Все, что останется

Сергей Калинин, 2018

Наверное, вы осудите меня. Наверное, у вас есть тысячи причин на это, и вы будете правы. Наверное, я слишком много сделал неправильно и слишком много хотел бы сейчас изменить. Но в одну воду не входят дважды. И исключений для меня никто не сделает. Все, что я могу сказать в свое оправдание – "не судите, да не судимы будете".

Глава 3

Лекция закончилась, но никто не расходился. Преподаватель, откинувшись на стуле у доски, слушал очередной вопрос. Неизменная улыбка, уверенность и какая-то лукавая ирония не сходили с его лица. Костюм, пусть и не самый дорогой, сидел как влитой, подчеркивая красивую фигуру. Стильная прическа, отсутствие галстука и никаких бумаг. Он никогда не пользовался конспектами и заготовленными планами на урок, поражая потрясающей памятью и эрудицией. Поверить, что месяц назад ему исполнилось сорок два, было непросто. Во взгляде, движениях, манерах было что-то очаровывающее и располагающее. Тонкий юмор, абсолютное пренебрежение к условностям и слава справедливого экзаменатора, требующего знаний и не заваливающего от скуки или плохого настроения, с годами создали ему огромную популярность среди студентов. Лекции его не прогуливал никто, несмотря на то что он никогда не проверял присутствующих. То, что халява не пройдет, знали все, но учить было приятно, тем более когда каждая тема состояла не просто из последовательности требующих запоминания фраз, а сопровождалась примерами из жизни и комментариями, которые были порой куда интереснее самой жизни.

— Роберт Маркович, скажите, — вопрос волновал всех, но никто не решался его задать, пока студент третьего курса Коля Ненашев не проиграл спор, и именно ему пришлось озвучить давно волновавшую всех тему, — почему вы сами не занимаетесь адвокатской деятельностью? Вы же знаете больше всех. У вас большой авторитет в определенных кругах и вам нет равных в аналитике. Ведь здесь, в институте, зарплаты меньше. Мне говорил папа, что вы подавали большие надежды, но все же ушли. Почему?

На миг по лицу Валенжера (фамилия преподавателя, скорее всего, имела французские корни, но безжалостное время растворило истоки происхождения) пробежало что-то очень похожее на досаду, словно от терзающего болью зуба, но заметить это не смог никто. Он лишь позволил себе задуматься, что было непривычно.

— Я не хочу защищать подонков, за которых платят большие деньги.

— Но ведь есть и невинно пострадавшие. — Коля не сдавался. Он перешел порог своей смелости и остановиться уже не мог.

— Есть. Вот поэтому я буду учить вас. Кто-то должен стать тем человеком, который защитит невиновных. Но, боюсь, чаще придется искать ошибки не спящих следователей, которые что-то упустили в заключениях, протоколах и прочих бумагах, чтобы сбросить пару лет для урода, который не заслуживает ничего.

— Но ведь все имеют право на защиту. — Тихий голос откуда-то из середины большой аудитории в тишине прозвучал слишком отчетливо.

— Имеют. Все имеют право на защиту. А еще умеют запугивать свидетелей, подкупать судей, терять доказательства. Много чего умеют. Но к нашей теме это не имеет никакого отношения. Спасибо. — Он встал, показывая, что продолжения не будет. — Готовимся к экзамену.

Занятия закончились. Роберт не спеша подошел к машине. Далеко не новая, она давно требовала ремонта, но в очередной раз пришлось отложить его до лучших времен. Скоро июль. Он уже почти договорился снять дачный домик и вывезти жену с сыном на свежий воздух и хоть как-то сменить обстановку, от которой все уже устали. Дача состояла из спальни и большой кухни, которая, в свою очередь, была разделена на две зоны, представляя таким образом что-то среднее между залом и столовой. Места было немного, зато цена приятно удивила, и можно пожить месяца полтора. Да и озеро недалеко. Было бы здорово вырваться на природу, организовать рыбалку, шашлыки. В последнее время отношения в семье становились все напряженнее, и хотелось сделать хоть что-то, чтобы разрядить атмосферу. Как всегда, по пути домой зашел в магазин. Ритуал был настолько привычный, что у полок практически не задерживался, лишь бегло пробегая по срокам годности. Набор стандартный, выверенный годами, и причин отклоняться не было никаких. Уже у двери квартиры он попытался взбодриться и вошел, сверкая улыбкой и излучая максимум оптимизма.

— Вот и я. Заждались? — Роберт прошел в комнату.

Даже в больничной палате ощущения были легче. Специальная кровать, наборы всевозможных приспособлений, расставленные повсюду бутылочки, баночки, рассыпанные таблетки — все это стало их жизнью и их болью.

Тот день перевернул все. Сыну едва исполнилось шесть, когда в результате нелепой аварии оказался поврежденным позвоночник. И вот уже десять лет Матвей был прикован к постели. Немножко двигалась левая рука, и он даже мог перевернуть страницу книги или нажать кнопки на клавиатуре. Казалось, что пережить такой удар не хватит никаких сил. Сколько слез было пролито, сколько бессонных ночей, сколько истерик пришлось пережить! Казалось, жизнь замерла, разделившись на до и после трагедии. Жена сразу бросила работу, посвятив себя сыну, и не отходила с тех пор от него ни на шаг, не доверяя уход никому.

