Глава 2
Скиф потягивал вино и поглядывал на Люсю.
Заведение было тихое, консервативное, чем удивило девушку. Она ожидала чего-то бурного — слета металлистов, тусовки байкеров, засилье любителей пива, на крайний случай. Влад изумил ее и в этом — привел почти в аристократический ресторан, где цены под потолок с лепниной, наверное, именно за нее. Это смущало, учитывая, что заплатить обещалась она. Но Скиф успокоил:
— Посидим немного, примем по минимуму и двинем к Зотову.
— Куда?
— Студия. Зотов известный художник.
— Ты увлекаешься живописью? — Скиф явно полон тайн и загадок!
— Нет, — хмыкнул. — Я увлекаюсь искусством. У Павла собираются люди.
— Ты говоришь, словно в других местах собираются свиньи.
— Не исключаю. Скиф облокотился на стол, качнувшись к девушке:
— А ты бы хотела куда-нибудь травки покурить, оттянуться с ломкой, хеви-металл и де труа до утра?
Люся скорчила рожицу:
— За кого ты меня держишь?
— А чего тогда ко мне прилипла?
— Ты интересный, симпатичный…
— Вызывающий…
— Не скучный! — улыбнулась. — Неординарный. В тебе есть харизма. Чувствуется, что ты хозяин своей жизни.
— А ты — нет?
— Пока не совсем. Вот отучусь, начну зарабатывать сама, буду хозяйкой себе. А пока маман с папан выдают чаевые, много воли не получишь. Фигово от предков зависеть.
— Иди работать.
— Кем? — пожала плечиками. — Рекламки у метро раздавать, дворы мести?
Скиф отвернулся: зачем он согласился с девушкой прогулять занятия? А впрочем, чем лучше сохнуть на парах, слушая заумь Веретенникова?
— А ты что хочешь от жизни? Куда потом пойдешь, кем?
— Работать пойду, — отрезал.
— Семья? Женишься?
— Так далеко не заглядывал.
— Не любил, — поняла свое и высказала с томно — заумным видом. Скиф ожег ее взглядом, губы скривились в желчной насмешке:
— Любил — не любил. Ты принцесса, чем голову себе забила? Ты думаешь, мужики любят? Они пользуют, они ищут выгоду и приемлемую телку для своих нужд. Это как сходить в сортир. Кому приспичило тот и за кустом отольет, а посдержаннее сортир ищут красивый, чтоб со всеми удобствами.
Люся даже побледнела от его грубой прямолинейности, поморщилась:
— Что за скотство.
— Правда жизни, дура. Ты что думаешь, самая умная, самая красивая, поэтому мужики от тебя с ума сходить должны и розы под ноги стелить? Розы с шипами, детка. Хорошо даешь, приметный интерфейс, нормальные манеры, покладистый характер, по дому и хозяйству можешь — тогда есть шанс, а так… Ну, фигурка у тебя ничего, — смерил ее взглядом. — С мозгами хуже, но смазливая мордочка компенсирует, главное рот не открывай, чтобы ум во фразах наружу не лез. Родители у тебя кто?
Люся хлопала ресницами и морщила носик, соображая оскорбиться и послать Скифа нафиг или еще потерпеть, понять с чего он завелся. Может специально провоцирует? Зачем?
— Врачи.
— Врачи? Здорово, — хмыкнул. — В частных клиниках?
— Даа.
— Супер. Стоматологи, гинекологи?
— Неет.
Люся решительно не понимала, причем тут ее родители.
— Тогда на хрена ты мне сдалась? Что твои родители могут, что можешь ты? Кто ты? Удобный сортир с красивым интерьером? Таких валом.
Люся покраснела до корней волос и не выдержала, поднялась, резко оттолкнув чашку с недопитым кофе. И вылетела из ресторанчика.
Скиф не шевельнулся.
«Беги, дура, беги пока не поздно», — посмотрел ей в спину.
Допил вино, кинул деньги и направился в тир.
Стрельба затянула его давно, как табак. Две, а то и три пачки сигарет в день и расстрел мишеней — сутки прошли не зря.
— Поразительные успехи, — усмехнулся молодой мужчина в тире, выдавая очередную порцию пулек. — У тебя талант. А помнишь, как палил в белый свет, как в копеечку?
Парень смерил его презрительным взглядом и расстрелял мишени, попав в десятку на каждой.
— Я же говорю — талант.
— Еще тридцать — подал деньги.
Мужчина отсчитал пульки и подвинул к Скифу, взглянув с насмешкой:
— Меня Павел зовут.
