С запахом лаванды и пепла

Светлана Панина (2024)

Яна ехала в Севастополь, чтобы помочь больному дедуле и выяснить, наконец, почему мама не может сюда вернуться. Но город не так мил и безопасен, как она думала. Там водятся мантикоры, черти, вампиры и даже дракон. Да и тихая улочка, где ей предстоит жить — не такая тихая. Странные соседи из лавандового особняка — какие секреты они скрывают? И как с этим связан ее дедушка? И зачем на самом деле ее вынудили бросить вуз и приехать в Севастополь?Городское фэнтези про современных ведьм и ведьмаков, пропитанное старым роком, запахом моря и крымских трав и вкусом кофе.

Глава 4. Сюрпризы. Опять сюрпризы

Просыпаюсь от солнца, которое светит прямо в лицо — зря вечером не закрыла шторы. Высокие кусты наполовину закрывают окна, но это не спасает, лучи все равно проникают в комнату. Лежу, силясь вспомнить, как вообще ушла спать. Последнее, что помню — как ужинала гречей в тишине и потемках. А потом? Будто там за столом и отрубилась.

Встаю. У кровати валяется книга — я читала допоздна?.. Ничего не помню и не понимаю. Голова чумная, и очень хочется пить. По ощущениям похоже на жестокое похмелье. Сама я не пробовала напиваться до такой степени, но в кино это показывают именно так.

Плетусь в ванную. По дороге реагирую на звук и заглядываю на кухню. Дедуля возится у плиты. Вкусно пахнет кофе и чем-то творожным.

— Доброе утро, — мямлю я, потирая глаза.

— Доброе, доброе, лягушонок, — ласково улыбается дедуля.

— Сырники? — пытаюсь угадать с надеждой.

— С медом и ягодным пюре, — кивает дедуля.

Живот откликается урчанием.

— Ммм… Звучит как идеальный завтрак.

Умываясь, слышу, как дедуля мелет что-то блендером — видимо, обещанное ягодное пюре.

Холодная вода разгоняет остатки сонливости, а большая кружка крепкого капучино окончательно приводит меня в чувства. Под умильным взглядом дедули тщательно вымакиваю кусочком румяного сырника остатки безумно вкусного ягодного соуса.

— Хорошо вчера погуляла?

Вспоминаю, что вечером его сморило от усталости и мы так и не поболтали.

С энтузиазмом киваю — говорить не могу, жую сырник.

— Осторожнее, еще подавишься, — улыбается дедуля. — Где была?

— По центру погуляла, в кафе “Снежинка” зашла.

— Вы с мамой часто ходили туда есть мороженное. Тебе там нравилось. Слышал, его переделали.

Вот как. Не случайно название откликнулось и поманило, значит.

— Потом погуляла возле СевГУ, — продолжаю я.

Дедуля приподнимает брови:

— На Гоголя, что ли?

— В Студгородке. А есть еще и на Гоголя?

— Теперь еще и в Голландии. По всему городу корпуса.

— Где?

Вид у меня, наверное, совсем глупый. Но я, и правда, растеряна. Не думала, что у СевГу есть филиалы в Европе.

— В Голландии! — дедуля смеется. — Это район на Северной. Вот у вас в Петербурге есть Новая Голландия, а у нас в Севастополе — просто Голландия. В каком-то смысле они побратимы. Нашу Голландию назвали в честь вашей — те же матросики строили. Можешь как-нибудь прогуляться туда, заодно на катере прокатишься. Не в каждом городе есть морской общественный транспорт.

Чувствую себя немного глупо. Но отчего-то эта внезапная связь городов меня трогает. Есть в этом что-то… милое.

— Ну и как тебе СевГУ?

— Неплохо. Ветрено, зато отовсюду видно море.

— Есть такое дело. Он же над Стрелецкой бухтой стоит. Но как тебя туда занесло?

— Проехала Херсонес…

Мы неспешно болтаем о городе. Дедуля будто знает каждый уголок и рассказывает о Севастополе с такой любовью, что я невольно заражаюсь его эмоциями, хочется дозавтракать и идти гулять: полюбоваться морем, послушать шум волн, побродить по старым улочкам Центрального холма (дедуля особенно вкусно о них рассказывает), добраться, наконец, до Херсонеса, а потом, может, и до “Муссона” — оказалось, раньше это был огромный радиозавод, а теперь — модный торговый центр, а рядом с ним еще один — “Лаванда”. В Севастополе умеют придумывать колоритные названия.

