Тайны войны

Сигурд Йоханссон, 2019

Великая Отечественная война полна загадок и тайн, лишь немногие из которых в настоящее время освещены в открытых СМИ. Из года в год вопросов становится больше, чем ответов. Правда ли, что все члены экипажа знаменитого танка «Т-34», прорвавшего линию фронта и добравшегося к своим, сразу же были арестованы как власовцы и даже бежали из заключения? Кто был действительным организатором Катынского расстрела – РККА или переодетые в ее форму гитлеровцы? Кто убил главного следователя по этому делу в Нюрнберге в 1946 году? Правда ли, что в блокадные годы определенная категория партийной номенклатуры Ленинграда в буквальном смысле ни в чем себе не отказывала? Был ли Власов «заблудшей овцой» или опытным разведчиком, выполняя все годы плена задание Центра? Ответы на эти и многие другие вопросы стали результатом многолетней работы профессора истории Университета Осло Сигурда Йоханссона, которые сейчас представляются на суд российского читателя в его новой книге «Тайны войны».

Тайна седьмая. Всеволод Меркулов и Катынский расстрел

В знаменитом фильме Татьяны Лиозновой «17 мгновений весны», вышедшем на экраны в 1973 году и с упоением рассказавшем жителям великой страны о работе советской разведки в немецком тылу образ главного разведчика прорисован недостаточно четко. Это и неудивительно — тогда, спустя 20 лет после расстрела Берии, все его окружение, в которое входил и нарком госбезопасности Всеволод Меркулов, было еще персонами нон-грата. А между тем, реши создатели сериала осветить правду о личности наркома, им, наверное, пришлось бы снимать о нем отдельный полнометражный фильм. Он заслужил…

Друг маршала Жукова, нарком госбезопасности Всеволод Николаевич Меркулов, был поистине замечательным человеком. И дело даже не в том, что он помогал Жукову топить адмирала Кузнецова или вывозить награбленное с территории освобожденной Германии, нет. Личность его примечательна как сама по себе, так и участием в более знаковых событиях 30-40-х годов.

Потомственный дворянин — как по отцовской, так и по материнской линиям, — он в начале своей партийной карьеры был замечен Берия и приглашен в органы внутренних дел. Из ранее неопубликованного отчета самого Всеволода Меркулова в ЦК о своей деятельности, запрошенного в связи с арестом Лаврентия Берия в июле 1953 года:⁶⁶

«С сентября 1921 года я начал работать в ЧК Грузии в должности пом. уполномоченного. Осенью 1922 года заместителем председателя и начальником секретно-оперативной части (СОЧ) ЧК Грузии был назначен Берия, приехавший из Баку.

Перед майскими праздниками 1923 г. группа чекистов задумала выпустить печатный сборник под названием"Чекисты — Первому Мая"… Я также принял участие в этом сборнике, написав нечто вроде статьи или фельетона под заголовком"Я и Мы"… Моя статья обратила внимание Берия… Очевидно, именно тогда Берия увидел во мне человека, владеющего пером, умеющего литературно излагать свои мысли, т. е. он увидел во мне то, чего он был сам лишен и чего ему никогда недоставало, — грамотность.

Должен сказать (сейчас, спустя 30 лет, я, полагаю, могу это сделать без риска быть обвиненным в самовосхвалении), что в тот период, несмотря на свои 27 лет, я был наивным, очень скромным и очень застенчивым человеком, несколько замкнутым и молчаливым. Речей я не произносил и так и не научился произносить их до сих пор. Язык у меня был словно чем-то скован, и я ничего с ним не мог поделать. Другое дело перо. С ним я умел обращаться».

Это верно. В. Н. Меркулов написал 2 пьесы. Первая пьеса написана в 1927 о борьбе американских революционеров. Вторая, «Инженер Сергеев», в 1941 году под псевдонимом Всеволод Рокк, о подвиге рабочего, ушедшего на фронт. Об этой пьесе надо сказать особо.

