Четыре в одном. Лирика, пародии, байки Лопатино, Жы-Зо-Па

Софья Сладенько

В сборнике собраны лирические и иронические стихи, пародии, ироническая проза.Всё принадлежит перу автора Софьи Сладенько. Книга содержит нецензурную брань.

Типа пародии

демографический казус

Жена прошу, рожай скорей детей.

Прости, что не бываю часто дома,

Характер мой в работе неуёмный,

Не плач, детей качая, — веселей…

Чужая, что же, я тебе — никто

Ни здесь, ни на какой другой планете,

Ты не росла умом, взрослели дети,

Какая ты сейчас — мне всё равно…

(авт. Натуля Харитонова)

Он ускользает с ловкостью ужа,

а напоследок мне даёт советы

и хитро улыбается при этом:

«Ты не скучай тут без меня. Давай, рожай.

Не церемонься с выбором отцов —

важнее демография в райцентре.

Здоровый плод, беременность, плацента…

Чтоб не случилось — сохраняй лицо».

И продолжает, мелко задрожав:

«Я подневольный раб командировок,

по части детоделанья неловок…

Придётся без меня тебе рожать.

Ты для меня давно уже никто.

Была дурёхой — дурой и осталась.

Твои обеды я глушил фесталом.

Вся жизнь с тобой — сплошное шапито.

спозанье истины

Со мной спознаться в неге не обуза.

Костёр вскормить не угли ворошить!

Меня переполняющее буйство

Тебя подхватит, чтоб приворожить.

(авт. Двойная Радуга)

Все знают: для мужчин я не обуза.

Спознали эту истину сполна.

Кто маслица подкинет, кто — огузок.

Ты ж расчитался бочкою вина.

И на душисто-пряном сеновале,

от раза к разу делаясь мудрей,

мы до утра с тобою спознавались,

распугивая спящих голубей…

Ну, хватит. Одевайся и обуйся.

Ишь, как старался… Аж мозоль натёр.

А я, утешив собственное буйство,

отправлюсь грудью вскармливать костёр.

доброта

Не слушай ближнего в пол-уха,

будь со-участлив, дорогой.

Не хлопни — в раздраженье — муху,

не пни — без дела — гриб ногой.

(авт. Светлана Груздева)

Когда с утра встаёшь с кровати

и шаришь тапочки ногой,

увидев мух навозных, мать их,

сдержись — не хлопни, дорогой.

Запомни правило другое

(нет, я нисколько не пьяна):

не пни без дела гриб ногою.

По делу ежели — пинай.

Будь соучастлив к выпивохе,

омой в тазу его стопы.

Не говори, что всё, мол, похуй,

пол-уха шире растопырь.

Погладь личинку на ладошке,

не смей клопу кричать «ату!»…

И снизойдёт тебе на бо`шку

господний чмок за доброту

курам на́ смех

Надо Родиной гордиться, знает это даже птица…

(авт. Владимир Алиханов)

Если курица — не птица, значит клушке не гордиться,

восседая на насесте, достижением страны.

Вот петух — другое дело. И оратор он умелый.

Шпоры кре́пки, клюв на месте, кумачовые штаны.

День-деньской тиранит уши: «Мир насилья мы разрушим.

Наш помёт — российским фермам, ножкам Буша скажем «вон!»

Птичий двор ему внимает, гузки к небу поднимая.

Каждый чувствует, наверно, погружение в бульон.

Победить нельзя державу, где и курица, пожалуй,

перед тем, как скушать просо, крикнет «Путину ура!»

Независимость отметит, правда, в киевской котлете,

а хозяин всех по росту заморозит до утра…

однозвучно гремит колокольчик

…Обозвали мошенником, даже

обещали в психушку меня

отвезти… Что на это ты скажешь,

колокольчиком грусти звеня?..

(авт. Сергей Сорокас)

Потому колоколец печален,

что бубенчики прошлой зимой

отморозил по пьянке случайно…

И с тех пор я мужик никакой.

Стала жизнь моя — полная лажа.

Эх, не брать больше девок в полон.

