Альпийские войлы. «Тайна Габриэль-хаус»

Саша Дёмина

Кинодеятели снимают очередной ужастик, а из клиники пропала десятилетняя девочка, дочь актрисы. Альпийские Войлы, загубившие уже не одну юную жизнь, снова вышли на свет, или у чудовища человеческое сердце? Алексу Квятковскому, актеру, режиссеру и мачо, придется разобраться во всем, чтобы спокойно заниматься делом жизни — снимать кино. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 4. Макс Мейси

— Красота никогда не оставляла людей равнодушными. Всем кажется, что люди любят красивое, на самом деле они это ненавидят… Красота рождает зависть и злобу. Как говорили греки — боги позавидовали людям… Все самые жуткие чудовища — это падшие боги… Они мстят людям за их счастье. Как только человек доходит до высшей точки в своём счастье, его жизнь обрушивается, как карточный домик. И он принужден строить счастье заново, как муравей, у которого разрушили его муравейник. Мы цикличны в погоне за счастьем. Мы так созданы — отстраиваем свой муравейник снова и снова… Прошлое — наша душа, настоящее — наше тело. Нельзя жить ни без души, ни без тела…

Макс обычно так настраивался перед фильмом — произносил длинные медитативные монологи. Все уже привыкли к такой его привычке, и без неё уже как-то трудно было начать фильм.

Алекс переоделся и умылся после происшествия с собакой, но ему всё равно казалось, что и он сам и его руки воняют псиной. Даже сквозь густой аромат Хьюго Босс прорывался запах мокрой шерсти и вонючего оскала.

В десять утра они снова собрались в захламлённом номере Макса: сам Макс Мейси, Хью Ирс, его сын и Пауль Хофнер. Макс спросил про Патришу, но Алекс решил не рассказывать пока про рану Лизы и убийство собаки. Сказал, что Патриша с дочерью ушли гулять, хотя видел в окно, как их увезла местная «скорая помощь». Ни к чему Максу, с его больным сердцем лишние переживания. Он разложил на столе стопку специальной плотной бумаги для скетчей, которую привёз из Лондона и свои готовые эскизы.

Пауль приготовил папку со старыми вырезками из газет, а Хью Ирс разложил на столе фотопробы актеров, которых недоставало для фильма, и которые могли бы приехать в Австрию в течении недели, двух.

— Эта и этот — точно нет, — ткнул Макс в фотографии.

— Почему? Хорошие лица, трендовые… — Заглянув в фото, спросил Макс-младший.

— Вот именно, трендовые, некрасивые. Гопники.

— Даже девушка?

— Девушка гопница в кубе.

Ирсы, отец и сын одинаково покачали головой. Макс был милейшим человеком, но как режиссер — сущая сволочь. Это им обоим было хорошо известно.

— Хорошо, Макс, найду тебе аборигенов, взвоешь. Давай, теперь моя очередь на плаху. Вот, набросал несколько сцен, которых у тебя не было на доске.

Алекс взял кнопки со стола и прицепил свои скетчи в промежутки, оставленные Максом.

— Будем снимать в трёх номерах. Номер Анны и её сестры Эммы — первый. Номер сына Джима Банкомета, Нолана — второй, и номер репера Доджи-Лоджи и его девушки Черри — третий. Самый лучший номер — номер Нолана, он похож на апартаменты для молодоженов и Эмма тоже живёт там. Анна приехала следом за сестрой, чтобы та не наделала глупостей. Семья боялась, что Эмма выскочит замуж за Нолана в Австрии. Как я понял, он был красивый парень — мать фотомодель…

— Вот, у меня на вырезке из журнала есть её фото, — Пауль раскрыл папку, где в прозрачных файлах были аккуратно разложены вырезки из газет и журналов. Чтобы папку было удобнее листать, между вырезками, изнутри, был проложен картон.

— Ого, — удивился Алекс, — Вы прямо фанат загадочных убийств. А фото самого Нолана есть?

