Прямо сейчас

Сергей Нагаев, 2013

Молодой программист Данила мечтает об учреждении свободной онлайн страны, гражданином которой может стать любой, кто зарегистрируется на ее сайте. Но пока наш киберанархист – гражданин России, живет в Москве, где немало реальных проблем, где снова кризис. Что станет для Данилы более важным – заумные идеи или текущая мимо него жизнь? Кто поможет Даниле, а кто реальным танком встанет на его дороге? Среди героев романа: компьютерщик, дизайнер, верхолаз, другие невеликие люди – с одной стороны. А с другой – президент России и его окружение. Два мира, чьи судьбы, казалось бы, не могут пересекаться. Но не в этом романе. Книга является вымыслом, не имеет ничего общего с действительностью, любые совпадения с реальными именами, названиями и событиями случайны. Полный список книг автора можно посмотреть тут же, кликнув на имя «Сергей Нагаев». Содержит нецензурную брань.

Глава 11. Поискать Поликарпова

Днем, когда Данила Емельянов наблюдал во дворе станции искусственного осеменения, как Клим и Зина брали сперму у быков, в Москве из черного «мерседеса», припаркованного на углу Сивцева Вражка и Гоголевского бульвара, вышли двое в светлых костюмах, без галстуков. Один из них был Аркадий Леонидович Прибытков, советник президента. Тот самый, что, судя по его презентации о будущем России, видел страну эффективной корпорацией, не обремененной регионами и гражданами, которые не связаны с добычей и транспортировкой нефти и газа. Второй мужчина был очень похож на него — такого же невысокого росточка, с узким лбом над колючим взглядом голубых глаз, — только был гораздо старше. Собственно, это был отец Аркадия, и можно сказать, из машины вышли Аркадий Прибытков и его копия в старости, облысевшая, с морщинами, дряблой кожей шеи и с животиком.

— Но проверял‑то машину не ты, — сказал отец, постукав указательным пальцем по крыше «мерседеса» после того, как двери захлопнулись. — Учишь вас, учишь…

Старик Прибытков говорил тем особым образом, что присущ вышколенным служителям Лубянки, он произносил слова, почти не открывая рта, едва слышно, будто бы пуская звуки по невидимой трубе прямо в ближайшее ухо собеседника, и казалось, ни на сантиметр в сторону звуки не уклонялись — не говорил, а шелестел, как страницы протокола допроса.

Перед тем как выйти из автомобиля, этот старичок, сидевший в нем, как говорят американцы, с обрезом, то есть на переднем пассажирском сиденье, и Аркадий Прибытков, который был за рулем, перебросились несколькими фразами.

— Пап, мне совет нужен. Дело важное и… скользкое.

— Может, нам по бульвару пройтись?

— Да здесь вроде лучше: кондиционер и тихо, — ответил Аркадий.

— Да, тихо. Слышимость зашибательская.

— А, ты насчет этого. Не волнуйся, пап, сегодня утром как раз в машине была плановая проверка на прослушку — все чисто.

— Да я не об этом, — сказал Леонид Прибытков. — Нам‑то по хрен — что слушают нас, что не слушают, у нас же секретов никаких нету…

— Э‑э, ну вообще‑то… — хотел было поправить его Аркадий, но тот с нажимом продолжил шелестеть:

— Секретов нет, просто хочется прогуляться на свежем воздухе.

После этого старик, взгляд которого стал непреклонным, взялся за ручку двери, что знаменовало конец разговора в автомобиле, и Аркадий, поняв это, послушно открыл дверцу со своей стороны.

— Свои, Аркаша, подслушивают всегда. Учишь вас, молодых олухов, учишь… — еще раз проворчал старик, когда они шли по слепящей от яркого солнца зебре пешеходного перехода к каменной лестничке, поднимающейся к тенистым аллеям с их вечными сплетничающими бабушками, с мужичками, попивающими пиво на лавках, и с молодыми мамочками, толкающими перед собой по гравийным дорожкам детские коляски.

— Да ладно тебе, пап, — сказал в ответ Аркадий. — Чего ты завелся?

— «Пап‑пап». Я же переживаю за тебя… Ладно. Рассказывай.

