Кукловоды

Руслан Платонов

В основу сюжета положены реальные события, случившиеся в 2002 году в г. Одессе. По данным уголовного дела, одним из украинских телеканалов снят документальный фильм «Злой гений».С помощью авторского вымысла сюжет повести значительно расширен, введены новые сюжетные линии.Полный увлекательных приключений и удавшихся подельникам авантюр преступный путь в конце концов пресекается органами правосудия.

Часть IIІ

Отхлебнув дымящегося кофе из обжигающего пальцы пластикового стакана, Дмитрий Кошелев перевернул страницу и вновь углубился в чтение. Вот уже три битых часа он сидел в громадном читальном зале научной библиотеки.

Первоначальный пышный вулкан делового энтузиазма давно угас и покрылся серым пеплом. Дмитрию уже не раз приходилось бить себя кулаком по голове и восклицать: «Эй, брат Кошелев! Ты — мужик или барахло?» Пополнив подобным возгласом иссякшую силу воли, он вместо похода на пиво с таранью отправлялся в библиотеку питаться духовной пищей, где в неисчислимых количествах поглощал книги по теории и практике минно-взрывного дела, а также по наркотическим веществам и ядам.

Такие справочники из хранилищ научных библиотек выдавались далеко не всем — эти темы были наглухо закрытыми для массового читателя. Кошелев был весьма неприятно удивлен, услышав от миловидной хранительницы знаний такую новость. Но это препятствие на пути к новой жизни не повергло его в панику — Дмитрий из любого положения умел найти выход.

В принципе, в насквозь прогнившей стране победившего Пирровой победой капитализма любой вопрос решается с помощью дензнаков, но Кошелев, подобно Ленину, решил пойти другим путем. Во-первых, жаль было денег, а во-вторых — зачем сразу оставлять ненужные следы?

Так в послужном списке самозваного кандидата в новые русские появился первый, пусть малозначительный, факт конфликта с законом.

Вообще, по большому счету, с законом в той или иной степени конфликтует каждый — и Дмитрий не был исключением. Такие противоправные деяния, как уклонение от уплаты налогов, незарегистрированная предпринимательская деятельность, перепродажа краденого и элементарный обман должностных лиц и простодушных граждан давно уже были корявыми литерами вписаны в незамысловатую историю его жизни. Однако с недавних пор он ступил на совершенно другую, очень скользкую стезю. Ему предстояло стать минером — в прямом и переносном смысле, а для такового первая ошибка в большинстве случаев становится последней.

Ее-то, непоправимую ошибку, он и пытался исключить из всех возможных вариантов целиком и полностью. Как он сам говаривал, посмеиваясь, — «целиком и наполовину».

В хилой груди Дмитрия Кошелева пряталась, как мышь в норе, мелкая и низменная душонка — настолько трусливая, насколько и подлая. Безрассудная рискованность, удалая бесшабашность и тому подобное Диминой натуре были никак не свойственны.

Небезопасные или скандальные разговоры он предпочитал вести по телефону; если бить — то из-за угла.

А свести к исчезающе малой величине опасность «погореть» возможно было только лишь при условии выверенной, до последнего миллиметра и секунды, разработки.

Боязнь встретиться с опасностью лицом к лицу с годами превратилась в некую медицинскую проблему, нечто вроде фобии.

Тем не менее, Кошелев громадными усилиями воли из разболтанного лентяя сумел переделаться в последовательного упрямца.

Как на хорошего инженера или писателя, без остатка увлеченного любимым делом, иногда находят озарения (даже во сне), так и на Кошелева иной раз снисходили всякого рода выдумки да идеи, настолько он был захвачен осуществлением своей мечты. Количество умственных усилий неизбежно переходило в качество.

Кое-что Дмитрий черпал из многовекового опыта незаконопослушной части человечества, иногда изобретал велосипеды сам. Первым — одним из самых важных — ним было принято правило: поменьше «светись» — во всяком случае, под своим именем. Кошмарный урок, полученный на «Яме» и за ее пределами, не пролетел сквозь уши, напротив — засел в «чердаке» Кошелева толстым колом.

Полностью следуя изложенному выше правилу, для посещения закрытых отделов библиотек Кошелев собственноручно смастерил себе липовое удостоверение личности. Ненавистную бороду отращивать не стал — до конца жизни таскать этот дурацкий веник на лице, что ли?

Он просидел за работой целый день, но потерянное время того стоило. Взяв поздним вечером результат своего кропотливого труда в перепачканные руки, новоявленный фальшивомонетчик приятно удивился самому себе.