После завтрака помогаю прибраться на кухне, порываюсь помыть посуду, но дедуля сгружает все в посудомойку. В отличие от остального дома, кухня у него лишь выглядит старой. Оборудована она по последнему слову техники. О такой кофемашине мы с мамой только мечтали, обходились простой рожковой. Планетарный миксер знаком по видео кулинарных блогеров на Ютубе. Холодильник тоже внушает уважение — большой, двухдверный. Я уже молчу о куче другой техники и ворохе всяких приспособлений для готовки. Наверное, это не удивительно, если ты профессиональный кондитер.

Пылесошу кухню и коридор. Не то, чтобы мы намусорили, но нужно же хоть что-то полезное сделать. Потом звоню маме: ее голос звучит настороженно, она будто опасается чего-то, но на вопрос, что случилось, лишь отмахивается и ссылается на работу, мол из детского дома, который она курирует, пропал какой-то подросток, и все на ушах стоят¹⁰. Дедуля в это время возится в саду. Я порываюсь ему помочь, но он заявляет, что делать уже ничего не нужно, так, мелочи, и отправляет меня гулять по Севастополю. Спорить с ним нет ни сил, ни слов.

Я снова не добираюсь до Херсонеса, вместо этого, вдохновленная рассказом дедули, пару часов брожу по Центральному холму, то и дело читая памятные таблички на домах и сверяясь с картой. Гулять по этим улочкам уютно и интересно: много зелени, невысокие дома, редко выше двух-трех этажей, дороги вымощены брусчаткой, будто дореволюционной: настоящие булыжнички, почти черные, блестящие. Такими в Петербурге вымощены дорожки вокруг Зимнего дворца и перед оградой Летнего сада. А еще на Центральном холме свет какой-то другой, наверное, потому что кроны деревьев часто закрывают небо.

Покупаю мороженное и съедаю его в скверике перед белокаменной церковью Петра и Павла — она необычная, совсем не похожа на православные храмы, скорее на миниатюрный Парфенон, и в первый момент я даже думаю, что ее построили херсонеситы. У церкви нет ни куполов, ни тем более колокольни, зато стены окружает массивная двухрядная колоннада…

На одной из лестниц нахожу компанию разномастных котиков, невероятно дружелюбных. Котики мурчат и лезут на руки. Недолго вожусь с ними, потом покупаю пару пакетиков корма, обещаю еще вернуться и отправляюсь искать легендарную Башню ветров…

Та не производит на меня сильного впечатления, чего не сказать об улице и сквере. И дело не в шикарном Владимирском соборе. Здесь я нахожу настоящую осень. Сквер усажен каштанами, которые почти облетели, с голых веток свисают крупные плоды, будто яблоки. Желто-коричневые листья покрывают газоны и дорожки. Сижу на скамейке, читаю про Владимирский собор, где похоронены четыре великих адмирала: Истомин, Корнилов, Лазарев и Нахимов.

Хочется кофе.

В поисках кофейни я делаю еще круг по Центральному холму и в завершение прогулки выхожу к Матросскому бульвару, который очаровывает меня необычным памятником с ладьей, павильоном в восточном стиле и потрясающими видами на море и площадь Нахимова. Долго сижу на скамейке, читая про Бриг Меркурий: этот медлительный малыш сумел одолеть два турецких боевых фрегата!

В этом все дело — мне интересно узнавать обо всем, что вижу. Севастополь увлекает меня, цепляет неожиданными деталями, заставляет то и дело заглядывать в интернет или на карту. Я не ожидала, что простой приморский городок окажется таким интересным, красивым и героическим! И эта особая энергетика отгоняет страхи и придает мне сил.

Наконец, спускаюсь к набережной, дохожу до самой воды и долго стою там, любуясь морем и вдыхая свежий соленый воздух. Здесь прохладно, и я радуюсь, что захватила куртку. Настроение сегодня такое, что думать и разгадывать дедулины загадки совершенно не хочется, идти домой тоже. Я поднимаюсь на верхнюю набережную, сажусь на скамейку и просто смотрю на море: как легкие волны накатывают одна за другой, как пассажирские катера курсируют туда-сюда. “Моя волна” подкидывает “One day” Гэри Мура¹¹, и я вдруг понимаю, что он идеально подходит моему настроению и вообще Севастополю, поэтому ставлю подборку его песен. Мне хорошо. Немного зябко, но хорошо и спокойно, как не было с того дня, как узнала о болезни дедули.

