Подкаст бывших

Рейчел Линн Соломон, 2021

«Подкаст бывших» – легкий и остроумный современный ромком с элементами производственного романа, рассчитанный на девушек, которые ищут не прекрасного принца, а человека, которого можно было бы назвать «своим», без ущерба для собственного «я» и карьеры. Шай Голдстайн – успешная продюсер на радио и обожает свою работу. Но на станции появляется Доминик Юн, недавний выпускник престижного университета, убежденный, что знает об индустрии все. Их взгляды, мягко говоря, расходятся, и их ежедневные пикировки привлекают внимание шефа. Когда едва держащейся на плаву радиостанции требуется новое шоу, Доминик и Шай делают предложение от которого невозможно отказаться. Им придется стать соведущими. Им придется выдумать историю отношений. Им придется притвориться бывшими и давать советы слушателям в прямом эфире. Но похоже, они так хороши в своих ролях, что «подкаст бывших» может превратиться в «подкаст будущих»… В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

5

Я провожу кисточкой по холсту и скептически перевожу взгляд с фотографии яблоневого сада на собственную живописную версию. Пара красных клякс, пара зеленых. Прямо скажем, не шедевр.

— А потом он, по сути, дал вам понять, что вы потеряете работу, если не станете ведущими? — спрашивает Амина, окуная кисточку в зеленую краску.

— Да. Жесть, правда?

Она низко присвистывает.

— Не просто жесть, а граничит с нарушением закона. Я должна обсудить это с друзьями из отдела кадров.

Мы на «Залейся краской» — ежемесячном вечере рисования в местном винном баре. Мы уже давно ходим сюда после работы, чтобы расслабиться, но у Амины получается гораздо лучше — я же, наоборот, увеличиваю уровень стресса. Парочка посредственных пейзажей с деревьями все-таки заняла место в комнате для гостей. Но кто ко мне приедет? Почему у меня вообще есть гостевая комната? Все, кого я знаю, живут в Сиэтле, но я просто не смогла придумать, что мне делать с третьей спальней.

— Все не совсем так, — настаиваю я. — Просто он правда волнуется за станцию. Но это в любом случае не важно, потому что Доминик отказался участвовать. — А это значит, что если он не передумает в течение десяти дней, то мы оба останемся без работы.

— Отстой. Мне очень жаль.

Я еще не успела по-настоящему осознать, что нас ждут сокращения. С момента встречи с Кентом прошло всего несколько часов, и я, наверное, еще цепляюсь за «Экс-просвет» как за спасательный круг. Мой шанс выйти в эфир и заняться чем-то новым, волнующим и принципиально незнакомым — в руках человека, который ясно дал понять, что не слишком-то меня жалует. И это чувство взаимно, но я бы перетерпела, если бы мне дали собственную передачу.

— Я тебя знаю, — продолжает Амина. — Ты ведь очень хочешь эту работу, да?

— Очень, очень хочу. — Я вздыхаю и окунаю кисточку в воду, а затем опускаю в голубую краску. Небо — уж его-то я, блядь, как-нибудь нарисую. И только когда я провожу кисточкой по холсту, я понимаю, что рубашка, которую сегодня надел Доминик, была того же цвета. — Это глупо, я понимаю. Я уже прикинула темы отдельных выпусков, а затем по дороге сюда начала думать о логотипе… но все это не имеет смысла.

— Эй. Это не глупо. — Она прикусывает нижнюю губу. — Но чисто гипотетически ты бы врала, верно? Разве это немного… не по-журналистски?

Я пользуюсь оправданием Кента:

— Это сторителлинг. Мы в каком-то смысле будем разыгрывать представление. Многие ведущие меняют свой характер в эфире. Никто не ведет себя в жизни так же, как на радио, — все это исключительно ради шоу. Ты специально создаешь образ, с которым слушатели могут соотнести себя.

— В таком случае это, наверное, правда имеет смысл, — говорит она, но ее тону не хватает убежденности. — Итак. Доминик. Ты ведь хотя бы попытаешься его убедить, так?

— Без понятия, каким образом, но да.

— Чем конкретно он тебе так не нравится?

Я с досадой вздыхаю — и из-за вопроса, и потому, что умудрилась превратить небо в мутную коричневую лужицу.

— Он решил, что все знает о радио, и постоянно размахивает своей степенью, будто она делает его каким-то суперэкспертом в журналистике. От одной только мысли о совместной работе меня трясет. Что ж, по крайней мере позиция соведущих ставит нас в равное положение и может показать ему, что он не лучше меня.

