – непредсказуемого и неугомонного персонажа, которого можно найти в сказках, мифах и легендах всего мира. Койот. Ананси. Братец Кролик. Лис Рейнард. Локи. Мауи. Тиль Уленшпигель. Истории о трикстерах – лукавых и могучих, беспринципных и мудрых, жестоких и обаятельных – испокон веков являются одним из основных сюжетов произведений фольклорной литературы. Теперь перед вами – двадцать шесть новых сказок и мифов о трикстерах от признанных корифеев современной фантастики – Холли Блэк, Чарльза де Линта, Патриции Маккиллипп, Джеффри Форда, Джейн Йолен и многих других.

Вступительное слово

Терри Виндлинг

^[3]

Слушайте же: я расскажу вам сказку. Случилось это в те времена, когда все звери были людьми, Звериным Народом, а Людской Народ еще не появился.

Но вот однажды созвал Создатель весь Звериный Народ вместе и сказал:

— Ждите перемен. В мир идут новые люди, а вам, старым людям, придется менять имена. Приходите сюда завтра поутру и выберите новые, кому какое по вкусу. Кто первым придет, первым и выбирает, пока все имена не кончатся.

Сказал он так, и домой ушел, спать.

Возвращается Койот к Кротихе, своей жене, и просто места себе не находит — вертится, чешется, задумался глубоко. Встревожилась Кротиха. Известное дело — если уж Койот думать начал, так и знай: не миновать беды.

Тут Койот и говорит:

— Кротиха, — говорит, — разожги-ка костер, я спать до утра не лягу. Завтра буду в очереди у порога Создателя первым. Хочу себе новое имя — звучное, славное, лучше прежнего. Грозное. Может, — говорит, — Медведем стану. А может, Лососем. А может, Орлом. То-то все вокруг начнут меня уважать!

И вот сидит Койот у костра, гонит сон прочь, что есть сил, но не тут-то было. Закрыл Койот глаза и сразу же захрапел.

А Кротиха Койота будить не торопится. «Если, — думает, — заимеет Койот имя получше, так, чего доброго, возьмет да уйдет от меня, паршивец пронырливый!»

Подождала Кротиха, пока солнце повыше не поднимется, да только тогда мужа и разбудила. Помчался Койот к Создателю во весь дух, но безнадежно опоздал. Все громкие, славные имена до него разобрали. Все прочие имена — тоже. Одно только имя и осталось — Койот. Никто на него не позарился. Сидит Койот у костра Создателя, притих, опечалился. Пожалел его Создатель и говорит:

— Койот, старый дружище, это же хорошо, что ты при старом имени остался! За этим-то я и устроил так, чтоб ты не просыпался подольше. У меня есть для тебя важное дело. В мир явился Людской Народ, и кто же, как не ты, им подсобит? Глянуть на них — ничего-то они не знают, ничего не умеют. Ни охотиться, ни рыбачить, ни одеваться, ни петь, ни плясать — ничего. Вот ты им и покажи, научи все это делать, как полагается.

Запрыгал Койот, заулыбался во всю клыкастую пасть.

— Так значит, — говорит, — быть мне Великим Вождем этих новых людей!

— Ну да, что-то вроде того, — смеется Создатель. — Вот только, видишь ли, ты ведь все тот же Старый Койот. Все тот же дурень, каким прожил всю жизнь. Но ничего, я тебе помогу. Отныне будешь ты иметь особый дар. Сможешь превращаться во что пожелаешь, слышать любой разговор, кроме разговора воды, а если умрешь — возвращаться к жизни. Ну, а теперь ступай, делай свое дело.

Вышел Койот из типи Создателя — от радости сам не свой. Пошел искать Людской Народ, дело свое пошел делать. Уж он-то им покажет, научит, как надо! С этого-то все людские злосчастья и начались…

Сейчас зима, я сижу в пустыне Сонора, штат Аризона, и размышляю о Койоте и его мешке, битком набитом плутовскими сказками. У ряда североамериканских индейских племен рассказывать сказки о Койоте в любое другое время года считается неуместным и даже опасным: во-первых, это неуважение к Койоту, а во-вторых, привлекать к себе его внимание, рассказывая о нем в неподобающее время — не к добру. Прямо за окном моего кабинета, в сухом русле ручья, частенько появляются дикие койоты — родичи легендарного трикстера. Эти прекрасные создания не поддаются приручению и вполне разумно опасаются людей. Здесь, на границе Тусона с пустыней, койоты — зрелище вполне обычное, но в последнее время они, похоже, появляются все чаще и чаще — привлеченные моим интересом к сказкам о них, скажут приверженцы традиций. И верно: одно дело — читать сказки о Койоте вдали от естественных мест его обитания, как я прочла их впервые годы назад, в Нью-Йорке, и совсем иное — читать их здесь, где по ночам койоты бродят прямо во дворе, издавая тот самый жутковатый клич, так удивительно похожий на смех.