На Ревякина возвращаюсь под вечер. Ужинаю вчерашней гречей, потом сижу в саду в плетеном кресле-качалке, кутаюсь в плед и наслаждаюсь тишиной и атмосферой заката: сегодня небо залило нежно-розовым, только облака отливают золотистым. Жаль, деревья закрывают все самое красивое, мне хочется подняться повыше, чтобы видеть больше неба, но в доме нет ни балкона, ни чердака, и я с завистью поглядываю на лавандовый особняк за забором. Дедуля меня не трогает, только приносит чашку вкусного травяного чая с ягодами. Возвращаюсь в дом уже в потемках, размышляя, чем бы заняться — время детское, еще восьми нет.

В гостиной торшер светится уютным пятном. Дедуля устроился на диване и читает. Смотрю на него, пытаясь разглядеть хоть какой-то признак болезни, сравниваю его с тем, что привыкла видеть по видеосвязи.

— Дедуля…

— Да, лягушонок? — он откладывает книгу.

— Ты точно болен?

Вопрос внезапный, еще и звучит по-дурацки. Не знаю, что меня дернуло, но весь покой сегодняшнего дня вмиг испаряется. Я хочу узнать правду и боюсь ее одновременно, хочется позорно сбежать в свою комнату, но поздно, слова сказаны. Дедуля глядит на меня из-под очков. Странно глядит, будто изучает. Не понимаю, что это может значить. Потом грустно улыбается, кивает:

— Увы, моя хорошая.

Сажусь рядом с ним:

— Тебя можно вылечить?

Он долго смотрит мимо меня в сторону кухни, задумчиво водит губами, будто прикидывает что-то. Потом поднимает взгляд.

— Боюсь, что нет. Но это не повод грустить. Не нужно раньше времени.

— Не хочу, чтобы ты умирал, — нелепо всхлипываю я.

— Ну вот еще, — дедуля приподнимается, привлекает меня к себе. — Мы же договорились — не сегодня. Никто из нас будущего не знает.

— Но ты сказал “до зимы”! Прости, я случайно услышала твой разговор с Гектором. Совсем немного. Я не подслушивала.

— Вот и не придумывай, раз не знаешь, что услышала. Я совсем не про то говорил.

Я не вижу его лица, но в голосе слышу улыбку. Меня колет виной. Неправильно это все. Не дедуля должен меня утешать и успокаивать, а я его. Но ничего не могу с собой поделать. Сижу, уткнувшись в его плечо, позволяя гладить себя по волосам.

— Яночка, Яночка, маленький ты наш лягушонок, — бормочет дедуля. В его голосе столько тоски, что я еще сильнее утыкаюсь в его плечо. — Есть вещи, которые невозможно изменить. Их можно только принять. Хоть порой это очень трудно.

— Но при чем тут тогда зима? — не отстаю я. И снова страшно услышать ответ, заранее холодок по спине бежит. Но надо.

— А до зимы мне нужно, чтобы ты влюбилась в Севастополь.

***

Первая мысль, которая приходит в голову следующим утром — мне нужна работа. Независимо от того, сколько времени я проведу в Севастополе. Два дня прошли в уютном ничегонеделании, было здорово гулять по городу, часами просиживать у моря, как заправский пенсионер, но не каждый же день. В универ я вернусь не раньше чем через год. Не тратить же это время впустую? Да и кто будет содержать меня все это время? Точно не дедуля. Ладно, пока он работает, наверное, какие-то сбережения у него есть, но надолго ли их хватит? Да и мама не потянет обеспечивать два дома, она и с нашим-то еле справляется. Мне пора вставать на ноги, я уже не ребенок, пора становиться независимой и самой себя обеспечивать. Но что я могу? Программист из меня пока не ахти, заказы брать страшно. Но вот репетиторство — другое дело. Информатику и математику я легко могу школьникам преподавать, может, даже к ЕГЭ готовить, даром что ли стобалльница.

Встаю с решимостью сразу же после завтрака заняться делом и разобраться, где искать учеников. В доме пахнет омлетом, базиликом и кофе. По дороге на кухню слышу тихое шкрябанье и замираю. Звук идет будто из угла у входной двери. Мыши? Только не это!

— Деда?