И бухгалтерша Людка не скажет:

«А Вован-то у нас — мудозвон».

люби, бля!

…Люби меня за немудрящие

Еду, победу и беду…

…За руку, что махала поезду…

…За козьи ножки с папиросами,

За сходство «я люблю» и «бля»…

(авт. Веник Каменский)

В «люблю» и «бля» не много схожести.

Точнее, нету ни фига.

Татуировкою на кожу мне

легли колымские снега.

Чего тут только ни намешано:

победы, беды и бабло.

Люби, покуда я не в бешенстве…

За опозданья и облом.

За молоток, что утром врезала

по пальцу, выкрикнув «подсунь».

И за еду, которой брезговал,

за ковыряние в носу.

Люби за то, что папиросами

я задымила будуар.

За бигуди, за то, что бо́сая

крадусь ночами в мини-бар.

Люби за руку, что махала ей.

И ногу тоже не обидь.

За лобызания с нахалами

люби меня, родной… Люби.

Пушкин отвечает Римской

Вот как Галина Римская обращается к А. С. Пушкину:

И пламенеющей душою

Могу реальность сотворить,

Стихами жить, их есть и пить,

И кто мне нужен — здесь, со мною.

Благоговею, мой поэт,

Тебе поведала секрет.

(авт. Галина Римская)

Вам графоманство душу режет

физиологии подстать.

Стихи решила пить и жрать?

Но срать, увы, придётся тем же.

Секрет твой — полная фигня.

О, как задрала ты меня!

отполированное мужское хозяйство

Оно нe выпaдaeт просто тaк

Оно порой шлифуeтся годaми,

A зaсвeркaeт, то смотри: пятaк!

Нe зaтоптaть чужими сaпогaми…

(авт. Виктор Ергин)

Для мужиков ширинка — не пустяк:

достоинство внутри надёжно скрыто.

Оно не выпадает просто так,

как просо из дырявого корыта.

Ему цена в базарный день — пятак,

когда мужчина выпив, бесконтролен.

Но утром снова с чистого листа:

логин, пароль и марш по сайту троллем!

дорожная история с элементами садо-мазо…

К столбу припёрт и девушкой зачмокан…

(авт. Владимир Алиханов)

Страшнее фильмов Альфреда Хичкока

командировка в Томск… Мне не забыть,

как был до полусмерти я зачмокан

и брошен на обочину судьбы.

И ладно б кем — путаною на трассе.

В новинку садо-мазо для меня.

Сказал, ремень увидев: «Ни фига се!»,

но поздно было что-нибудь менять.

Столб телеграфный стал столбом позора.

Урок мне, дуралею, неспроста…

Обратно ехал медленно, под сорок,

почёсывая шишки от хлыста.

триллер для детей в исполнении Марины Гербер

В депо был угнан паровозик

И первый снег замел следы,

В окне торчащий Денькин носик,

А рядом вьется деда дым.

(авт. Марина Гербер)

Беда подкралась тёмной ночью:

две тени юркнули в депо.

Луна, тревогу напророчив,

нависла зубчатым серпом.

Один преступник был не молод,

имел пять ходок за спиной,

под синью множества наколок —

характер мерзко-шебутной.

Он совратил внучка на дело:

угнать махину в тыщу тонн.

С ангара сбив замок умело

был так всецело увлечён

процессом кражи, что случайно

рукой коснулся проводов.

И не успев пожать плечами:

за две секунды был готов…

И нахрен сдался паровозик?

Кому листва, кому плоды:

«в окне торчащий Денькин носик,

а рядом вьется деда дым».

внутриутробное

О чём ты? Ни о чём?! Едва ли…

Все грозы и мечты — прости —

перед моими пронеслись глазами:

не под ресницами, а теми, что внутри.

(авт. Ольга Юрьевецкая)

О чём твержу? Да ни о чём! Пишу ли,

иль извожу бумагу на клозет:

читателям выкладываю дулю.

Точнее — поэтический презент.

Глаза в желудке — это плод мутаций,

а нос в прямой кишке — не комильфо.

