Перстень принцессы

Робин Каэри

«Вы можете на меня положиться» – обещание, прочное, как алмаз, было дано принцессе вместе с перстнем. Это обещание пережило смену эпох, а рыцарь, давший его, прошёл через многие испытания.Канули в лету имена тех, о ком рассказывает легенда о Перстне Принцессы. Сам перстень перешёл из рук принцессы к её дочери, а от той к её дочери – юной Генриетте Стюарт, нежной и чистой, как майская роза. Кто станет её верным рыцарем и другом, на которого она может положиться?Февраль 1661. Англия, Лондон.

Глава 7. В лабиринте

После полудня. Уайтхолл. Лабиринт и сады

Стоило ли выбегать в сад, если там её ждали всё те же любопытные взгляды и охочие до сплетен уши!? Однако Генриетту так взволновала новость о сватовстве к ней Филиппа, что она ничего не замечала вокруг. Пробегая по дорожке вдоль высаженных ровными рядами кустов шиповника и боярышника, она и не заметила, что тоненькие веточки кустов с каждым её шагом тянулись всё выше и выше, превращаясь в непроницаемые для взглядов зелёные стены. Генриетта не обратила внимания и на то, что, вместо садовой дорожки, она бежала по совсем неприметной тропинке, пока, наконец, не оказалась посреди лабиринта. Эта диковинная часть королевского сада была высажена ещё во времена короля Иакова, и притягивала к себе внимание любопытных всех посетителей. Даже оголтелые республиканцы Кромвеля не решились уничтожить его.

— Минни! Минни! Ваше высочество! — кричала ей вслед мисс Стюарт, семеня по тропинке вслед за ней. Точёные каблучки её модных туфелек то и дело увязали в многочисленных рытвинах, а осколки гравия на садовых дорожках успели пребольно исколоть чувствительные ступни сквозь тоненькие подошвы.

— Ах, Фрэн! — Генриетта остановилась только тогда, когда они оказались в окружении кустов самшита, ветки которых плотно переплелись между собой, образуя стены лабиринта. Тропинка, по которой они пришли, раздвоилась, и одна из них огибала старинную беседку с закруглённым куполом, который увенчивал высокую колоннаду, другая же уводила вглубь лабиринта, окружающего беседку со всех сторон.

— Да что же с вами такое творится, Ваше высочество? — укоризненно спросила мисс Стюарт, но заметив беседку, тут же забыла про упрёки и удивлённо вскрикнула. — Ой, мамочки! Да ведь мы умудрились забрести в самый центр лабиринта и ни разу не сбились с пути!

— Что же в этом удивительного, Фрэн? Ты лучше посмотри на меня, — урезонила подругу принцесса. — Филипп просит моей руки, а я не знаю толком, что и думать об этом. Я чувствую столько всего одновременно, что совсем потерялась. Что на самом деле важно, а что нет? Поверь, это хуже всех лабиринтов!

— Да. Но теперь нам надо как-то выйти отсюда, — буркнула мисс Стюарт и направилась к беседке в надежде найти там хотя бы маленькую скамеечку, на которую можно было присесть, чтобы отдохнуть.

Генриетта не спешила вслед за подругой. Ей было и страшно, и волнительно от всех этих известий, и больше всего в эти минуты ей хотелось сбежать прочь из дворца. Без остановки, без промедления. Навстречу ветерку и прохладе, всё ещё царившей в садах, где зелёные лужайки в окружении вечнозелёных кустов и хвойных деревьев создавали иллюзию непрекращающегося лета.