— Ай да Дима, ай да сукин сын! — паскудно изгадил своим именем выражение восторга великого писателя Кошелев, разглядывая свое творение.

С новеньких, еще остро пахнущих типографской краской красных корочек с надписью золотым тиснением «Удостоверение» (прогрессивно перестроившиеся новорусские типографии в изобилии печатали подобные заготовки для всякого рода преступного люда, и продавались они на каждом шагу) на Кошелева строго взирал сквозь огромные очки его несуществующий двойник — Максим Андреевич Павлов. Как явствовало из каллиграфическим почерком выведенного пояснения к образу, означенный М. А. Павлов являлся начальником отдела охраны некоей фирмы «Феникс» («Веник-с», — хихикал, потирая ладони, Кошелев).

Виртуальный Павлов родился рано утром, когда Кошелев, нацепив на свой длинный нос шутовские очки с простыми стеклами (они остались у него еще с веселой студенческой поры), сфотографировался в фотоателье «Момент» в далеком районе города.

Документальное оформление новорожденного было уже делом техники. В специализированной фирме Дмитрий отпечатал на компьютере нужный текст и старательно заполнил нужные графы.

Попотеть пришлось над печатью. Из трех имевшихся у него «утерянных» печатей с помощью бумажных масок Кошелев сотворил оттиск четвертой — никогда не существовавшей. Шлепнув его поперек глумливо улыбающейся рожи Павлова, Дмитрий громким пением торжественного марша завершил творение лже-сотрудника «левой» фирмы «Феникс» — воистину родившейся из пепла сгоревших предприятий.

С приятным ощущением недаром прожитого дня Кошелев поужинал и лег спать.

***

Некоторые опасения Дмитрия насчет звонка сотрудниками библиотеки по несуществующему телефону директору «Феникса» совершенно не оправдались. Безотказно, как всегда, сработало правило второе — побольше наглости! С уверенным видом без секунды промедления тычь в нос любую фальшивку — взрослые люди обычно доверчивы, как дети.

Неудачно попытавшись однажды сунуться в анналы одной из научных библиотек, во второй раз хитрый лис Кошелев туда не полез — благо на одной библиотеке свет клином не сошелся. К дверям научной библиотеки на другом конце города на ярко-красной «Хонде», как и подобает солидному чиновнику, подкатил уже М. А. Павлов.

То и дело поправляя сползающие с носа и безжалостно натирающие непривычную переносицу тяжелые очки, он предъявил новенькое удостоверение работнице библиотеки и хлопнул о стол списком интересующих его книг.

Пожилая хранительница знаний человечества лишь бегло взглянула на «ксиву», но внимательно ознакомилась со списком. Видимо, старая школа грозно окликнула ее из глубины прошедших лет — глаза библиотекарши подозрительно сузились:

— А зачем вам эти книги? Это для военных специалистов и экспертов-криминалистов! А вы…

Недрогнувшим голосом Кошелев не дал развиться опасной теме, без сучка и задоринки отчеканив заранее обдуманный ответ:

— Как — зачем? Я же являюсь на-чаль-ни-ком от-де-ла о-хра-ны! Удостоверение внимательно читали? Я не кто иной, как солдат на страже! А солдат обязан знать оружие врага — и тогда победа будет за нами!

Кошелев внутренне ржал, как лошадь — просто умирал от смеха. А наружно — строгий Максим Андреевич Павлов выдавал на-гора правильные речи. В конце концов, Дмитрий обнаглел до упора и заявил:

— Да что у вас за порядки? Я Ивану Петровичу пожалуюсь!

Кто был этот Иван Петрович — библиотекарь не знала, однако бушевавшая в ней старая школа мгновенно заткнулась и взяла под козырек. Бросив короткое «подождите», она удалилась в святая святых и через некоторое время вернулась со стопкой требуемых книг. Формальности не заняли много времени, и Кошелев, ощущая себя разведчиком в тылу врага, проследовал в чистый и тихий читальный зал, уселся за угловой стол и углубился в чтение.

…Пьянящее чувство агента 007 давно ушло в небытие; потянулись серые учебные будни. Мелкой розничной торговлей Кошелев зарабатывал на хлеб насущный, а в свободное время водружал на нос осточертевшие очки и ехал в библиотеку. Там его уже принимали за своего и без лишних разговоров выдавали требуемую литературу. Дмитрий брал в буфете стакан кофе, с тяжким вздохом шел к «своему» угловому столу и погружался в скучный мир сухих цифр и пресных выкладок.