— В общем, детали какие‑то, я думаю, лучше опустить, — начал объяснение Аркадий, когда они неспешно двинулись в сторону фигуры Гоголя. — Под моим руководством было создано одно средство. Это биотехнология, которая подавляет волю и критическое восприятие. Есть модификация, которая действует напрямую, если выпить, а есть другая, более хитрая, она может действовать через коровье молоко, но тогда средство внедряется в организм коровы еще на стадии ее зачатия, через сперму быка. Мы хотели его применить. Опробовать. Есть такое госпредприятие — станция искусственного осеменения крупного рогатого скота. Рядом, под Москвой. Мы решили проделать все без афиширования. Чтобы на станции вообще никто и никак про это, даже в общих чертах, не знал. Даже гендиректор, хотя он и сотрудничает с местным отделом ФСБ. В общем, биоматериал был похищен. На моего человека напал кое‑кто, как потом выяснилось, человек из нашей же структуры, из конкурирующего подразделения, и мой сотрудник его нейтрализовал. Но потом там, на станции, еще откуда‑то взялись трое — двое мужчин и с ними вроде женщина была, — они сбежали с нашим контейнером. На машине скрылись. В общем, если этот биоматериал где‑то не там всплывет, будет плохо. Мне будет плохо. Все без согласования, на мой страх и риск делалось. И делается. Проблема в том, что мы в нашей группе не знаем и даже не можем предположить, что это за троица. Главная версия — какая‑то разведслужба, может, американцы, может, кто‑то еще. Вот так вкратце. Сам понимаешь, раз я в одиночку разрабатываю проект, привлекать на помощь другие подразделения я не могу.

— Значит, у тебя две проблемы, Аркаша, — после полминуты молчания сказал старик Прибытков; голос его шелестел и скрипел, будто гравийная кашица бульвара под их подошвами. — Первая — сотрудник, которого твой человек нейтрализовал, и вторая — трое похитителей. Если я правильно тебя понял, они ведь между собой не связаны?

— Проверяли — нет.

— Уверен?

— Это последнее, что мы предполагаем. Мой сотрудник преследовал их и говорит, что никого не опознал, а он хорошо знает наших конкурентов.

— А этот конкурент, кстати, который нейтрализованный, он сильно пострадал?

— Ну, ситуация была критическая… — Аркадий адресовал старику бесстрастный взгляд своих голубых глаз, и тот вздохнул и прошелестел:

— Понятно. Аркадий кивнул и вздохнул.

— Как дети, ей‑богу, — сказал старик Прибытков. — Труп надежно схоронили, на месте происшествия прибрались?

— Да. Мой человек — опытный офицер.

— Ну, остается делать вид, что вы ничего не знаете. В любом случае ищи, кто слил конкурентам информацию про станцию и ваш биоматериал.

— Ну, это я понимаю. У нас ограниченные средства.

— Таким образом, первая проблема остается, только трансформируется. Теперь второе. Автомобиль похитителей отработали? В угоне?

— Автомобиль, естественно, числится в угоне. Сейчас засаду устроили у дома владельца. На всякий случай. Но на владельца можно не рассчитывать. Мы информацию по нему по всем учетам пробили, по его семье, по знакомым — без толку, полный лох и явно здесь ни при чем. Если машина еще несколько часов не объявится у его дома, сотрудники, конечно, пообщаются с ним, но надежд, что он как‑то замешан, практически никаких. И что дальше делать, я без понятия.

— Послушай одну историю. Я начинал работать, ты знаешь, давно, при советской власти. Помню, служил на одном предприятии Минсредмаша, в оборонке. Как‑то после майских праздников приходим с утра, и сразу сигнал поступает, что прокатный стан вышел из строя. Ну, начали выяснять, что случилось. Мой начальник отдела пошел с проверкой по цеху проката и меня с собой взял. Я ему говорю: «Это, скорей всего, провокация ЦРУ или других капиталистических спецслужб». А он улыбается. Размечтался, говорит, только работать начал и сразу героем хочешь стать — диверсию тебе подавай. Американцы сюда носа не сунут, говорит, думаю, дело простое. Работяги два дня первого‑второго мая водку х…чили без остановки. Сегодня, значит, с тяжкого похмела. Они, говорит, и сломали стан, чтобы не работать. И правда, осмотрели мы с ним прокатный стан повнимательней, а там, под станом, в шестерни какой‑то хмырь лом сунул. Здоровый такой, железный лом. Стали обслуживающую бригаду по одному в кабинет тягать. Мы на них давим, но мужики отнекиваются. Каждому говорим, мол, тебя кое‑кто видел с ломом у стана, мы уже все знаем, поэтому давай быстро сознавайся. Но — без толку. А потом мой начальник вызвал их всех и говорит: ребята, я все понимаю, после длинных выходных никому вкалывать не охота, а охота градусом поправиться, мне и самому хреново. Но вы поймите, остановка производства уже зафиксирована, мы обязаны найти, кто виноват, и мы найдем, кто‑нибудь нам это доложит, но тогда уж пеняйте на себя, а если сами скажете, кто лом в стан сунул, тогда обойдемся наказанием по минимуму, мы же тоже люди. Ну и один прокатчик, Васька Поликарпов, сознался.

— Надо же, до сих пор помнишь его фамилию? Ну и что, посадили?