Именно здесь, в пустыне Сонора, я действительно начала понимать, насколько тесно мифы связаны с географией стран их происхождения, насколько меняется устный рассказ, перенесенный на книжные страницы и разлученный с породившей его землей. Печатные версии сказок о Койоте слишком уж часто напоминают читателям из городов и пригородов простые детские небылицы: вот отчего у бобра плоский хвост, вот откуда взялись звезды на небе… В изустной же традиции сказки о Койоте примечательны сочетанием возмутительного (а порой и откровенно скабрезного) юмора с элементами необычайной глубины: священное и вульгарное в этих сказках крепко связаны воедино.

— Сказки эти смешны, — говорили мои друзья-навахо, — но при том сакральны и очень серьезны. Трикстер напоминает нам: не опускайтесь в мыслях до простой двойственности, добро может рождаться из зла и наоборот, хорошее и плохое не всегда разведены по противоположным полюсам.

Возможно, Койот — самый известный мифологический трикстер в Северной Америке, но популярных трикстеров в мифах и легендах всего света — великое множество. Они живут повсюду, от лесов северной Канады до джунглей Амазонки, от узких лесистых долин Британских островов до населенных призраками храмов Востока. Трикстеры — создания противоречивые. Они — обманщики, прохвосты, жулики, глупцы, фигляры, мошенники, распутники и воры, но также — культурные герои, чьи трюки могут и причинять великий вред и творить великое добро, чьи истории служат укреплению тех самых традиций, которые они выставляют на смех. Как отмечает фольклорист Кристофер Векси, говоря о западноафриканских трикстерах: «Ломая культурные шаблоны, трикстер помогает познавать их. Поступая безответственно, он помогает понять, что такое ответственность»^[4]. Роль трикстера — возмутитель спокойствия, игнорирующий общепринятые нормы, ломающий традиционные рамки и тем самым инициирующий перемены — возможно, к добру, возможно, к худу.

Трикстер может быть созидателем и разрушителем, хитроумным героем и коварным злодеем; чаще всего он — персонаж амбивалентный, то и дело перескакивающий от одного к другому. Нередко он изображается как существо, совершенно неспособное устоять перед своим же чрезмерным тщеславием и чудовищными аппетитами (к еде, сексу, авторитету, общественному признанию и т. д.), постоянно подстрекаемое ими к действию и никогда не унывающее в случае неудач. Как отмечает Роберт Д. Пелтон в «Трикстере в Западной Африке», трикстеры — «существа первопричин, пребывающие в сложных отношениях с Высшим Божеством; преобразователи, помогающие миру людей стать таким, каков он есть; вершители героических подвигов на благо людей; однако в изначальном облике и в некоторых более поздних формах они глупы, бесстыдны, смехотворно нелепы — но, тем не менее, непобедимы»^[5].

Впервые слово «трикстер» появилось в Оксфордском словаре английского языка в восемнадцатом столетии. Определение гласило: «тот, кто жульничает, обманывает». С девятнадцатого века и по сей день этот термин используется литературоведами и фольклористами для обозначения широкого спектра плутов, от «мудрых глупцов» из шекспировских пьес до проказливых пука ирландских сказаний. В ранние годы изучения фольклора ученые, собиравшие народные сказки в Африке, Азии и обеих Америках, нередко смягчали, приглаживали непристойный сортирный юмор традиционных сказок о трикстере, а то и вовсе исключали эти сказки из исследования, сочтя их слишком грубыми, пошлыми либо фривольными для публикации. Подобно им, и некоторые туземные рассказчики избегали рассказывать сказки о трикстере фольклористам и этнографам — либо ради того, чтобы избавить ученых от смущения, либо потому, что иностранцам не удавалось понять серьезности и глубины столь грубых и приземленных историй.

— Белагана [то есть, белому человеку], — объяснил мне сказитель-навахо, — трудно понять, как смешные сказки могут быть и священными сказаниями. Койот — пример того, что случится с тем, кто не может жить в согласии и заботиться о близких. Койот всегда голоден, всегда ленив, всегда за чужими женами охотится. Ни о ком не думает, кроме себя самого. Все делает не так, все у него как попало. Да, это смешно, но еще и поучительно.

Вычленить и описать трикстера как особый мифологический архетип помогли три очень важные, основополагающие работы, написанные в XX веке (хотя об определяющих его признаках ученые спорят по сей день). Это Hermes the Thief: The Evolution of a Myth Нормана О. Брауна (1947), The Trickster: A Study in American Indian Mythology Пола Радина (1956) и The Zande Trickster Э. Э. Эванс-Причарда (1967). Эти работы и вдохновленные ими публикации позволили фольклористам понять, насколько широко распространен архетип трикстера, и в должной мере оценить культурную значимость сказок о нем. Роберт Д. Пелтон вспоминает, что описание трикстера в рамках введения в историю религий в Чикагском университете привело его в подлинный восторг. «Безусловно, о средневековых глупцах, хасидских кроликах, мастерах дзен и обстановке в современных религиозных общинах я знал и до этого, и все это показывало, что комедия — один из ключевых аспектов любой серьезной, живой религии. Смех прорывается наружу даже из среды тех, кто живет в святости. Однако до знакомства с трикстером я не понимал, что многие так называемые «примитивные народы» с радостью славят сию деструктивную силу вместо того, чтобы подавлять ее, или вывести на ее основе какую-нибудь скучную теорию насчет социальной дезадаптации, комизма абсурдного или психологической ценности дуракаваляния. Более того: открывая смешное в самом сердце святого, эти люди, подобно множеству пророков и пройдох Фланнери О’Коннор, подчеркивают, что это открытие смешного наглядно демонстрирует подлинную суть повседневной жизни»^[6].