— Вот, — Пауль перевернул страницу.

— Красивый парень. Он жив? Его наверняка подозревали в убийстве девушек?

— Нет, умер через два года после этих событий, как говорили в прессе, от передоза, хотя наркоманом он не был. У него было стопроцентное алиби, он и Доджи-Лоджи как раз разговаривали с организатором фестиваля и его помощником. Они приехали в отель на такси, и в тот же момент туда добралась девушка, которая сошла с ума. Они вошли в отель, почти одновременно с разных сторон. Они её заметили и подняли тревогу, но спасатели были на другом вызове.

— Потрясающе, — покачал головой Алекс, — но почему трупы нашли лишь через неделю?

— Начался снегопад, всё завалило снегом, а их бросили в небольшую расщелину, собаки просто не смогли взять след. Их нашли случайно, в оттепель снег подтаял, и кто-то заметил блик от объектива камеры на скале…

— Кто же всё-таки бросил? Были версии? Что писала пресса?

— Никаких версий у полиции не было, — ответил Мейси. — Прочесали все близлежащие отели, всех постояльцев, обслугу, — постояльцы сидели по номерам, накануне объявили сильный снегопад.

— Были подозрения насчёт одного лондонского фотографа, который был знаком с Анной и Эммой и тоже находился здесь, в Бад-Миттельсдорф, но в отеле «Савой» в то же время…

— Да вы фанат преступлений, — снова удивился Алекс.

— Он ещё и кулинарный блог ведет, — встрял Макс-младший.

— Не преступлений, а расследований. Тогда было много газет, много статей. Сейчас всё можно сохранить из интернета.

Алекс посмотрел на Пауля:

— Просто многогранник! Но секса на заре не будет.

— Что? — Пауль, наслышанный о пристрастиях Алекса, не на шутку смутился…

— Секса Эммы и Нолана, которые, вы Пауль, поставили на заставку, не будет. Предлагаю на заставке сделать лыжную прогулку на заре: Нолан и Эмма бегут на лыжах через лес, смеются и дурачатся. Можно там и Анну заснять. Она тоже счастлива, фотографирует пейзажи. Это же Австрия. Секс в отеле мы сможем снять в любой дыре мира. После прогулки можно и постель. Потом Доджи-Лоджи и Нолан уехали в Зальцбург договариваться насчёт участия в музыкальном фестивале, а девушки пошли в горы и встретили чудовище, которое их убило…

— К тому же, если вначале снимем прогулку в лесу, ребята попривыкнут друг к другу перед сексом, — одобрил Макс и посмотрел на Хью, который держал в руке банку энергетика. Тот кивнул.

— Хорошо, — кротко согласился Пауль. Про себя он решил, что уступит в мелочах, но в ключевых сценах на компромисс не пойдёт. Слишком много страдания было вложено в этот текст, он учёл каждую деталь, каждую улику из газетных хроник. Может, он и новичок в киноделе, но в своё время он прочувствовал эту историю, как свою собственную.

— Вот несколько набросков войлы, чудища, как ты просил…

Алекс прикрепил на стену несколько листов, изрисованных фигурой монстра. Где-то это были просто наброски, виды сзади, спереди и сбоку, на другом листе был изображен чертеж с размерами: длина рогов, шипов, состав костюма, список предполагаемых материалов.

— Я тут кое-что привёз из Лондона, толстую кожу, металлическую фурнитуру, короче, порылся в закромах. Думаю, у чудища что-то вроде снегоходов, как у алеутов, но выглядят они максимально жутко. За неделю твои декораторы смастерят костюм?

— Думаю, смогут быстрее, — кивнул Макс.

— Тогда отснимем всё на натуре, как у тебя по плану. Ещё месяц снег будет стабильный, погоду обещают без изменений.

— Со снегом здесь всё будет в порядке, это же Альпы! Надо пройтись здесь по другим отелям — подобрать натуру. Где ребята выпивали, болтали о любви, о страшных сказках… Алекс и Макс — вы займетесь?