Тот выходит из кухни, на ходу снимая фартук.

— У тебя мыши? — отвечаю на его вопросительный взгляд.

— Вот еще глупости! Отродясь ни мышей, ни крыс не было. Да тут котов дворовых столько — всех попереловили давно.

Идем на звук. Я ступаю осторожно, прячусь за дедулину спину как маленький ребенок. Дедуля прислушивается, открывает дверь… На пороге сидит котенок. Крохотный, забавной пятнистой расцветки: черный, золотисто-рыжий и несколько пятен белого. Глаза янтарные, нос будто под линейку поделен на черную и рыжую половины, одна щека белая, другая — черная. Похожих котят я видела на Центральном холме, только те были весенние, уже подросшие, а этому от силы месяц. Он видит меня и радостно бросается навстречу, тарахтит и трется о ногу, слегка царапает, будто просится на руки. Удивленно беру его, мохнатый теплый комочек. Растерянно смотрю на дедулю. А тот всматривается в меня и хмурится.

— Это твой?

— Да нет, — дедуля задумчиво качает головой, продолжая изучать меня. — Похоже, это твой.

— В смысле мой?

Ситуация больше походит на шутку о том, как заводят котов. Гляжу на дедулю, пытаясь понять, сердится он или нет. Котенок такой милый, так трогательно прижимается ко мне и тарахтит, что я мгновенно проникаюсь к нему симпатией. Конечно мне хочется его оставить! Но я тут в гостях — решать дедуле. Про Питер вообще не думаю, отчего-то мама всегда противилась домашним животным.

— Мне можно его оставить?

— Выбора у нас нет. После завтрака найду старый лоток и миски. А вот едой и наполнителем тебе придется озаботиться самой.

Тон мне не нравится. Дедуля не то, чтобы недоволен, он скорее озабочен и как будто даже слегка напуган. Из-за милахи-котенка? Или не готов к новому питомцу? У дедули долго жила кошка, большая белоснежная ангорка с разноцветными глазами, умерла меньше полугода назад.

— Если ты против… — начинаю я, но дедуля не дает закончить.

— Нет. Яночка, мы не можем его выгнать. Это твой… эм… твой кот.

— Думаешь, это мальчик? Но трехцветными же только девочки бывают, разве нет?

— В том-то и дело… в том-то и дело… — дедуля мягко гладит котенка по голове, коротко чешет за ухом. В ответ на ласку тот мурчит еще громче. — Интересно, как его зовут…

Хороший вопрос. Гляжу в доверчивые янтарные глаза, будто две капли солнца, и имя само собой вспыхивает в голове:

— Ярик! Кажется, тебя зовут Ярик.

Может и дурацкое имя для питомца, но чувствую, что оно правильное. И котенок довольно трется головой о мою грудь, царапает крошечными коготками — будто соглашается.

Завтракаем втроем. Дедуля необычно задумчив, только изредка ворчит, когда Ярик наглеет и лезет прямо в мою тарелку. Скармливаю котенку половину омлета — ему нравится, даю понюхать кофе — недовольно фыркает. Все это так мило, что дедуля в конце концов сдается и улыбается, а я испытываю облегчение — не хочется доставлять ему лишние хлопоты, но с котенком мне будет не так одиноко. Подсознание невольно подсказывает “когда дедули не станет”. Отгоняю эту мысль, буквально уворачиваюсь от нее, как от мяча в детской игре в вышибалу. Не хочу думать о том, что будет.

Наевшись, котенок засыпает прямо у меня на коленях, очень забавно, в один миг, будто выключателем щелкнули. Я сижу, допивая кофе и боясь шевелиться. Дедуля возится с посудой. Потом лезет в запертый шкафчик. Вспоминаю, что там лежат лекарства от Гектора, пытаюсь украдкой заглянуть внутрь, но дедуля слишком быстр. В памяти, будто дежавю, вдруг возникает корзинка с необычными склянками, глиняными, старинными… Где я их видела? Во сне? Цепляюсь за воспоминание, пытаюсь оживить его, но оно ускользает.

— Яночка…

Дедуля протягивает кольцо. Под его одобрительный кивок примеряю — на среднем пальце сидит вполне надежно. Старинное. Обычно такие выглядят массивно, даже грубо, но это простое, изящное. Золото потемнело от времени, в центре один-единственный камень, совсем небольшой. Сперва думаю, рубин, но никогда не видела, чтобы рубин так менял цвет и прозрачность. Вообще никогда не видела, чтобы камни так себя вели. Пока кольцо было в дедулиных руках, он казался темным и мутным, будто загустевшая кровь, но на моем пальце быстро светлеет и набирает прозрачность, начинает играть на свету.