Некоторые сказки о трикстере шокирующе сексуальны, полны сортирного юмора и смакования всех тех вещей, что менее всего приветствуются в приличном обществе — грязи, экскрементов, громкого испускания газов, рвоты, чудовищных аппетитов и гипертрофированных частей тела вкупе с балаганным насилием в духе «Трех балбесов»^[7]. Карл Кереньи в своем классическом эссе о данном архетипе называет трикстера «персонификацией жизни тела»^[8]. Трикстер восторженно тычет булавкой во все претензии на аристократизм, во все попытки жить умом, а не плотью; он — существо телесное, им движут исключительно порывы и желания, он наделен всеми человеческими недостатками в самой крайней их степени… а также — нашим безграничным оптимизмом, и потому никаким поражениям, неудачам его не сломить. Психолог Карл Юнг видел в трикстере проявление теневой стороны культуры, воплощение всего подавленного и отвергнутого — ненасытного назойливого плута, живущего где-то внутри каждого из нас. Из-за этого внутреннего трикстера мы и восхищаемся его возмутительными выходками… а после, когда все его затеи терпят крах, его эго получает щелчок по носу и хаос приведен к порядку, будучи персонами нравственными, смакуем заслуженное им возмездие.

Писательница Мидори Снайдер отмечает: «Мы восхищаемся безграничной энергией трикстера, его отказом соблюдать общепринятые табу, его необузданными желаниями, потому что они отражают наши собственные желания в самом неприглядном, антиобщественном виде. Взгляните на дядюшку Томпа, тибетского трикстера, прикинувшегося женщиной ради того, чтоб соблазнить богача на брак. Как только свадебные подарки навьючены на спину лошади дядюшки Томпа, а вокруг собралась толпа, дабы пожелать “невесте” счастливого пути, дядюшка Томпа задирает юбки и, к немалому веселью толпы и невыносимому стыду жениха, выставляет напоказ свою истинную анатомию. От трикстера здесь больше, чем может показаться на первый взгляд — не спешите списывать его со счетов, как обычного озорника и дурачка. В трикстерском эпосе племени Виннебаго трикстер большую часть времени предается разврату и обжорству и сеет беды всюду, куда бы ни явился, но в заключительных эпизодах эпоса также странствует по земле как созидатель, творец культуры, расчищающий в мире природы место для людей. У южноафриканских койсанцев то же самое делает Богомол — созидает, упорядочивает, придает миру форму, пригодную для жизни человека. Даже Прометей в европейской мифологии — трикстер (когда крадет у богов огонь), и в то же время культурный герой (когда избавляет человечество от тьмы)»^[9].

Что интересно, и даже загадочно, подавляющее большинство персонажей-трикстеров принадлежит к мужскому полу. Отчего? Казалось бы, плутовство и вероломство присуще и тому и другому полу в равной мере. Конечно, женщины-трикстеры в фольклоре имеются — например, коварные и соблазнительные девы-лисы (кицунэ) Японии и Кореи, остроумная Баубо из элевсинских мифов Древней Греции, смышленая тетушка Нэнси из афро-американских сказок и Койотиха из некоторых сказаний индейских племен хопи и тева. Однако таких хитроумных женщин крайне мало, и их положение в культуре сильно уступает статусу соперников-мужчин. (Например, героем большей части сказок тех же хопи и тева является не Койотиха, а более привычный и популярный Койот.) В эссе «Трикстер и пол» Льюис Хайд пытается объяснить этот факт тремя возможными причинами: «Во-первых, все эти трикстеры могут принадлежать к мифологиям, порожденным патриархальным обществом, в котором и главные действующие лица, и даже их противники — как правило, мужчины. Во-вторых, может оказаться неверной сама постановка задачи: вполне возможно, ряд трикстеров-женщин попросту обойден вниманием. И, наконец, третье: многие сказки о трикстерах строятся на некоторой разнице между мужчиной и женщиной, и потому роль трикстера даже в условиях матриархата неизбежно должна принадлежать мужчине»^[10].

Трикстер — непревзойденный мастер перевоплощений и появляется в мифах и легендах всего мира во множестве обличий. Иногда он — бог, зверь, проказливый дух или другое сверхъестественное существо. Иногда — человек-простачок, мастер дзен, мусульманский мулла или черт, подстерегающий путника на перекрестке дорог. Но, как отмечает литературовед Хелен Локк: «…не всякий мошенник или антигерой по праву может быть отнесен к трикстерам. Проделки истинного трикстера ставят под сомнение самые фундаментальные представления о том, как устроен мир, и демонстрируют возможность изменить их (пусть чаще всего и с низменными целями)»^[11].

