Божьи дела

Семен Злотников, 2012

Библейское предание о жертвоприношении Исаака – одно из самых драматичных в мировой истории. Равное по трагизму мифам об изгнания людей из Райского Сада или убийства Каином брата Авеля. Сюжет, занимавший умы великих философов, музыкантов и живописцев. Действие романа «Божьи дела» происходит в наши дни, на территории Москвы. Вот только проблема выбора у главного героя – все та же, что у Авраама…

10

— Ты! — так и выдохнул я.

— Я! — отозвалось вдали едва слышно.

Странно, что мы слышали друг друга, хотя расстояние между нами было не менее сотни шагов.

Я мгновенно при виде ее позабыл, кто я, и чего мне хотелось, и тех, кого я любил, за кого отвечал, и даже не вспомнил об угрызениях совести, еще минуту назад изводивших меня.

— Я так по тебе тосковал! — прошептал я одними губами.

— И я! — долетело издали.

Мы бежали — точнее, летели! — навстречу друг другу, как будто на крыльях, как будто несомые ветром.

Меня распирало от радости, я ликовал, я не чувствовал ног, я кричал на бегу, как она прекрасна и желанна, — и она, до меня доносилось, кричала в ответ мне слова, полные любви!

Однако расстояние между нами совсем не сокращалось, а, напротив, как будто увеличивалось, и чем сильнее мы устремлялись друг к другу, тем, казалось, неизбежнее отдалялись.

— Куда же ты, — звал я в отчаянии, — вот же я!

Она тоже кричала и тоже как будто пыталась что-то мне сообщить — только я не различал слов.

Неведомой силой ее уносило все дальше от меня, и все слабее в нахлынувшей мгле светились ее удивительные глаза, пока не погасли совсем.

— Ка-ар, ка-ар! — громко и раскатисто прокатилось над площадью.

«Что это со мной? — опомнился я и застопорил бег. — Куда меня понесло?»

Ситуация явно выходила из-под контроля.

Я схватился руками за голову, пытаясь унять стук в висках.

Опять я погнался за ветром, за призраком!

«Попался-попался, который кусался! — подумалось не без злорадства. — Вот так, незаметно впадают в депрессию, сходят с ума и сводят последние счеты с жизнью».

Покуда тебе хорошо — невозможно представить, как может быть плохо, тем более допустить, что и сам способен однажды превратиться в беззащитного, ранимого, бедного и несчастливого…

Тяжело волоча пудовые гири ног, я брел без цели вдоль крепостной монастырской стены.

Возвращаться домой не хотелось, а идти было некуда.

Меня мучили стыд и разочарование: с одной стороны, я не понимал, как смогу пережить измену Машеньке (пусть и во сне!), а с другой — сожалел о том, чего не случилось.

Я размышлял о странностях бытия, о хрупкости человеческого сознания, о том, что, увы, ничего невозможно предвидеть, о своем неожиданном превращении в другого, мало понятного мне господина, о том, что, прожив на земле пятьдесят с лишком лет, я почти ни в чем не уверен…

— Любимый! — послышалось вдруг у меня за спиной.

Я так и застыл, боясь обернуться.

— Хорошо, что явился! — ее удивительный голос звучал искренне, почти с восторгом.

Я молчал и только молил про себя Бога, чтобы все это опять не оказалось сном.

— Ты так быстро бежал от меня, — прошептала она, — что я тебя еле догнала!

Несмотря на одежду, спиной я с волнением ощущал упругость ее девичьего тела.

Тут уместно заметить — чувство невыразимого блаженства переполняло меня.

Я искренне не понимал ее упрека и пытался вспомнить, когда я бежал от нее!

— Дрожишь, как воробышек, милый, — воскликнула она с обидой, — как будто меня боишься.

Должно быть, меня в самом деле бил озноб…

Но то был не страх, а скорее растерянность, ибо я с трудом осознавал происходящее.

Если меня что и пугало, так это — что я обернусь, а ее опять не окажется…

— Не меня тебе надо бояться, любимый! — прошелестела она.

— Но кого же? — мне подумалось вслух.

— Узнаешь еще! — рассмеялась проказница и прильнула ко мне, словно желая слиться в одно.

Я даже не поинтересовался, куда она меня зовет.

О, я готов был за нею последовать — без колебаний, немедленно, хоть на край света!..

— Хочу тебя видеть! — закричал я, схватил ее за руку, чтобы не ускользнула, и обернулся уже наконец — и с ужасом и разочарованием обнаружил возле себя вчерашнего гиганта-монаха, просителя автографа.

Я настолько не ожидал встречи с ним, что невольно отпрянул и закричал:

— Что вы тут делаете?!

— Я тут живу! — изумился монах и даже потянулся ко мне рукой, желая успокоить.

— Почему вы меня преследуете? — повторил я вопрос, прямо глядя ему в глаза и не снижая тона.

— Но я же сказал, что живу тут! — монах в подтверждение дважды истово перекрестился.

— Не морочьте мне голову, вы! — прошептал я, медленно отступая и стискивая кулаки, как для удара.

— Не буду, не буду, Лев Константинович, не буду! — запричитал он, часто и как будто испуганно моргая белесыми ресницами. — Просто вы тут, я увидел, стояли…

— И что? — перебил я. — И что?!

— Я подумал…

— И что?! — закричал я, уже не сдерживаясь.

— Такой писатель, подумал, стоит… — повысил он голос, при этом попятившись.

Тут, должен признаться, его комплимент вконец лишил меня равновесия.

Сами собой опять напряглись мышцы рук и с новой силой сжались кулаки.

— Вот этого только, пожалуйста, не надо! — произнес я, угрожающе подступая к моему преследователю в рясе.

— Вот этого точно не будет! — пообещал монах.

— И оставьте свое колдовство, — неожиданно вежливо попросил я, медленно поводя указательным пальцем у него перед глазами.

— Во имя спасения души, уважаемый Лев Константинович… — пятясь, монах театрально крестился и причитал. — Только во имя ее, так сказать…

— Вам не надо меня спасать! — оборвал я его.

— Не спасать? — ужаснулся монах, схватился руками за голову и смешно на меня выпучился.

— Не спасать! — повторил я решительно и повернулся, чтобы уйти, — но и шагу ступить не успел, как услышал: «Любимый!».

Я опять ощущал, как она нежно и доверчиво прижимается ко мне, я узнавал ее тело и терял голову…

— Мой любимый, прекрасный мой, мой удивительный! — легко восклицала она, не встречая препятствий с моей стороны — так, словно мы с ней знакомы тысячу лет.

— Что мне делать? — стонал я, позабыв обо всем на свете.

— Делай, что должно! — шептала она…