— Санта-Клаус, — буркнул недобро: не вяжись дядя.
— Ничего, — хохотнул. — Подходит.
— Отвянь.
— Что так немилостиво?
Парень расстрелял мишени и вновь протянул деньги:
— Еще тридцать.
— Что-то кроме оружия вообще интересует?
— Нет, — отрезал.
Расстрелял следующую партию, положил винтовку и хотел уже уйти, как мужчина остановил:
— Подожди, предложение есть по твоему интересу. Как на счет пострелять из настоящего оружия?
Скиф хмуро уставилась на него:
— Страйкболл?
— Баловство.
— Охота?
— Пейнтболл. Мы с ребятами собираемся, отдыхаем…
— Один хрен, — скривился.
— Ну, не скажи. Подгребай в Сестрорецк в субботу к обеду, за мостом на повороте на приморское шоссе подхватим. Можно и из города. Где удобнее?
— Я не сказал «да», — отложил ружье и вышел.
Скиф доплелся до скамейки, плюхнулся.
Сколько будет помниться тот день?
Взгляд ушел в сторону деревьев, уже почти голых, потерявших свою листву, и четко вспомнились кустики у моста, покрытые молодыми, зелеными листиками, туман, что стелился над водой, песок, трава и джип. И киллер…
И тряхнул волосами: нафига думать об этом? Когда паршиво на душе нужно избегать плохих мыслей, воспоминаний иначе останется лишь один путь — на тот свет.
Впрочем, если ли разница? Он давно там. Мир перевернулся. Давно.
С некоторых пор Скиф был уверен, что этот мир — ад, а тот, возможно, рай. А смерть не так страшна, как жизнь, по — своему она даже красива. Более красива, мудра и справедлива, чем жизнь.
Парень поднялся и пошел к Зотову. Там его знали, там к нему относились как к своему.
Сашка Пелегин пил пиво, обнимаясь с очередной девицей, двадцатой за те двадцать раз, что Влад его видел. Неизменной у Сани была только бандана и улыбка.
— Привет, Скиф, — обменялись хлопками ладоней и парень тут же получил банку «туборга». — Опять с занятий слинял? Чудак ты, человек, тебе диплом нужен.
— Не угадал — отцу.
— Отец за тебя жизнь не проживет. Самому нужно что-то думать. Подошедший Павел просто пожал парню руку и кивнул:
— Пошли, покажу новое.
— Закончил? — вскочил Скиф.
— Сегодня, — улыбнулся благодушно Зотов и подвел к стойке с картиной.
На холсте цвела весна улыбкой прекрасной женщины утопающей в разных цветах. Что говорить, картины Зотова иначе, чем шедеврами Скиф назвать не мог.
— Любишь ты баб, — заметил тихо, даже забыв про пиво в руке.
Павел странно посмотрел на него:
— А ты не любишь. Шовинист.
— Бывают другие?
— Знаешь, Скиф, — обнял Влада за плечо Павел, разглядывая свое творение. — Мы все в какой-то степени шовинисты, но в крайности вдаваться не стоит. Женщины прекрасны — их нужно любить, как воплощение красоты самой жизни. Мы без них, как дети без родителей, как земля без травы, как…
— Ты конечно мастер, Павел, без всяких «но». Однако, с красотами жизни я бы поспорил. Они только в твоих картинах.
— Заведи себе подружку, — посоветовал мужчина, внимательно посмотрев на парня, и пошел к друзьям — Гоше и Киру, вечно подвыпивших и веселых, с массой прожектов в голове. Братья махнули руками, приветствуя Скифа и, о чем-то начали втирать Зотову.
Влад закурил, продолжая рассматривать картину.
— Гений, правда? — заметил Сашка, подойдя неслышно. Скиф дрогнул и кивнул.
— А ты Катерине понравился, — усмехнулся мужчина. — Познакомить?
— Думаешь, даст?
Пелегин засмеялся:
— Смотря, как просить станешь.
Влад отвернулся — взгляд опять приковала изображенная женщина в цветах. Она была иллюзией, а слова Сани Пелегина — реальностью. Зотов воплощал в жизнь свою мечту даже не о женщине — о себе и своем отношении к ней, а в жизни все было просто, пошло и совсем некрасиво, зато честно — как у Пелегина.
Этот мир мужской и правят в нем мужчины, и живут в нем мужские правила. И мир не волнует, понял ли ты это, принял или нет. Поэтому лучше побыстрее понять и принять, иначе сомнет.
— Тоже художником стать? — протянул Скиф.
