Дом на Манго-стрит

Сандра Сиснерос, 1984

Что делает нас такими, какие мы есть? Окружение? Но если оно тебе совсем не нравится, можно ли из него вырваться? Что для этого требуется? Чикаго, бедный иммигрантский район, конец ХХ века. Эсперанса стыдится дома на Манго-стрит, в котором живет со своей огромной шумной семьей, она мечтает скорее вырасти, сбежать из родного города и стать писательницей. Эсперанса наблюдает за соседями: их жизнь очень трудна, но они каким-то чудом умудряются быть счастливыми. Хотя в этом нет ничего странного, нищета – это ничто, если ты силен духом, не поддаешься грусти, стремишься к свободе и верен мечтам.

Луи, его кузина и кузен

В доме Меме есть полуподвальная квартира, которую его мать привела в порядок и сдала семье из Пуэрто-Рико. Семье Луи. Луи — самый старший из детей и единственный мальчик. На самом деле он — друг моего брата, но я знаю, что у него есть кузина и кузен и что его футболки никогда не заправлены в штаны.

Кузина Луи старше нас. Она живет с семьей Луи, потому что ее родные живут в Пуэрто-Рико. Ее зовут Марин, или Марис, или как-то так, она носит черную нейлоновую одежду и сильно красится. У нее много косметики, потому что она работает в Avon. Она почти не гуляет — присматривает за маленькими сестрами Луи, но часто можно увидеть, как она стоит у входной двери, хрустит пальцами и поет:

Яблок, вишни, тыквы вкус:

Как в пирог, в тебя влюблюсь.

Кузена Луи мы видели только однажды, но та встреча была важной. Мы играли в волейбол в переулке, когда он проехал мимо на своем большом желтом «Кадиллаке» с белыми покрышками и желтой лентой, привязанной к зеркалу. Рука кузена Луи выглядывала из окошка. Он пару раз посигналил, и в окне дома Луи тут же появилось много лиц — сам Луи, его маленькие сестренки и Марин. А затем они спустились.

Все разглядывали машину, стараясь заглянуть внутрь, и спрашивали у водителя, откуда он достал ее. В салоне лежали белые коврики, сиденья тоже были белыми. Мы попросили нас покатать и спросили, откуда он взял автомобиль. Кузен Луи ничего не ответил, но сесть разрешил.

Каждому из нас пришлось разместить на коленях одну из младших сестер Луи, но мы не жаловались. Сиденья были большими и мягкими, как диван, а у заднего окна лежал белый игрушечный кот, чьи глаза загорались, когда машина останавливалась или поворачивала. Здесь не нужно было крутить ручку, чтобы опустить стекла. Вместо этого была кнопка, которая работала автоматически.

Мы выехали из переулка и шесть раз обогнули квартал, но кузен Луи сказал, что заставит нас идти домой пешком, если мы не прекратим играть с окнами и переключать радио.

Когда мы объезжали квартал в седьмой раз, то услышали сирену… Сначала она была тихой, потом стала громче. Кузен Луи тут же остановился и приказал всем выйти из салона. Затем он резко тронулся с места, и «Кадиллак» исчез в поднявшейся пыли. Не успели мы и глазом моргнуть, как показалась полицейская машина. Мы увидели, как она догоняет желтый «Кадиллак», пытавшийся повернуть налево. Но наш переулок очень узкий, и машина, не сумев развернуться, врезалась в уличную лампу.

Марин закричала, и мы бросились бежать вдоль улицы, туда, где мигала синим полицейская сирена. Капот «Кадиллака» был сплющен, как нос аллигатора, но кузен Луи не пострадал — только набил синяк на лбу и разбил губу. Полицейские заковали его в наручники и усадили на заднее сиденье своей машины. Когда они тронулись с места, мы помахали им вслед.