Боюсь, однажды может оказаться:

закупорю ушами свой проход…

Несведущего вытошнит на «клаву»,

но я считаю: вовсе не плохи,

увидеть свет имеющие право,

мои внутриутробные стихи.

наверное, поэты

Мы от рождения, наверное, поэты —

У каждого заложен этот ген…

Но образно сказать про то, про это,

Одним мешает бублик, другим — хрен.

(авт. Вольт Яковлев)

«любовь» и «кровь» несчастной поэтессы —

веригами на худеньких плечах.

Поглощена мыслительным процессом,

расчёсывая бублик по ночам.

Весь интернет прояндексив, прогуглив,

устав от мук и проревев сполна,

убеждена, что этот чёртов бублик

для женщины — незримая стена.

Повывелись некрасовы и феты,

для нынешних мужчин стихи — табу.

Пытаясь из говна слепить конфету,

бездумно тычут в кнопки наобум.

Не тяга к рифмам вызывает жажду,

а пушкинские гены в ДНК

ломают жизнь тупоголовых граждан.

Дают приток на сайты Кравчука.

кто-то внутри…

Кто-то живёт внутри, и вот он — бухает!

Кто-то еще сочиняет стихи. Внутри.

Где-то, конечно, сидит и пушистый зая,

где-то внутри, ну, точно же, он сидит!

(авт. Docking The Mad Dog)

Того, кто во мне поселился, похоже, знаю

по длинным ушам, что торчат у меня изо рта.

Тот, с кем вчера мы бухали — пушистый зая.

Объяснять ему смысл бытия — что помои глотать.

Этот пройдоха пробрался довольно ловко.

Всё б ничего, но тревожит один нюанс:

когда он морковкою чавкает без остановки —

рушится мой щелочной и кислотный баланс.

Заяц-то, ладно. С ним справиться много проще,

нежели с тем, кто стихи сочиняет внутри.

Кто круглосуточно рифмами душу полощет,

меня вынуждая сосать валидол и цитрин.

Чую нутром, что и заю поэт раздражает.

Особенно в пик обострения — ранней весной.

Носится по пищеводу в несвежей пижаме

и соглашается в целом и малом со мной…

Полдень. Жара. Раздвигая проход, вылезают,

ворча и беззубо ругаясь, на божий свет —

вечно нетрезвый, грызущий морковку, зая.

Следом за ним — обрыдавшийся недопоэт.

с кем останется она?

За моей спиной Россия…

За моей спиной страна…

Если я не буду сильной…

С кем останется она?..

(авт. Вита Савицкая)

Как подумаю порою,

с кем останется страна,

если вдруг на астероид

зашвырнёт меня глонасс —

моментально дрожь по телу,

в сердце — острые ножи.

Ведь в моём лице потерю

людям сложно пережить.

Кто рванёт с визгливым криком

стихотворную чеку?

Кто ещё споёт безлико

панегирик дураку?

Если хвост поджав трусливо,

из России сдристну на

аппенины и мальдивы,

с кем останется страна?..

На мильон могу поспорить:

как помру — накроет ночь.

Россиянам это горе

и во век не превозмочь.

и где их только ни встретишь…

Плеснулась средь глазастых лилий щучка.

Со свистом утка села в камыши,

Дала совет: «Бери, подруга, ручку,

И что-нибудь хорошее пиши!»

В дымке костра, в пекущейся картошке,

В призывном дивном запахе ухи

И даже в туче мелкой, нудной мошки

Порою летней водятся стихи!

(авт. Надежда Князева 3)

В коровьей, незатейливой лепёшке,

что вляпаюсь в отсутствии бахил,

в таёжном гнусе, в мерзкой мандавошке

встречаются бездарные стихи.

Куда господь их только не забросит,

но рамки неспроста ужесточил.

К примеру, над террасами в Форосе

они примкнули к стае саранчи.

Гудит башка, шумит листва, камыш ли,

витают мысли в запахе ухи…

Но если бы не утка, хрен бы вышли

из-под пера достойные стихи.