Вот и сегодняшний день был до оскомины во рту похож на вчерашний. С момента открытия библиотеки «студент» торчал за столом и штудировал «Учебник сержанта инженерных войск», конспектируя те или иные места в ревностно скрываемую от посторонних глаз толстую тетрадь. Ее он хранил дома в специально устроенном тайнике пуще зеницы ока.

Кошелев, конечно же, вовсе не собирался идти в армию. Храни Господь от этого! Из этого учебника он, как сок из лимона, выжимал нужное — теорию минно-взрывного дела.

Ищущий да находит, стучащему открывают. Диме еще в школе неплохо давались точные науки, в том числе физика и химия. Теперь, по прошествии стольких лет, он достал с верхней полки своего стриженого «чердака» пропахший мышами и нафталином начальный капитал знаний и пустил его в оборот.

Ничего сверхоригинального Кошелев не замыслил — напротив. Большие деньги можно было «сделать» несколькими проторенными путями: вымогательством или торговлей высоколиквидным товаром — наркотиками, людьми, оружием или взрывчаткой. Причем становиться слепым орудием в чужих руках он вовсе не горел желанием — наоборот. Он вознамерился единолично занять какую-нибудь дотоле пустующую «нишу» и, как сам выражался, «закрутить свою мафию».

По этим двум направлениям он и вел «геологоразведочные» работы, тоннами изучая всевозможные книги, имеющие хоть отдаленное отношение к наркотическим, отравляющим, психотропным и взрывчатым веществам.

Он долго сопоставлял все возможные варианты — и колебался в выборе. Подобно буриданову ослу, он стоял между несколькими путями обогащения и глупо вертел седой головой.

Неумолимое время шло, а веселого перезвона монет в продранных карманах Кошелева что-то не слышалось. Напротив: он забросил все свои каналы добычи средств к существованию, постепенно отошел от дел — и, что называется, выпал из обоймы. Тощие ручейки денежек, текущие в его дырявое портмоне, обмелели и засохли. Будущий злой гений, в конце концов, добрался до своего банковского счета — и будто схватил снег горячими руками: деньги стали таять с возмутительной быстротой. Как известно, деньги трудно заработать, а уж потратить…

Так продолжалось всю зиму, весну и половину лета. В голове Дмитрия накопилось несколько тонн самых разнообразных данных, которые упорно не желали превращаться в разноцветные пачки наличных.

Но охота, как известно, — пуще неволи. Со временем Кошелев, по крупицам собирая знания, как пчела мед, охватил мысленным взором проблему как бы с высоты птичьего полета — и в один прекрасный день определился.

Выяснилось, что синтезировать какой-нибудь «крутой» наркотик — например, героин — одному, в домашних условиях, было технически невозможно, — и Дмитрий тут же отбросил эту идею. А мотаться курьером по перепродаже хозяйского зелья, как уже было сказано выше, Кошелев изначально не собирался. Тем умный человек и отличается от глупого, что вникает в глубинную суть явления, в начале пути ясно видя его конец. Дмитрий прекрасно понимал, что, став обычным наркокурьером без связей в преступном мире, нужных знакомств, опыта тюремных «посадок» — и даже если бы имел таковые! — закончит плохо. В конце туннеля он неизбежно увидит либо тюремную решетку, либо захлопнувшуюся крышку гроба (хотя нет, не увидит, потому что крышка захлопнется над ним). Ко всему прочему, Кошелев очень боялся попасть в зависимость от кого-либо — а наркокурьер неизбежно становился подневольным до конца своих немногочисленных дней. Если кто-либо думает, что, сунувшись в эту сферу, он сразу спокойненько загребет пару миллионов, получит «БМВ», путевку на Гавайи и «соскочит» — он ужасно ошибается. Все перечисленные блага достанутся определенным высокопоставленным господам, а низкозасунутым — синяки и шишки. Кому вершки, а кому корешки. Мир уж таков.

Да и вообще — работать на кого-то Кошелев после некогда приключившейся с ним оказии закаялся раз и навсегда.

* * *

Однажды, во время банальной прогулки по суетливому базару, Дмитрия неожиданно, перепугав до состояния ступора, стукнул по плечу старый знакомец Сергей Викторов.

— Здорово, Димон! — широко улыбаясь и привычно щуря правый глаз, приветствовал бывшего однокашника Викторов. — Сколько лет, сколько зим! Ты чего пыль базарную трамбуешь?

— Да так, просто прогуливаюсь, — уклончиво ответствовал «Димон». — Себя показать, людей посмотреть. Вот тебя, например.