Она мечтала о самостоятельной жизни в своём праве, о собственной семье и обо всём том, что по меркам строгих правил католической церкви давало женщине статус влиятельного члена общества, если, конечно же, её титул позволял такую роскошь, как свободное время и распоряжение собственными ресурсами. За своё обеспечение она не волновалась, так как знала, что после восстановления в правах Карл издал указ о назначении ей приданного как принцессе королевского дома Стюартов. Да Карл и сам прожил довольно долгое время пользуясь милостями с чужого стола, живя то у одного из их августейших родичей, то у другого. Прожив достаточно много лет в унизительном положении зависимого от чужой милости бедного родственника, менее всего он желал такой же судьбы для своей милой Минетт — младшей сестрёнки, в которой души не чаял. Но что на самом деле означало получение ею статуса всеми уважаемой супруги принца? Вот тут, не смотря на юный возраст, Генриетта нисколько не ошибалась на счёт собственного будущего. Взамен она должна была отдать руку и, самое главное, свободу выбирать спутника жизни, любимого ею по сердцу, а не из чувства долга. Мысли о такой сделке пока ещё не занимали её голову всерьёз, а волнение было вызвано вовсе не перспективой скорого брака, который свяжет её на всю жизнь с человеком, к которому она не испытывала никаких чувств, кроме детской симпатии и, быть может, дружбы. Но нет, её взволновало нечто другое, необъяснимое и грандиозное. То, что приключилось с ней внезапно, в одночасье и казалось ей даже пугающим, незнакомым и непонятным.

— Ах, Фрэн! Я не знаю, радоваться мне или плакать навзрыд? — Генриетта прошла к беседке и заглянула за колонну, на скамеечке возле которой устроилась её подруга. — Здесь так сыро. И холодно, — она лишь мельком взглянула на узор из тонких прожилок на белоснежном, гладко отшлифованном мраморе, из которого были высечены колонны и скамеечки беседки. — А мне так хочется уже настоящего летнего тепла! И тёплого солнышка!

— За этим нужно плыть через Ла-Манш. Назад во Францию, — резонно заметила Фрэнсис, кутаясь в подбитый мехом плащ.

— Если Карл всерьёз намерен выдать меня замуж за Филиппа Анжуйского, то всё так и будет, — ответила Генриетта.

— А если нет? — лукаво прищурилась Фрэнсис.

— Как же нет? Они ведь всё решили уже. Разве нет? — немного опешила Генриетта.

— Но вы же должны дать своё согласие, Ваше высочество. За этим король и привёл к вам целую толпу французских послов.

— Да кто ж меня спросит! На самом деле, Фрэн, это было всего лишь хорошо разыгранное представление для публики. Даже такая романтичная дурочка, как я, понимает это, — вздохнула принцесса.

В ответ мисс Стюарт лишь пожала плечиками. На её взгляд, даже если всё было оговорено и решено заранее, то вряд ли король стал бы неволить свою любимую сестрёнку, если той вздумалось бы отказать французскому принцу. Разве его величество не сказал именно это в лицо напыщенному, как бойцовый петух, герцогу де Креки? А ведь Фрэнсис запомнила, с каким особенно неприятным выражением сверкнули глубоко посаженные глаза герцога. Да ведь его взгляд мог бы довести почти до онемения! Вот уж кого сама Фрэн меньше всего хотела бы видеть в качестве жениха, пусть и всего лишь жениха по доверенности и только на несколько дней.

— А ведь тот, другой герцог, довольно красив, — задумчиво произнесла она, глядя в ярко-голубой просвет в небе, прорезавшийся в гуще высоких облаков, которые стремительно проносились над крышами дворца.

— Который из них, душа моя? — поинтересовалась Генриетта с тем только, чтобы отвлечься от собственных мыслей.

— Тот, который генерал. Кажется, он понравился нашему лорд-адмиралу, — мило улыбнулась Фрэнсис.

— Джорджу? Ах, тот герцог! Ну да, — насупилась Генриетта.

Отчего-то её задело невинное кокетство подруги и этот намёк в её голосе. Хотя был ли какой-то намёк в её словах? Ведь это не Фрэнсис, а она, Генриетта, задумалась о герцоге де Руже и тут же почувствовала безотчётное и совершенно незнакомое чувство, похожее на сильное волнение.

— Смотрите! Лёгок на помине! Стоило только заговорить о нём, а он уже тут как тут! — Фрэнсис вытянула руку, указывая на двух кавалеров, которые не спеша шли вдоль стены лабиринта и приближались к беседке.

— Надо же, оказывается, это местечко не так уж и трудно отыскать, — заметила Генриетта и недовольно поджала губки. Ей не нравилось, что предмет их обсуждения материализовался так скоро, что это грозило немедленным разочарованием. Ведь одно дело мечтать и рисовать воздушные замки о человеке, о котором не имеешь вообще никакого представления. И совсем другое, когда картина прямо на глазах проясняется настолько, что не остаётся ни одного белого пятнышка — ни единого шанса для собственного воображения и фантазий.