— А он симпатичный?

— Что? — Я давлюсь своим пино-нуар. — Это здесь при чем?

Амина пожимает плечами и отворачивается, якобы отвлекшись.

— Ни при чем, просто любопытно.

— Ну… объективно говоря… он ничего. — Я пытаюсь отвертеться, намеренно не думая о его предплечьях или росте — вместо этого вспоминаю, как ему приходится наклонять шею, чтобы посмотреть на меня сверху вниз. Смогла бы я терпеть такое пять дней в неделю?

Амина отпивает немного розé, и ее губы изгибаются в едва заметной улыбке.

— Вот только не надо, — говорю я ей.

— Я ничего не сказала.

Инструктор проходит мимо нашего ряда и восторгается картиной Амины.

— Как всегда, отличная работа, Амина, — говорит она, а затем поворачивается к моему шедевру, и улыбка становится натянутей. — Уже почти. Вы двигаетесь в правильном направлении.

Амина сияет. Я закатываю глаза.

— Вот что для меня самое странное в этой ситуации, — говорит Амина. — Ты уверена, что сможешь говорить о своих бывших по радио? Вынести все свое грязное белье в прямой эфир?

Я задумываюсь над этим.

— Видимо, придется. Но мое белье не такое уж грязное, правда? После Трента у меня не было серьезных отношений.

Трент: разработчик с добрыми глазами и преждевременной сединой, с которым я встречалась три месяца в начале прошлого года. Он регулярно делал взносы во время кампаний, поэтому я свайпнула его вправо. На первом же свидании он рассказал мне, как сильно хочет завести семью. Мы вместе проводили каждые выходные, и я быстро к нему привязалась. Мы бродили по фермерским рынкам и паркам, ходили на серьезные пьесы. Мне нравилось, как он обнимал меня в постели, зарывался лицом в затылок и говорил, как сильно ему нравится просыпаться рядом со мной. Я решила, что за «нравится» последует «люблю», но когда однажды в воскресенье по пути на бранч с моей мамой я выпалила признание, он чуть не уехал в кювет.

— Не знаю, готов ли я к такому, — сказал он.

В тот момент мы слушали «Стой-стой… не подсказывай!» и соревновались между собой: зарабатывали очки, когда угадывали ответы прежде, чем это сделают участники. Я тут же выключила радио, не желая, чтобы этот опыт навсегда испортил для меня шоу.

Он настаивал на том, что мы все еще можем хорошо проводить время. И что вовсе не странно, что я люблю его, а он меня — нет. Но он порвал со мной в тот же вечер после самого неловкого ужина в моей жизни.

Я всегда была твердо настроена против бранчей, и Трент лишь укрепил эту позицию.

Люди говорят, что хотят чего-то серьезного, но как только все движется в этом направлении, они удирают прочь. Они либо лгут, либо понимают, что не хотят чего-либо серьезного со мной. Этим и объясняется мой перерыв. Но он не мешает мне мечтать о том, что когда-нибудь я выйду замуж. Просто «когда-нибудь» кажется куда более далекой перспективой, когда тебе двадцать четыре, чем когда тебе двадцать девять.

— Я уже предлагала клонировать Ти Джея, — пожимает плечами Амина. — Не моя вина, что технологии развиваются так медленно.

— А ты действительно очень щедрая. — Я подкрашиваю свое дерево красным. Ой, теперь оно выглядит смертельно раненным. Если я повешу это в своем доме, меня замучают кошмары. — Честно говоря, куда большее опасение, чем Доминик или содержание передачи, у меня вызывает мой голос.

— Шай, — мягко говорит Амина, потому что знает, как сильно я стесняюсь. Бывали случаи, когда я умоляла ее делать за меня важные телефонные звонки.

— Ну правда, Амина. Кому нужна Кристен Шаал^[13], когда есть Эмили Блант?

— Мне нравятся уникальные голоса. Большинство старых белых пердунов с НОР звучат для меня абсолютно одинаково. И я тоже ненавижу звук собственного голоса. Автоответчик меня убивает.

— В моем случае это не просто автоответчик — это час каждую неделю плюс подкаст.

— Что бы сделал заурядный белый мужик? — спрашивает она.

Мы с Аминой изобрели эту шутку много лет назад после того, как она посетила семинар об этническом разнообразии на работе. Амина — коренная американка, и она пересказала мне, что, по статистике, женщины — особенно цветные женщины — реже требуют того, что мужчины требуют даже не задумываясь. ЧБСЗБМ? — спрашивает одна из нас у другой, когда нужен совет.