— Не только посмотреть, но и послушать! — жизнерадостная улыбка старого знакомого растеклась еще шире по плоскому добродушному лицу. — Как поживаешь?

— Никак, — пожал узкими плечами Кошелев. — Семь на восемь. Но — не двенадцать.

— Как это — никак? — Викторов вдруг резко качнулся вперед, чуть не сбив отпрянувшего Кошелева с ног. Привычно присвоив толкнувшему его толстому гражданину несколько имен из Красной книги, Сергей пригласил одноклассника в пивной бар, расположенный тут же, на рынке, и завлекавший клиентов оглушительной музыкой из выставленной на тротуар колонки.

— Даже побазарить с другом не дадут! — бурчал Сергей, волоча за рукав не особенно упиравшегося «друга».

В полутемном зальчике, насквозь пропитанном бьющими в нос ароматами кислого пива и полуистлевшей рыбы, Сергей Викторов гостеприимно усадил Кошелева за угловой столик и направился к стойке.

Пребывавший в выжидательном напряжении Дмитрий облегченно расслабился, разглядев в ладони Сергея несколько мятых бумажек. Ты глянь, уплатил — и за него, Кошелева, тоже. Значит, его дела не так уж плохи. В отличие от моих…

Поутру в питейном заведении посетителей пребывало — сущая мелочь. Люди были в поте лица заняты зарабатыванием средств, прежде чем подарить их владельцу «трактира». Гул базарного улья доносился сюда значительно ослабленным, позволяя общаться без повреждения голосовых связок и слуховых аппаратов.

Сергей Викторов ухитрился за одни рейс приволочь и бухнуть на стол два бокала пива и выщербленное блюдце с парой пересушенных рыбешек.

Лишь отпив по половине бокала и волком выгрызя из рыб все более-менее съедобное, друзья нарушили гробовое молчание.

— Я так понимаю, что правды говорить мы не захотели! — все тем же шутливым тоном продолжил прерванный разговор Викторов. — Как это получается, что гений радиотехники и электроники занят каким-то «никаком» размерами семь на восемь? Нас ведь ждут великие дела, Дима!

— Кого ждут… хл-лёп… — отхлебнул Кошелев из бокала, — а кого — стороной обходят.

— Так ты что — нигде не работаешь? — задал вопрос напрямик Сергей, от удивления забыв о пиве.

— Нигде — это громко… хл-л-лёп… сказано, — пожал плечами Кошелев. — Так, случайными заработками перебиваюсь. Кому телек отрихтую, кому телефон подлампичу. Тем и живу. На хлеб хватает.

— А на пиво — не очень? — беспардонно хохотнул однокашник.

Дмитрий спервоначалу решил было впасть в амбиции, но передумал — чего на правду обижаться?

Уткнув длинноватый нос в опустошенный досуха бокал, он сокрушенно вздохнул.

— Не идет бизнес. Клиент какой-то… прижимистый пошел. За копейку удавится.

— Что же, — пожал плечами визави. — Все деньги стали считать. Время такое.

— Ну, а ты как? — соскользнул Дмитрий с язвящей душу темы. — Рассказывай!

— Лучше всех! — благодушию старого знакомого не было пределов. — Обожди секунду — возьму еще по бокальчику!

Преданный любитель пива Кошелев обеими руками был «за».

Вторая порция пенного напитка внесла еще больше непринужденности в общение записных товарищей.

–… В данный момент торговля лесом — лучший бизнес! — убеждал «гения радиотехники» Викторов. — Брось ты свои безделушки и займись делом! Откуда дровишки? Из лесу, вестимо! Лесник, слышишь, рубит, а я отвожу! И продаю. Улетают в момент!

— Ну, ты возишь. А я причем? — поднял выцветшие брови Кошелев. — У меня лесопилки в частном владении не числится.

— Дай срок — будет и лесопилка! — изогнул бровь «Папа Карло». — Имею я такие планы. А пока… а пока… — он допил пиво и стукнул бокалом о столешницу. — У меня шофера нет на грузовик.

— А зачем тебе шофер? — удивился Кошелев, напряженно размышлявший о третьем дармовом бокальчике. — Самому в падло баранку крутить?

— В падло, — мотнул головой Сергей. — Категории нету, да и не умею я… Боюсь, короче. Так пойдешь?

— Ку-куда? — поднял из пивной пены осоловелый взгляд Кошелев.