— Поликарпова? Нет. Премии лишили. И из кандидатов в коммунисты поперли. Прокатный стан‑то не сломался, просто заклинило его, парень грамотно всё сделал. Ну и спрашивается, зачем работягу сажать? Он в благодарность, что легко отделался, пахал потом, как Стаханов. — Под наплывом воспоминаний о юности старик Прибытков размягчился. — Все равно продолжал бухать, конечно, пролетарий — он и есть пролетарий, но работал как зверь.

— То есть предлагаешь поискать на этой станции осеменения такого же Поликарпова?

— Думаю, да. Поискать Поликарпова. Может, кто‑то из работников созорничал. Или из вредности, если, например, кого‑то уволили в эти дни. Так бывает в жизни.

— Прямо втроем решили наш контейнер из вредности украсть?

— Так никто ведь не знает, что он ваш. Может, втроем решили. Может, один или одна — ты сказал, что там одна женщина вроде была, — а остальные двое, может, были друзьями. Я просто фантазирую. И еще. Не напрягайся ты так. Полегче. И своим дуболомам скажи, чтобы выясняли у людей на станции все аккуратненько, не в лоб. Знаешь, как говорят: не в силе Бог, а в правде.

Аркадий в ответ на призыв быть человечней занервничал еще больше и с беспокойством покосился на отца.

— Ты что это вдруг? В Бога поверил?

— Нет, конечно. Не смотри так на меня, я не спятил на старости лет. Это всего лишь выражение такое, фигуральное. Я имею в виду, что иногда эффективнее работает просто понимание людей, надо только донести до них, что ты такой же, как они, что у тебя тоже проблемы, начальство давит, и ты не хочешь им зла просто так, без повода.

— Ну, это я все знаю. Плохой полицейский и хороший полицейский.

— Конечно. Все вы знаете. Только твой опытный и знающий сотрудник угробил другого сотрудника. Человечнее надо быть.

— Будем, пап, будем. — Аркадий глянул на наручные часы.

— А как вообще обстановка наверху? Сам как?

— Президент? Как обычно. Правда, есть сведения, что он собрался то ли книгу писать, то ли кино хочет делать.

— Хм, если политик мемуары собрался писать, а тем более если его на стихи, на кино потянуло, это… спекся, считай. Хотя сейчас все изменилось, может, я отстал от жизни.

— Слушай, у меня сегодня еще дел много, — сказал Аркадий, еще раз посмотрев на часы.

— Да. Конечно, иди.

— Пойдем вместе, я подвезу тебя.

— Нет‑нет, я давно тут не был, здесь хорошо, посижу на скамеечке, а потом на такси поеду. Ты давай занимайся своими делами.

— Да? Ну, все тогда, я пошел. Спасибо за совет, я по думаю.

— На меня всегда можешь положиться.

Аркадий кивнул, развернулся и уже сделал шаг в сторону Сивцева Вражка, когда отец окликнул его:

— Аркаша, еще на два слова.

Аркадий, скрывая досаду, обернулся к отцу.

— Пап, у меня правда мало времени.

— Я тебя сильно не задержу. Быстро скажи мне первое, что приходит тебе в голову, — что тебя беспокоит, кроме этой кражи.

— Ну… вроде особо ничего не…

— Не умничай. Просто быстро скажи первое, о чем ты уже подумал.

— Белоруссия. С ней что‑то может затеяться. На самом верху. Что‑то принципиально новое. У их президента проблемы со здоровьем, но… я не уверен, возможно, это чушь.

— А твой в чем интерес?

— Ни в чем. Просто это не мой проект, а моего конкурента. И он может обойти меня на повороте.

— Ладно. Ну, иди. Не забудь: почеловечнее. Особенно с теми, кто в ваши игры не играет.

— Конечно, пап. Пока.

Будучи уже на приличном расстоянии от отца, спускаясь по каменной лестнице к переходу через проезжую часть бульвара, Аркадий Прибытков хмыкнул и пробормотал:

— «Человечнее». Надо ж. Старость — не радость.

Тем временем старик Прибытков, сидя на скамейке, говорил по мобильному телефону:

— Серега, а у тебя, случайно, нет телефона Марины Верницыной? Помнишь такую? Она в Минске работала. Что? Да нет, какие у меня теперь дела. Я тоже на пенсии. Просто на старости лет вот вспомнил, мы с ней когда‑то, гм, дружили. Ладно тебе, сам‑то ты, помнится, тоже будь здоров был ходок по женской части. О, нашел? Отлично. Ты всегда умел со всеми ладить и никого из виду не терять. Зачем мне записывать? Обижаешь, старче. Я никогда номера телефонов не записывал, и сейчас с памятью все в порядке.

Затем Леонид Прибытков сделал второй звонок, в Минск.

— Марина? Привет. Помнишь такого — Леню Прибыткова? Ха‑ха, привет‑привет, и я рад тебя слышать. Правда. Давно хотел позвонить, но как‑то всё… Я в самом деле очень рад. Даже не думал, что так приятно будет твой голос услышать.