Золото лепреконов

Снорри Сторсон

Книга Снорри Сторсона «Золото лепреконов» – первая книга в серии романов из цикла «Хроники Граданадара». Это мир, где действуют свои законы: Луна и Солнце вываливаются каждый день из икающей Большой Головы и летают по небу в любом удобном для них направлении, длина года зависит от того, когда просыпаются инеистые великаны, магия заменяет науку, здесь нет борьбы между добром и злом, боги не вмешиваются в жизнь людей, а люди… люди живут рядом с гномами, эльфами и… лепреконами.

Говорящие грибы

— Эта история произошла во времена, когда великий Борн ходил еще в учениках…

— А откуда вы знаете, если это было так давно? Говорите так, как если бы сами там были! — перебил сказочника какой-то паренек.

— Он же всегда так начинает, чтоб интересней, — кивнул кто-то из слушателей.

— Что-то я тебя тут не видал раньше, малыш? — спросил Затриндель, кивнув трактирщику, чтобы тот принес ему еще одну кружечку эля.

— Я проездом, — вздохнул смышленый малец. — Папа у меня все время ездит, то туда, то сюда, а мне не то, что подружиться, поговорить бывает не с кем… моего возраста.

— Во как… поговорить, значит!? — удивился сказочник. — Ну, послушай тогда историю, в которой один великий волшебник так наговорился, что… в общем, до сих пор ни с кем не разговаривает… наверное.

Задумавшись, менестрель провалился взглядом сквозь стену и неспешным помертвевшим голосом повёл рассказ.

Светало. Еще немного — и говорящие грибы распустят свои мохнатые шляпки, а вместе с ними распустятся и их болтливые языки. На верхушки старых осин и — выше — по губчатым тучам карабкался рыжий восход, похожий на скользкую лягушку. Нерешительное солнце сдувало холод с озябших трав, обещая теплый, но пасмурный день. Теплый и сырой… хм… грибной такой денек.

Старый волшебник стоял на краю поляны и смотрел на одну уже почти раскрывшуюся грибную шляпку, точнее, на чистейшую каплю росы в ней. Во взгляде великого мага ещё гнездилась толика неуверенности, но уже почти раздавленная тяжёленным бревном упрямства. Казалось, волшебник задался целью остановить мгновение. Это, кстати, ему было вполне по силам. Но не сейчас, не в этот раз…

С давних времен грибная поляна звалась Глухим озером. Когда-то здесь было озеро. Со временем оно стало сохнуть, превратилось в болото, затем — в сырую поляну, поросшую кочками говорящих грибов. А название, как часто случается, осталось прежним. Говорящие грибы любили эти кочки и жили только здесь. Нигде больше во всем Плоском Мире говорящих грибов, слава богу, не было. Почему «слава богу»? — ведь грибы были съедобными. Ну, во-первых, съедобными они были только днем. А во-вторых, потому, что грибы забалтывали грибников до того, как те успевали сорвать хотя бы один из них. Любой, кто попадал на поляну в дневное время, оказывался под властью грибной магии и уже никогда оттуда не возвращался. Бедняга засыпал мертвым сном, а грибы селили в нём свои споры, питались его телом и прорастали сквозь — новой болтливой порослью. В ночное время грибы являлись совершенно обычными, весьма ядовитыми представителями грибного семейства, но дневной вариант был вкусен необычайно… наверное… я не знаю.

Днем грибы были съедобны, но болтливы. Они знали бесконечное число историй, одна интереснее другой. Человек ты, гоблин или даже эльф — никто не мог сопротивляться этой силе. Не могли совладать с грибами и маги. Конечно, любой средненький волшебник в мгновение ока был способен испепелить поляну… издалека. А вблизи бедняга просто не успел бы — его ум мгновенно и навсегда окутывала грибная болтовня. Некоторые маги считали, что человек, превратившийся в гриб, сохраняет частицу себя и память, однако до сих пор это утверждение еще никому не удалось подтвердить. Фастарнандилус желал это проверить. Он решил: или заболтать говорящие грибы до посинения, или, при самом неблагоприятном раскладе, самому стать разумным грибом.

Пока Фастарнандилус задумчиво смотрел на раскрывающуюся шляпку, из леса подошел его лучший ученик — великий волшебник Борн. Тогда он еще не был великим, но магом уже был, причем неплохим. Уже тогда Борн во многом превосходил даже своего учителя, Григориуса Фастарнандилуса — величайшего из величайших магов Плоского Мира.

— Ну? Что будешь делать без меня? — спросил учитель, думая о своем.

— Пойду, нажрусь в «Три осла», — Борн угрюмо уставился на ту же каплю росы, заметив при этом, что гриб уже приоткрыл один глаз.

