Божьи дела

Семен Злотников, 2012

Библейское предание о жертвоприношении Исаака – одно из самых драматичных в мировой истории. Равное по трагизму мифам об изгнания людей из Райского Сада или убийства Каином брата Авеля. Сюжет, занимавший умы великих философов, музыкантов и живописцев. Действие романа «Божьи дела» происходит в наши дни, на территории Москвы. Вот только проблема выбора у главного героя – все та же, что у Авраама…

11

Я уже знал, что меня ожидает, когда обернусь…

Какое-то время мы с ним молча стояли и внимательно разглядывали друг друга: монах смотрел на меня по-доброму и с любопытством, я — с нескрываемой злостью и в упор.

Мне все в нем не нравилось: и низкий, скошенный лоб неандертальца, и белесые брови, и близко посаженные болотные глаза, и широченный распухший нос, сплошь усеянный жирными черными точками, и тонкий рот, лишенный губ, и треугольный подбородок с тремя-четырьмя белесыми волосками и оплывшая шея…

Вчера, впрочем, я его видел мельком и поверхностно; теперь же меня поразило, до чего человек бывает некрасив!

Я даже хотел было поглумиться над ним — однако сдержался: ибо кто виноват, что родился уродом?..

— Да полно вам, Лев Константинович, не обижайте меня, вдруг еще пригожусь! — как будто все понял и совсем даже не обиделся монах.

— Не знаю, — устало поморщился я, — для чего это вы можете мне пригодиться?

— Для спасения вашей бессмертной души! — повторил он почти без нажима.

— Скажите еще, для спасения мира! — сдаваясь, махнул я рукой.

— А что, или поздно, уже не спасти? — как от уксуса, скорчился он и натурально загробным голосом запел похоронный марш.

— Как слепой не прозреет и мертвый не оживет, — мрачно отреагировал я, — так и мир навряд ли спасется, если ему суждено погибнуть.

— Да вы пессимист никак, Лев Константинович! — весело и от души рассмеялся монах, разглаживая лицо.

— Просто давно живу! — констатировал я не без скуки.

Монах между тем медленно, помалу подступал ко мне все ближе и ближе.

Наконец, расстояние между нами сузилось до предела.

Теперь он возвышался надо мной, подобно колонне, и я чувствовал зловоние, исходящее из его безгубого рта.

Инстинктивно отпрянув, я едва не обрушился в черный провал за спиной, — к счастью, монах успел протянуть мне руку, за которую я судорожно ухватился.

— Вот так иной раз стоишь на краю пропасти, Лев Константинович, и даже об этом не подозреваешь! — как будто посетовал монах.

К своему ужасу, я в самом деле висел над пропастью, удерживаемый всего-навсего скользкой рукой и неведомой милостью странного незнакомца.

Откуда-то снизу, издалека до меня доносились всхлипы и стоны волн, казалось, в отчаянии бьющихся о прибрежные камни.

Море в Москве, — в изумленье представилось, — море в Москве!..

Конец ознакомительного фрагмента.