Вечный Жид

Сергей Могилевцев, 2016

В психиатрической лечебнице маленького провинциального города N. находится пациент, не знающий своего подлинного имени, и не имеющий возможности взглянуть на свое отражение в зеркале. Вместо собственного лица он видит множество осколков, сложить которые между собой не представляется никакой возможности. Положение его совершенно безнадежно, и он, как всем очевидно, будет вынужден до конца своих дней пребывать в этом доме скорби. В качестве эксперимента его лечащий врач, не надеясь на какой-либо результат, предлагает Виктору К. (так называет персонал лечебницы несчастного) собирать отдельные осколки своей жизни, записывая их на листах бумаги. Врач рассчитывает, что, собранные вместе, эти отдельные осколки, возможно, заставят Виктора К. вспомнить, кто он есть на самом деле, и помогут увидеть в зеркале свое собственное лицо. Когда отдельных листов с записями различных эпизодов из жизни Виктора К. набирается довольно много, лечащий врач с согласия пациента решает издать их отдельной брошюрой. Но он не догадывается, что на оборотной стороне этих отдельных осколков своей жизни Виктор К. описывает историю некоего то ли подлинного, то ли вымышленного писателя Айзека Обломоффа. Ничего не подозревающий издатель издает осколки жизни Виктора К. вместе с биографией Айзека Обломоффа, и в итоге получает уже не брошюру, а вполне приличную книгу, произвольно названную им «Вечный Жид». Виктор К. получает возможность взглянуть в зеркало, и увидеть в нем наконец-то свое собственное лицо. Он понимает, что и есть тот самый писатель Айзек Обломофф, а вовсе не несчастный пациент маленькой провинциальной лечебницы. Все чудесным образом преображается, он становится нормальным, и покидает место своего долгого заключения. В целом роман «Вечный Жид» – это книга о боли, отчаянии, безнадежности, и о чудесном спасении, в которое всегда нужно верить, и которое обязательно приходит к тому, кто не теряет надежду.

Пруды (Оск.)

Белые лилии на воде, в окружении кувшинок, по бокам камыши, поверхность прудов темная, с двумя или тремя кочками посередине, на них сидят утки, и время от времени покачиваются из стороны в сторону. Рядом полуразрушенная беседка, старые, скрепленные белой известкой кирпичи, крутой спуск к воде, и дальше опять пруды, соединенные между собой легким ажурным мостиком. В стороне несколько огромных трехсотлетних дубов, один из них повален, очевидно, бурей, и на нем буйно разрослись бесформенные, напоминающие фантастических гномов, грибы. Еще дальше целая вереница таких же старых прудов, соединенных между собой каналами и мостами. Пейзаж, как на картине Леонардо «Джоконда», и все это чуть ли не в центре Москвы. Вечный пейзаж Леонардо, подходящий и для Венеции, и для Москвы, застывший в ожидании очередного миллениума.