— Господа! — не слушая Генриетту, мисс Стюарт поднялась со скамеечки, подхватила подолы юбок и сделала несколько шагов навстречу к кавалерам. — Лорд Суррей! Я и вообразить себе не могла, что вы так хорошо знаете тропинки в этих садах.

— О, это чистая случайность, мисс Стюарт! — с широкой улыбкой ответил ей лорд Суррей — мужчина немногим старше тридцати лет, завидный холостяк и преданный старший брат трёх очаровательных сестёр — девиц на выданье, состоявших в свите Генриетты.

— Дамы! — герцог де Руже скромно держался позади, но встретившись взглядом с Генриеттой, вышел вперёд и отвесил низкий поклон. — Мне жаль, что мы нарушили ваше уединение.

— О нет, нисколько! — поспешила ответить Генриетта, но тут же напустила на себя такой строгий вид, словно в эти минуты её меньше всего занимало общество кого бы то ни было, а тем более мужчин, и, более того, новоиспечённого жениха по доверенности.

— Я рад, Ваше высочество, — коротко ответил на это де Руже, тут же замкнувшись в себе с привычной для него отстранённой холодностью.

— Да. Пожалуй, — замялся лорд Суррей, ощутив неловкость от того, что, как ему показалось, они всё-таки нарушили уединение принцессы и её ближайшей подруги, чем и вызвали их досаду.

— Ну что вы! — не чувствительная ещё к подобной неловкости Фрэнсис Стюарт весело подмигнула Генриетте и подхватила её под локоток. — И хорошо, что вы нашли нас, господа! А то добраться-то до этой беседки мы сумели, а вот как найти дорогу назад? — она многозначительно посмотрела в лицо лорда Суррея. — Вы не проводите нас обратно, милорд?

— Пожалуй, — розовые и нежные, как лепестки едва раскрывшихся цветочных бутонов, щёчки Генриетты зарделись румянцем, но она постаралась взять себя в руки.

— Месье герцог, вы обязаны рассказать нам обо всём, что происходит при дворе и в Париже! — продолжала мисс Стюарт, проявив недюжинную энергию самой настоящей дуэньи при исполнении.

— Помилуйте, мадемуазель! — де Руже опешил от неожиданности. — Я вовсе не тот, кого следует расспрашивать о том, что происходит при дворе его величества. Я даже не смогу назвать вам ни одного человека, кто не был бы представлен её высочеству, и кого она не знает лучше, чем я.

— Нет, нет, дорогой герцог! Мы хотим услышать всё именно от вас. Но не упоминайте того скучного господина — герцога де Креки, — капризно надутые губки очень даже красили малышку Стюарт. Пока она ещё не подозревала, какое мощное оружие даровала ей природа в виде милого детского очарования и той особенной красоты лица, которая уж совсем скоро будет сводить с ума мужчин всех возрастов по обе стороны Ла-Манша.

— Будьте добры, герцог! Расскажите нам, что нового при дворе, — промолвила Генриетта, подавая руку де Руже. — Вы правы, я знакома со многими придворными из свиты моего кузена Людовика. И поверьте, я очень скучаю по многим из них.

— Я понимаю, Ваше высочество, — де Руже почтительно наклонил голову, кляня себя самого за скованность. Вот когда ему пригодился бы природный талант вести непринуждённые беседы с женщинами и девицами всех возрастов, присущий его младшему брату — маршалу дю Плесси-Бельеру! Тот умел с полуслова завести разговор на любую тему, да так занятно, что рассказанные им истории тут же становились притчей в языцех и предметом обсуждений на целые дни и даже недели.

— Ведь у нас есть столько общих знакомых, — не переставала увещевать его, пылавшая энтузиазмом Фрэнсис, всего лишь на один шаг уступая дорогу Генриетте. — Ах, милорд, вы не поверите! Я ведь только сегодня утром жаловалась её высочеству на то, как же мы давно не получали весточек из Франции, — она с жалобным видом повернулась к лорду Суррею. Тот смотрел на неё с вежливым снисхождением, не скрывая того, что не имел ни малейшего представления о дружеских связях с кем-либо при французском дворе безвестной и не представляющей никакой важности в его глазах мисс Фрэнсис Стюарт.