— Да ко мне, шофером! — похлопал его по тщедушному плечу Викторов. — Лес возить! Ты да я, да мы с тобой! У тебя же категория «С» открыта? Мы ж еще, помнится, в школе сдавали! Ты экзамен сдал, а я чуть в кусты не заехал!

— Открыта, — уронил сожалеющий взгляд обратно в бокал Кошелев. — А что за лесовоз у тебя? «МАЗ»? Или, может, «Вольво»? Категорией «Е» я не обзавелся…

— На «МАЗ» я еще не заработал, а на «Вольво» тем более, — вздохнул дровяной магнат. — «Ифа».

— «Ифа»? — удивился Дмитрий. — Почему «Ифа»?

— Недорого продавалась! — честно признался Викторов. — За четыреста баксов купил, еще пару сотен вложил — и катаюсь уже второй год. Да вот — водитель мой скоропостижно уволился. А т а м уже штабель бревен ждет. Не вывезу — другие сцапают. Желающих — до фига и еще немного. А лично шоферить — ну его в башлык. Сам разобьюсь и других покалечу. Ну, что скажешь?

— Когда ехать? — отодвинул в сторону пустой бокал Кошелев.

— Позавчера! — хмыкнул Викторов. — А серьезно… Если можешь — завтра.

…Нищему собраться — только подпоясаться. Спозаранку Дмитрий уже деловито расхаживал вокруг «Ифы», стуча носком ботинка по шинам, как заправский лихой шоферюга. Еще раньше он заправил бак доверху и проверил уровень масла.

Более никаких проверок машины перед дальним рейсом Кошелев не проводил. Не царское это дело — в липком мазуте плавать да нежные пальцы обдирать. По его мнению, сто долларов в месяц, положенные ему работодателем, того не стоили.

И хоть по тем временам это были весьма значительные для наемного работника деньги, его сиятельство баронет Дмитрий Кошелев ценил свой эксклюзивный труд значительно дороже.

Но, как известно, на безрыбье и рак — рыба.

Сергей Викторов с небольшим черным кейсом в руках вышел из маленького домика, который он снимал с женой и тремя детьми, уселся в кабину и тоном Гагарина рявкнул:

— Поехали! — и так же исторически взмахнул рукой.

Сказка о попе и работнике его Балде зазвучала с первым оборотом дизеля.

Кошелев еще накануне опробовал новое средство передвижения, и сегодня выглядел за рулем весьма уверенно.

За окном ярко блистало свежее утреннее солнце, щедро поливая росную землю излишне горячей любовью. Несмотря на ранний час, погода за окном напоминала тропики в полдень.

Дмитрий запустил мотор и несколько минут недвижимо сидел, склонив голову к капоту и будто прислушиваясь к работе дизеля.

«Двигатель прогревает!» — с невольным уважением подумал хозяин конторы о новом батраке, хотя в такую жару прогревать агрегат не было никакой необходимости.

На самом деле трясущийся в крупном ознобе Кошелев (дизельное сердце «Ифы», как и все его собратья, в изобилии дарило нещадную вибрацию кабине, особенно на холостых оборотах) последний раз решал мучительную дилемму: быть или не быть ему проданным наймитом у своего же одноклассника? А может, плюнуть на его заманчивое предложение и отправиться домой досыпать? Облом пахать! Обло-о-ом!

Однако, пораскинув раскисшими мозгами, «наймит» все же решил отправляться в путь-дорогу. Страстное желание развеяться, отвлечься от серой обыденности вкупе с острой необходимостью заработать взяли верх над заскорузлой ленью и парализующей расслабухой.

Кошелев мотнул остроносой головой, как отгоняющий мух конь, и решительно тронул машину с места.

Застоявшийся стодвадцатипятисильный немецкий дизель весело зарокотал и играючи поволок порожний грузовик по славянскому ухабистому проселку — разве что на губной гармошке не запиликал. Вырулив на большак, Кошелев прибавил скорости и фальшиво засвистал нечто, отдаленно смахивающее на «Дойче зольдатен, унтер-официрен». Блаженно развалившийся на пассажирском сиденье Викторов весело улыбнулся и покачал большой лысеющей головой:

— Смотри, в партизанские леса направляемся!

— Думаешь, могут по дороге мину заложить? — подыграл Кошелев. — Не боись, герр майор! Аллес будет гут!

Так, весело перешучиваясь, они мчались по ровной дороге, настигая и сходу обгоняя попутные машины и пугливо сторонясь встречных. Перебрасывались шутками-прибаутками, обменивались мнениями по поводу нынешней жизни вообще и лесоторгового бизнеса в частности, перемывали кости знакомым и громко ржали.

