Орден Леопарда. Сборник рассказов и повестей

Сергей Кочнев

В сборнике представлены как юмористические, так и разножанровые рассказы, основанные на жизненном опыте и личных впечатлениях автора. Объединяет все рассказы авторский взгляд на описанные события, наполненный юмором, самоиронией, добротой, теплом и любовью к своим героям. Гомерически смешные, неожиданные финалы безусловно являются фирменным авторским коньком.Повести, вошедшие в сборник, можно было бы условно разделить на две части: фантастически-сказочную и художественно-документальную.

ТЕАТР «ПО КОЛЕНКИ»

Небольшой по столичным меркам уральский городок Каменск-Исетск радостно встретил студентов четвёртого курса театрального училища лёгкой ноябрьской позёмкой и сугробами чуть не до второго этажа.

И чего это понесло студентов из Свердловская в эту глухомань? Командировка это называется, да не простая, а агитационная.

Дефицит актёрских кадров в местном драматическом театре привёл руководство оного к мысли зазвать студентов сюда для проведения кампании по привлечению молодёжи в театральное училище с тем, чтобы по окончании его сформировать костяк труппы.

Поехали мы, значит… Ох, простите, забыл представиться. Иван Петрович, можно просто Иван.

Поселили нас хорошо — в спортзале школы. Кровати поставили, два стола принесли, стулья, чайник электрический, посуду и всякое там другое… почти что все удобства, только туалет на улице, метрах в пятидесяти. Но я не об этом.

Забросив наши скромные вещички в спортзал, всем кагалом отправились мы в театр, осмотреть, так сказать, место действия.

Театр, надо сказать, в те давние годы размещался в бывших казармах конного полка и делил это помещение с местным кинотеатром. То есть непосредственно за экраном кинотеатра начинался театр драматический, отделённый кирпичной стенкой. Удобно: в одну дверь вошёл — киношку про любовь посмотрел, в другую перебежал — тут тебе Шекспира представляют или там ещё кого, страсти кипят, в общем.

Не знаю кому как, а лично мне очень понравился театр. Стены коридора яркой зелёной краской выкрашены, точно, как у нас в казарме было, прямо сердце радуется, кругом плакаты полезного содержания: «Водка враг — сберкасса друг», «Ни капли!», «Кто умён, а кто дурак? Один за книгу, другой в кабак!», «Пьянству бой!»… всех не помню, их там много было. И картинки на них очень яркие, острые, посмотришь — и никогда больше ни грамма не выпьешь.

Вышли мы, значит, на сцену, и тут из зрительного зала поднимается нам навстречу миловидная барышня лет примерно сорока. И так она радостно нас встретила, так встретила, как будто заграничных туристов или эстрадных знаменитостей. Прямо расцеловать готова была, только почему-то кокетливо рот ладонью прикрывала.

— Ой! Ребятоцки! Какие зе вы хороцые! — посвистывая и пришепётывая воскликнула барышня, чуть отодвинув ладонь. — Вы меня процьтите! Я моцт дома цабыла! Как я рада, цто вы к нам приехаи!

Кто была эта замечательная барышня? Это мы узнали позже. Шла она как-то через сцену в тот самый час, когда там происходил монтаж декораций очередного шедевра. Имейте ввиду: ходить по сцене во время монтировки запрещается категорически! А она пошла. Что уж ей так срочно нужно было, того я не знаю, а знаю лишь то, что на голову ей рухнул штанкет. Это труба такая железная, на которую крепятся элементы оформления. Ну, понятное дело, скорая, в больницу доставили, перелом там какой-то или даже что похуже. Только наша перебинтованная героиня объявила дирекции театра, что если не подадут документы на присвоение ей звания Заслуженной артистки, то она по судам затаскает всех, включая хромого гардеробщика дядю Колю.

А дирекция, что? Суровый и справедливый советский суд был ей совсем не нужен, а потому вскорости стала наша барышня единственной в том театре Заслуженной артисткой.

Вот так и завязался первый узелок на этой непростой истории, бередящей душу.

Кампания по привлечению молодёжи прошла «на высоком идейно-художественном уровне», как было приято писать в те годы. Проще говоря: сыграли несколько концертов к огромной радости местной молодёжи, собиравшейся в театре вместо школьных уроков. Довольны остались все — студенты тем, что всё быстро кончилось, юная поросль тем, что уроки были прогуляны на законном основании.