— Да, герцог! Почему бы вам не рассказать о французском дворе? — поддержал общий разговор лорд Суррей, по привычке выбрав за лучшее потакать капризу двух девиц, нежели упрямиться, настаивая на своём.

Все четверо неспешным шагом направились по дорожке, которая показалась им знакомой на первый взгляд. На деле же это была одна из тех тропинок, которые кружили вокруг беседки, то уводя от неё, то возвращаясь.

Генриетта отпустила руку де Руже, чувствуя неловкость из-за его близости, но ещё больше из-за его продолжительного молчания. К счастью, мисс Стюарт говорила без умолку, задавая вопросы то об одном, то о другом из знакомых им обеим кавалерах при французском дворе, так что герцогу приходилось прерывать своё молчание и отвечать ей.

— А о ком вы бы хотели услышать, Ваше высочество? — этим неожиданным вопросом де Руже прервал очередную неловкую паузу, и Генриетта обратила к нему взгляд, полный удивления.

Сам герцог не любил делиться своими мыслями ни о ком, если только разговор не заводил его младший брат, а Франсуа-Анри он привык доверять в том, что касалось искренности его суждений и непредвзятости мнения. Теперь же он не был уверен в том, что его мнение о ком-либо из их общих знакомых при дворе Людовика могло бы совпадать с мнением собеседников, точнее, самой Генриетты. О лорде Суррее Арман не знал ничего, кроме того, что сам лорд и вся его семья были вынуждены бежать из Англии вскоре после казни короля Карла Первого и жили в эмиграции в Нидерландах. Не прекращавшая щебетать обо всём на свете, мисс Стюарт не была знакома лично с самим де Руже. Однако, он достаточно много слышал о ней и знал о том, что она выросла во Франции вместе с Генриеттой, будучи приставленной в её свиту с раннего детства. Отец мисс Стюарт происходил из обедневшей ветви старинного рода шотландских Стюартов и был дальним родственником королевской семьи. Он состоял в свите королевы Генриетты-Марии в качестве её личного доктора.

— Я хочу узнать обо всех! И нет, не общие вопросы, вроде того, кто какой полк получил или с кем был помолвлен, — заговорила Генриетта, и вдруг её взволнованное лицо осветилось улыбкой предвкушения, словно ей предложили пуститься в захватывающее путешествие в волшебную страну, где она непременно встретится с друзьями детства.

— Вы слишком преувеличиваете мои возможности, Ваше высочество, — с лёгкой улыбкой в голосе ответил на это де Руже. В глубине души он почувствовал, что постепенно освобождается от привычной ему скованности в манерах и речи.

— Хорошо, хорошо, герцог! Тогда начните хотя бы вот с кого, — Генриетта посмотрела вверх на небо, постепенно расчищающееся от облаков, которые сулили затяжной дождь, и улыбнулась в ответ на пойманную улыбку Армана. — Начните с моей дорогой Катрин!

— Простите, с которой из них? — неожиданно для самого себя де Руже услышал в собственном вопросе нотки иронии и даже лёгкого подтрунивания, совсем как у Франсуа-Анри, чьей излюбленной тактикой ведения бесед с юными девицами при дворе было лёгкое подтрунивание над ними и шутливые вопросы.

Герцог тут же наклонил голову в знак извинения, но Генриетта не услышала в его вопросе ничего, что могло бы задеть её, оставив этот жест без внимания. Напротив, и она сама, и её подруга сочли это напоминание забавным фактом и весело рассмеялись.

— И в самом деле, при дворе так много Катерин! — добавил лорд Суррей, владевший французским языком в достаточной мере для того, чтобы понять причину внезапного веселья. — Это как множество Елизавет при английском дворе! Бесс, Бетти, Лиззи, Изабеллы — все они Елизаветы.

— Да и в самом деле, — сдержанно посмеиваясь, согласился с ним де Руже.

— Я хочу узнать о мадемуазель де Грамон. То есть нет, теперь она княгиня Монако — супруга Луи де Гримальди, князя Монако, — Генриетта с мечтательным видом засмотрелась на бархатистые веточки розмарина.