Один из классических трикстеров европейской мифологии — греческий бог Гермес, у римлян известный как Меркурий. Гермес — бог глашатаев, послов, торговли и прибыли, но также, в темной ипостаси — бог лжецов, игроков и воров. Незаконный сын Зевса от плеяды по имени Майя, Гермес не был рожден божеством, но сумел завоевать место среди Бессмертных благодаря своему обаянию, уму и хитрости. Первой его проделкой, совершенной еще во младенчестве, была кража пятидесяти священных коров у самого Аполлона. При этом, дабы замести следы, Гермес прибегает к хитроумным уловкам и затейливому нагромождению лжи. Взрослый Гермес изображается существом изворотливым, сластолюбивым и непредсказуемым, питающим слабость к озорникам, плутам и аферистам всех мастей. Кроме этого, Гермес — бог порогов и открытых дверей, бог странствующих и путешествующих. Он — Психопомп, проводник душ из царства живых в Потусторонний мир, один из немногих, способных невозбранно путешествовать из одного мира в другой. Метко названный Льюисом Хайдом «владыкой перепутий»^[12], он — бог, направляющий или сбивающий с пути человека, идущего из города в город или переходящего из одного состояния в другое.

Еще один классический трикстер — персонаж скандинавских мифов Локи, на счету которого множество хитроумных проделок, принесших богам Асгарда немало вреда и в то же время немало пользы. Происхождение Локи неясно: согласно одним источникам, он — дитя великанов, согласно другим — племянник самого Одина. Он — неисправимый лгун, интриган, вор и любитель розыгрышей, а вдобавок — оборотень, имеющий редкую способность менять пол. В ранних скандинавских сказаниях Локи изображается фигурой совершенно внеэтической, в нем смешаны воедино достоинства и недостатки. Деяния его то полезны, то вредны: его интриги могут навлечь на богов беду, а могут, наоборот, выручить их из беды. Однако в более поздних сказках он (под влиянием христианства) выглядит персонажем просто-таки сатанинским. Последняя его проказа зла: она приводит к гибели Бальдра, сына Одина. За это боги заточают Локи в пещеру, где он обречен оставаться, пока не начнется Рагнарек — тогда он вырвется на волю и поведет воинство зла на Асгард, в битву.

Эшу-Элегба — бог-трикстер западноафриканского народа йоруба, одно из четырех воинственных божеств, так называемых «ориша». Он — бог порогов и дорог, а также бог общения, бог-вестник: его обязанность — доносить до остальных ориша молитвы людей. Эшу — фигура сложная, многоплановая, играющая основную роль в космологии йоруба, посредник между миром людей и заповедным сверхъестественным царством. Эшу может быть благосклонным, а может и злым. Чаще всего он — и то и другое, и с наслаждением подшучивает как над людьми, так и над прочими богами. Он в значительной мере схож с Легбой — коварным, непредсказуемым трикстером западноафриканского народа фон. Подобно Эшу, Легба также ассоциируется с порогами, воротами, дорогами и путешественниками. В церемониях вуду Легба — «открыватель пути», организатор связи между мирами людей и духов, между мужчинами и женщинами, между разными поколениями, между живыми и мертвыми. Изображаемый древним старцем в лохмотьях, Легба бывает и добр, и жесток, и доверяться ему безоглядно нельзя.

На Гавайях и в Новой Зеландии обитает Мауи, великий полинезийский трикстер, известный и как создатель мира, и как озорник, всюду сующий свой нос. Наполовину бог, наполовину смертный, Мауи — брошенный сын богини, отказавшейся от него из-за человеческого происхождения отца. Маленький и уродливый, но обладающий невероятной физической силой и изощренным умом, Мауи остается в живых, растет, процветает и заявляет о своем праве на место среди богов. В сказках о его нелепых подвигах Мауи вылавливает со дна моря острова, поднимает над ними небесную твердь, заставляет солнце двигаться медленнее и приносит людям огонь. Однако все эти добрые дела он, как и положено трикстеру, совершает в результате неуемного стремления к исполнению собственных желаний. В конце концов его проделки так надоедают богам, что те сговариваются погубить выскочку-полубога, и Мауи погибает в попытке добыть для людей бессмертие. При этом кровь из его раны окрашивает креветку в красный цвет и образует цвета радуги.

Множество персонажей-трикстеров имеет облик зверей и птиц, иногда взаимодействующих с людьми, а иногда — только с другими зверями. К этой категории относится Койот — и зверь, и человек в одно и то же время. Сказки о нем бытуют у всех коренных американских народов, от Арктики до Мексики, а особенно — среди племен американского Юго-запада и Великих равнин. (Женская версия этого персонажа, Койотиха, встречается в Нью-Мексико и в Аризоне.) Как отмечают фольклористы Ричард Эрдос и Альфонсо Ортис, Койот «сочетает в себе святость и грех, широту натуры и пошлую мелочность, силу и слабость, радость и уныние, героизм и трусость — то есть, все составляющие человеческого характера… В качестве культурного героя Старина Койот создает землю, зверей и людей. Индейский Прометей, он дарит людям огонь и дневной свет. Он расставляет по местам солнце, луну и звезды. Он учит людей, как жить. В качестве трикстера он жаден, прожорлив и вороват»^[13].

