Фрау без голоса

Светлана Семёновна Гаврилова

Художественно-публицистическая повесть «Фрау без голоса» рассказывает о судьбе немки из семьи меннонитов. Жизнь главной героини Эрны и ее семьи показана через призму событий: войны, период репрессий, депортацию советских немцев 1941 года, жизнь под комендатурой, реабилитацию, советские будни и эмиграцию. Книга — дань памяти трагичной истории советских немцев и обычной женщины, которая своей жизнью доказала, что человек способен справиться со всеми ударами судьбы.

Глава 4.

В беде всякий хлеб вкусен — In der Not schmeckt jedes Brot

В мире есть царь: этот царь беспощаден,

Голод названье ему.

Николай Некрасов

Шел 1929 год — «год великого перелома». Юстина, дети, соседи, родственники по привычке трудились, делали запасы на зиму, а страна готовилась сделать рывок от отсталого индивидуального крестьянского хозяйства к передовому коллективному. И вот тут у Юстины, с таким трудом поднявшую хозяйство, забрали корову, ягнёнка, оставив только пару куриц. Многим соседям не повезло еще больше: сельхозинвентарь, лошадей и всю живность отобрали. Молоко и масло исчезли со стола. А купить негде. Каждый день у ворот Юстина выставляла посуду, куда привозили литр молока и 3 литра обрата. Мать забыла вкус молока — нужно было кормить растущих детей.

У радивых хозяек к тому же болела душа за свою живность: то ли дело все буренки стоят в хозяйском стойле, ухоженные, живущие в гармонии с крестьянским патриархальным укладом, другое дело (или не дело) — собранные в кучу, чаще всего в неприспособленных загонах, без должного ухода. И неудивительно, что при малейшей халатности пастуха или скотника коровы по привычке шли во двор к своей хозяйке. И однажды Юстина услышала рев своей кормилицы: Буренка стояла у ворот и надсадно мычала. Хозяйка выскочила во двор и по виду сразу поняла, в чем дело. Кинулась за ведром и скамеечкой, села доить корову: вымя было горячее, распухшее. Для коровы это не только неудобство и боль, но еще и в ближайшем будущем перегорание молока и его отсутствие. И печальный конец: ни молока от нее, ни мяса хорошего. Списана. Посмертно. Впрочем, такой финал в жизни чаще ждет и человека.

Не успела Юстина выдоить все молоко, как прискакал колхозный пастух и начал ругаться. С трудом уговорила его хозяйка пожалеть корову. Доводы Юстины и здравый смысл спасли на этот раз Буренку. А в колхозе не было нормального зимнего помещения для скота, не хватало корма для их пропитания, и скотина начала подыхать. Молодое советское государство только училось хозяйствовать и выстраивало свою модель экономики, ранее неизвестной миру, поэтому ошибки и просчеты были неизбежны.

2 марта 1930 года появилась статья Сталина «Головокружение от успехов» с разбором частых ошибок коллективизации и критикой «перегибов на местах». А еще в одном документе того времени — «Примерном уставе сельскохозяйственной артели» — пояснялось, что может оставаться в единоличной собственности. Так, не подлежали включению в общее хозяйство мелкие огороды и сады, жильё, мелкий скот, домашняя птица. Все ошибки были списаны на местную власть, которую обвинили в «искривлениях» политики партии. Наверное, в любой период истории, в любом обществе или среди нас найдутся люди, проявляющие такое нездоровое рвение, маниакальное желание не творить добро, а «причинять» его, что подрывает само понятие целесообразности, прогресса, доброты и гуманности.

Для Юстины же и детей была небольшая радость: часть ее скота вернули. Многим же повезло меньше: большинство живности сдохло, а кур не получил обратно никто по той же причине. Но люди не отчаивались: еще были руки-ноги, привычка трудиться на земле и сама земля-кормилица. На картошке и кукурузе выжило не одно поколение России. Кто же знал, что судьба готовит еще оно испытание…

Продразверстка — это слово услышала маленькая Эрна от взрослых. И говорили его таким тоном и с таким ужасом в глазах смотрели при этом друг на друга, что все ведьмы и кикиморы казались просто феями для девчушки. До конца жизни Эрна так и не поняла, что обозначает это слово и никогда не делала попыток узнать, зачем и ради чего была придумана страшная вещь — забирать у людей хлеб.

Справедливости ради заметим, что продразверстка — забирать излишки продовольствия на нужды государства — практиковалась во многих странах в разные времена. И Первая мировая война заставила многие страны прибегнуть к этому методу, чтобы прокормить армию и не допустить повального голода в стране.