— О, княгиня де Монако! — отозвался Арман де Руже, про себя испытав облегчение от того, что принцесса назвала одну из самых известных во Франции особ, новости о которой достигали даже итальянских княжеств. — Её высочество счастлива и здорова. В январе она произвела на свет малыша — наследника престола княжества Монако. Здоровый и красивый мальчуган, которого назвали Антуаном. Кстати, князь и княгиня вернулись из Монако в Париж. Они поселились во дворце, который выкупил для них князь Оноре — дед Луи де Монако. И по слухам, герцог де Грамон по случаю рождения внука выкупил для Катрин де Монако место гофмейстерины двора в свите Вашего высочества, — произнеся эти слова, Арман слегка покраснел. — То есть я хотел сказать, что, в случае вашего согласия, это будет свита Вашего высочества.

— Это что же? Штат моей новой свиты уже утвердили? — сухо поинтересовалась Генриетта, подозревая, что Анна Австрийская вряд ли согласилась бы позволить ей самой принимать решения относительно французской свиты, пусть и её собственной. Это оказалось для неё первым, пока ещё не столь чувствительным уколом, уязвившим её гордость. Но сколько их ждало её впереди!

— Да, как только слух об отъезде послов разнёсся при дворе, отовсюду посыпались прошения о приёме в вашу свиту, — подтвердил её подозрения де Руже, про себя отметив, как быстро сменился тон их беседы. — На места шести фрейлин претендуют, по меньшей мере, сотня девиц. И это ещё не всё! Ведь новости ещё не успели разлететься по всем провинциям.

— Да уж. При дворе устроят настоящие смотрины! — тихим, но язвительным тоном заметила шедшая позади них Фрэнсис. — Хотя по случаю приезду испанской принцессы особенного ажиотажа не было. Не припоминаю такого.

— Должно быть, это от того, что с испанской инфантой никто не был знаком лично, — тактично предположил лорд Суррей. — А вот служить Вашему высочеству сочтут за честь и привилегию девушки из всех дворянских семей во Франции. Да и в Англии тоже. Все знают о вас, Ваше высочество. И любят вас.

— Да уж, — тихо проговорила Генриетта. — Но что же ещё, герцог? И кстати, что вам известно о ещё одной Катрин? О той, которая из семьи де Невилей?

— А, мадемуазель де Невиль! — понимающе кивнул де Руже. Слишком уж откровенно прозвучала лесть в словах англичанина, чтобы он не мог не расслышать в ней фальши. Хотя он тоже считал, что служить принцессе дома Стюартов и Бурбонов было бы честью для представителя любой дворянской семьи, и в этот момент он подумал о себе.

— Так что же наша хохотушка Катрин? — повторила вопрос Генриетта и просияла в улыбке, вспоминая рыжеволосую, всегда улыбчивую и энергичную Катрин де Невиль, которая знала множество историй, таинственных и ужасных. А кроме того, Катрин знала тысячу полезных мелочей: как заговорить зубную боль или залечить мелкие ссадины; чем следует помазать руки, когда они чешутся из-за порезов о колючие ветки шиповника, и много ещё из того, чему она сама научилась, как это ни странно, у сестёр-послушниц и монахинь в монастыре.

— Мадемуазель де Невиль совсем недавно вышла замуж за Луи д’Арманьяка. Теперь она графиня д’Арманьяк и управляет огромным особняком Главного Шталмейстера в Париже. В честь замужества ей была пожалована должность в свите королевы. Королевы Марии-Терезии, я имею в виду.

— Королевы, — как-то приглушённо и будто не своим голосом повторила за ним Генриетта. Ей всё ещё было странно думать о Марии-Терезии как о супруге Людовика, хотя его женитьба на испанке состоялась ещё до её отъезда из Франции. А ведь это могла быть и она, снова подумала Генриетта, и эта мысль отозвалась болью в глубине души.

Воспоминания о мимолётных взглядах кузена, которые она то и дело ловила на себе, его ласковых обращениях к ней лично, пусть и обронённых вполголоса тогда лишь, когда никто не мог услышать. Нет! Ей не следовало обманываться на его счёт. Людовик всегда видел в ней лишь «малышку Анриетт» — свою младшую кузину, с которой ему поручали танцевать на балах, часто даже против его желания. Ах да! Ведь он был увлечён одной из сестёр Манчини — той самой Олимпией Манчини, которая внезапно была выдана замуж за графа де Суассона! И это произошло так быстро, что никто и понять не успел того, что же случилось на самом деле. А ведь Олимпию Манчини едва ли не прочили в королевы! Людовик так увлёкся ею, что сделал королевой всех святочных празднеств, и даже устроил в её честь грандиозную конную карусель с участием нескольких сотен дворян. Огорчился ли он из-за её внезапного замужества?