— Красивое… Что за камень? Это ведь не рубин?

— Не рубин.

Дедуля на редкость лаконичен. Хочу снять кольцо, но он останавливает меня. Глядит на котенка, потом на меня. Взгляд серьезный.

— Нужно, чтобы ты его носила не снимая. Это важно.

— Зачем?

— Просто сделай это для меня, ладно?

Мне не хочется. И не потому, что кольцо не нравится, нет, оно ничего. Сама бы я такое не купила, но камень меня интригует, интересно понаблюдать за ним. Меня злят новые тайны. Я только и делаю что-то крайне важное, о чем просят другие, но при этом ничегошеньки не понимаю. Просто так надо. Не успеваю ни фыркнуть, ни сказать что-то — дедуля протягивает CD-диск.

С удивлением гляжу на них по очереди. Дедуля только пожимает плечами:

— Гера просил передать. Вчера еще, но из головы вылетело.

На обложке золотой мозаичный дракон. Да ладно! “Эпидемия”! “Эльфийская рукопись”¹²!

— Ух ты… Я была на этом шоу…

Едва приоткрываю диск, как из него выпадает записка. Прямо на Ярика. Тот мгновенно просыпается и начинает тарахтеть. А я разворачиваю записку: “Слушай. Будет вместо AC/DC”. Вот теперь фыркаю. Хочется швырнуть диск на стол, но сдерживаюсь — он ни в чем не виноват.

— Дедуль, а у наших соседей с головой все в порядке?

Тот улыбается:

— У Геры с Гектором? Хорошие ребята.

Да уж, отличные, ничего не скажешь. Хочется пойти и залепить диском по наглой Гериной физиономии. А собственно, почему бы и нет? Осторожно спускаю Ярика на пол, беру диск.

— Дедуль, я сейчас вернусь…

На улице свежо, по небу бегут облака, периодически закрывают солнце — неужели осень и сюда добралась? Ёжусь на ветру, но возвращаться за курткой не хочется — запал пропадет, да и не настолько холодно. Бегу к соседской калитке, звоню и сразу тарабаню: чугунная дверь гудит в ответ на каждый удар, а я не останавливаюсь, даже когда слышу за оградой быстрые шаги и возмущенное бурчание — пусть знают, что я настроена серьезно. Повезло — дверь открыл именно Гера.

Несколько секунд пялимся друг на друга: он возмущенно-озадаченно, я — злобно.

— Я недоумеваю, — наконец, выдает он и лохматит без того взъерошенные волосы.

В ответ припечатываю к его груди диск:

— Я не ворую. Предпочитаю платить за музыку и книги.

— Одобряю и поддерживаю. Но все равно не понимаю. Ты о чем? “Эпидемия” тебе тоже не по душе? Надеюсь, ты не диском в дверь колотила?

Как же злят его насмешливый тон и снисходительный взгляд!

— “Арию” люблю больше!

Он не пытается подхватить диск, а мне жаль отпустить его — упадет, разобьется. Так и стоим как два идиота. Потом я сдаюсь.

— Ладно, “Эпидемия” мне тоже по душе! Я на Егорова¹³ подписана во всех соцсетях, между прочим! Но самопальные диски слушать не стану!

— Ты его хоть открывала?

Насмешка в голосе такая ясная, что я не могу удержаться, открываю диск, а следом рот в немом восторге: на вкладыше красуется автограф, и не один! Вся группа, что ли, расписалась?

— Откуда? — только и могу выдохнуть.

— Оттуда.

Ух, залепить бы ему за этот самодовольный взгляд. И тут до меня начинает доходить. Такой диск — это ведь большая ценность. Вот так отдать незнакомой соседке? Даже если просто послушать. Мы ведь даже не друзья!

— Подожди… Я не понимаю. Зачем ты его мне отдал?

Гера хочет ответить, явно что-то колкое, вижу по его лицу, но в этот момент в доме что-то грохает, бьется стекло.

— Гера, твою мать! — долетает до нас крик Гектора, и тут же его заглушает песня “Эпидемии”. Где-то за задворках сознания успеваю удивиться, что Гера не соврал, гляжу, как он чертыхается и срывается с места, я чудом успеваю подхватить диск. Хлопаю глазами, но недолго, бросаюсь следом.