Многие похождения Койота заканчиваются неудачей и нередко приводят его к гибели. Однако к началу новой сказки он, подобно неукротимому Хитрому Койоту из мультфильмов «Дорожный бегун», неизменно вновь на ногах, и, как всегда, самодоволен и дерзок.

Основной персонаж-трикстер сказок других индейских племен, в частности, алгонкиноязычных народов, населяющих лесные районы центральной и восточной части США — Заяц. Великий Заяц, известный как Нанабозо (или Манабозо, или Нанабуш) — персонаж сложный и яркий. В одних сказаниях он — культурный герой, создатель земли и человечества, добытчик огня и света, основатель различных искусств и ремесел, наставник, обучивший людей тайным магическим ритуалам. В других сказках он — шут, вор, потаскун и коварный хищник, амбивалентное, лишенное нравственного начала существо, пляшущее на тонкой грани между добром и злом.

Трикстеров в облике зайцев и кроликов можно найти в сказках половины мира, от Азии и Африки до живых изгородей Великобритании. Например, в сказках индийской «Панчатантры» Заяц превосходит умом и хитростью слона и льва, а в тибетских сказках он должен обвести вокруг пальца коварного разбойника-тигра. В Нигерии, Бенине и Сенегале также существуют сказания о хитром, лукавом Зайце — в равной мере плуте, сладострастнике, фигляре и культурном герое. На кораблях работорговцев африканские «заячьи» сказки добрались до Северной Америки, где, смешавшись с индейскими сказками (такими, как сказки индейцев-чероки о Кролике), эволюционировали в знаменитые негритянские истории о Братце Кролике и в сказки франкоговорящих креолов Луизианы о «Компэр Лапене». На Британских островах Заяц — хитроумный трикстер, тесно связанный с эльфами, феями, ведьмами и богиней весны. К тому же, он — оборотень и вестник, гонец, странствующий между царством богов, царством мертвых и царством фей под холмом.

Паучок Ананси — трикстер, чьи похождения известны во многих частях Африки и Вест-Индии и далеко за их пределами. Обычно сказки о нем смешны, а сам Ананси выступает в роли антигероя — нарушает законы и табу, насмехается над святым, строит козни, плетет интриги, обманывает и жульничает, чтобы добиться своего. Ананси славится ленью, жадностью, спесью, тщеславием и невежеством, но в то же время очень и очень смышлен и, как правило, обводит вокруг пальца всех вокруг. Еще одного трикстера-паука можно встретить в сказках сиуанских племен лакота и дакота, живущих на американском Среднем Западе. Иктоми — создание маленькое, но могущественное, злокозненное, проказливое, и, подобно всем трикстерам индейских сказок, одновременно комическое и сакральное. Это он, Иктоми, создал время, пространство и язык, и дал всем зверям имена, но он же — вор, обжора, распутник и «прадед всякой лжи». Подобно Койоту, Иктоми — оборотень, способный превращаться в красавца-юношу; он обладает «любовным колдовством» великой силы, что привело к падению множество юных девиц. В этом отношении Иктоми напоминает Кокопелли, еще одного персонажа-трикстера, встречающегося на американском Юго-западе. Кокопелли — горбатый флейтист, бродящий по каньонам с волшебным мешком на спине, известный шутник и соблазнитель женщин.

Основной персонаж-трикстер из сказок многих племен Северного побережья Тихого океана — Ворон, существо, согласно некоторым древним легендам, родившееся из первозданной тьмы. Ворона чтят как создателя мира, боятся как сеятеля хаоса и раздоров, смеются над ним, как над шутом и глупцом, а порой сказки о нем причудливы, фантасмагоричны, насквозь пронизаны волшебством. Кроме этого, в сказках многих племенных групп Северной Америки можно встретить таких персонажей-трикстеров, как Лис, Норка, Голубая Сойка, Ворона, и многих других, не считая тех трикстеров, что являются, скорее, не животными, а сверхъестественными существами — например, Старика Напи черноногих, Человека-Скелета хопи, Вихо северных чейеннов и Виски Джека (Визакедьяка) племени кри.

Среди других зверей-трикстеров всего мира очень известен китайский царь обезьян Сунь Укун. Этот волшебник, оборотень, неисправимый озорник и закоренелый сеятель хаоса сумел вывести из себя самого Будду, который и заточил его за очередную проказу под горой Пяти Стихий. Владыка Хануман, обезьяноподобное индийское божество, благодаря звериному облику и проказливому нраву тоже порой считается трикстером, однако аморальности, обычно присущей архетипу трикстера, не проявляет: он — персонаж храбрый и благородный, герой и преданный друг бога Рамы.

