Последствие

Саша Дэа, 2014

Никто не виноват, что при прощании одному всегда тяжелее, чем другому. Он неосознанно взваливает на свои плечи грусть за двоих и, горбясь, начинает тащить. Кто-то выпрямляется за неделю, смахнув пыль с пиджака, кто-то за месяц, зализав рану, кто-то вовсе не сгибается – то ли от бесчувствия, то ли от равнодушия. А я где-то ошиблась. Где-то я потеряла время и благополучно начала тонуть в отчаяньи. Вы скажете, что я слабая?..

⁹

Она приносила мандарины. Мне полезен витамин С. Апельсины мне не нравится чистить, а мандарины вкусно пахнут. Правда, сейчас я не ем мандарины и не люблю оранжевый цвет, потому что он напоминает мне о больнице. В разговорах, тестах и терапии постоянно присутствовал оранжевый цвет, ибо он считался позитивным, наполняющим энергией и поднимающим самооценку. В общем, не цвет — а чудо какое-то. Но через пару месяцев подобного цветового воздействия оранжевый ассоциируется исключительно с психушкой. А ещё одни из таблеток, которыми меня кормили, тоже были оранжевыми.

Я ждала Нику каждый день. Меня отвлекали на обед и ужин, на элементарный досуг, на уколы и иногда на обход врачей. Периодически меня навещала женщина из соседней палаты, скрашивая моё ожидание, томление и одиночество. Я всегда была рада ей, так как она умела появляться в нужный момент, как будто у неё в палате был установлен монитор, на котором всё время отображалось моё состояние. Стоило мне только столкнуться с очередным приступом — и если не успевали врачи, то успевала она. Поздними вечерами, когда передвижение было запрещено, мы сидели, облокотившись на стены своих комнат, и разговаривали через каменное препятствие, которое для нас не являлось какой-либо преградой, чтобы чувствовать друг друга. Я отчётливо ощущала, что она совсем близко, и чем чаще прислушивалась к её речам, тем спокойней мне становилось.

Всё остальное время я проводила у окна в ожидании Ники. Ко мне приходил кто-то из прошлого, могла ли я желать большего? Окно было всего лишь символом, оно выходило во двор и открывало вид на обшарпанную стену соседнего корпуса. Но тем приятней было появление Ники. Я, неотрывно глядевшая в пустоту, слышала, как она заходит в палату. Узнавала её по шагам и по запаху мандаринов. Больше, конечно, по запаху. Шаги в больнице у всех очень похожие — мягче, чем обычно. Ника часто задерживалась, поздно её не пропускали, в какие-то дни она вовсе не появлялась, и мне казалось, что она больше не придёт. Боялась ли я потерять её второй раз? Возможно ли потерять человека, который однажды уже покинул тебя? И почему так страшно от этой мысли? Всеми допустимыми способами я старалась скрыть свою необходимость в ней. Никогда не спрашивала, придёт ли она в следующий раз, никогда не расплывалась в приветливой улыбке, равнодушно благодарила за фрукты и ослабленно вела с ней малосодержательные диалоги.