«Инженера Сергеева» поставили в Тбилиси (на русском и грузинском языке), в Баку и Ереване, в Риге (после освобождения Латвии), в Улан-Удэ, Якутске, Вологде, Сызрани, Архангельске, Костроме. С каждым годом число постановок росло. В феврале 1944-го пьесу поставили и на сцене Малого театра. Ее отметила вся советская печать. Театральные критики, часто резко критиковавшие слабости современных драматургов, встретили пьесу на ура. Хвалебные рецензии были и в «Правде», и в «Известиях», и в тогдашнем официозе управления пропаганды ЦК «Литература и искусство». В «Литературе и искусстве» особенно превозносился спектакль Малого театра: «Большая задача — сыграть образ инженера-патриота, всецело отдавшего себя на службу партии и народу. Пьеса Всеволода Рокка, поставленная в филиале Малого театра, дает богатый и благодарный материал для проявления актерского мастерства… Беззаветно преданный делу своего народа, советский человек смело смотрит в глаза смерти и выполняет задание Родины, жертвуя жизнью».

Возможно, рецензентам действительно понравилась пьеса. А может быть, они просто знали, кто скрывался под псевдонимом Всеволод Рокк. Драматургом-любителем был Всеволод Николаевич Меркулов. Когда Малый театр обратился к его творчеству, Меркулов занимал пост народного комиссара государственной безопасности СССР.

Действие пьесы происходит в июле — сентябре 1941 года. Сюжет простой: советские войска отступают, и директор электростанции Сергеев должен взорвать свое детище — станцию, которую сам и построил. Немцы пытаются ему помешать — им нужна электростанция — и подсылают к нему своих агентов: сына кулака, которого раскулачили и бросили в тюрьму, где он и умер, и инженера с дореволюционным стажем, давшего согласие работать на немцев еще в 1918-м, когда те были на Украине. Одного агента ловит НКВД, другого инженер Сергеев ударяет два раза кувалдой по голове. Тот падает замертво, как говорится в авторской ремарке.

Немецкие офицеры в пьесе тоже говорят по-русски. Один из них родом из Риги: его отец владел имением в Тульской губернии, и генерал вспоминает, как каждое утро он ходил осматривать скотный двор, псарню и мельницу…

Автор вывел в пьесе и коллегу — начальника райотдела НКВД, старшего лейтенанта госбезопасности. Он рассказывает главному герою, что немецкая агентура распространяет слухи, а наши по глупости их подхватывают.

— В результате иной вполне советский человек становится, по сути дела, невольным врагом, сеет панику, неуверенность. Ко мне в отделение довольно часто таких болтунов приводят.

Далее старший лейтенант госбезопасности замечает:

— Конечно, без курьезов дело не обходится.

В том смысле, что хватают тех, кого и на свободе еще можно было бы подержать. Но главным образом попадаются настоящие враги:

— Посадим, разберемся, смотришь — немецкий агент. Сволочи!

Тут Меркулов точен в деталях, он своих коллег знает: сначала сажают, потом начинают разбираться, и тут уж мало кто не признается в том, что шпион.

По ходу дела старший лейтенант госбезопасности задерживает подозрительного человека по фамилии Сойкин, но доказательств его вины нет. Чекист сам говорит:

— Наш районный прокурор все приставал ко мне: освободи Сойкина, у тебя, мол, нет достаточных оснований держать его под арестом. Вот я и отправил его в распоряжение областного управления, в город. Мне бы время выиграть… Я нутром чувствую, что у него нечистые дела.

Конечно же старший лейтенант госбезопасности оказывается прав: он поймал переметнувшегося к немцам предателя. Но представления тех лет о том, как и кого можно арестовывать, переданы точно…

Герой пьесы, инженер Сергеев, несмотря на то что ему до слез жалко построенной им электростанции, взрывает ее вместе с немецкими оккупантами и при этом погибает и сам.⁶⁷

Газета «Литература и искусство» писала: «Сергеев готов пожертвовать, если это нужно Родине, своей жизнью, детьми. Он не сразу понял, почему необходимо во имя Родины разрушить такое великолепное сооружение, как его гидроэлектростанция, чтобы оно не досталось врагу. Но в первую, самую трудную минуту, когда мысль о возможности разрушения впервые вошла в его сознание, он говорит в раздумье: „Если нужно будет, взорвем“».