Макс знал, что Алекс Квятковский и Хью Ирс недолюбливают друг друга. В былые времена их просто невозможно было оставить вдвоём на съемочной площадке — любое разногласие у них перерастало в драку. С возрастом Хью Ирс стал сдержаннее, а может просто ленивей, но Макс всё ещё опасался давать им одно поручение на двоих. Другое дело Макс Ирс, еще один его крестник: с ним никогда проблем не было. С пятнадцати лет, с тех пор как начал помогать отцу на съемках, мальчик держался как профессионал, такой же немногословный, как и его отец, но послушный и предсказуемый.

— Макс, так что в конечном итоге эти Войлы? Что это чудище, человек? Что мы снимаем? Ты сам что решил? Кого мы наказываем? Судьбу? Или человека? Сказочный персонаж? — Спросил Хью.

— Меня это не интересует, — отрезал Макс. — Меня интересует Анна. И Эмма. Они выпивают, занимаются любовью, разговаривают, катаются на лыжах, и мы любуемся ими. Всё остальное, дело Бога и сценариста.

Хью Ирс закатил глаза, словно подросток. Макс-младший осуждающе посмотрел на отца.

— Ты хочешь памятник, строй памятник на могиле! — Хью со стуком поставил банку энергетика на комод. — Где идея? Что это за дерьмо вообще?

— Иди, протрезвей, дорогой, тогда поговорим, — тихо сказал Макс.

Хью вскочил с места, и громко хлопнув дверью, вышел из комнаты.

— Он вчера не пил, — попытался оправдать отца Макс.

— Ничего. У нас каждый фильм с этого начинается. Ты разве, забыл?

Лиза пришла в себя ещё в машине. В приемном покое их приняли сразу: На девочке разрезали брюки вместе с колготками, осмотрели рану и попросили Патришу выйти. Но у неё кружилась голова и она не очень соображала, что ей говорят и куда надо идти. Одна из санитарок взяла её под руку, вывела в коридор и усадила на скамью. Она не сразу узнала человека, сидевшего рядом, с прямой спиной, будто в корсете. Оказалось, это управляющий. Ещё десять минут назад он, казалось, выглядел по-другому, как будто бы с волосами…

— Надо подождать, — он слегка тронул её руку. — Они обработают рану и сделают ей укол. Всё будет хорошо. Собака была домашняя, у нее не было бешенства.

Через минут десять из приемной вышла медсестра и сказала, что потребуется небольшая операция: рану надо зашить. Одновременно к дверям подкатили носилки. Увидев носилки, Патриша снова едва не потеряла сознание. Но Франк поддержал её под руку.

— В операционную всегда везут на каталке.

Обратно носилки выехали уже с Лизой. Она повернулась к матери.

— Мама, мне страшно… Немного… Но ничего. Сейчас всё зашьют, и всё будет в порядке. Мне сделают общий наркоз. Не бойся, мама!

Патриша бежала за каталкой почти до самой двери операционной, пока чьи-то мягкие, но сильные руки, не завернули её и не усадили на ближайшее кресло. Когда она подняла голову, испугавшись подступающей дурноты, управляющий Франк снова сидел с нею рядом и сочувственно на неё поглядывал.

— Господи, хорошо, что он убил эту собаку, — сказала Патриша, — а то пришлось бы мне…

— Вы бы не смогли. Она была очень милая. Собака. Её звали Пино.

Патриша в ужасе уставилась на управляющего.

— Она напала только из-за кота. Мистер Хофнер не предупредил меня о своем животном.