Пелегин вовсе заржал, обнял парня за плечи и повел к дивану к Катерине:
— Из тебя художник, как из меня сапожник. Не смеши мои усы! Не, старик, без обид. Не кормит это ремесло. Предлагаю спокойный и финансово благоприятный вариант — иди к нам, поставлю на аэрографию, будешь прилично получать, не надо в технаре своем маяться.
— Опоздал, уже. Андрон взял.
Лицо Сани вытянулось от разочарования:
— Во, паразит! Умыкнул! Давно к нему подался?
— Вторая неделя, как пашу.
— Нравится? Небось, зажимает?
— Нет, все отлично. Я доволен.
— Граффити тоже можешь? ― припала к плечу Пелегина Катерина, а взглядом так и ела стройного юнца со смазливой мордашкой, столь нежной, что не смотри ему в глаза, в которых век прожженного старика, показался бы Скиф вовсе мальчишкой.
Влад улыбнулся ей, хитро и понимающе щуря глаз.
— Котик, что там Зотов с братьями — чудаками задумал. Послушай, а? — посоветовала смыться своему бой-френду Катя. Тот смекнул. Одарил насмешливым взглядом Скифа и подругу, и пошел к мужчинам, а девушка подсела ближе к парню, провела ладонью по ноге от ботинка, что он устроил на столе, до бедра, потянула за цепь на ремне:
— Целоваться-то умеешь?
— А ты? — вытащил сигареты, подкурил и подал ей, себе взял другую.
— Обижаешь, — улыбнулась томно и многообещающе, коготки чуть впились в бедро, намекая, что можно на практике узнать, то, что пока на словах обсуждается.
Скиф заинтересованно оглядел девушку, обнял за плечо и с удовольствием затянулся:
— Сколько берешь?
— А ты наглец! — хохотнула Катерина, чуть отстранившись. — Зелень, а язык как у гадюки.
— Цена вопроса.
— Я не проститутка.
— Да? — взгляд парня не верил, и девушка посерьезнела.
— С такими манерами, малыш, ты себе подругу не найдешь, — поднялась и направилась к Пелегину, мигом потеряв интерес к юнцу.
Скиф сплюнул в сторону и глотнул пива:
— Охренеть, как расстроен!..
Домой Скиф явился глубокой ночью, вдоволь прошатавшись по улицам. Прошел в свою комнату и рухнул на диван прямо в куртке и ботинках.
Отец, услышав, что сын вернулся, включил в комнате свет и застыл у дверей, осуждающе глядя на него. Влад не реагировал — лежал и смотрел не мигая в потолок.
Мужчина потоптался и молча выключил свет, ушел к себе.
Макс проснулся не столько от звонка, сколько от поскуливания Макса в ухо: подъем, хозяин!
Что за черт? Два часа ночи! — глянул на дисплей, но вызов принял.
— Срок, — услышал и мигом проснулся.
Минута раздумий и мозг выдал нужный вариант ответа:
— Завтра в одиннадцать при съезде с КАДА на Мурманку.
— Одиннадцать вечера. Я тебя найду.
— Чтоб больше не встречаться.
В трубку хмыкнули и раздался гудок, потом повисла тишина. Все что нужно — сказано.
Взгляд мужчины упал на фото на стене — он и Том.
— Ну, вот и все, «братишка», — то ли сказал, то ли прошипел.
Кинул трубку на тумбочку и опять залез под одеяло.
На следующий день, ровно в одиннадцать вечера, перед его машиной остановилась потрепанная «лада». Максим не сразу сообразил, что она по его душу. Но водитель посигналил фарами и мужчина оставил свое удивление при себе. Вылез нехотя из прогретого салона на промозглый, пропитанный осенним дождем воздух, прошел к машине и сел рядом с водителем. Выставил кейс. Водитель открыл его, глянул на ровно разложенные пачки денег, захлопнул и переложил на заднее сиденье.
— До свидания не говорю. Ни к чему оно, свидание.
— Это точно, — сухо, в тон мужчине подтвердил Макс и вылез.
«Лада» плавно тронулась, унося последнюю дань. Теперь Максим свободен — ченч есть ченч и он уплачен. Он отмыл Кону деньги, а тот выполнил его заказ. Точка поставлена — разошлись. И так хотелось бы сказать — теперь я счастлив, да только язык не поворачивался.
Взгляд прошелся по темному, наглухо затянутому тучами небу: если там Бог? Если есть, наверное, должен понять, что выхода у Макса не было.
— Забыли, — приказал себе, вычеркивая прошлое. Прошло.
Поправил перчатки и залез в свое авто.