— У заурядного белого мужика, скорее всего, был бы идеальный голос для радио, — говорю я. — Но хватит обо мне. Как прошло собеседование?

Амина пытается сохранять невозмутимость.

— Я прошла первый этап. На следующей неделе у меня второе собеседование по телефону.

Я визжу.

— Поздравляю!

— Спасибо, — говорит она и через силу смеется. — Все еще кажется, что они идут мне навстречу, но надо признать — это хорошая прокачка для эго.

— Ты и правда хочешь уехать из Сиэтла?

— Я люблю Сиэтл, — говорит она, немного помедлив, — но, наверное, я готова к переменам.

Готова к переменам. Амина, возможно, устроится на новую работу, мама повторно выйдет замуж, а моя передача закроется к концу следующей недели. К такой перемене, как уход с ТОР, я определенно не готова.

— Видимо, моя мама тоже.

— И что… что ты об этом думаешь?

Прошли всего сутки, а они уже назначили дату: 14 июля. Приглашены в основном члены семьи — но семья моей мамы состоит из меня и из Амины с Ти Джеем, в то время как у Фила есть дети, внуки и супруги детей. Видимо, в ближайшем будущем они все станут и моей семьей тоже.

— Хороший вопрос, — отвечаю я. — Все это так внезапно.

— Да, но им уже под шестьдесят. Нет смысла ждать.

— Ты ведь приедешь поддержать меня на свадьбе? Даже если, — мой голос немного меня подводит, — даже если тебе придется лететь из Вирджинии?

Амина проводит кончиком кисточки по моему носу.

— Конечно. Не могу же я пропустить такое событие.

* * *

Дом: щелкаю выключателями, ставлю подкаст. Я проверяю каждую комнату, чтобы убедиться, что одна в доме. Не то чтобы я боюсь, что кто-то вломился и прячется за дверью, собираясь меня убить, — просто, ну, почему бы и не убедиться.

Это нормально. Все, кто живут одни, наверняка это делают.

Убедившись, что маньяков в доме нет, я продолжаю вечерний ритуал: пижама, ноут, диван. У меня есть свой кабинет, но я предпочитаю гостиную. Благодаря телевизору в комнате чуть менее одиноко, даже когда он выключен. Наверное, чуть погодя я развлекусь с недавно купленным вибратором — хотя бы потому, что наш с Аминой разговор напомнил мне о том, что у меня почти год не было секса. Конечно, сольный режим — это немного другое, зато у меня есть установленный порядок. И уж что-что, а его я довела до совершенства.

Только когда я достаю ноутбук из рабочей сумки, я понимаю: к концу следующей недели у меня, возможно, не будет работы, которой я смогу себя завалить.

Вместо того чтобы открыть рабочую почту, я захожу в свой банковский счет. У меня достаточно сбережений, чтобы продержаться пару месяцев, и скорее всего, я подам заявку на пособие по безработице. Слабо себе представляю, как это работает. Я вроде бы как и должна это знать, но я никогда не меняла работу. Государство… просто будет давать мне деньги? Господи, я убогая миллениалка. Я поднимаю архивы «Звуков Пьюджет», уверенная в том, что мы в какой-то момент записывали передачу об этом, но функция поиска на сайте мучительно устарела — она доводит меня до белого каления прежде, чем мне удается найти нужную информацию.

Следующая остановка — форум с вакансиями в общественных СМИ, о котором говорили некоторые из моих коллег в ТОР. Вакансия продюсера в Аляске. Вакансия репортера в Колорадо. Вакансия главного редактора в Сент-Луисе.

И ни одной вакансии на весь штат Вашингтон.

Я знала, что на общественном радио сложно найти работу, но не осознавала, что дела настолько плохи. Я прижимаю руку к груди, пытаясь унять панические вздохи. Не представляю, чем буду заниматься, если не найду работу на общественном радио. Это все, что я знаю — все, что когда-либо знала. Разумеется, некоторые из этих навыков можно перенести в новую сферу, но я не готова покинуть нынешнюю. Я слишком люблю радио, чтобы с ним расстаться.

Я должна убедить Доминика принять участие в шоу. А для того чтобы это сделать, мне нужно хоть что-нибудь о нем узнать. К счастью, благодаря работе продюсера я блестяще владею навыком интернет-сталкинга.