Поздним вечером прибыли на место. Погрузку пришлось отложить до рассвета.

* * *

…«Лесоторговый воротила» неуклюжим шмелем вился вокруг «Ифы», низко просевшей под непомерным грузом толстых сырых бревен.

— Крепче увязывайте! Крепче! — покрикивал он на «партизан», не обращавших ни малейшего внимания на его окрики.

Работа кипела, как перегретый котел. Двое крепких мужиков неспешно делали свое дело по увязке и закреплению груза; переживавший за все хозяин метался серым волком, надрывал душу; не отвечавший ни за что Кошелев подпирал плечом столетнюю сосну неподалеку, бросая иронические взгляды на рабочую суету.

— А тебе на кажется, Серега, что «Ифа» не совсем предназначена для таких испытаний? Из нее лесовоз — как из палочки трактор! Задний мост слабенький, чулочки тоненькие, а ты на нее, беднягу, сырые коряги…

— Заглохни, Дима! — от шутливого еще недавно тона «пана директора» не осталось и следа. Сергей Викторов всецело был поглощен решением сложного уравнения, в котором пьянящая страсть наживы сравнивалась с трезвыми доводами рассудка.

Больше нагрузишь — больше выручишь; меньше нагрузишь — вернее домой довезешь, без риска обломаться и встать раскорякой посреди дороги.

— Чем больше посижу — тем больше наловлю я… — задумчиво мычал под нос Викторов, мучительно борясь с искушением. — Чем больше наловлю — покушаю сытнее; чем больше я поем, тем больше я посплю… Чем больше я посплю — тем буду здоровее!

Искушение, как всегда, взяло верх. Повинуясь указующей деснице клиента, крановщик довесил на трудовой горб тяжко крякнувшего грузовика еще четыре толстенных ствола.

«Ифа», казалось, застонала человеческим голосом. Затрещали под неподъемным грузом борта, заскрипели прогнувшиеся сверх меры рессоры. Зад машины просел чуть ли не до земли; кабина же, напротив, рванулась вверх, будто собираясь взлететь в лазоревые небеса.

Кошелев встревоженно покачал головой, но не сделал ни малейшей попытки воспрепятствовать чинящемуся на его глазах вандализму.

«Партизаны» прочно увязали разошедшиеся далеко в стороны борта грузовика, приняли, не глядя, полагающуюся мзду и нетерпеливо замахали руками, прогоняя крохоборов прочь — следом за «Ифой» уже вырос длиннющий хвост таких же нетерпеливых «лесопромышленников».

На этот раз веселый свист не смог пробиться сквозь крепко стиснутые зубы Кошелева. Мгновенно вспотевшему, несмотря на прохладное утро, водителю-профессионалу было не до песен.

Перегруженный грузовик с натужным ревом пробивался по раздолбанному лесному «хайвэю» к голубой мечте всей своей подневольной жизни — федеральной автотрассе. В надсадных выхлопах дизеля, громком скрипе всех частей «Ифы», тяжелых вздохах тормозов явственно слышалась полупесня-полуплач: «Хочу домой, в Германию!»

Однако сгорбившиеся в кабине двое ненормальных с каменными лицами такой привилегии даже к пенсии трудяге грузовику не обещали. Напротив — выбравшись из лесной чащи на ровную серую ленту асфальта, державшую среди темных лесных массивов неуклонное направление на юго-восток, Кошелев воткнул третью передачу и выжал педаль акселератора до пола.

Дизель удрученно взревел, однако вынужден был подчиниться насилию. Из последних сил он поволок, задыхаясь и кашляя, тяжеленный воз отнюдь не хворосту.

— Откуда дровишки? — подмигнул хитрым глазом «поп» Викторов.

— Из лесу, вестимо! — повеселел Балда Ефимович Кошелев.

Дорога побежала под уклон, и Кошелев мгновенно, как на авторалли, включил нейтральную передачу.

Грохот дизеля разом стих. Автомобиль, облегченно бормоча, побежал под уклон, скрипя и раскачиваясь, как океанский лайнер на волнах. Кошелев осторожно действовал баранкой, твердо памятуя о неважной управляемости перегруженным автомобилем.

За окном все чаще замелькали выстроившиеся во фронт строевые сосны, словно отдавали честь вековечному работяге грузовику. Пропитанный хвойным настоем целительный воздух пьянящими волнами наполнял душную кабину, расправляя озабоченные морщины на лбах двух вжавшихся в сиденья камикадзе.