В японских, корейских и китайских сказках роль трикстера нередко отводится лисам. Лисы-трикстеры искусно меняют облик, а столкновения с ними, как правило, опасны. Они могут принадлежать и к мужскому и к женскому полу, быть и молодыми и старыми, и прекрасными и устрашающими на вид. Лисы-трикстеры китайских легенд обретают магическую силу одним из двух способов: долгими годами прилежной учебы (после чего получают в награду способность превращаться в человека), либо притворившись мужчиной или женщиной, соблазнив человека противоположного пола и вытянув из него жизненные силы. Принимая человеческий облик, лисицы-кицунэ выходят замуж за ничего не подозревающего смертного и прибегают к затейливым трюкам, иллюзиям и лжи, дабы скрыть истину. Обычно подобные сказки кончаются трагедией, смертью мужа или жены, но иногда переход из волшебного мира в мир людей проходит успешно, и в этих случаях семья процветает, а дети в ней рождаются необычайно сильными, нередко — обладающими сверхчеловеческими способностями. В качестве довольно злого, своенравного трикстера встречается лис и в европейской фольклорной традиции, где он известен под именами Ренара, Рейнеке или мистера Лиса. Появляясь в обличье юноши с рыжими, точно лисья шкура, волосами, этот миловидный, сладкоречивый прохвост обманом склоняет девушек к браку, чтобы затем убить их и съесть. В средневековом европейском «Романе о Лисе» лис-трикстер — сатирический персонаж, жадный пронырливый плут, дурачащий и крестьян, и дворян без разбору.

Подобен Лису и Кот в Сапогах — один из самых любимых персонажей волшебных сказок, создание тщеславное и глупое, но достаточно хитрое, чтобы добыть хозяину замок и принцессу в жены. Если же мы обратим взор на духов, эльфов и фей, какими они изображаются в европейском фольклоре, то отыщем немало черт архетипа трикстера и в их макияже. Обличий у них немало, однако многих из них можно описать как созданий озорных, хитроумных, коварных, изобретательных, аморальных и непредсказуемых, любителей шуток, иллюзий, обмана, всегда готовых обвести смертного вокруг пальца. Именно к этому типу относится Пак — обаятельный, в высшей степени вероломный, лучше всего известный своими проказами в шекспировской пьесе «Сон в летнюю ночь». Пак, он же — Робин Добрый Малый, в родстве с пуками из валлийских легенд, а также со сверхъестественными существами, называемыми в Норвегии «пухье», в Швеции — «пуче», а в Литве — «пукис», импульсивными, непостоянными созданиями, чьи шутки могут быть и очаровательными, и очень жестокими.

Кроме этого, сказки всего мира изобилуют трикстерами-людьми — «мудрыми глупцами» и «хитроумными простаками», пробивающими себе путь в жизни при помощи сочетания смекалки с наивностью и везением. Именно о таком герое повествуют сказки о Джеке, бытующие в Великобритании и в Аппалачах, и европейские сказки о Тиле Уленшпигеле, рассказываемые в Германии, в Нидерландах и среди пенсильванских голландцев. Чаще всего герой таких сказок — крестьянин, лукавством одерживающий верх над представителями и представительницами высших классов. Высокое принижается, низкое возвышается, общественные нормы переворачиваются вверх дном. Маленький человек побеждает — не потому, что добродетелен, но оттого, что смекалист и хитер.

Имеются трикстеры и в религиозных народных сказках, повествующих о любящих загадки христианских святых, смышленых хасидских кроликах и хитроумных мусульманских муллах. Тибетские сказки о «Безумной Мудрости» представляют собою комические поучительные истории о дзен-буддистских ламах, полагающих, что смех, дурачество и своеволие помогают достичь мудрости. «В Тибете живет уникальная гностическая традиция, произошедшая от просвещенных мастеров йоги и “Божьих безумцев” древней Индии, — объясняет лама Сурья Дас. — Вдохновенные носители “Безумной Мудрости” были святыми глупцами, отринувшими умозрительную метафизику и общепринятые религиозные обряды… Они исповедовали безусловную свободу, прозрение через боговдохновенную глупость… предпочитали славить изначальную свободу и святость естественного бытия, не цепляясь за внешнюю религиозную обрядность и общественную мораль. Озорные чудачества этих неугомонных духовных трикстеров были призваны освободить окружающих от заблуждений, социальных тормозов, ханжества, самодовольства — короче говоря, от всевозможных оков, выкованных человеческим разумом»^[14].

Во многих духовных традициях американских индейцев шутам и прочим своевольным персонажам отводится особая роль — причем в самых священных ритуалах. Задача шутов — вести себя разнузданно, скандально, возмутительно; при этом считается, что некоторые церемонии просто не могут начаться, как подобает, пока кто-нибудь не засмеется. От архетипа трикстера ведут род все шуты — и духовные, и мирские, и комедианты, и паяцы, и средневековые придворные дурачки, и маски комедии дель арте, и строптивые Панч и Джуди бродячих кукольников. Несуразное поведение всех этих персонажей помогает им преодолеть социальные границы и осмеять, вышутить статус-кво, нередко высказывая под видом дурачества и шутки очень и очень серьезные мысли.

