Букет из двух нарциссов

Саша Магнолева (2018)

Наташа Кошкина всегда выбирала легкие пути, но они завели ее совсем не туда, куда она мечтала попасть. В 22 года она была уверена, что станет известным писателем и женой успешного мужчины, а в 35 вдруг обнаружила, что моет чужие туалеты в США, пока ее сын живет с ее родителями. Работа уборщицы оказывается более интересной, чем думалось, а люди, которых она встречает, помогают ей понять, чего она хочет от жизни, и измениться. Ей предстоит попасть во множество смешных и грустных ситуаций, влюбиться в загадочного миллионера и выяснить наконец, кто отец ее сына. Содержит нецензурную брань.

Глава 10. Заклинатель зеленого змия

Я страшно устала и надеялась, что после дома несчастной старушки мы поедем домой, но вместо этого мы свернули на незнакомую дорогу и через полчаса оказались у длинного одноэтажного здания. Как выяснилось позже, это был офис виноторговой компании, в задних помещениях которого помещался огромный склад.

— Наташа, тебе — кабинеты справа от входа. Маша, Агнешка, вам кабинеты и большой зал слева, Ира убирает со стороны склада, — распорядилась Христина.

Кабинеты справа принадлежали правящей элите этой конторы. Я решила бросить максимум оставшихся сил на нору гендиректора и смело шагнула в кабинет. Стиль этой комнаты — большое кожаное кресло под старину, дорогой массивный стол, оригинальные картины и статуэтки — показался мне до боли знакомым, как и витавший в воздухе аромат мужского одеколона.

Вытирая стол, я заметила на нем подписанные контракты, и мне бросилась в глаза подпись: владелец и генеральный директор Гавел Салонский. Ничего себе совпадение! Хотя, может, это как раз не случайность, а закономерность: вполне логично поручить уборку и дома, и офиса одной клининговой компании. Так вот, значит, на чем пан Американ заработал свои миллионы.

Протирая пыль с картинных рам, я заметила, что на стене также висит какой-то патент. Прочитав текст, я поняла только, что патент был выдан Гавелу четыре года назад за какое-то изобретение. Мне почему-то было приятно узнать, что он умный.

Быстро прибрав его кабинет, я двинулась дальше, к заму по финансам. Сразу было ясно, что этот Джон добродушный человек, отличный друг и семьянин. На стеллаже стояло много открыток разных лет, в которых коллеги признавались ему в любви и желали всего-всего, на пробковой доске висели смешные мотивирующие картинки и записка от бухгалтера, на столе расположились рамочки с фотографиями: главный по деньгам с женой, их сыновья — копии отца, и вся семья вместе, с собакой на первом плане. Это разительно отличалось от кабинета Гавела, где не было ни фотографий, ни следов активных контактов с подчиненными. Да, он в своей компании явно не является духовным лидером.

Это предположение еще больше укрепилось, когда я дошла до рабочего места пиарщицы. У нее на доске висело множество снимков с деловых и командообразующих мероприятий, и Гавел, если и был на фотографиях, то почти всегда в стороне от основной массы народа.

Тут же я обнаружила вырезки из газет с заметками о том, что компания — или Гавел лично — спонсирует спортивные соревнования, программу по искусству в университете, строительство школ в Африке. Ага. Добрый, щедрый, скромный. Или наоборот, людей терпеть не может, но из тщеславия очень хочет им нравиться. Человек-загадка этот Гавел.

В размышлениях о том, какой же пан Американ на самом деле, я незаметно для себя закончила уборку всего правого крыла. У меня оставалось еще полчаса, идти помогать другим я, конечно, не хотела, поэтому решила еще раз заглянуть в кабинет Гавела, проверить, все ли там идеально. Когда все недочеты: пятно на настольной лампе, пыль на деревянных фигурках и отпечатки пальцев на выключателях, — были устранены, я услышала шаги и обернулась. На пороге стоял смущенный Гавел.

— Ты тут? — лаконично спросила я.

— Люблю приходить на работу, когда здесь никого нет, — ответил пан.

— Но почему бы тогда не работать дома?

— Потому что никого нет здесь, — сказал он, выделив последнее слово.

Развивать тему я не стала, и так было ясно, что он не в духе, а в семье у него что-то не ладится. Он прошел в центр кабинета и сел за стол.

— Можно вопрос? — осмелилась я.

— Да? — неуверенно ответил он.

— У тебя на стене висит патент. А что ты изобрел?

— Одну технологию. Она применяется при производстве металла на сталелитейных заводах.

— Металла? Но ты ведь продаешь вино, да?

— До вина я был инженером.

— А как так получилось, что ты стал заниматься вином?

— Патент принес мне большие деньги, я мог больше не работать на заводе. И тогда я решил открыть свою компанию.

— Но почему вино?

— Тогда я думал, что это романтично. Представлял себе виноградники, глянцевую листву, вбирающие солнечный свет ягоды…

— Ага, а оказался в душном офисе при пыльном складе.

Он помолчал секунд десять, а потом неожиданно констатировал:

— Ты хорошо говоришь по-английски.

— Для уборщицы? — усмехнулась я.

— А ты точно уборщица? — Гавел подозрительно прищурился.

— В данный момент да. Ты только посмотри, как я тебе лампу отмыла!

— Спасибо. Я ценю это. А вообще ты кто? — спросил он, постукивая по столу кончиками пальцев.

— Я писатель.

— А… — облегченно вздохнул Гавел, будто у него от сердца отлегло. — А зачем ты убираешься?

— Решила узнать, как простые люди живут, — озвучила я снобскую версию. Не говорить же ему, что мне тупо нужны деньги, а писательством я их не заработаю, потому что уже четырнадцать лет ничего не пишу.

— Да, это интересный опыт, попробовать себя в другой профессии. Я когда-то работал грузчиком, и это было весьма необычно — делать что-то своими руками, — сказал пан, для убедительности показывая мне свои холеные руки со свежим маникюром.

В этот момент он полностью преобразился — тусклые прежде глаза заблестели, вместо сжатых тонких губ появилась улыбка на пол-лица, плечи расправились, и он сразу стал мужественным и привлекательным. Я так удивилась, что просто молча на него смотрела, а он продолжал:

— Этот опыт физического труда изменил мое представление о простых людях, о работе, о жизненных ценностях. Наверное, работа уборщицы очень полезна для тебя как для писателя? — спросил он с воодушевлением.

— Еще бы! Ни одна другая работа не дает так много узнать о людях, как эта! — наконец отмерла я.

— Звучит пугающе, — и разговорчивый Гавел с сияющими глазами мгновенно превратился обратно в жухлого пана.

По дороге домой я неожиданно пришла к мысли, что если бы я и согласилась выйти за кого-нибудь замуж, то мой муж был бы похож на Гавела: богатый, щедрый, поддерживающий мое желание заниматься искусством, и при этом достаточно требовательный, чтобы заставить меня писать, а не только представляться писателем. Подумав об этом, я тут же себя одернула: и с каких это пор мне стали нравиться сорокалетние невротики?

Семь лет назад мне казалось, что мужчина в сорок — безнадежный старик. Впрочем, выбирать особо не приходилось. Мне было двадцать восемь, я снимала двушку на двоих и все еще была не замужем.

«А ведь были же неплохие варианты! Пробросалась девка, пробросалась… А ведь Жанна Самари за меня стареть не будет! Выйти бы замуж хоть за какого-нибудь мужичка, лишь бы с приличной квартирой!» — думала я однажды, сидя на работе в десять вечера.

Бойтесь своих желаний. Они сбываются. И в первую очередь — самые глупые.