Норма
— Народ, закурить не найдется? — остановил толпу знакомый голос.
— Найдется.
— Можно, я две возьму?
— Бери.
— Они же у тебя последние.
— Бери, чего уж там, тебе же нужно, — скомкав пустую пачку, кидает ее на асфальт.
— Зачем ты так? Есть же урна.
Зельда нехотя подбирает сломанный бумажный футляр. Глаза не находят урну. Кладет в карман. «Я и есть урна».
— Спасибо, а спичка есть?
Народ недовольно чиркает зажигалкой. Зельда затягивается, вторую сигаретку прячет в карман.
— Ну, бывай, пока. — Выдыхает в лицо дым, потом пытается развести его руками, извиняясь.
— Пока, — толпа втянула плечи в воротник и пошла дальше.
Только дым в толпу, что прошла.
— Как голова? — спросила Зельда у Нормы.
— Прошла, но неизвестно куда. Отпустило на время. Хорошо, когда тебя никто не знает, — ответила себе Норма. В руках тлел огонек, который не хотел становиться костром.
— Думаешь, позвонит?
— Позвонит, если не думать. А я дура — думаю. Мужики, где они? Сначала подбросят, потом забывают поймать. Ему нужно подкожное, а мне внутривенное…
Клен положил уставшие красные ладони на воздух. Каштаны аплодировали. На улице было тепло. Августом дуло в лицо. Из дула — освежающий ветер. Деревья швырялись листьями и каштанами, фонари брызгались апельсиновым соком, выжигая в Норме негатив. Тот изворачивался, словно ужаленная змея, позвоночник сам собой выпрямлялся, поднимая настроение все выше на лифте, где у него последний этаж, пентхаус. Оргазм — самая верхняя площадка, там бассейн, там бармен с коктейлями на любой вкус, там официантка, нега принесет тебе его, тут звонок, и тебя катапультой прямо с лежака обратно в полумрак в койку, где утром разбудит телефонный звонок.
«Это будет фотограф, которому я обещала сессию, или репортер из Time. Хорошо, когда тебя никто не знает и никому до тебя нет дела».