Беззаботная стрелка спидометра плясала свой легкомысленный танец возле отметки «70». В самом конце затяжного спуска Кошелев врубил передачу и нажал на «газ», намереваясь с ходу выскочить на недлинный, однако крутенький подъем.

Ужасающий треск раздался откуда-то сзади, из-под загруженного сверх всяких пределов кузова.

В следующий момент могучие сосны-великаны за окнами кабины вдруг бросились на беззащитную «Ифу» и принялись играть нею, как консервной банкой, переворачивая ее во всех плоскостях и страшными пинками, с грохотом и звоном, посылая ее от команды к команде через всю дорогу, попутно расшвыривая по асфальту смолистые бревна, как спички.

Несчастная «Ифа», рваным веером разбросав окрест ненавистный груз, несколько раз перевернулась и застыла у самой кромки дремучего леса.

* * *

…«Какого рожна ты на меня улегся?» — грозно кричал Дмитрий пьяному Коле, который, вернувшись домой с какого-то бухалова, не нашел места лучше, как грохнуться своей шестипудовой массой прямо на ноги прилегшего на диван старшего брата.

Брат Коля, никак не реагируя на запретительные меры, развалился слоновьей тушей поперек голеней Дмитрия и оглушительно захрапел, мыча и постанывая в алкогольном угаре.

«Да ты слезешь когда-нибудь, пьяная сволочь?!» — заорал Дмитрий во всю глотку, пытаясь коленями спихнуть вонючую тушу Николая на пол. Однако, несмотря на отчаянные потуги, это ему не удавалось. Родимый братец непостижимым образом резко прибавил в весе и будто посмеивался над посиневшим от натуги Кошелевым, хитро щуря правый глаз.

Тьфу ты, елки!.. Это же Сергей Викторов собственной нетрезвой персоной! Обмывал, видать, продажу леса, устал и зашел к нему передохнуть!

«Напилася я пья-а-а-ана-а, не дойду я до до-о-о-ому!» — вдруг назойливо зазвучала, завыла в ушах невесть откуда исходившая песня.

Ты, Серега, можешь петь, или спать, или ино что, но ноги-то мои уже затекли!

«Слезь, пожалуйста!» — по-хорошему попросил друга Кошелев. — «Ляг по-человечески и дрыхни хоть неделю!»

Сергей Викторов, развалившись, как бегемот на лежке, молчал и все так же больно давил на голени готового расплакаться батрака.

«Да встань же ты, кабанюра полосатый» — вне себя вскричал Кошелев и принялся кулаками молотить по мягкому, раскисшему от водки лицу спящего магната.

Но что это? Подлая дрянь Викторов под градом уничтожающих ударов все так же безмятежно улыбался и пускал хмельные пузыри, а Кошелев взвыл еще громче — теперь уже от острой боли в скрюченных пальцах. Наглая рожа пьяного лесопромышленника только с виду была рыхлой. На деле же карающие кулаки Кошелева будто молотили по токарному станку, ушибаясь и ранясь о выступающие грани и острые углы.

…От жгучей боли в избитых кистях Дмитрий Кошелев пришел в себя. Некоторое время он с удивлением созерцал мотавшуюся перед самым носом чью-то руку с окровавленными пальцами, медленно, но остервенело молотившую по раскрытому в страшной наготе замасленному мотору.

Лишь только захлестнувшая сознание невыносимая боль подкинула Кошелеву подсказку, что эти ободранные кровоточащие пальцы — его собственные. Он немедленно прекратил самоистязание, однако ему мучительно захотелось вновь кромсать кулаком все, что попадется — до такой степени затекли и болели ноги пониже колен.

Кошелев с томительным предчувствием перевел глаза вниз — и сразу крепко стиснул воспаленные веки.

Вот так, буднично, обыденно, тихо и спокойно сходят с ума.

Ноги Кошелева пониже колен были придавлены неуклюже, грузно навалившимся Сергеем Викторовым.

Как… ой, как… как же это прозывается-то… ой-ой… дежавю?.. Нет, это вроде о другом… а это… это…

А это — материализовавшийся кошмарный сон. Что, в конечном итоге, и есть сумасшествие.

В голове Кошелева гудели и с грохотом перетирали обрывки мыслей громадные корявые жернова. Он с удовольствием пролежал бы вот так, закрыв глаза, вечность, если бы не усиливающаяся с каждой секундой боль в неловко подвернутых ногах.

Это обстоятельство вынудило готового расплакаться Дмитрия вновь разлепить веки и глянуть вниз.

