За две жизни до мечты

Сергей Валериевич Яковенко, 2012

Простые дворовые мальчишки Вовка и Серёга случайно находят на чердаке старинное послание о настоящем кладе. Спустя годы, повзрослевшие, но не утратившие романтических надежд, они решаются на поиски. Это история о том, что мальчишки всегда остаются мальчишками, даже если им по тридцать. История о поиске ответов на безжалостные вопросы совести, которые порой бывают дороже собственной жизни. А ещё это книга о выборе пути, который каждый из нас делает на пороге взрослой жизни.Содержит нецензурную брань.

Глава 4. Архив

Архив встретил библиотечным запахом и затылком явно женской головы с гулькой из седых волос. Туловище было небольшим и состояло из квадрата с торчащими из него нижними конечностями. Одето туловище было в длинную коричневую юбку и пиджак из того же материала. Верхних конечностей видно не было вовсе. Оставалось надеяться, что они всё же есть, просто скрыты от нашего взгляда и находятся где-нибудь за туловищем.

Весь организм женщины дислоцировался у окна приёмной Облархива и, судя по чавканью, был занят активным поглощением пищи. Голова, в ответ на наше дружное приветствие, кивнула и глухо промычала:

— Мугу…

Туловище не двигалось, а чавканье продолжалось с прежней интенсивностью. Вовка почему-то поприветствовал её ещё раз и, переведя взгляд на меня, недоумённо пожал плечами. Повисла неловкая пауза в нашем, не успевшем начаться, диалоге.

В помещении было тихо. На обшарпанном столе архивного работника блестел глянцем старый дисковый телефон. Рядом лежала какая-то серая канцелярская книга, с привязанной к ней дешёвой китайской ручкой. На стене кварцевые часы издавали мерное тиканье, которое эхом разносилось по абсолютной тишине помещения государственного учреждения.

Я решил, что прождали мы уже достаточно долго, и едва решился на вопрос, как вдруг прямоугольное туловище начало осуществлять медленное вращательное движение вокруг своей оси против часовой стрелки.

Руки были! У меня отлегло от сердца… Одна из них держала чашку, а другая совершала «вытирательные» движения о полу коричневого пиджака. В голове был рот, и он жевал. Глаза тоже были, и они смотрели на меня, а я, впервые в жизни, ощутил на себе действие телепатии.

Мысли архивного секретаря стремительным потоком вливались в мозг и яркими красками рисовали картину следующего содержания: «Мы с моим другом Вовой — ничтожнейшие создания, ничего не смыслящие в процедуре регистрации запросов от граждан, и даже не подозревающие о существовании действующего Закона «Об обращении граждан в государственные учреждения»! Из-за таких вот никчёмностей, как мы с моим другом Вовой, в её жизни нет счастья, а страна разворовывается, и не видно этому беспределу конца и края. И вот мы, никчемные никчемности и ничтожные ничтожности, стоим перед Ней и ПОЛНОСТЬЮ зависим от Её дальнейших решений! ОНА вершит судьбу ничтожеств! И ничтожества справедливо ответят за своё ничтожество перед Ней!».

Заготовленный заранее вопрос застрял где-то между кадыком и голосовыми связками, так и не родившись, а женщина — назовём её так — показав всем видом, что никакого интереса к нам не испытывает, медленной походкой подошла к столу, присела, уставилась на телефон и, стараясь выковырять языком застрявшую между зубов еду, сухо и громко проскрежетала:

— Слушаю!

Я стал лихорадочно вспоминать для чего мы сюда вообще пришли. Вовчик тоже молчал, наивно надеясь, что я шокирован в меньшей степени и смогу достойно сформулировать суть наших интересов. В итоге образовалась пауза. Архивариус цокнула языком, облокотилась о столешницу и, сцепив пальцы в замок, уставилась на нас с Вовкой.

Зря она это сделала. От этого её взгляда мы с другом совсем растерялись и напряглись.

Истерично зазвонил телефон. Хотя, возможно телефон просто зазвонил, и никакой истерики на самом деле не было. А если и была, то бушевала она исключительно внутри нас с Вовкой. Но мне показалось, что звон, будто молния, прорезал и без того наэлектризованную тишину государственного учреждения. Вовка тоже подпрыгнул от неожиданности. Женщина же оставалась спокойной, как квадратный удав. Она неторопливо сняла трубку и поднесла её к уху, бросая на нас обжигающий взгляд. Я отошёл в сторону, Вовка попятился следом за мной.

— Архив! — заскрипела она в трубку, и мне почему-то стало жаль невидимого собеседника. Но в следующее мгновение произошло что-то совсем уж невероятное! На лице женщины, неведомо откуда, появилась настоящая улыбка! Не оскал, не ухмылка, а именно улыбка! Голос тоже изменился и стал немного походить на женский. — Привет, дорогуша. Мда… Мда…

Мы с Вовчиком переглянулись и без слов поняли, что не всё потеряно, и на наше, казалось бы, безвыходное положение всё ещё можно и нужно влиять.

Пока женщина говорила с подругой о своей нелёгкой жизни, у нас было время окончательно прийти в себя и сделать правильные выводы.

— Тут в соседнем здании есть магазин продуктовый. Дуй туда, купи коробку конфет, — я вручил Вовке купюру и хлопнул по плечу. — Можешь ещё банку кофе захватить. И шоколадку! И в пакет всё обязательно! Только не в прозрачный.

— Обижаешь, — ответил друг и пулей выскочил за дверь.

Через полчаса мы уже снимали копии со старинных карт, а милейшей души архивный работник, заботливо хлопочущая вокруг нас, участливо предлагала ознакомиться с оригиналами «Плана генерального межевания» нашей губернии.

Выйдя из здания архива, я отыскал взглядом стоматологическую клинику, и за руку, как ребенка, потащил Вовку в её сторону. Тот не сразу прочувствовал коварный замысел. Хотя и пытался сопротивляться, но всё же шёл. И только когда мы вплотную подошли к крыльцу клиники, и до него, наконец, дошло чего я добиваюсь, он вырвался и торопливо засеменил в противоположном направлении.

Я остался стоять на месте, а Вовчик отошёл от меня на безопасное расстояние, обернулся и, глядя круглыми глазами, демонстративно отрицательно замотал нечёсаной головой.

Безмолвный диалог длился недолго, и я решил, что слишком резко принялся действовать. Надо было менять тактику.

— Ну, хорошо. Тогда начнём с парикмахерской…

На поезд меня провожал чисто вымытый, гладко выбритый, стриженый и надушенный молодой человек в новых лаковых туфлях, фирменных джинсах и модной рубашке с позолоченными запонками. Хронического пьяницу в нём выдавала лишь лёгкая припухлость лица и жуткие чёрные зубы, которые исправлять было уже просто некогда.

Я пообещал, что за неделю улажу в столице дела со студией и сразу же вернусь, чтобы закончить его преображение. Он, в свою очередь, пытался меня заверить, что твёрдо решил завязать с выпивкой, начать новую жизнь и всё такое прочее. Я ему не верил, но делал вид, что рад такой решительности. Напоследок оставил ему визитку и разрешил звонить в любое время. Он сказал, что будет звонить каждый вечер.

Так и расстались. Я уехал на полгода, нарушая обещание вернуться через неделю, а Вовка так ни разу и не позвонил.