Перстень принцессы

Робин Каэри

«Вы можете на меня положиться» — обещание, прочное, как алмаз, было дано принцессе вместе с перстнем. Это обещание пережило смену эпох, а рыцарь, давший его, прошёл через многие испытания.Канули в лету имена тех, о ком рассказывает легенда о Перстне Принцессы. Сам перстень перешёл из рук принцессы к её дочери, а от той к её дочери — юной Генриетте Стюарт, нежной и чистой, как майская роза. Кто станет её верным рыцарем и другом, на которого она может положиться?Февраль 1661. Англия, Лондон.

Глава 2. В ожидании полудня

Утро. Уайтхолл, покои Генриетты

С приближением полудня Генриеттой постепенно овладело предчувствие, что произойдёт нечто волнующее, грандиозное и даже необычное. Нечто, связанное с ней, возможно, что с самой её судьбой. Мысли, которые хаотично проносились, стремительно сменяя друг друга. Поймав себя на погружении в мечты о забытых призрачных надеждах вернуться во Францию в качестве невесты Луи и будущей королевы, Генриетта гнала прочь эти грёзы и с иронией приводила целый ряд разумных доводов, опровергая все подобные фантазии. Вновь и вновь она видела себя в будущем: опустошённой и утратившей надежды на счастье глупой девицей, истратившей свои лучшие годы и силы на пустые ожидания.

— Нет! Хватит! Дальше так продолжаться не может! — сказала она себе.

Кажется, принцесса произнесла это вслух, слишком громко и строго, иначе отчего же дамы, беззаботно играющие в триктрак на обитой бархатом скамеечке у окна, вдруг замерли, прекратив игру, и дружно повернулись в её сторону?

— Мне распорядиться, чтобы в гостиную принесли напитки и закуски для матине, Ваше высочество?

Вопрос миссис Уэссекс прозвучал неуверенно, а ведь она, как никто другой в свите принцессы, прекрасно знала, что до начала полуденного приёма, так называемого матине, оставался целый час! С кухни наверняка прислали бы запыхавшегося от суеты приготовлений поварёнка с докладом о том, что пирожные и фрукты для угощений ещё не готовы для подачи на стол.

— Нет. Мы подождём, — ответила Генриетта, взглянув на часы.

Целый час! Это сколько же времени прошло с того момента, как они встретились с Джорджем? Интересно, а чем был занят тот молодой генерал, которого герцог представил ей? И вот уже мысли Генриетты плавно перетекли от секретов, скрывающихся за захлопнувшимися у неё перед носом дверьми зала Совещаний, к личности Армана де Руже. Примечательно, что, во Франции, Генриетте редко доводилось видеть его. Было два или три случая в Лувре и в Сен-Жермене, но то были лишь мимолётные встречи, поскольку герцог никогда не стремился к тому, чтобы выделяться из числа придворных. Не чета своему младшему брату, маркизу Франсуа-Анри дю Плесси-Бельеру, который прослыл дерзким и своенравным смельчаком, блистая остроумием и вольностью речей, пленял дам своим галантным обхождением и всегда оказывался в центре внимания на званых вечерах, будь то во дворце, в парижских салонах или в театральном закулисье. Имя маршала королевского двора было окутано слухами и сплетнями, а также служило излюбленным предметом пересудов столичных и придворных кумушек. О нём вспоминали по двадцать раз ещё до начала утреннего королевского приёма. А сразу же после личной аудиенции у короля, который каждое утро принимал дю Плесси-Бельера за завтраком, при дворе стало традицией с прискорбным видом упоминать маршала в связи с туманными и невероятно романтичными слухами о разбитых надеждах его очередной пассии. Впрочем, и сами сплетники признавались в том, что, говоря о дю Плесси-Бельере, невозможно поручиться за достоверность всех фактов, ведь он всегда такой скрытный, а в его жизни полно секретов — так называемых скелетов в шкафу, и по словам некоторых, их было даже больше, чем моли в бывшей королевской гардеробной в Лувре, запертой с конца прошлого столетия. И вот брат знаменитого маркиза дю Плесси-Бельера прибыл в Лондон! Генриетте показалось странным, что для ведения важных переговоров Людовик прислал ко двору её брата, короля Карла, не одного из своих самых близких друзей: маркиза де Лозена, графа де Вивонна и даже не дю Плесси-Бельера — своего наперсника и советчика во всех личных делах, как поговаривали о маршале, а его старшего брата, Армана де Руже — человека мало кому известного и не примечательного. Впрочем, эта идея могла принадлежать не самому королю, а кому-то из его советников. Тут перед мысленным взором Генриетты возникло по-южному смуглое и живое, с пугающей стремительностью состарившееся лицо кардинала Мазарини. Если предмет переговоров был важен, то, конечно же, никто иной, как сам кардинал взял на себя заботу о выборе посланников. Но каким образом дело, которое занимало мысли первого министра Франции, могло касаться лично её — сестры короля Англии? Обратиться с этими вопросами к кому-то из дам Генриетта сочла неуместным и ниже своего достоинства.

