Часть той силы

Сергей Герасимов

19. Уйти…

Уйти или не уйти, вот в чем был вопрос. Хотя бы попробовать. Жить-то всем хочется. Одно дело — несколько драчливых местных дурачков, более или менее опасных, а совсем другое — все то, что творится сейчас. Войдя в дом, он первым делом принялся листать тонкий журнал местного телефонного справочника. Потом позвонил на вокзал.

— На сегодня билетов в Москву нет, — ответил сонный женский голос.

— А в Воронеж? — наугад спросил Ложкин.

— Билетов нет никуда. В связи с перестройкой железнодорожного узла поезда в Еламово пока останавливаться не будут.

— Но это бред! — возмутился Ложкин. — Этого не может быть! Я хочу уехать отсюда!

— Обратитесь в справочную автовокзала.

Он обратился. Единственный автовокзал в городе не работал, по причине сезонных полевых работ: все автобусы перевозили работников в поле и обратно.

Конечно, существовали и другие способы убраться из городка, на автобусах и поездах свет клином не сошелся. В сарае стоял мотоцикл и два хороших горных байка, в рабочем состоянии. Допустим. Допустим, что мотоцикл может и не поехать, но что может произойти с велосипедом?

Да все, что угодно. Ложкин чувствовал, что та сила, которая противостоит ему сейчас, легко расправится и с велосипедом, и с чем угодно другим. Если уж она сумела отрезать от мира целый город с пятнадцатью тысячами населения, и это в начале двадцать первого века, она не проколется на мелочах.

Вдруг он успокоился. Он останется здесь и будет драться. Драться за себя и за свой род, за всех нерожденных, которые придут за ним. Мужчина он или нет? К конце концов, что такое смерть? Всего лишь разрушение иллюзий, как сказал дед. Тридцать три года он надеялся найти в жизни что-то такое, ради чего стоит жить — и вот, так ничего и не нашел. Разве что это мгновение, этот первый солнечный луч, вошедший в окно, проколовший сумрак, свист стрижей на улице, дальний крик петуха, тяжесть в голове, боль пореза на босой ноге и капля чего-то иррационального, прочно склеивающая все это вместе, делающая миг прекрасным…

Телефон звонил долго, прежде чем он решился протянуть руку к трубке. Он ожидал чего угодно: угроз, требований, но не этого. Чистый, приятный женский голос произносил слова с закругленными интонациями.

— Нет, что ты, — ответил Ложкин, — я уже давно не сплю.

— У нас ведь почти деревня, — говорила Валя, — мы привыкли вставать рано.

Он вспомнил женщину, с которой говорил у магазина, ту самую, что когда-то была влюблена в него. Он запомнил ее так хорошо, что легко мог бы нарисовать сейчас ее портрет — по памяти и по голосу. Такой голос не забывается.

— Я хочу извиниться за брата, — сказала Валя.

— За брата? — удивился Ложкин.

— А, так ты не знаешь? Он мой брат. Тот человек, который вломился к тебе.

— Он был не один.

— Он был высокий и самый сильный из них. Они его называют Бес. Просто потому, что наша фамилия Бессоновы. Я понимаю, что они вошли без приглашения, сорвали замок, избили тебя, все это попадает под статью. Или даже под несколько. Но ты должен понять.

— Я должен понять? Может быть, еще пойти и пожать им передние лапы, а потом пригласить в дом?

— Он очень болен, — сказала Валя.

— Выглядел он здоровым, как слон.

— Он психически болен. Шесть лет назад у него была тяжелая травма головы, после которой он едва выжил. У него до сих пор на голове огромный шрам. С тех пор он не может себя нормально вести. Я поговорила с ним, и он согласился к тебе пока не приставать. Но ты тоже не должен затевать скандала по поводу… По поводу того, что случилось.

— Пока не приставать? — возмутился Ложкин. — Сколько времени будет длиться это твое"пока"?

— Я ничего не могу гарантировать. Он очень больной человек и не может контролировать себя. Он хочет, но не может. Я живу с этим уже шесть лет. Это на самом деле очень трудно. Внутри он хороший, но может сделать все, что угодно.

— Все?

— Абсолютно все. Он мог тебя даже убить, и я очень рада, что этого не случилось. Ты понимаешь?

— Я понимаю, — сказал Ложкин.

— Так что же? Мы договорились, что ничего не было, правильно?

— Мне страшно.

— Ты боишься его?

— Нет, не его.

— Тогда это не телефонный разговор, — сказала она. — Если хочешь, я сейчас приду. Мне идти всего-то пять минут. Подожди меня. Я не прощаюсь.

Она повесила трубку.

Ложкин прошел в спальню и осмотрелся. Стулья и стол были перевернуты, бумаги рассыпаны по полу, ночник разбит. Он ощутил отчетливую иглу жути, вошедшую где-то между сердцем и желудком, когда вспомнил свой вчерашний побег. Но было и еще что-то, что-то определенно очень важное, что необходимо вспомнить…

Вот. Он вспомнил. Вспомнил, как испуганно шарахнулись в сторону слепые животные, когда услышали его шаги. Не только он боялся вчера ночью. Его гости тоже были не в себе. Так не ведет себя хищник, который пришел убить. Кого же боялись они?