— В аптеку зашел? — Оля даже не оторвалась от телевизора.

Они смотрели подряд все программы. С тех пор как своя жизнь вдруг потеряла смысл, утешение осталось лишь в том, чтобы обсудить происходящее у других. Всевозможные ток-шоу с падкими на сенсации журналистами увлекли их неожиданно и полностью. Вот и сейчас обсуждение какого-то очередного мыльного события интересовало больше, чем его появление.

— Матвей, мы же планировали продолжить работу над программой. — Он смотрел не то с жалостью, не то с раздражением.

Смириться с тем, что жизнь закончилась, не хотелось и от того скрывать злость становилось все сложнее. Роберт искал все новые возможности увлечь сына, найти ему что-то, что сможет заинтересовать и чем он сможет заниматься даже в таком положении. Ведь голова работала, времени было сколько угодно, а он был готов помочь и поддержать. Но все усилия разбивались о стену непрекращающейся депрессии, которая и его начинала сводить с ума.

— Пап, кому нужна эта программа? Ну, а если я разберусь? Ну, напишу я ее гениально? Дальше что? Купим мне кровать крутую? Или телевизор еще больше? Кому это надо? Зря только напрягаться.

— Оставь сына. Ему и так тяжело. — Жена посмотрела укоризненно.

— Ладно. Я просто думал, что тебе это может быть интересно. Дожидаться ответа Роберт не стал. Переоделся и прошел на кухню. Готовить по вечерам стало его обязанностью незаметно. Оле постоянно не хватало времени, а он старался помогать всегда и во всем. Вот и сейчас он старался сделать все быстрее, чтобы хоть немного позаниматься. Хотелось просмотреть последние публикации. Отслеживать все изменения и даже те проекты, которые не были утверждены, но которые пытались лоббировать заинтересованные личности, вошло в привычку. Это была не столько ответственность, сколько вечное стремление знать в своей сфере если и не все, то максимум возможного. Он еще слишком молод, чтобы шепелявым голосом вещать лекции десятилетней давности. У него было свое понимание хорошего преподавателя. Это должен быть человек, который не просто знает свой предмет. Он должен увлечь, заставить почувствовать важность изучаемого и проникнуться необходимостью этих знаний. А это возможно, лишь если стирается грань между лектором и студентом. Все должны выйти на одну волну и прожить каждое слово и каждую минуту, оставляя их в памяти. Нет, не та дешевая популярность, которую завоевывают, раздавая хорошие оценки и превращаясь в «своего в доску» парня. Роберт не забывал своих любимых учителей, которые оставили след в его жизни. Очень хотелось, чтобы эти молодые мечтатели и его однажды вспомнили как человека, оставившего хорошие воспоминания.

Работа увлекла, и лишь скрипнувшая за спиной дверь вырвала из состояния сосредоточенности.

— Тебе все мало? Посидел бы с нами. Сын скучает. — Оля начинала раздеваться, собираясь лечь спать.

Слов не было, а смотреть телевизор он не хотел. Что-то разговоры в последнее время не клеились. Интересно, любит ли он ее? Когда они женились, любил точно. Он даже помнил чувство полного помутнения и счастья. Помнил, как радовался рождению Матвея и как дружно встречали ее из роддома. Он все помнил. Порой даже казалось, что память раздражала своим вечным желанием напомнить о чем-то в самый неподходящий момент. Но сейчас он просто не понимал, что от него хотят и каким нужно стать.

— Когда у тебя зарплата? Ах, зачем ты тогда ушел в университет? Ведь мог зарабатывать куда больше. — Оля продолжала, словно забыв, с чего начинался разговор.

— Снова? Оля, ты же все знаешь. Зачем говорить о прошлом, которое невозможно вернуть?

Засыпали, как всегда в последнее время, повернувшись спинами друг к другу, и Роберт чувствовал, что прежние отношения ушли в небытие, растворившись в повседневных заботах и тысяче проблем, от которых не было спасения.

Он не любил вспоминать тот период жизни, но память не отпускала, заставляя вновь и вновь возвращаться в прошлое. Гражданское право не интересовало его никогда. Воображение рисовало громкие уголовные дела, в которых он блестяще ведет свою партию, разбивая аргументы обвинения и торжественно провожая своих подзащитных из зала суда на свободу под аплодисменты и овации зрителей. И начало работы под руководством старого адвоката Исаака Моисеевича Кагана было похоже на сбывшуюся мечту. В свои шестьдесят пять Исаак Моисеевич научился разбираться в людях и тщательно отбирал помощников. Молодой парень зацепил старого адвоката умением мыслить нестандартно, находить неожиданные решения и потрясающей памятью. Роберт, в свою очередь, смотрел на своего учителя восхищенными глазами, впитывая каждое слово и подражая во всем. Но скоро пелена романтизма начала развеиваться. Вдруг стало понятно, что ни знания, ни искусство оратора, ни все то, что мы видим в кино, не являются основой успеха. Все построено на связях, на деньгах, на влиянии. Окончательно иллюзии были утрачены, когда лидеры преступной группировки, со смехом и под хохот встречавших их братков, вышли из зала суда, а угрюмый следователь, сжав кулаки, подошел к Роберту не в силах сдержать эмоции:

— Что?! Адвокат, гордись! Они свободны! Все! Все твари! Они убивали, они насиловали, они грабили, но они невиновны! Потому что вы купили все вокруг! И ты сейчас, когда пойдешь домой и ляжешь спать, знай, что благодаря тебе сегодня опять кто-то зальется слезами. Вы все скоты! Ненавижу!