— Идиотка, беги к деду, быстро! — не оборачиваясь рявкает Гера.

Ага, сейчас. Сама не понимаю, что на меня нашло. Наверное, упрямая решимость покончить хоть с одной загадкой. Я устала от недомолвок и тайн! Сюда согласилась приехать в надежде, что все, наконец, прояснится. Так что назад не поверну!

Вслед за Герой влетаю внутрь. Если он и пытался мне помешать, то не очень усердствовал. Успеваю заметить просторный холл и спиральную лестницу, спешу следом за Герой, но передо мной вырастает черная рогатая тень, огромная! Больше всего она похожа на быка-переростка или на… минотавра? Сообразить не успеваю: что бы это ни было, оно несется прямо на меня.

— Какого хрена?! — слышу злой возглас Гектора.

В ответ визжу. Гектор кричит что-то не незнакомом языке и, кажется, показывает тени фигу. Гера выныривает из-за угла, что-то швыряет в мою сторону… и тень взрывается в нескольких шагах от меня. Темные дымчатые клочья летят повсюду. Меня швыряет прямо на стену, на миг комната становится ослепительно яркой, а потом я отключаюсь.

***

— Что она сделала? — кажется, Гектор. — Уследить не могли?

— А ты за братом хорошо следишь? — это дедуля, голос дрожит от гнева. — Одна кровь…

— Вот только не надо!

На пару секунд они замолкают. Потом Гектор задумчиво продолжает:

— Скорее всего это вообще не причем. От нескольких строк ничего не будет…

— Я понятия не имею, что она успела прочитать. Но фамильяр появился. Понимаешь, что это значит?

— Может, это не фамильяр вовсе, — Гектор продолжает стоять на своем.

— А ты погляди на него! — дедуля злится.

— Да бред это!

— Может, и не бред… — а это Гера.

Понятия не имею, о чем они. Но это раздражает. Хочется отмахнуться, что-то мычу. Не уверена, что получилось, но дедуля шикает. С минуту наслаждаюсь тишиной. Потом Гера задумчиво произносит:

— Может, дадите ей еще той отравы для памяти?

— Сдурел?

Кажется, слышу звук подзатыльника. Гера ойкает.

— Может прекратите? — бурчу я. — Голова и так гудит…

— О, очухалась! — радуется Гера.

Разлепляю глаза. Оказывается, я лежу на диване в дедулиной гостиной. Котенок устроился почти на шее, уткнулся мордочкой мне в подбородок и тихонько тарахтит. Дедуля, Гектор и Гера собрались вокруг. Попеременно оглядываю всех троих. Как-то неприятно, когда они нависают вот так, уставившись в упор. Неуютно. Хочу подняться, но дедуля останавливает меня:

— Полежи, лягушонок, не спеши…

— Лягушонок? — ухмыляется Гера и пихает брата локтем. — Допрыгался лягушонок.

Бросаю на него испепеляющий взгляд (по крайней мере, рассчитываю, что он именно такой) и поворачиваюсь к дедуле:

— Что случилось?

— На тебя ветка упала, — опережает его Гера. Гектор обреченно закатывает глаза и отворачивается. Смешно ему, что ли? А Гера невозмутимо продолжает объяснять. — С дерева. Огромная такая. Если хочешь, потом принесу ее тебе. На память.

— Чего? Какая ветка?

— Яночка…

Дедуля пытается что-то вставить, но Гера не дает:

— С дерева ветка, говорю же. Видела, возле ворот орех растет? Вот с него. Давно надо было спилить ее. Сто раз Гектору говорил.

— Подожди, я помню… Я принесла диск… Мы говорили… Потом что-то грохнуло, мы побежали в дом… Потом я увидела…

Гера сочувствующе поджимает губы:

— Когда на голову падает бревно, и не такое померещится. Некоторые свет в конце туннеля видят. А то и вовсе чудовищ…

— Ты идиот? — простодушно интересуюсь я.

— Какая меткая характеристика, — еле слышно бурчит дедуля.

Гектор хмыкает. А дедуля не выдерживает:

— Так, давай-ка ты дуй в магазин. Нам котенка кормить нечем. Все лучше, чем чушь болтать.