— Анриетт! — тихонько позвала мисс Стюарт, чтобы отвлечь её от глубоких раздумий.

— Ах да! — спохватилась Генриетта и обратилась с улыбкой к герцогу.

Как-то слишком уж весело и наигранно это вышло, но де Руже был достаточно чутким и деликатным, чтобы показать то, что он заметил невнимание к себе Генриетты, как и то, что принцесса отвлеклась от беседы.

— А что же сестра Катрин — Франсуаза де Невиль? — задала новый вопрос Генриетта в попытке вернуть разговор, а вместе с тем и собственные мысли в прежнее русло.

— Про мадемуазель Франсуазу мне известно гораздо меньше, — отозвался Арман де Руже, но тут же тепло улыбнулся. — Вы же знаете, что в отличие от своих брата и сестры, Франсуаза куда реже оказывается в центре внимания, практически не является предметом разговоров, а тем более поводом для новостей. Она замужем за маркизом д’Отривом. Известно, что они поселились в замке Отрив, ведь маркиз страстный охотник и редко покидает своё поместье. Кажется, ему передали должность королевского ловчего. Так что они с супругой появляются в свете лишь с наступлением сезона охоты, когда весь двор отправляется в Фонтенбло или в Венсенн.

— Ах, Фонтенбло! — не удержалась от восклицания мисс Стюарт. — Самое прекрасное место на свете! Там так романтично и волшебно, словно в сказке!

— Вы ещё не побывали в шотландских резиденциях его величества, мисс Стюарт! — ревниво заметил ей лорд Суррей, которого задели слова и мечтательное настроение девушки.

— Да, кстати, а что же их брат? Маркиз де Виллеруа, как он? — не обращая внимания на это маленькое отступление от темы, спросила Генриетта. — Я помню, как мне предложили танцевать с ним на моём первом придворном балу. Франсуа досталась роль Купидона. Он был так хорош в костюмчике с крылышками, с золотым луком и целым колчаном настоящих стрел!

— Да, да! Вы говорите о нашем Очаровательном Маркизе? О нашем де Виллеруа? — тут же подхватила мисс Стюарт и, весело взмахнув левой рукой, задела ветки боярышника, с которых тут же посыпались холодные капельки недавно прошедшего дождя.

— Виллеруа, Виллеруа! — не отставал от них лорд Суррей. — Это же сын маршала де Невиля! Да, конечно же, я помню его. Даже при дворе штатгальтера Нидерландов о нём рассказывали весёлые истории. Что-то о курьёзном случае с дворцовыми часами. И кажется, именно благодаря маркизу удалось пролить свет на то странное дело.

Все посмотрели на лорда Суррея, и он стушевался под удивлённым взглядом де Руже.

— Как же! Разве об этом уже перестали судачить при дворе? — попытался он перейти на шутливый тон. — Час Купидона! Это же такая громкая история!

— Как это занимательно, однако. Я узнал об этом только случайно. Я не был при дворе в то время, когда всё происходило. Мой брат оказался одним из тех, кто был посвящён в подробности дела, поскольку он вёл расследование по кражам, которые каким-то образом были связаны с дворцовыми часами, — пояснил де Руже. — Но вот каким же образом в этой истории оказался замешан маркиз де Виллеруа — этого никто не понимал, — Арман предпочёл бы вообще не затрагивать этот щекотливый вопрос — Франсуа-Анри предельно чётко обозначил его, как сугубо личное дело, касавшееся только самого короля и маркиза де Виллеруа.

— У нашего Очаровательного Маркиза невероятный талант попадать в приключения, — заговорила Генриетта, уловив по тону голоса де Руже нежелание продолжать разговор об истории с часами. Сама она слышала о той истории лишь то, что сам король поручил маркизу дю Плесси-Бельеру разобраться в ней, а затем каким-то образом выяснилось, что к этим кражам была причастна шайка воров из Сент-Антуанского предместья. Один из них даже служил в Лувре, и, по слухам, его нашли избитого до полусмерти в одном из потайных коридоров. Решительно, всё же история о часе Купидона оказалась не самой удачной темой для лёгкой беседы!