Наследие войны, революция, продукты по карточкам, сокращение посевных площадей, потому что в стране, начиная с 1914 года то воюют, то совершают революцию, то устанавливают власть, — все это сильно подорвало сельское хозяйство. Попытки власти наладить обмен зерна на промышленные товары тоже потерпели неудачу. Катастрофическая ситуация требовала решительных мер. Поэтому 11 января 1919 года декретом Совета народных комиссаров на всей территории Советской России была введена продовольственная разверстка (продразверстка).

Она представляла собой систему заготовок сельскохозяйственных продуктов, которая заключалась в централизованном распределении (разверстании) между отдельными территориями России обязательных норм поставки государству продовольствия. Крестьяне были обязаны сдавать государству по твердым ценам все так называемые излишки (сверх установленных норм на личные и хозяйственные нужды) хлеба и других продуктов. Продразверстка применялась в России в 1919—1921 годах и являлась элементом политики «военного коммунизма» (внутренняя политика советского государства, которая осуществлялась в период Гражданской войны).

Тем самым Советское государство возобновило в расширенном варианте политику принудительного изъятия продуктов питания, применявшуюся царским, а затем и Временным правительством для поддержания работоспособности промышленных центров в условиях войны и хозяйственной разрухи.

В. И. Ленин считал продразвёрстку важнейшим элементом и основой всей политики «военного коммунизма». В работе «О продовольственном налоге» он писал: «Своеобразный „военный коммунизм“ состоял в том, что мы фактически брали от крестьян все излишки и даже иногда не излишки, а часть необходимого для крестьянина продовольствия, брали для покрытия расходов на армию и на содержание рабочих. Брали большей частью в долг, за бумажные деньги. Иначе победить помещиков и капиталистов в разорённой мелкобуржуазной стране мы не могли».

Сбор продуктов осуществляли органы Народного комиссариата продовольствия (Наркомпрода), продотряды при активной помощи комитетов бедноты (комбедов) и местных Советов. На начальном этапе, во второй половине 1918 — начале 1919 г., продразвёрстка захватила лишь часть губерний Центральной России и распространялась на хлеб и зернофураж. В заготовительную кампанию 1919—1920 г. она действовала на всей территории РСФСР, советской Украины и Белоруссии, Туркестана и Сибири и охватила также картофель, мясо, а к концу 1920 г. — почти все сельхозпродукты

Юстина никогда не жаловалась на землю, всегда с благодарностью в душе работала на поле и огороде, и земля в ответ щедро делилась с бедной вдовой урожаем. Кукуруза и картофель уродились отменные. Но надо было думать: как спрятать этот урожай, чтобы выжить? Чуть ли не каждую ночь ходили по домам с обыском. Юстина каждый вечер под подушку детям подкладывала небольшой мешочек с мукой. Активисты продотрядов — суровые ребята, вооруженные до зубов, выполняющие план и уверенные в своей святой миссии, — спящих детей старались не разбудить и не потревожить, ведь в принципе и ради их будущего шло сейчас государство на эти меры. Юстина, никогда никого не обманывающая, страдала от того, что сейчас шла против закона, но разве есть такой закон, который может материнскому сердцу запретить думать о детях! И поэтому мозг Юстины лихорадочно работал: как, куда и что именно припрятать. В кладовке в бидоне лежала сухая кукуруза, прикрытая чистым полотенцем, а сверху — замотанная грязной тряпкой, намоченной керосином. В погребе Юстина выкопала яму: землю под покровом ночи таскала на огород, в яму затем ссыпала урожай картошки, ну а сверху поставила пару ведер с картошкой. Авось не заметят… Это русское «авось» тоже становилось своеобразным амулетом от бед и надеждой уберечь детей от голода. И поэтому в печку на ночь ставилось ведро с кукурузой — тоже на авось. А для скота Юстина спрятала кочаны кукурузы в навозе и чуть не поплатилась за это. Осведомителей побоялась — ночью все зарыла, а днем воронье целый день кружило над кучей. Ох, и страху натерпелась Юстина, что догадаются и придут, переворошат тайно-продуктовый склад. Но обошлось: продотряд в это время в другом селе шашкой махал, не разбираясь особо, где кулак, где излишки, а где — просто дурь человеческая и упоение властью.

Лишь однажды утром в дом Юстины пришли 5 мужчин из правления колхоза, сели за единственный стол в большой комнате, разложили бумаги и начали требовать, чтоб она расписалась, что добровольно сдает овцу. До такой степени все пытались учесть и оприходовать, что даже вспомнили, что когда-то Юстина за свою работу в русском селе ягненка получила. До обеда Юстина стойко держала оборону, не соглашаясь подписать бумаги. Но тут во дворе послышались вопли Эрны: в этот раз слезы девочки, уже забывшей, по какому случаю начался рев, спасли ситуацию. Вслед за матерью вышел один из активистов правления и шепнул, чтоб не расписывалась — ничего не будет. До вечера просидели «просители», но овечка осталась в семье, где мясо и шерсть были нужны растущим ребятам.