Казалось, в этой капле заключена сейчас суть всего мира, однако никакой сути там не было. Просто друзья испытывали неловкость перед расставанием, делая вид, что ничего интереснее капли в мире нет. Затхлый дух Глухого озера действовал удручающе, разговор не клеился.

Молва об озере ходила всякая. Местные жители сюда не совались. Грибам это и нравилось, и не нравилось. С одной стороны, никто не пытался их есть, а с другой — и поболтать-то было не с кем. На этот раз все шло к тому, что говорящим грибам представится шанс поразвлечься на славу, ведь один из величайших магов решил сразиться с ними в красноречии.

— Мне просто необходимо попробовать! — попытался оправдаться старый волшебник, облизываясь. Борн посмотрел ему в глаза и увидел там безумство решимости или, уж скорее, решимость безумца. «Упрямый старый осёл!» — он досадливо отвернулся.

Не дождавшись ответа, Фастарнандилус махнул рукой, неверно истолковав молчание своего ученика.

— Ерунда, я ведь не сумасшедший… не самоубийца, я пятьдесят циклов изучал болтливую магию и все рассчитал. Ты ничего не понимаешь, это… это как…

— Ну да! — оборвал его Борн. — Ни один безумец не признал еще себя безумцем.

— Глянь! Они просыпаются! До чего ж красотулечки! — во взгляде старого и, по всеобщему признанию, мудрого мага вспыхнул детский восторг, граничащий с экстазом.

— Я им щас задам перца! — довольно проскрипел волшебник, потирая руки.

Надо признать, что грибы действительно были красивы. Так и хотелось насобирать лукошко этих аппетитных «деликатесов», хотя ни один простой смертный на это способен не был. Самого стойкого хватило бы лишь на то, чтоб сделать по поляне пару шагов. Возможно, глухой и смог бы сделать шага три, но, дело в том, что грибы умели забалтывать и глухих. Как им это удавалось? Вряд ли кто-нибудь сможет разузнать, ведь спрашивать-то придется у самих грибов!

Борн сделал последнюю попытку отговорить мага:

— В «Трех ослах» дают тушеного осла… в яблоках… а можно еще пойти, скажем, в «Херес и Хариус», там всегда хороший херес, и хариус тоже… всегда.

— Хо, хо, мне найдется здесь чего поесть, давай иди отсюда, не мешай мне. Приходи лучше ночью, когда они будут уже спать, уставшие от моих рассказов.

— Я все-таки, пожалуй, останусь ненадолго, хочу посмотреть, как ты их убалтываешь. А если что, то пальну огненным шаром по краю, может, они присмиреют, и я тебя вытащу. Я, кстати, неплохо изучил левитацию…

— Иди уже! Это будут достойные соперники. Или они или я! Приходи завтра со сковородкой, сделаем яичницу с грибами! Ха-ха!

Старый маг расстелил плащ и удобно улегся на него. Подложив под голову сумку и опершись на локоть, он вперил взгляд в почти проснувшийся гриб. Борн поспешил ретироваться, заметив, что грибы уже зевают и промаргиваются.

— Не подсматривай, это неприлично! — закричал учитель ему вслед.

Но всё же Борн собирался подсматривать. Еще до разговора с учителем он заприметил на краю поляны кривую березку и теперь прятался за ней в надежде, что сможет оказать хоть какую-нибудь помощь в случае неблагоприятного исхода. Борн просто не мог вот так уйти, ничего не сделав, не попытавшись помочь. Он любил старого волшебника, своего друга, можно сказать, отца и собирался бороться за него до конца. Даже если самому придется сгинуть на этой проклятой Бо поляне.

Первым отошел ото сна длинный серый гриб, у которого на шляпке была роса. Гриб потянулся, зевнул, открыл второй глаз и дернулся от неожиданности, увидев глядящего на него Фастарнандилуса.

Волшебник начал первый и нестандартно:

— Чего дергаешься, думаешь, я тебя съесть пришел?

Видно, гриб еще не совсем проснулся, так как ответил без выкрутасов:

— Да..а..аа.

— Не боись, я не такой. Поговорить хочу.

Рядом проморгались еще несколько грибов. Здесь надо сказать, что был один секрет, о котором никто не знал. Дело в том, что грибы можно одолеть в диспуте лишь в то недолгое время, когда они только просыпаются и еще зевают. Как и любое другое живое существо, говорящие грибы просыпаются не сразу. В эти несколько мгновений они удивительно беспомощны. С одной стороны — они уже в сознании и их можно есть, с другой — еще не настолько в сознании, чтоб набрать силу красноречия. Фастарнандилус об этом знал. В конце концов, при должной подготовке и силе какой-нибудь ловкий и внимательный волшебник вполне мог рассчитывать по-быстрому набрать грибов и успеть сделать ноги. Но великий волшебник хотел не этого. Он не ел грибы, ему не нужна была их сила, гордец жаждал выиграть словесный диспут, противопоставить свою волю воле грибной. В конечном счёте, это был вызов самому себе и своей магической силе.