— Да, маркиз с лёгкостью попадает в курьёзные ситуации, — де Руже подхватил это шутливое замечание, как спасительную ниточку. — Собственно, теперь, когда он закончил учёбу в Корпусе Королевских Пажей, его можно каждый день встретить во дворце. Он практически неотлучно находится при короле. Балетные постановки — вот их общее увлечение. Его величество даже создал специально для маркиза должность Королевского танцмейстера.

— Как? — удивились девушки, а Генриетта спросила:

— А как же месье Бошан?

— Месье Бошан по-прежнему является главным учителем танцев при дворе. Без его участия не обходится ни одна постановка королевского балета. Кстати, он и маэстро Люлли готовят новый балет в честь прихода весны, — тут де Руже внимательно посмотрел в лицо принцессы, прежде чем договорить. — В честь вашей свадьбы.

— Как? Даже балет? — не удержалась Генриетта, и её лицо просияло в улыбке, а в серо-зелёных глазах блеснули огоньки радостного предвкушения. — Как вы думаете, герцог, а мне оставят роль в этом балете? Я успею приехать к репетициям?

— Для этого всего лишь необходимо быть при дворе, Ваше высочество, — резонно заметил Арман де Руже, по странной случайности или намеренно избегая называть главное условие участия принцессы в балетной постановке, которую готовили в честь её же свадьбы.

Они уже около получаса блуждали по лабиринту, и всё время просвет, маячивший впереди, как будто указывал на выход, но каждый раз оказывался ещё одним перекрёстком дорожек.

— Я устала, — пожаловалась Стюарт.

— Постойте! — Генриетта остановилась на очередном перекрестке и протянула руку к веткам самшитового куста. — Нам нужно держаться одной стороны. Всё время. Идти вперёд, никуда не сворачивая. Так мы придём к самому началу лабиринта.

— Пожалуй, — согласился лорд Суррей. — Я читал о лабиринте Минотавра на Крите. Там нужно было ориентироваться по одной стороне коридора.

— Да! — воскликнула обрадованная найденному решению мисс Стюарт. — В Лувре царит такая же путаница в потайных коридорах. Я помню, как маркиз де Виллеруа рассказывал нам о том, каким образом можно выбраться оттуда в случае несчастья.

— А тебе доводилось бродить в тех коридорах? — спросила Генриетта, с подозрением посмотрев на неё.

— Нет, что вы! Просто Франсуа такой балагур. У него всегда есть парочка страшилок про запас. Он рассказывал про лабиринт потайных коридоров в Лувре. Такой же есть и в Фонтенбло. Но всё-таки тот, что в Лувре, страшнее. Там ведь ещё и призраки бродят. И да, убийца! Ведь того вора, который дворцовые часы останавливал, так и не нашли же, нет?!

Этот вопрос относился к герцогу де Руже, но он предпочёл сделать вид, что, не расслышав, оставил его без ответа. О том, что стало с одним из воров из Сент-Антуанского предместья Парижа, который был причастен к делу о дворцовых часах, никто ничего не знал. Кроме дю Плесси-Бельера и того смешного, суетливого человечка — комиссара полиции Шатле, который помогал маркизу расследовать это дело.

— Не знаю, мадемуазель. Мне кажется, что в этом деле так и не поставили точку, — уклончиво ответил Арман, невольно обратив взгляд на Генриетту.

Та моментально прочла в его глазах просьбу о помощи и ответила с лёгкой улыбкой:

— Кстати, а что же ваш брат? Чем теперь занят наш славный маркиз? — спросила Генриетта. — И все те неугомонные друзья из свиты короля. Де Лозен, де Вивонн, де Гиш — чем они занимаются?

— Мой брат теперь неотлучно находится при дворе. После того дела, как вы должно быть помните, он получил должность маршала королевского двора.

Как ни странно, но ни в тоне, ни в выражении лица герцога не промелькнуло и тени зависти или обиды на младшего брата, который обошёл его в карьере военного.