В честь трикстера существуют праздники, позволяющие его мятежному грешному духу развернуться во всю ширь, хотя бы всего на несколько дней в год. Таков уходящий корнями к римским сатурналиям средневековый христианский Праздник дураков, буйное веселье, в течение коего переворачивались с ног на голову все обычные социальные нормы. Мужчины переодевались женщинами, крестьяне — священниками, в церкви плясали и играли в кости, а после шли гурьбой по улицам, горланя непристойные песни — словом, на один день в году позволяли себе выпустить пар, дабы затем целый год вести добропорядочную жизнь. Той же цели в католических странах служили карнавалы перед нелегкими тощими днями Великого поста. Карнавал тоже ведет происхождение от языческих ритуальных празднеств в день зимнего солнцестояния, в которых смех и веселье не только помогали ослабить общественную напряженность, но и имели священный смысл. Вот как описывает журналист Алан Вайсман карнавал в небольшой испанской деревне в 1993 году:

«В это время, на несколько часов каждый год, власть переходит в руки народа. Могущество, сосредоточенное в масках, надетых сынами бушующей деревни, раззадоривает толпу сильнее и сильнее. Прячьтесь, поп и политик, иначе не миновать вам трепки, ругани и насмешек: мир перевернут вверх дном и будет сотрясаться, пока установленный порядок не затрещит по всем швам. Все можно, все позволено. Люди превращаются в зверей, мужчины становятся женщинами, пеон-поденщик ходит королем. Общественное положение не стоит ни гроша, приличия отброшены, богохульства не порицаются. В соседних деревнях серьезные, солидные люди обливают друг друга водой, в Лаза — швыряются вывалянными в грязи тряпками. Вот в грязь низвергнуты все до одного. Теперь в дело идут мешки с золой, мукой и кишащим рыжими и черными муравьями навозом — эти ценятся превыше всего. Буйство усиливается, воздух наполняется едкой, пахучей пылью, все сплошь перемазаны чистой, беспримесной квинтэссенцией самой земли. Мужчины и женщины швыряют друг друга наземь, катаются посреди улицы. При некотором везении все это потрясет само небо, встряхнет, пробудит ото сна новое время года. День вновь начнет набирать силу, возвращать себе часы, украденные ночью, все зазеленеет, зацветет, очнувшись от спячки, весна отодвинет в сторону зиму, и что было мертвым, будет жить вновь»^[15].

Трикстер жив и здравствует и сегодня, в двадцать первом столетии. Бесконечно адаптивный, он появляется перед нами в образе эстрадного комика, шок-жокея на радио, шута-хопи, вгоняющего в краску туристов, мутипликационного кролика с морковкой в зубах, крадущегося сквозь кусты койота… Современные сказочники придают традиционным мифам о трикстере новые повороты. Используя старые сказки вместо трамплина, они создают новые истории о трикстерах наших времен. Трикстера можно застать за привычным делом в таких талантливых произведениях, как «Покинутые небеса» Чарльза де Линта, «Сыновья Ананси» Нила Геймана, Tripmaster Monkey^[16] Максин Хонг Кингстон, The Tricksters Маргарет Махи, The Remarkable Journey of Prince Jen Ллойда Александера, Coyote Blue Кристофера Мура, Bone Game Луи Оуэнса, Hannah’s Garden Мидори Снайдер, Quiver Стефани Спиннер, A Rumor of Gems Эллен Стейбер, Chancers Джеральда Визенора, и во многих других. (Более пространный список современной литературы о трикстерах можно найти в конце книги, в разделе «Еще на ту же тему».)

Женщины-трикстеры долгое время держались в тени, затмеваемые трикстерами мужского пола, но ныне и их число в фантастике и прочих видах сказок — от телевизионных комедий до музыкальных клипов и детских книжек с картинками — растет день ото дня. По-моему, это значит, что в сути архетипа трикстера нет ничего исключительно мужского: обманщик и глупец, созидатель и разрушитель может относиться к любому полу. Просто в обществе, где женщины и девушки пользуются достаточной независимостью и личной свободой, трикстер имеет к их жизни куда большее отношение. В конце концов, трикстер — не что иное, как мифическое воплощение полной Свободы Духа, и вовсе не желает быть связанным нормами, традициями и ожиданиями общества. А заодно демонстрирует, каким созидательным и разрушительным потенциалом обладает эта свобода. Все мы — и мужчины, и женщины — можем извлечь из этого полезный урок, ведь каждый из нас — хоть чуточку трикстер.

«У каждой группы есть свои границы, — отмечает Льюис Хайд, — понимание, что внутри, а что вовне, и трикстер всегда здесь, у городских ворот или у врат жизни, следит, чтоб взаимообмен не прекращался. Не оставляет он без внимания и внутренние границы, определяющие социальную жизнь в группе. Мы постоянно разграничиваем, проводим черту — между добром и злом, святым и низменным, чистотой и грязью, мужчиной и женщиной, старыми и молодыми, живыми и мертвыми, и в каждом из этих случаев трикстер непременно переступит черту и спутает разграничение. Таким образом, трикстер — изобретательный идиот, мудрый глупец, седовласый младенец, мужчина в женском платье, изрекатель священных кощунств… Трикстер — мифическое воплощение неясности и амбивалентности, двоедушия и двуличия, противоречия и парадокса»^[17].