После ухода Хью Ирса обстановка в номере Макса стала другой. Пауль заметил, что даже лицо Алекса стало менее напряженным. Он удобно устроился на место Хью, обложился карандашами и бумагой и стал выдавать скетчи со скоростью — одна штука за десять-пятнадцать минут. Макс Ирс налил себе кофе из кофейника и углубился в план съемок: это была обязанность Линды, но поскольку она отказалась участвовать в этом фильме мужа, все её обязанности были поделены между друзьями Макса Мейси. Про Пауля будто забыли, хотя он сидел посреди комнаты, в самом удобном кресле, в котором накануне сидел хозяин апартаментов. А это были именно апартаменты — самый лучший номер в гостинице, двухкомнатный люкс, который даже среднему классу не по карману. Он ожидал, что команда режиссера и дальше будет обсуждать его сценарий, делать какие-то поправки, вносить изменения. Но вся шайка Макса, будто по умолчанию приняла его сценарий как должное, за исключением сцены на заставке. Прокручивая так и сяк идею Алекса поставить на начальные титры фильма лыжную прогулку, Пауль, всё больше приходил к выводу, что тот прав. Начинать фильм с секса, это конечно — вульгарщина. Как он мог до такого опуститься. Всё эти руководства по написанию сценариев, которые советовали начинать фильм с чего-то яркого и увлекательного. А что может более увлекательным, чем секс? Исполнительницу Эммы ещё не нашли, но уже приехала Патриша, которая должна была исполнять роль Анны, которая, конечно была старовата для роли Анны, но все ещё дико хороша как в реальности, как и на экране.

— Тогда я перепишу сценарий заставки? — спросил Пауль у тишины.

Тишина ответила тремя кивками головы. Собственно переписывать было особо нечего. Вся переделка уложилась в двенадцать строк.

К вечеру голова и тело у Алекса гудели, словно работающий холодильник. Он начеркал около шестидесяти скетчей, большинство из которых Макс одобрил. Завтра предстояло сделать столько же. Но это уже были менее значительные эпизоды. Младший Ирс не поднимал головы от планов часа четыре. На обед они не отвлекались — Пауль принёс сэндвичи и чай из кухни прямо в номер. Он же распахнул окно, и стало ясно, какой в комнате был спертый воздух.

Конечно, Пауль изо всех сил хочет понравиться окружающим, это происходит с каждым новичком, попадающими на съемочную площадку, где царит корпоративный сленг и кастовая закрытость художественной элиты. Через пару фильмов это чувство у неофитов пропадает, и они сами делаются первостатейными снобами. Всё это Алекс прочувствал на своей шкуре, и спустя много лет, мог только посмеяться над собой. Пауль был занятен, как какой-нибудь редкий зимний сверчок, но не больше. Алекс решил, что поужинает и сразу ляжет спать.

Вечером стало известно, что на роль Эммы согласилась Натали Смитсон. У неё был перерыв в съемках, и она могла приехать на две-три недели. Пауль никогда не видел эту актрису в фильме, но Макс сказал, что это довольно известная английская исполнительница, снявшаяся в нескольких фильмах. Девушка на эту роль была важна потому, что ей единственной придется раздеваться в фильме. А не все актрисы на такое соглашаются в малобюджетном фильме. Макс уже снимал Натали, наверное, поэтому она согласилась: по старой дружбе. Макс не терял из вида молодых актеров, которым когда-то дал шанс. Удобно устроившись рядом с Месси, Пауль решил посмотреть какой-нибудь фильм с Натали и забил в поиск на ноутбуке её имя и фамилию. Сразу выпало несколько ссылок. Одна ссылка его удивила, это был порнохаб, на который он иногда ходил, коротая одинокие длинные вечера, в опустевшей после смерти мамы, квартире.

Порно оказалось слабеньким, почти любительским, ни изнасилования, ни прочей жести в нём не было. Это простенькое видео можно было без затей вставить в фильм с рейтингом 16+. Но сама Натали была хороша: совсем не такая худая, как Патриша, с красивыми пышными ягодицами и большой, натуральной грудью, она лицом хоть и была похожа на Патришу, но и чем-то отличалась. Настоящая сексуальная штучка, жена мафиози, или жена сына мафиози…

— Ох, Месси, не смотри на меня, — прошептал Пауль, закрывая ноутбук и отворачиваясь к стене.