— В Италию, то есть в Пьемонтский полк, он не вернулся. Теперь в его обязанности входит разбирательство дел при дворе: все интриги, тайны, загадочные происшествия — это его епархия. Но прежде всего — это обеспечение личной безопасности короля.

— Ого, какой взлёт! — вырвалось у мисс Стюарт. — А ведь его не принимали всерьёз. Даже после того, как он стал маршалом двора, все только и говорили о его чрезвычайной молодости.

— Откуда тебе знать? — поддела её Генриетта.

— Я слышала, как о нём шептались дамы при дворе королевы Генриетты-Марии, — парировала мисс Фрэн, сверкнув в сторону кавалеров очаровательной улыбкой. — И на приёмах в Лувре тоже.

— А что же маркиз де Лозен? — вдруг спросил лорд Суррей. — Я немало слышал о нём. А также о его кузене — графе де Гише. Оба прославились, сражаясь добровольцами в рядах армии польского короля в войне с турками.

— Да-да, слава об их подвигах неизменно служит поводом для разговоров в салонах, — тут же ответил де Руже, которому обсуждение ратных подвигов было по душе гораздо больше, чем перемывание косточек их общим знакомым. — Они оба, кстати, недавно вернулись во Францию и были снова приняты ко двору. Граф сделался неразлучным другом герцога Анжуйского.

— Как? Они дружны с Филиппом? — удивилась Генриетта, и тут же на её щёчках вспыхнул яркий румянец.

— Герцог де Грамон выкупил должность шталмейстера двора его высочества для своего сына — графа де Гиша, — ответил Арман, не обращая внимания на удивление принцессы.

Генриетта только улыбнулась в ответ. Она вспомнила лица двух таких непохожих друг на друга кузенов. Антуан де Лозен — белокурый и невысокого роста. О нём можно было сказать, что он, скорее, худощавого сложения, но за той кажущейся хрупкостью и малым ростом скрывались ловкость и сила отличного наездника, а также непревзойдённого мастера фехтования. И судя по слухам, де Лозен сделался настоящим бретером, а поводом для его отъезда из Франции стала неудачная дуэль, из-за которой пострадал кто-то из сыновей не то герцога де Креки, не то герцога де Шуази. А вот Арман де Гиш, хотя также, как и его кузен, не отличался покладистым нравом, обрёл славу галантного кавалера. Он пользовался громким успехом у женщин, по словам Карла, который был знаком с графом с тех давних пор, когда ещё сам находился при дворе Людовика. Де Гиш наверняка отправился в ссылку вслед за кузеном только лишь с тем, чтобы отличиться на военном поприще. Военная слава, скорее всего, прельщала его гораздо больше, чем успех у женщин. Черноглазый брюнет, красавец Арман де Гиш был полной противоположностью своему кузену Антуану де Лозену. Да и своему отцу — маршалу де Грамону также. Хотя внешне граф де Гиш был вылитая копия герцога де Грамона, но по характеру он известен как замкнутый и даже нелюдимый человек. Именно склонность к таинственной молчаливости и привлекает к нему внимание женщин. Кстати, о де Лозене тоже нельзя сказать, что он обделён женским вниманием. Ставшие анекдотами истории о его настойчивых ухаживаниях и даже о победах связывают с ним имена многих красавиц при дворе.

— Смотрите! — лорд Суррей указал на яркий просвет в конце очередной дорожки в лабиринте, на которую они свернули уже несколько минут назад. — Там выход! Я вижу отблески солнечных лучей на стёклах дворцовых окон!

— Умничка, Генриетта! — захлопала в ладоши мисс Стюарт. — Как хорошо ты это придумала. Вот я бы ни за что не догадалась бы о том, как выбраться, и так и осталась бы пропадать тут.

— Ну уж нет! Я бы ни за что не оставила тебя одну, Фрэн, — ласково улыбаясь подруге детства, заверила её Генриетта.

Пройдя ещё с десяток шагов, они выбрались из лабиринта на широкую лужайку, разбитую напротив центрального крыла дворца. Вся лужайка была распределена на ровные квадраты, по границам которых были высажены кусты шиповника и боярышника, а вдоль них проложены дорожки. Даже острые камешки гравия, которым были посыпаны дорожки, не стали причиной для уныния и новых жалоб мисс Стюарт — она подобно резвой козочке бежала впереди всей компании, спеша вернуться во дворец.