Какая жалость, что рядом с ней нет остроумной, хотя и чуточку эксцентричной Катрин де Грамон! Не было и смышлёной, догадливой Франсуазы де Рошешуар, которой нередко случалось, всего лишь проходя мимо, подслушать сверхважные подробности заседаний Королевского Совета из разговоров её отца, маршала де Рошешуара, с родственниками и лояльными в отношении их почтенного семейства важными господами. Не было в Англии и любимой камеристки, мадемуазель Ожерон. А у той были не только понимающее любые переживания юной принцессы сердце и руки, способные превратить в шедевр беспорядок в одежде или причёске, но всегда был наготове запас курьёзных историй и свежих новостей о произошедших событиях не только во дворце, но и в Париже! О, вот кто была для неё незаменимой наперсницей, когда Генриетте требовался внимательный слушатель для того, чтобы поделиться сокровенными размышлениями, сомнениями и даже, да что уж там — страхами!

— Только что прислали от Его величества, — тихо шепнула на ухо Генриетте служанка и вложила в её ладонь крохотный лист бумаги.

Кивнув ей, Генриетта, не мешкая развернула записку и прочла. Её лицо, сохранявшее детское очарование из-за румянца на пухлых щёчках и лукавых искорок в огромных серо-зелёных глазах, залилось пунцовой краской, а губки округлились в изумленном восклицании. Потребовалось несколько секунд для того, чтобы взять себя в руки, но этого было недостаточно, и её удивление было замечено присутствующими в комнате дамами.

— Что там, Анриетт? — полюбопытствовала Фрэнсис Стюарт и, оставив подруг, подошла к ней.

— Ничего особенного. Карл предупредил меня, что явится на матине. И он будет не один.

— Понятное дело! Наверняка Джордж Вильерс придёт с Его величеством. А что же тот француз? Герцог, как его… де Руже? — с беспечным видом продолжала расспрашивать Фрэнсис, когда раздался строгий выговор старшей статс-дамы, услышавшей её:

— Мисс Стюарт! Извольте вернуться в круг. Вы не доиграли вашу партию!

— Джордж пообещал, что приведёт ко мне герцога де Руже. Наверняка они явятся в свите Карла, — вполголоса ответила Генриетта и подняла голову для того, чтобы громко и отчётливо отдать приказ:

— Миссис Уэссекс, вы распорядитесь, чтобы число приборов на столах, приготовленных для матине, увеличили вдвое. И пусть удвоят количество напитков и закусок.

— И десертов! — хихикнула из-за её плеча мисс Стюарт.

— Слушаюсь, Ваше высочество!

Из гостиной уже доносился постепенно нарастающий гул разговоров, в которых наперебой обсуждали эти распоряжения и догадки о содержимом записки, полученной принцессой. Каждая из дам стремилась продемонстрировать свою исключительную осведомленность в этом вопросе. Но в итоге все предположения были настолько смешными и далёкими от действительности, что вызвали весёлый смех самой Генриетты и девушек, которые слышали их через открытые двери её комнаты. Так за пересудами и обсуждениями незаметно пролетели остававшиеся до полудня три четверти часа.