Кто-то оттащил его в сторону, а Роберт так и остался стоять, вдруг осознав, что это не та жизнь, о которой он мечтал. И эта ночь вдруг изменила все. Делать вид, что ничего не случилось, он не мог.

Предложение поступить в аспирантуру и перейти на работу в университет выглядело просто спасением. Многие не понимали такого решения, но он вдруг нашел себя. Оля с готовностью поддержала мужа. Тогда казалось, что все самое худшее позади и теперь их ждет лишь безоблачная жизнь, наполненная любовью. В любом случае сейчас это уже не имело никакого значения.

Лишь войдя в университет, Роберт преображался. Теперь это снова был целеустремленный, чуть ироничный мужчина, с искренней улыбкой, которая вызывала симпатию и располагала. Уверенный шаг, свобода в каждом движении и чувство скрытой силы заставляли студенток влюбляться в него. Впрочем, это было совершенно безнадежно, и юные сердца заведомо обрекались на вздохи и страдания, которые со временем пройдут, оставив в памяти легкий след пролетевшей и растворившейся мечты.

С ректором Шагановичем Павлом Викторовичем они столкнулись у двери столовой.

— О Роберт, легок на помине. Только тебя вспоминали час назад. — Павел Викторович протянул руку. — Пойдем-ка. Как раз пообедаем и обсудим кое-что.

Они устроились за столиком, который никто старался не занимать в это время.

— Роберт, я знаю твое семейное положение, но у нас просто безвыходная ситуация. Время сессии, сам понимаешь, а нужен представитель в столице на конгрессе. Ты помнишь, мы говорили о нем на той неделе. — Шаганович махнул рукой, пытаясь скрыть легкую неловкость. — Понимаешь, некого послать. У тебя единственного нет экзаменов до четверга следующей недели. В воскресенье туда, в среду вечером выедешь обратно, утром здесь. В поезде поспишь и все успеешь. Заодно и нас выручишь. Ты пойми, ну, не аспиранта же посылать. Там еще непонятно, кто может быть. Нужно, чтобы кто-то был из проверенных людей. А тут одно на одно: Михаил Львович заболел, Иннокентий Семенович не может по каким-то там причинам. Спасай!

Слова лились бальзамом. За пять минут Роберт узнал, что он чуть ли не единственная надежда и опора университета. Что страна не забывает героев и ему все зачтется в будущем. Что зачтется и где оно будущее — оставалось загадкой, но шанса отказать ему не предоставили. Он уже давно никуда не выезжал и в глубине души обрадовался этой возможности хоть немного отвлечься.

— Павел Викторович, вы меня убедили.

Был некоторый страх сказать об этом Оле, но, в конце концов, разве это проблема. Да и побывать в столице, пройти по улицам студенческой юности, просто погулять и не думать ни о чем было слишком заманчиво.

В субботу Роберт мысленно составил план необходимых покупок. Оля не любила продуктовые магазины, могла долго гулять по торговым центрам, ничего не покупая, лишь прицениваясь и примеряя. Его зарплата была вполне приличной по нынешним временам, и они могли бы позволить значительно больше, чем привыкли. Но с тех пор, как случилось несчастье, внимание было приковано только к сыну, и практически все средства уходили на дорогие лекарства и медицинские принадлежности. Варианты отечественных аналогов Оля раздраженно пресекала, даже не вникая в суть, и считала, что все дешевое заведомо хуже. Воскресенье пролетело незаметно. Командировочные давали возможность не экономить, и билет Роберт взял в купе. Когда-то он очень любил дорогу. Теперь это уже казалось давно забытым. Мерный перестук колес, хорошая книга, чай в стакане с подстаканником. Почему-то он плохо спал в поездах, замечая каждую остановку и ожидая, когда продолжится путь. Но утром всегда чувствовал себя хорошо. Сейчас он спешил на вокзал в каком-то странном волнении, словно возвращаясь в давно прошедшие дни. Даже то, что Оля была откровенно расстроена его отъездом и заставила понервничать, пока он собирал нехитрые пожитки, не могло испортить ощущение праздника от смены декораций приевшейся повседневности. Пусть формально это была обычная командировка, но для него происходящее воспринималось как маленькое путешествие. По пути забежал в магазин, купить на всякий случай бутылку вина. Завтра он мог встретить друзей, и будет неудобно появиться с пустыми руками. Проводница оказалась молодой и очень симпатичной девушкой. Роберт поймал себя на мысли, что неприлично счастлив, убежав из дома, и заставил себя стать серьезнее.