Однако, несмотря на патетический настрой и патриотизм, пьеса понимания у Сталина не нашла. Сын наркома, Рэм Меркулов, рассказывал: «Он вспоминал, как в конце войны в Кремле проходил приём, на котором присутствовали Сталин, члены Политбюро, военные, писатели, артисты. Как руководитель госбезопасности отец старался находиться рядом с Иосифом Виссарионовичем. В какой-то момент Сталин подошёл к группе артистов и завёл с ними разговор. И тут одна артистка с восхищением воскликнула, мол, какие прекрасные пьесы пишет ваш министр (к тому времени наркомат госбезопасности был переименован в министерство). Вождя это очень удивило: он действительно не знал, что отец пишет пьесы, которые идут в театрах. Однако Сталин не пришёл в восторг от такого открытия. Наоборот, обращаясь к отцу, он строго произнёс: «Министр государственной безопасности должен заниматься своим делом — ловить шпионов, а не писать пьесы». С тех пор папа уже никогда не писал: как никто другой, он знал, что слова Иосифа Виссарионовича не обсуждаются». ⁶⁸

Помимо этого, Меркулов участвовал в редактуре доклада «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье», с которым Л. П. Берия выступил в 1935 году. Также Меркулов подготовил для «Малой советской энциклопедии» статью о Л. П. Берии и написал о последнем биографический очерк «Верный сын партии Ленина—Сталина» объёмом 64 страницы и тиражом 15 тысяч экземпляров.

Именно под его редакцией готовился и следующий документ, подписанный Берией и адресованный в Политбюро. Дело в том, что после советско-польской войны 1920 года и советской интервенции в Польшу в 1939 году (которую Союз начал во исполнение пакта Молотова-Риббентропа о разделе Польши между двумя усатыми друзьями) на территории советских лагерей для военнопленных осталось огромное количество польских солдат и офицеров. 3 марта 1940 года⁶⁹ народный комиссар внутренних дел Л. П. Берия предложил Политбюро ЦК ВКП(б):

«В лагерях для военнопленных НКВД СССР и в тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии в настоящее время содержится большое количество бывших офицеров польской армии, бывших работников польской полиции и разведывательных органов, членов польских националистических контрреволюционных партий, участников вскрытых контрреволюционных повстанческих организаций, перебежчиков и др. Все они являются заклятыми врагами советской власти, преисполненными ненависти к советскому строю.

<…>

В лагерях для военнопленных содержится всего (не считая солдат и унтер-офицерского состава) 14 736 бывших офицеров, чиновников, помещиков, полицейских, жандармов, тюремщиков, осадников и разведчиков, по национальности свыше 97 % — поляки.

<…>

Исходя из того, что все они являются закоренелыми, неисправимыми врагами советской власти, НКВД СССР считает необходимым:

<…>

Дела о находящихся в лагерях военнопленных — 14 700 человек бывших польских офицеров, чиновников, помещиков, полицейских, разведчиков, жандармов, осадников и тюремщиков, а также дела об арестованных и находящихся в тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии в количестве 11 000 человек членов различных контрреволюционных шпионских и диверсионных организаций, бывших помещиков, фабрикантов, бывших польских офицеров, чиновников и перебежчиков — рассмотреть в особом порядке, с применением к ним высшей меры наказания — расстрела».⁷⁰

5 марта было принято соответствующее решение Политбюро: «Дела <…> рассмотреть в особом порядке, с применением к ним высшей меры наказания — расстрела. Рассмотрение дела провести без вызова арестованных и без предъявления обвинения, постановления об окончании следствия и обвинительного заключения. <…> Рассмотрение дел и вынесение решения возложить на тройку, в составе т. т. В. Е. Меркулова, Б. Кобулова и Баштакова (начальник 1-го спецотдела НКВД СССР)». ⁷¹

К концу марта в НКВД была завершена разработка плана по вывозу польских военнопленных из лагерей и тюрем к местам расстрела. Заключённых из всех украинских тюрем везли на расстрел в Киев, Харьков и Херсон, из белорусских — в Минск.⁷²⁷³

Для уничтожения заключённых Осташковского лагеря была приготовлена Калининская тюрьма, заранее освобождённая от других заключённых. Одновременно неподалёку от Калинина, в посёлке Медное, экскаваторы вырыли несколько огромных ям. Руководил массовым расстрелом польских офицеров в Осташковском лагере В. М. Блохин.

