Последний апокриф. Роман-стёб

Семен Злотников, 2007

Это третье издание романа известного драматурга Семена Злотникова, пьесы которого: «Пришел мужчина к женщине», «Уходил старик от старухи», «Команда» и другие игрались по всему миру. Роман-стёб «Последний апокриф» – не рекомендуется для прочтения: истинно верующим; не истинно верующим; знающим, как надо жить и что делать; не знающим, как надо жить и что делать; уверенным в собственной значимости; ни в чем уже не уверенным; и т.д. В этом романе нет зла, параллелей, перпендикуляров, наставлений, внушений, суда и прочего прикладного добра, которым богата мировая литература. Всего-то – Игра, приносящая Радость. «Настоящая жизнь – Игра!» – провозгласил Иоанн Златоуст почти две тысячи лет назад. В самом деле, Любовь и Добро немыслимы без Игры. У Игры нет корысти. Игра не предаст. Игра возвращает нас в Детство. Детство немыслимо без Игры. Игра обещает Свободу, будит Фантазию, спасает от уныния. В этой книге нет ноты уныния. Просто книга – Игра.

68.

В Москве, в то же время…

…Придя в сознание, Джордж увидел бабищу в бикини и рядом гуся, плавающих в бассейне с переливающимся через края шампанским.

На выгнутой шее породистой птицы красовалось невиданной конфигурации бриллиантовое ожерелье.

Прислушавшись, он разобрал слова песни, не раз слышанной в холодных сибирских лагерях:"Чому я не сокил, чому не летаю?".

"В самом деле, чего я не сокол? — без надрыва, спокойно подумал крупье. — Летал бы и гадил, и горя не знал!"

От одной перспективы полета ему, на минуточку, сделалось хорошо.

Он даже решил, по обыкновению, почесать затылок за левым ухом — как вдруг обнаружил, что прикован цепями к позорному столбу у кромки бассейна.

По периметру гранитных берегов стояли четыре бритоголовых геракла в плавках, с автоматами наперевес.

Крупье облизнул пересохшие губы и, с трудом ворочая непослушным языком, попросил воды.

Один из шестерок, скалясь, зачерпнул шампанского — и с размаху плеснул крупье в лицо.

Не теряя достоинства, Джордж вежливо выдавил из себя:

— Сенкью… мерси… грациа… как говорится, спасибо…

Не успела Сучье Вымя выйти из бассейна, как ей навстречу поспешили три стриженных под полубокс грациозных евнуха — на пуантах, в балетных пачках.

Первый, вертлявый, накинул на Сучье Вымя халат из махры.

Второй, вислоухий, поднес на подносе омаров с изюмом, зажаренных на постном масле.

Третий, по кличке Оделия, вприсядку исполнил танец маленьких лебедей, после чего запрыгнул бабище на плечи и от души надавал ей по ушам (верное средство для улучшения слуха, которое эффективно использовалось еще в Древней Руси!).

— Оделия, умри! — смачно крякнула бабища, тряхнув головой.

Оделия разом слетел с нее, подобно тополиному пуху, и замер в третьей позиции умирающего лебедя.

— Тебе было сказано — помереть по-настоящему! — не на шутку возмутилась Сучье Вымя.

— Это — как еще? — недопонял гигант.

— А вот так еще! — растолковала бабища, стреляя в него в упор из миниатюрного дамского пистолета.

Евнух с жизнью молча расстался!

— Ну чо, пыдор, будешь колоться? — спихнув бездыханное тело в бассейн, не без ехидства поинтересовалась старая ведьма.

— Не счесть алмазов в каменных пещерах! — по-прежнему, с трудом ворочая языком, фальшиво и трогательно затянул крупье.

— Не счесть жемчужин в море полуденном! — блаженно улыбаясь, подхватила бабища.

— Далекой Индии чудес… — преодолевая головокружение, продолжил Джордж, как вдруг содрогнулся от страшного удара пуантом в живот.

— Да ты пой, не стыдись! — разрешила бабища, растягивая рот по диагонали в кошмарной улыбке.

— Не привык без оркестра, боюсь, не получится… — кривясь от боли, выдавил из себя Джордж.

— Щас, будет! — ласково щурясь, великодушно пообещала бабища, и тут же из тени явился Пэтро (в белом фраке, с манишкой цвета малины!) и накинул на Джорджа оцинкованное помойное ведро, и постучал по нему вдохновенно тонкой, похожей на хлыст, дирижерской палочкой.

Понятно, под пыткой бедный крупье задергался, застонал — и лишился сознания.

Из того же ведра, со скучающим видом Пэтро окатил обмякшего пленника шампанским из бассейна.

Открыв глаза, Джордж с изумлением обнаружил в шезлонге, напротив, невиданных размеров свиноматку.

— Прямо Рубенс какой-то! — слабо пробормотал он, не скрывая при том испуга и восхищения.

— Кустодиев, мля! — возмутилось чудовище.

— Пусть будет Кустодиев! — выкрикнул Джордж (про себя же подумал:"А все-таки Рубенс!").

— Ну, будешь колоться? — опять вопросила бабища. — (Джордж ее узнавал, как бы она ни маскировалась!)

— Плохо слышу… — захныкал крупье, жадно слизывая с губ кислые капли шампанского.

— Плохо слышит! — за ним, слово в слово, старательно повторило рыло.

— О чем вы, мамаша? — взмолился он почти искренне (хотя и догадывался, о чем она!).

— Растолкуй ему, Пэтя! — кивнуло опричнику рыло и вульгарно высморкалось на пол.

Опричник послушно заправил острие анодированной проволоки с флажочками в правое джорджево ухо — и ловко же оное вытащил из левого, после чего, ухватившись за оба конца металлической жилы, рьяно принялся за чистку джорджевых слуховых рецепторов — слева направо и справа налево.

Из невидимых глазу щелей в стенах грянул гопак, при первых же звуках которого бабища пустилась в пляс.

— Я все вам скажу! — в голос признался крупье.

— Вот так все клянетесь, а после обманываете! — лихо тряся телесами, воскликнула Сучье Вымя.

— Не обману! — возопил наш герой, вознося глаза к небу.

Внезапно он вспомнил Иерусалим…