У него открытая страница на «Фейсбуке». Боже храни наше поколение и отсутствие личных границ. Только вот… неужели я на поколение старше Доминика? У него на странице не указана дата рождения, но он поступил в магистратуру сразу после бакалавриата. То есть сейчас ему 23–24 года. Я стопроцентная миллениалка, но он принадлежит сразу к двум поколениям: моему и поколению Z^[14].

Как ни странно, у нас нет ни одного общего друга, то есть он не добавил никого со станции. Я пролистываю его фото. Вот он — мой потенциальный бывший парень с неудачными стрижками и подростковым акне, позирующий на нелепых семейных фотографиях. Здесь его лицо выглядит мягче, хотя уже проглядывает острая линия подбородка. Я была так сосредоточена на своем раздражении к нему, что не заметила: а он и впрямь симпатичный. Особенно после стадии неудачных стрижек. Этого парикмахера нужно уволить.

Я бы запросто могла встречаться с таким парнем, думаю я, задерживаясь на фото, где он выступает перед своими одногруппниками, выставив руки в стороны в выразительном жесте. Фото загружено кем-то еще, а описание гласит: «Типичное выступление Доминика Юна: пожалуйста, не высовывайте ноги и руки во время поездки». Я улыбаюсь. Должно быть, шутка для своих.

Я никогда не встречалась с парнями моложе меня; все мои ухажеры были одного со мной возраста или чуть старше. И хотя мы не будем встречаться по-настоящему, я не могу отрицать, что где-то там, под поколенческим страхом, скрывается легкий трепет.

Я продолжаю листать и натыкаюсь на серию фотографий — кучу фотографий — Доминика с какой-то рыженькой девушкой. Некоторые фотографии сделаны совсем недавно, в прошлом июне, на выпускном в Северо-Западном. Миа Дабровски, гласит отметка. Очень даже милая, с брызгами веснушек на носу, любит яркие цвета. Я смотрю, как они взрослеют с каждой фотографией. Вот они вместе на вечеринке, на пляже, на чьей-то яхте. Чаще всего они окружены группой друзей, но есть и фото, где они одни — прижимаются друг к другу щеками и кривляются на камеру. На выпускном после бакалавриата они в одинаковых мантиях. Они так очаровательно смотрятся вместе. Я щелкаю на ее профиль, но он закрыт.

Его статус — «не женат», и я делаю вывод, что разрыв произошел совсем недавно. Интересно, не по этой ли причине Доминик переехал в Сиэтл и отказывается участвовать в передаче? Я почти ничего не знаю об этом парне, но меня вдруг одолевает незнакомое чувство: я хочу узнать о нем больше. Я хочу больше узнать о человеке, у которого была полноценная жизнь в Иллинойсе и который не просто улыбался, а сиял на фотографиях, и тем не менее не добавил в друзья никого из своих коллег.

Есть ли у него вообще друзья на ТОР? Не помню, видела ли я, как он с кем-нибудь выпивал после работы. Как-то на первых порах Джейсон ходил с ним на обед, но затем его перенесли на дневную передачу. Насколько мне известно, Доминик покидал станцию лишь одним образом: в одиночестве.

Я отматываю его фото до самого начала, и тут происходит трагедия.

Моя рука соскальзывает с ноутбука, и я случайно ставлю лайк — на очень старом фото с ним и его девушкой.

Единственное рациональное решение — поджечь себя и ноутбук нахер.

— Бля, — говорю я вслух, бросая ноутбук на подушку. — Бля, бля, бля!

Я подскакиваю и трясу своими предательскими руками. Он узнáет, что я за ним следила. А это наверняка пробудит в нем нехорошие воспоминания о бывшей, и тогда он ни за что не будет моим соведущим, и черт, черт, как же я умудрилась так облажаться?

Глубокий вдох. Я просто сниму лайк. Он даже не получит уведомление. Я беру ноут и понимаю, что в панике закрыла окно. И теперь мне вновь нужно найти его страницу и отмотать фото, только вот я уже не могу вспомнить, насколько давно было выложено это конкретное фото, и…

Внезапно всплывает уведомление:

Новый запрос в друзья: Доминик Юн.

Примечания

13

Кристен Шаал (р. 1978) — американская комедиантка, известная по своей работе на мультсериалах «Закусочная Боба», «Гравити Фолз» и «Конь БоДжек».

14

Шай — поклонница «теории поколений», популяризовавшей идею, что люди определённой возрастной группы склонны разделять особый набор убеждений, отношений, ценностей и моделей поведения, так как они росли в одинаковых исторических условиях. (Прим. ред.)