С начала апреля 1940 года военнопленных начали вывозить на расстрел эшелонами по 350—400 человек. Этапируемые заключённые полагали, что их готовятся отпустить на свободу, поэтому настроение в их рядах было приподнятое.

В работе «Катынский лабиринт» В. Абаринов приводит последние строки из дневника польского военнопленного — майора Адама Сольского, отправленного по этапу из Козельского лагеря 7 апреля 1940 года. В дневнике, впоследствии найденном немецкой комиссией Г. Бутца, значится:⁷⁴

«20 апреля. С 12 часов стоим в Смоленске на запасном пути.

21 апреля. Подъём в тюремных вагонах и подготовка на выход. Нас куда-то перевозят в машинах. Что дальше? С рассвета день начинается как-то странно. Перевозка в боксах „ворона“ (страшно). Нас привезли куда-то в лес, похоже на дачное место. Тщательный обыск. Интересовались моим обручальным кольцом, забрали рубли, ремень, перочинный ножик, часы, которые показывали 6.30…»

Непосредственно в Катыни расстрел осуществлялся следующим образом: расстреливаемых связывали (иногда также накидывали на голову шинель) и подводили ко рву, после чего стреляли из пистолета в затылок. В Харькове и Калинине расстрелы производились в тюрьмах.

Использовались в основном пистолеты «Вальтер» и «Браунинг» под патрон «Браунинг» калибра 7,65 мм (в меньшей степени 6,35 мм). Тот факт, что при эксгумации в Катыни в 1943 году были обнаружены исключительно патроны немецкого производства, длительное время приводился в качестве одного из основных доказательств того, что расстрелы были осуществлены немецкими оккупационными войсками. В настоящее время собрано достаточно свидетельств и косвенных доказательств того, что эти патроны использовались в пистолетах фирмы «Вальтер» или «Маузер», применявшихся сотрудниками НКВД при расстрелах. Кроме того, в начале 1990-х годов при раскопках на полигоне НКВД «Медное» под Тверью, где, в частности, были похоронены расстрелянные в Калининской тюрьме поляки — узники Осташковского лагеря, следователями Главной военной прокуратуры и польскими исследователями были обнаружены гильзы, аналогичные катынским.⁷⁵

Казни длились с начала апреля до середины мая 1940 года в рамках «Операции по разгрузке лагерей». По данным, указанным в записке председателя КГБ А. Н. Шелепина (1959 год), всего было расстреляно 21 857 человек, из них в Катыни 4 421 человек, в Харькове 3 820 человек, в Калинине 6 311 человек и 7 305 человек в лагерях и тюрьмах Западной Украины и Западной Белоруссии. ⁷⁶

Среди казнённых были как кадровые офицеры (в том числе Якуб Вайда, отец известного кинорежиссёра Анджея Вайды), так и офицеры военного времени — мобилизованные адвокаты, журналисты, инженеры, учителя, врачи и т. д.,⁷⁷ включая университетских профессоров, которых только в Козельском лагере находилось 20 человек.

Понятно, что всех убить не вышло физически — часть солдат и офицеров, дружественно настроенных к Советской власти, по инициативе все того же Меркулова осенью 1940 года завербовали в так называемую «Польскую красную армию», которая, по замыслу наркома, должна была сражаться на стороне РККА. Впоследствии именно с нее началось создании знаменитой Армии Андерса.