До конца своих дней помнила Эрна, что взрослые в это время ложились спать, не раздеваясь, и часто, как ни пыталась задвинуть поглубже в память, вспоминала она стук в дверь и грозный крик среди ночи: «Откройте, обыск!»

А среди деревенских были те, кто свято верил в то, что у них продуктов впритык, не заберут, верил власти, не прятался и не прятал. А когда все-таки у наивных забирали «излишки», которые излишками — то и не были, начинался голод. Опухшие люди ходили по деревням и просили милостыню, на улицах стали появляться трупы. Голодные года описаны не в одной книге, не будем ворошить прошлое, будем только помнить, что не всегда на столе стоит корзинка с хлебом и маслом, а к обеду готовится три блюда.

Перегибы, ошибки приводили к недовольству, подрывали авторитет власти. Об этих и других событиях историк и замнаркома просвещения Покровский сказал: «Построенная в шеренгу экономика расстроила ряды и замитинговала». В марте 1921 года ВЦИК вместо продразвёрстки ввёл продналог. Крестьянам разрешили торговать излишками зерна и другой сельхозпродукции.

Только вот излишки уже найти было все труднее. Немецкие поселения тоже коснулось раскулачивание. Учитывая, что немцы — меннониты к хозяйству подходили грамотно, держали много лошадей, имели сельхозмашины, работали с утра до вечера, помогали друг другу быстрее убрать урожай на земле, унаследованной от своих предков, можно представить, что в сёлах семей, живущих в достатке, было немало. И вот настал тот день, когда эти трудяги впервые в жизни пожалели, что они честно, порою надсадно трудились… Имущество было описано, семьи в спешном порядке грузили на подводы и везли на станцию, а оттуда — Сибирь и.. выживайте… Руки-ноги-голова — не всегда в лесу помогут построить дом и найти продукты… через много лет назад вернулись единицы.

А дома раскулаченных, добротные и большие, стояли сиротливо. Но не пропадать же добру, поэтому было решено в эти дома переселять бедных. Популярный лозунг того времени примерно звучал так: всё свалить в одну кучу и поделить поровну. Многие тут вспомнят поговорку: как будем делить, по справедливости или поровну? Практика показывает, что эти два понятия не синонимичны и между ними нельзя поставить знак равенства. В истории уже Советского государства, выстроенного ценой неимоверных усилий, народ обычно спокойно реагирует, что у космонавта или знаменитого генерала имеется шикарная машина или дача, а вот такой же мещанский набор, например, у заведующего продовольственной базой, будет вызывать нездоровую зависть и ропот об отсутствии справедливости в мире.

А пока человечество пишет и спорит о вселенской справедливости, Юстина стоит у калитки дома и ругается с представителями власти:

— Да я этот дом своими руками поднимала, сад вон какой насадила, и огород у меня ухоженный! Зачем мне куда-то идти? Да и как я пойду в чужой дом? Нет, нет и нет. И уходите, у меня трое детей: некогда мне тут с вами спорить, — слышала Эрна недовольный голос матери.

Мужской голос методично уговаривал:

— Юстина, будь благоразумнее, для тебя же стараемся. Всю жизнь перебиваешься с детьми в своей хатке маленькой, а там, как королева, в светлых хоромах будешь жить.

— Всё, я свое слово сказала, — отрезала мать и хлопнула калиткой

— Ну, а мы еще свое скажем: не поедешь добровольно, перевезём насильно, — оставил все-таки последнее слово за собой мужик-бородач.

На следующее утро к дому семьи L подъехала арба, с которой веселой, но не совсем уверенной стайкой спрыгнули студенты техникума Николайполе №1. Под строгим взглядом мужика-бородача, спорившего накануне с Юстиной, они уверенно вошли в дом, брали вещи и беспорядочно скидывали их в арбу. Юстина онемела от бессилия, наглости и неизбежности происходящего. Маленькая Эрна заплакала, а начальник — бородач сунул Юстине под нос бумагу с печатью, содержание которой для нее было непонятно, потому что слезы застилали глаза. Словно во сне, держа младших детей за руки, шла Юстина на новое место: в некогда богатый и роскошный дом Козловских. Всю семью зажиточного кулака сослали в Сибирь, где и сгинули они в безвестности. Только одной дочери удалось спастись и через много лет вернуться в родные края. И уберегла девушку любовь жениха, который тайно увез ее из гибельных мест. Видимо, так велика была сила любви, что не побоялся парень спасти от смерти дочь кулака и нищую сироту.

Конец ознакомительного фрагмента.