— Честно! Я хочу того же, чего хотите и вы. Хочу дискуссии, вкусненькие мои, хочу дискуссии!

Казалось, это заявление окончательно вышибло грибницу из равновесия. Ненадолго. Ближайший гриб раскрыл рот для ответа, но волшебник с улыбкой, ловким движением всунул туда травинку, которую лениво жевал до этого.

— Ну, что притихли? Я начну первый. Какой цвет у синего цвета? Не знаете? А как прокатиться верхом на ветре… хотя это просто… Вот ты, длинный, скажи-ка мне, как тебя зовут? Не знаешь. А почему? А потому, что грибам имена не дают. Я считаю, что это вопиющая несправедливость и собираюсь прямо сейчас наградить вас всех именами. Тебя будут звать Длинный! — волшебник вынул у Длинного изо рта травинку, и дал ему щелбана. Гриб задергался…

Наблюдая за ходом диспута, Борн понимал, что инициатива пока что за Фастарнандилусом. Хитрый волшебник уже продержался больше, чем смог бы кто-либо другой во всем мире. Недаром Фастарнандилус был величайшим магом своего времени. Но… все только начиналось. Борн наблюдал и удивлялся. Отсюда, из-за кривой березы, было все видно, но ничего не было слышно, и Борн даже немного жалел об этом. На месте учителя, он, по всей видимости, уже давно успел бы насобирать полное лукошко и сбежать.

Фастарнандилус спокойно лежал среди грибов, неспешно болтая о чем-то своем. Ученик был потрясен и уже начинал верить в божественную природу своего наставника. Как оказалось, несколько рановато. Спор на поляне разгорался. Просыпалось все больше грибов, и общее давление на волшебника усилилось. В какой-то момент расходящийся гомон докатился и до березы, за которой сидел Борн. Он почувствовал, что ему неудержимо захотелось спать… впитывать влагу прямо из земли… Чертыхнувшись, маг зажал уши и отполз подальше.

По губам учителя Борн мог читать обрывки фраз и понял, что волшебник просто сквернословит. Ругается грязно и безостановочно, получше любого портового грузчика. Никогда, никогда за все время ученичества он не слышал от Фастарнандилуса ничего подобного и понял, что дело плохо. Маг пока еще держался, но, возможно, это были последние мгновения. Борн начал готовить огненный шар.

Неожиданно гул голосов с поляны превратился в вой, придавив Борна к земле, а затем все стихло. Некоторое время он лежал, неспособный к какой-либо деятельности. Давление исчезло. Оглушенный тишиной, парень поднялся и подошел ближе к поляне. На том месте, где был Фастарнандилус, стоял, глупо моргая, огромный гриб, а вся остальная поляна крепко спала. Глаза Борна встретились с единственным глазом гриба, и гриб громко сказал:

— Дружище, не пугайся. Это я, Фастарнандилус. Я их уболтал! Они все уснули днем! — Гриб захохотал, но поперхнулся. — Борн, я немного не в себе, прости. Еще бы! Как может быть в себе тот, кто превратился в гриб? В крайнем случае, он может быть в грибе… ха-ха… кхе-кхе… — гриб-волшебник попытался еще раз засмеяться, но так и не смог этого сделать.

— Извините, учитель, но мне кажется, вы пытаетесь меня заболтать, — опасливо констатировал Борн.

— Беги, парень, я еще могу себя сдерживать… у меня еще осталась совесть… — и Фастарнандилус заплакал. В голосе бывшего мага застыло столько печали, а в глазах столько слез, что хватило бы, наверное, на то, чтобы заново сделать из поляны озеро.

— Я… я вернусь! — прокричал Борн, улепетывая со всех ног.

Солнце взошло над лесом, и один из лучей отразился от слезы на щеке у говорящего гриба. Единственный раз грибы уснули днем…

Сказочник замолчал. Было ясно, что рассказ закончен. В таверне наступила тишина.

— Скажите, а великий волшебник Борн спас потом своего учителя? — задал вопрос смышленый мальчуган.

— Конечно! Иначе он не был бы великим, — хмыкнул Затриндель.

— А как он это сделал? — не отставал настырный парень.

— А это уже другая история. Я расскажу ее вам в другой раз… возможно…