— Ваше высочество, не желаете ли поправить причёску? — шёпотом спросила Фрэнсис Стюарт и махнула рукой, приглашая подойти одну из дам. — Это леди Элизабет Шелби. Её служанка делает восхитительные причёски. Не то, чтобы совсем так, как их делают в Париже, конечно же, но недурно.

— Ладно. Пригласи сюда леди Шелби. И пусть позовут её служанку, — шепнула Генриетта, оглядываясь в сторону занятых своими разговорами фрейлин. — Только без паники. А не то про нас подумают бог весть что! Будто бы всё это ради французов. Но ведь это вовсе не так! — она с лукавой улыбкой посмотрела в лицо подруги. — Мне всего лишь необходимо переколоть парочку шпилек в волосах.

— Конечно же! — в глазах неунывающей мисс Стюарт блеснула заговорщическая улыбка, и она тут же порхнула в сторону леди Шелби, которая со скучающим видом сидела в стороне от любительниц обсуждать придворные слухи и новые веяния моды.

Леди Шелби приняла просьбу принцессы с достоинством и скромностью, чем сразу же завоевала расположение Генриетты, уставшей до смерти от лебезения и заигрывания с ней со стороны большинства придворных. Несмотря на юный возраст, она прекрасно понимала, что их амбициозные устремления были далеки от искреннего желания быть полезными ей самой, и нисколько не касались её, как личности. Генриетта кивнула леди Шелби, приглашая пройти вместе с ней в маленькую туалетную комнату.

— Леди Шелби, вы уже слышали о возможном визите Его величества?

— Да, Ваше высочество. Я предположила, что король не станет пренебрегать возможностью выказать нежную заботу о Вашем высочестве.

— Да, — Генриетта тихо вздохнула, услышав дипломатичную неопределённость в этом ответе. — И вместе с королём явятся и посланники из Франции. Весьма вероятно!

— О, вы так полагаете, Ваше высочество? — на бледном лице леди Шелби появился прозрачный румянец, но и только.

Занятая мыслями о собственных переживаниях, Генриетта не заметила того лёгкого замешательства в выражении лица леди Шелби, а та постаралась взять себя в руки, крепко стиснув пальцы между собой, и вымученно улыбнулась.

— Вашему высочеству необходимы услуги моей камеристки? — спросила она, при этом обращаясь главным образом к Фрэнсис Стюарт.

— Да, миледи! Крайне необходимы. И как можно скорее! — ответила мисс Стюарт и чуть смягчила требовательный тон своих слов, мягким вкрадчивым голосом повторив просьбу ещё раз:

— Не будете ли вы так любезны?

— Этого вовсе не требуется, Ваше высочество, — леди Шелби подошла к Генриетте, разглядывающей своё отражение в зеркале туалетного столика. — У моей камеристки нет секретов по части причёсок или кроя платьев, которым я не обучила бы её. Я сама могу помочь Вашему высочеству с укладкой волос. Вы позволите?

— Я буду несказанно рада, миледи, — ответила Генриетта, смущаясь под строгим взглядом леди Шелби, которая откровенно разглядывала её в отражении зеркала, и поёрзала на табурете. — Вверяю себя вашим рукам, миледи.

— Уверяю вас, Ваше высочество, вам не придется пожалеть об этом и тем более краснеть перед гостями! — леди Шелби с улыбкой провела ладонью по волнистым волосам Генриетты. — Разве что чуточку зарумяниться от волнения из-за восхищённых взглядов. Если Его величество пригласит на матине французских посланников, то, я уверяю вас, они в первую очередь будут заглядываться на вас.