Вернувшись в Альма-матер, студенты продолжили свои учебные экзерциции и как-то незаметно оказались у финишной черты: осталось сыграть лишь несколько последних дипломных спектаклей и — прощай училище, здравствуй взрослая, актёрская жизнь.

Вот у этой черты и поймал меня в коридоре недавно назначенный главный режиссёр того самого Каменск-Исетского театра некто Пужелев. Да не просто поймал, а с предложением. Дословно предложение выглядело так: он предлагал мне главные роли и двухкомнатную квартиру.

— Вы просто обязаны приехать. Пройдёмте! — Пужелев распахнул двери и отступил на шажок, приглашая меня проследовать в пустой кабинет. Я проследовал.

Пужелев проследовал за мной и, утвердившись на стуле, начал монолог. В монологе этом всё было прекрасно, как в детской сказке, несколько смутило меня лишь его начало. Прикрыв рот ладонью, режиссёр изрёк: «Простите, Иван, я забыл дома мост…» Последовавшие за этим заманчивые перспективы тут же утратили для меня всякую привлекательность, ибо в голове мгновенно всплыл силуэт Заслуженной артистки и её посвистывания и пришепётывания.

И ещё одно в монологе показалось несколько странным, а именно: «В первые два года моей работы в этом театре я хочу ознакомить население города со всеми лучшими образцами мировой классики!» Тут в моём мозгу заработал калькулятор — лучших образцов я мгновенно вспомнил около шестидесяти, благо курс истории мирового театра закончен был совсем недавно, и великие имена роились в памяти, как пчёлы. Шестьдесят постановок за два года? Это показалось мне большим преувеличением.

Вежливо дослушав монолог, я поблагодарил и… уехал, получив диплом, совершенно в другой город.

Однако, отпускать мою душу Пужелев никак не пожелал. Так уж получилось. А виной тому стали летние гастроли театра из Каменск-Исетска в городе, где я уже к тому времени проработал два года.

Украшал наш театр гигантский плакат, призывающий всех на открытие гастролей. А открывались они одним из «лучших образцов мировой классики» по словам Пужелева, живо мне припомнившихся.

«Ой! — думаю. — Надо посмотреть обязательно, что же меня ожидало, от чего я отказался». И пошёл на этот самый «лучший образец», который оказался «Ричардом третьим» сочинения Вильяма нашего Шекспира.

Зрительный зал был заполнен до отказа, а потому поднялся я на балкон. И тут, лишь только открылся занавес, выяснилась интересная деталь. (Это я о художественном оформлении «лучшего образца»). На сцене помещался двухэтажный помост и, с точки зрения идейного наполнения, было это вполне понятно. На авансцене, ближе к зрителю действовали персонажи простого звания, так сказать: народ, глашатаи, обыкновенные солдаты и тому подобное. На первом этаже помоста — персонажи более значимые: военачальники, командиры, правда, невысокого ранга. А на самой верхотуре, на втором этаже — знать: генералы всякие, маршалы по-нашему, графы, бароны, ну, и сам Ричард третий с женой, убиенной впоследствии, и так далее.

Всё бы хорошо, только декорация, то есть помост этот самый, была несколько великовата для нашей сцены, а потому публика, занимавшая первые ряды зрительного зала, видела всю сцену полностью. А вот те, кто сидел подальше наблюдали урезанный вид — головы персонажей второго этажа скрывал арлекин — передний занавес, как бы высоко он не был задран. Мне же, сидевшему на балконе достался театр «по коленки», ибо происходившее на втором этаже помоста наблюдал я только до колен.

Сложно передать простыми словами всю гамму чувств, которую испытываешь, воспринимая динамические, трагические, острые или комические эпизоды исключительно через движения ног.

Приходили ноги женские, потом мужские, снова мужские и опять мужские. Различались ноги цветом облегавших трико и обувью. Иногда за ногами волочилось холодное оружие — меч или шпага, тут сразу становилось понятно — мужчина. А один обладатель ног вдруг рухнул на помост, показавшись зрителям балкона всей своей сущностью, следом рухнул и другой, а чуть позже и ещё один. Тут, конечно, зрители балкона поняли, что свершилось страшное злодейство…

***

Наблюдая всё это ножное действие, вспоминал я забытый актрисой и режиссёром мост и ладонь, прикрывающую шепелявый рот, и мысленно благодарил театрального бога. За что? Догадаться не трудно.