Викторов по-прежнему недвижимо лежал поперек голеней Кошелева в каком-то неестественном, изломанном положении, завернув правую руку за спину далее всех мыслимых ограничений, а левую уложив на груди, как покойник.

Но он не улыбался со своим всегдашним хитрым прищуром; по его бледному, как мел, лицу струилась алая кровь, постепенно густея и умирая.

Кро-овь!!!

Кошелев, не переносивший вида даже капли крови, — откуда и прыть взялась — дернулся изо всех сил, рывком высвободил из-под обмякшего Викторова затекшие ноги и в слепом страхе пополз, туманно соображая — куда, только бы подальше от окровавленного Сергея. Сознание его вновь помутилось.

Во второй раз Кошелев, придя в себя, круглыми от удивления глазами обнаружил свои ноги уже свободными, хотя ощущение навалившейся на них тяжести все не проходило. И замкнутого пространства, пахнущего солидолом и остывающим железом, вокруг тоже не существовало — чистое небо и яркое солнце встревожено заглядывали в его безумно расширенные зеницы.

С мучительным стоном Дмитрий исхитрился встать сперва на четвереньки, а затем и в полный рост. Вдруг его качнуло, и он вынужден был ухватиться за нечто громоздко возвышающееся рядом.

Внезапно и резко к нему вернулась способность соображать и трезво оценивать происходящее. Кошелев повел глазами вокруг — и ужаснулся.

На обочине дороги распласталась вверх колесами изуродованная до неузнаваемости «Ифа». Кабина ее была смята и скошена на сторону; кузов разбит в щепки; задних колес вообще не было — ни на своем месте, ни где-то поблизости. Ступив несколько шагов к трассе, Кошелев обозрел окрестности и схватился за голову.

В радиусе нескольких десятков метров трассу, грунтовые обочины и полосу отвода устилали бревна — целые, ободранные и разнесенные в щепы. Или это валялись куски скоропостижно скончавшейся «Ифы» — понять было невозможно.

Поодаль виднелась оторванная задняя ось грузовика, уткнувшаяся в толстую сосну.

Еще дальше угадывалась длинная вереница застывших в ожидании автомобилей и толпа недоумевающих и взволнованных людей.

Дмитрий с треском повернул гудящую голову на сто восемьдесят. С другой стороны на трассе цветасто шевелилась та же анимированная картинка — только ближе, отчетливее и шумливей.

Незадачливый водила неверными прихрамывающими шагами побрел вокруг поверженного автомобиля. Глянув на непривычно оголенные задние рессоры, он сразу понял все.

У многократно перегруженного грузовика, не выдержав изощренных пыток и безалаберного отношения, лопнула правая стремянка — ответственная деталь, крепящая задний мост к рессоре. Итогом стало выворачивание задней оси из-под машины и неминуемое опрокидывание последней на полном ходу.

Вдруг Кошелев запнулся обо что-то и чуть не упал.

У самых ног Дмитрия валялся раскрывшийся кейс Викторова. Какие-то деловые бумаги, высыпавшись из него, устилали пожухлую траву. А это что?..

Это же…

Безотчетным движением Дмитрий Кошелев сгреб несколько разбросанных посреди бумаг зелено-серых купюр, оглянулся вокруг и бросился, очертя голову и забыв о боли, в лес — прочь от страшного места.

* * *

…В общем, Дмитрий Ефимович Кошелев всеми фибрами души жаждал совершенно другого — создать свою, личную империю, где он был бы главным действующим лицом, заоблачным и ни для кого не достижимым, чтобы все вершки доставались именно ему. А пушечное мясо пусть комендоры заряжают в «стволы» и ублажают всех алчущих крови.

Оставался еще один способ сбора сметаны с навоза — производство и реализация взрывчатки. Как ни странно, изготовление взрывчатых веществ не представляло большого труда, и его вполне реально было организовать не то чтобы в домашних, но все же в сравнительно нехитрых условиях. Тот же гексоген можно было состряпать из довольно простых составляющих, достать которые не составляло особых трудностей.

Однако, пораскинув мозгами, Кошелев и эту идею скомкал и выбросил в утиль, ибо этот путь в итоге приводил идущего в тот же тупик. Для реализации своего «товара» неизбежно пришлось бы вступить в деловые отношения с людьми, которые жизнь продавца ценили дешевле пули. В конце концов, окажешься, брат Кошелев, тем самым бессловесным презервативом, который единожды используют и вышвыривают — и часто в разорванном виде. Ну, уж нет!..

И он, как Иванушка у камня, избрал третий — рискованный, неизведанный, но многообещающий путь.