Пока он выталкивает вяло сопротивляющегося Геру восвояси, Гектор задумчиво глядит на меня. Мне неловко от его взгляда: лежу тут, поди, растрепанная, с несвежей головой, как говорит мама. Может, перепачканная и исцарапанная. Хороша, поди, картинка. Нервно облизываю губы и пытаюсь украдкой пригладить волосы. Уголок губ Гектора дергается — усмехается, зараза. Будто все мои мысли ему очевидны.

— Кажется, ей лучше. Так что я тоже пойду, пожалуй, — говорит он дедуле. — С ней все будет в порядке.

— С Яной, — устало подсказывает дедуля. Это походит на какую-то старую игру, которая всем надоела, но прекратить не получается.

— Угу, — бурчит Гектор и уходит, не прощаясь.

Дедуля садится рядом со мной. Взгляд озабоченный.

— Как ты? Голова болит?

Приподнимаюсь на локтях — Ярик выпускает коготки, пытаясь удержаться. Прислушиваюсь к себе: в ушах немного шумно, спину ломит, но в целом нормально. Вот только память подводит — я помню совсем не то, что рассказывал Гера. Но мои воспоминания и правда больше походят на горячечный бред. Тень, минотавр… Может, Гера и прав? Осторожно сажусь, одной рукой придерживая котенка — он упорно не хочет уходить, тарахтит громче и сильнее тычется носом мне под ухо, пару раз лижет шершавым языком, от этого щекотно и по плечам пробегают мурашки. Гляжу на дедулю:

— Что случилось?

Тот пожимает плечами:

— Меня там не было. Гера с Гектором принесли тебя уже без сознания.

— А версию про ветку я слышала… — заканчиваю я.

— Что ты помнишь?

Лишь качаю головой. Вряд ли моя паранормальная версия дедулю успокоит. Хотя если вспомнить странный разговор, который я услышала, когда приходила в себя. Фамильяр — это же что-то из книг про ведьмочек? А я про них сейчас ничего не читаю, я тут вообще ничего не читаю кроме Википедии и сайтов по истории, как-то совсем не до книг. Может, Гера прав, у меня от удара воображение разыгралось?

Так и не дождавшись ответа, дедуля ненадолго оставляет меня в покое, потом приносит травяной чай. Он вкусно пахнет ромашкой, мятой и малиной. Пью маленькими глотками, наслаждаясь теплом и ароматом, пытаюсь обдумать все, что случилось с того момента, как я приехала в Севастополь. Соображается плохо. Еще и тарахтенье Ярика усыпляет. Упустим то, что дедуля ничего не объясняет — в этом ничего необычного, к увиливаниям и отговоркам я с детства привыкла. Но как быть со всем остальным? Странные лекарства, ненормальные соседи, слишком бодрый для умирающего больного дедуля, фотография на стене со мной и мамой — как это все увязать в одно целое?

Голова слегка гудит. То ли от мыслей, то ли от случившегося. Опускаюсь на подушки. Ярик на мгновение выпускает коготки.

Проклятая ветка не дает мне покоя. Вот кому верить: себе или Гере? Ведь Гектор не опроверг, а дедуля не усомнился. Но если на голову падает огромная ветка, разве не должна остаться хотя бы шишка? Ощупываю голову. Она немного болит, но никаких ран нет.

А еще какое-то важное решение, которое мне придется принять… Но какое? Остаться в Севастополе? Стоп. А это вообще о чем, откуда взялась эта мысль, почему я об этом подумала? Пытаюсь вспомнить, кто и когда говорил мне про важное решение, но в памяти туман. Я просто знаю об этом, мысль сама собой всплыла в голове. Час от часу не легче. Мало мне пригрезившихся минотавров и странных бесед про фамильяров, теперь еще и это. Так я скоро не смогу сама себе доверять.

Чай согревает и расслабляет меня. Ярик мило тарахтит и мнет лапками мою шею. Глаза сами закрываются, и незаметно я засыпаю.

Примечания

10

Неужели это Сашка из “Арасия. Возвращение” и “Арасия. Золотой дракон”?

11

Ирландский певец, гитарист-виртуоз и автор песен. Работал в жанрах блюз и рок. Яна слушает песню “Однажды” из альбома 1994 года.

12

Российская металл-группа. Знаменита металл-мьюзикалами в стиле высокого фэнтези. “Эльфийская рукопись” — самый популярный из них.

13

Евгений Егоров — текущий вокалист группы.