Мужчина он или женщина, зверь или человек, вор или герой, злодей или шут, роль трикстера — в том, чтобы сбежать из любого ящика, в какой его ни помести. Как только нам думается, будто мы поняли, кто он таков, трикстер превращается в нечто иное, издевательски ухмыляется и бросает нам конец веревки, ведущей неизвестно куда, готовясь к новой проделке. Авторы, чьи произведения собраны в этой книге, исследовали некоторые из множества форм, которые может принимать архетип трикстера (и даже придумали несколько новых), и перед каждым из них я снимаю шляпу: их рассказы просто чудесны. Но, если хотите познакомиться с трикстером как следует, не останавливайтесь на нашей антологии, почитайте великолепные мифы о трикстере, дошедшие до нас сквозь столетия. А если выпадет шанс, прогуляйтесь как-нибудь ночью по аризонской пустыне, когда в небо поднимется полная луна. Вы непременно услышите хохот койотов… и трикстер окажется прямо у вас за спиной.

Садитесь же, налейте себе кофе, да слушайте внимательно. Вот вам еще одна сказка о Койоте. Гулял он как-то по берегу вон того озера — да-да, этого самого, возле дома моего дядюшки. Устал Койот, проголодался, да и мешок его тяжел. Вдруг видит — гуси! Остановился Койот, а тяжелый мешок на землю опустил.

— Койот, а Койот, — говорят гуси, — что у тебя в этом большом старом тяжелом мешке?

— Песни, — отвечает Койот.

— Койот, — удивляются гуси, — где же ты раздобыл столько песен?

Выпятил Койот грудь, напыжился, ухмыльнулся гусям во всю зубастую пасть и говорит:

— Я прозорлив, — говорит, — и мне открыто многое, а еще являются мне яркие видения. Вот потому и песен у меня целый мешок.

— Окей, ну так давай же устроим большой танец!

Замотал Старик Койот башкой.

— Нет, — говорит, — все это очень сильные песни. С ними, знаете, шутки плохи. Если уж хотите танцевать, придется вам танцевать в точности как я велю.

— Ладно, окей, — согласились гуси.

Принялись они вытаптывать траву вон там, на озерном берегу. Много места для танцев приготовили. Вытащил Койот свои колотушки для танцев.

— Теперь, — говорит, — все закройте глаза. В этих песнях — колдовство большой силы. Если откроешь глаза, очень худо будет.

Закрыли гуси глаза и пустились в пляс.

— Глаз не открывайте, — приговаривает Койот, да вдруг как ударит одного из гусей колотушками!

— Стойте, — кричит, — погодите! Видали? Вот этот вот гусь открыл глаза, и теперь он мертв! Вы уж лучше глаз не открывайте!

Снова гуси пустились в пляс.

Койот схватил другого гуся, да как начнет душить! Закрякал гусь, загоготал, а Койот говорит:

— Верно, друзья мои, правильно, пойте как можно громче!

Но один из гусей, самый старый, осмелился самую чуточку приоткрыть глаз и увидел, что происходит.

— Бегите, братцы! — кричит. — Спасайтесь!

Взлетели гуси, кинулись наутек. Однако Старик Койот набил живот до отвала.

— Эх, — говорит, — ну и здорово же я придумал!

И дальше своей дорогой двинулся.

Терри Виндлинг

Примечания

3

Introduction copyright © Terri Windling, 2007.

4

“The Exception Who Proves the Rules: Ananse the Akan Trickster” by Christopher Vecsey, published in Mythical Trickster Figures, edited by Hynes and Doty (University of Alabama Press, 1997).

5

The Trickster in West Africa: A Study of Mythic Irony and Sacred Delight by Robert D. Pelton (University of California Press, 1980).

6

“West African Tricksters: Web of Purpose, Dance of Delight” by Robert D. Pelton, published in Mythical Trickster Figures, edited by Hynes and Doty (University of Alabama Press, 1997).

7

«Три балбеса» (англ. The Three Stooges) — знаменитое американское комедийно-водевильное трио, активное с 1922 по 1970 годы (за это время в составе побывало 6 разных актеров). Снялось в 220 фильмах, главным образом — короткометражных. В 2012 году вышел полнометражный перезапуск фильма братьев Фарелли. — Примеч. ред.

8

“The Trickster in Relation to Greek Mythology” by Karl Kerényi, published in The Trickster, edited by Paul Radin (Bell Publishing, 1956).

9

Trickster Makes This World: Mischief, Myth, and Art by Lewis Hyde (Farrar, Straus & Giroux, 1998).

10

Там же.

11

“Transformations of the Trickster” by Helen Lock, published online in The Southern Cross Review, 2002, http://www.southerncrossreview.org/18/trickster.htm.

12

Trickster Makes This World: Mischief, Myth, and Art.

13

American Indian Trickster Tales, by Alfonso Ortiz and Richard Erdoes (Viking, 1998).

14

“Crazy Wisdom and Tibetan Teaching Tales Told by Lamas” by Lama Surya Das, http://web.archive.org/web/20011025185750/ http://www.netcontrol.net/themata-new/255002/

15

“The Sacred and Profane of Spanish Carnaval” by Alan Weisman, published in the Los Angeles Times Magazine, April 11, 1993. The article can be found online at: http://www.endicott-studio.com/rdrm/rrcarnaval.html.

16

Здесь и далее в биобиблиографических справках для удобства русского читателя произведения, переведенные на русский язык, приводятся в версии официально опубликованного перевода, все прочие — на языке оригинала. — Примеч. ред.

17

From Trickster Makes This World: Mischief, Myth, and Art.