На такой отчаянный шаг в канун войны советское руководство пошло, видимо, исходя из того, что осознавало слабость собственных вооруженных сил перед лицом практически неминуемой войны с Германией. И вот тогда, осенью 1940 года офицеров польского Генерального штаба перевели из Грязовецкого лагеря в Москву. Группа офицеров, не настроенных антисоветски, была переведена в Бутырскую тюрьму и на Лубянку, а затем привезена на подмосковную дачу. Там Берия и Меркулов, по воспоминаниям Юзефа Чапского, собрали поляков для обсуждения с ними вопроса об организации ядра Польской Красной Армии. В ходе дискуссий был поднят вопрос и о пропавших из Козельска, Старобельска и Осташкова польских офицерах. Юзеф Чапский так описывает дальнейшее в своей книге воспоминаний «На бесчеловечной земле»:

«В октябре 1940 года — за восемь месяцев до начала советско-германской войны — большевики перевезли в специальный лагерь недалеко от Москвы несколько офицеров нашего штаба, среди которых был подполковник Берлинг, и предложили им организовать польскую армию, чтобы воевать против немцев. Берлинг с одобрением отнёсся к этому предложению, сделав при этом одну существенную оговорку, чтобы в эту армию могли вступить все офицеры и другие польские военнослужащие независимо от их политических взглядов. Во встрече участвовали Берия и Меркулов.

— Ну конечно же, — заявили они, — поляки всех политических взглядов будут иметь право вступить в эту армию.

— Очень хорошо, — ответил Берлинг, — в лагерях в Козельске и Старобельске находятся прекрасные кадры для этой армии.

На что Меркулов заметил:

— Нет, не эти. Мы совершили с ними огромную ошибку». ⁷⁸

После нападения Германии на СССР ситуация изменилась в пользу этой затеи Меркулова. Сталин установил дипломатические отношения с союзным теперь польским правительством в изгнании. По указу об амнистии от 8 августа 1941 года захваченным в плен и интернированным польским гражданам была предоставлена амнистия и право свободного передвижения по территории Советского Союза.⁷⁹ Началось формирование польской армии в СССР под командованием генерала Владислава Андерса. В рамках данной операции 3 декабря 1941 года Сталин и Молотов встретились с главой польского правительства генералом Сикорским и генералом Андерсом. При этом состоялся такой диалог (цитируется по польской официальной записи):

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

66

Журнал"Коммерсантъ Власть"№25 от 30.06.2008, стр. 64

67

Евгений Жирнов. Театр одного наркома 46. Коммерсантъ-Власть (26 июня 2001).

68

«Факты» (Москва — Киев) 15.02.2002

69

Н. С. Лебедева, Н. А. Петросова, Б. Вощинский, В. Матерский. Пленники необъявленной войны. Документы и материалы / Под ред. Р. Г. Пихои, А. Гейштора, Отв. ред. Г. И. Резниченко. — М.: Международный фонд «Демократия», 1999. — 608 p. — 2000 экз. — ISBN 5-89511-002-9.

70

Вопросы истории", 1993, № 1, стр. 7—22

71

Выписка из протокола № 13 заседания Политбюро ЦК ВКП(б) «Особая папка» от 5 марта 1940 года «Вопрос НКВД СССР»

72

И. С. Яжборовская, А. Ю. Яблоков, B.C. Парсаданова. Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях. Глава 2. — М., РОССПЭН, 2001. ISBN 5-8243-0197-2

73

Н. С. Лебедева, «Четвёртый раздел Польши и катынская трагедия» // «Другая война. 1939—1945», РГГУ, 1996

74

Абаринов В. Катынский лабиринт. — М.: Новости, 1991 год.

75

д. и. н. Юлия Кантор. Ни оперативного интереса, ни исторической ценности"//«Время новостей», 04.10.2007

76

«Вопросы истории», 1993, № 1, стр. 7-22

77

Семиряга М. И. Глава «Преступление в Катыни» из книги Тайны сталинской дипломатии 1939—1941 М.: Высшая школа, 1992 год.

78

Ромуальд Святек. Катынский лес. Публикация и перевод редактора «Военно-исторического журнала» капитана 2 ранга В. Ф. ПАТРУШЕВА, ВИЖ № 9, 1991

79

«От ЧК до ФСБ. Документы и материалы по истории органов безопасности Тверского края. 1918—1998» Тверь, 1998, стр. 215, документ № 146 «Архив управления ФСБ по Тверской области». Ф. 1. Оп. 1. Д. 14.