Генриетта не слишком-то верила льстивым уверениям в неотразимости собственного шарма и красоты. Всё её достояние — это огромные, как у куклы, глаза, белая кожа и густые вьющиеся волосы, которые поддавались порядку только через пару часов усилий со стороны её камеристок. Все её прически стремительно теряли свой первоначальный вид из-за густых завитков, которые быстро возвращались к своему первозданному виду, точнее, к хаосу. И всё-таки в словах леди Шелби, кроме лести, Генриетта услышала и понимание, которого ей так не хватало в последнее время. Неужели кто-то мог видеть в ней не только дочь и сестру королей, а девушку, которой вместо помпезных хвалебных речей на официальных приёмах, требовалось дружеское внимание и толика личной заботы?

— Пусть служанки принесут немного розовой воды. Мисс Стюарт! Распорядитесь, чтобы подали гребень и ленты!

Теперь в голосе леди Шелби не было прежней мягкости. Она отдавала распоряжения, подобно тому, как гофмейстерина двора командовала церемонией одевания самой королевы. Генриетте довелось быть свидетельницей этого мало интересного события несколько раз в Сен-Жермене при дворе молодой супруги Людовика. Став королевой Франции, Мария-Терезия по-прежнему оставалась испанской инфантой и не могла обойтись без помощи своих придворных дам, камеристок и горничных, прибывших вместе с ней из Испании. И когда со временем почти всех дам, приближенных к ней, заменили француженками, то немалым утешением для сердечно и искренне любивших свою маленькую инфанту женщин был тот факт, что дамы, заменившие их подле Марии-Терезии, были настоящими герцогинями и маркизами. А потому все личные заботы о королеве так или иначе вернулись в ведение камеристок — её соотечественниц, которые занимали куда более скромное положение.

Взглянув на леди Шелби в отражении зеркала, Генриетта на одну секунду представила себе, что было бы, если бы вовсе не полненькая коротышка инфанта стала супругой Людовика, а она? Интересно, как бы это выглядело? И тогда ей воздавались бы все почести и услуги от тех гордячек — дочерей маркизов и герцогов? Впрочем, даже самая знатная из них не может похвастаться родством с королевской семьёй! Да что они собой представляют в сравнении с ней?! Она — кузина Людовика и Филиппа по матери и родная сестра короля Англии!

Эти мысли неожиданно навеяли грусть, и на глазах у неё навернулись слёзы от не пережитой тоске по отцу, которого она видела лишь однажды в раннем младенчестве, а ещё больше по отцовской любви, которой никогда не испытала. В памяти тут же вспыхнули картины мест, ставших для неё родными и которые ей пришлось оставить навсегда. И всё это случилось из-за интриг старика, кардинала Мазарини, для которого союз Франции с Испанией был дороже и выгоднее, чем женитьба Людовика на дочери короля Англии! Так она потеряла всякую надежду на осуществление мечты, которую лелеяла с детских лет — стать самой почитаемой из французских дам. А ведь Карл уже тогда, два года назад знал, что сумеет вернуть себе корону и английский престол! Переговоры о восстановлении его законных прав на трон Англии и Шотландии велись задолго до смерти Кромвеля. О, если бы всё это не держалось в такой строгой тайне, если бы… Горячие слёзы блеснули в глазах Генриетты.

— Не опускайте подбородок, Ваше высочество, — донёсся до её слуха требовательный голос леди Шелби.

Сморгнув с длинных ресниц слезинки, Генриетта подняла голову и посмотрела в своё отражение. При виде покрасневшего кончика носа, блестящих глаз и красных пятен на щеках и шее она недовольно поджала губки.

— Это не беда, Ваше высочество, — перехватив её взгляд, леди Шелби щёлкнула пальцами, подзывая к себе одну из камеристок. — Придержите-ка эту прядь. Вот так. Я сейчас подколю этот локон. Не смейте отпускать, пока я не скажу! И ещё один локон — вот здесь. Добавим немного пудры на эти милые щёчки! Совсем чуть-чуть. А теперь Ваше высочество, можете взглянуть. Вы выглядите очаровательно! Свежа, как майская роза! Даже лучше!