разумное, орнитологическое…

Знаю сам, что я бедовый

Зря волнуетесь стрижи…

(авт. Валерий Север-Чинёный)

Проболтался дятел птицам:

выдал тайну обо мне.

И теперь стрижам не спится,

всё судачат в тишине:

«Вы слыхали? Он бедовый», —

крик несётся по лесам.

Беспокойство в птичьем доме,

филин вырвал волоса́.

Разгалделись птицы: «Чё, на?

Кто на Север полетит?

там живёт недочинённый,

недокрученный пиит».

стенания о бескрылье

…не по правилам слушала милая девочка Машу

у которой давно за спиной ничего не растёт…

(авт. Елена Амосова)

Маша горько вздохнула и Лена услышала шёпот:

«У меня не растёт за спиной по одной из причин:

или делаю, милая Леночка, всё через жопу,

или бывший супруг репутацию мне подмочил,

разболтав по селу, что измерив линейкой лопатки,

я по-знахарски в спину втираю яичный желток…»

И заплакала Маша от неразрешимой загадки,

но возник тот же час по крылатым проблемам знаток.

Стетоскоп наложил на упругие перси Марии.

Та сама без стесненья разделась пред ним догола…

Проворчал эскулап: «Мужики-то не зря говорили —

«волосатостью ног компенсировать крылья смогла».

трансформация влюблённого мужчины

Я хочу быть полоской на кофточке,

Извиваясь, бегущей на грудь. Я хочу быть бюстгальтерной косточкой

Иль застежкой, хотя б чем-нибудь!..

И чулочком ажурным на ножке

Да туфлею на узкой ступне.

Ну, хоть чем-нибудь, хоть немножко,

Только чтобы поближе к тебе!!!

(авт. Владимир Иванов)

Мне со страшною силой приспичило

(милый ангел мой, не обессудь)

стать твоею бретелькой от лифчика

и поддерживать тёплую грудь.

Заблудиться в морщинках непройденных

под лопатками нежных столиц.

Ухватиться за малую родинку,

поелозить в районе ключиц.

Зацепиться пикантною кнопочкой

за французскую лайкру колгот,

на застёжке скатиться до копчика

и от копчика — наоборот.

Но действительность много печальнее:

в унижении смят и разбит…

Сорок лет мужику… Зам начальника.

А упал до тампона o.b.

героическая баллада о спасённом котёнке, девчушке и мужском «там»

…Жара, июль и дом горел в деревне

Котёнок девочкин пищал на чердаке.

Мужское там, взыграло, как и прежде

И жизнь спасённая в девчушкиной руке…

(авт. Юрий Валенкин)

Котенок Девочкин (фамилия такая)

пищал, бедняга, на горящем чердаке.

Не так воспитан я, чтоб жалостливо с краю

стоять и пиво дегустировать в ларьке.

Пикантно кутаясь в верблюжье одеяло,

металась девушка семнадцати годов.

Мужское-мужеское там в паху взыграло:

«Вперёд за Родину! За женщин! За котов!»…

От слов любви сентиментальностью растаял

приятно сжатый там девчушкиной рукой…

Мурлыкал Девочкин (фамилия такая).

Я ж, по деревне, зацелованный — домой.

всепожирающая любовь

…В подсвечнике горит свеча,

Интим, подчёркивая встречи,

Коль верить ласковым речам

Быть обещает славным вечер.

Дымится рулька на столе,

Янтарный «Шнайдер» с пеной в кружке, Согревшись и навеселе

Цитирую стихи подружке.

Она смеётся, пьёт «Мартель»

C лимончиком и шоколадом,

Поглядываю на постель,

С хитринкой вожделённым взглядом…

(авт. Джондо Начкебия)

«Свеча горела на столе».

Ты шепчешь мне: «А ну, задуй-ка!»,

но недоеденная рулька

маячит в луже «Бужоле».

Ты намекаешь на постель,

я налегаю на салаты

и выпиваю виновато

янтарный «Шнайдер» и «Мартель».

Неукротимой мне в еде,

все чувства сытости — излишки.

Зачем ты снял свою манишку?

Я не насытилась. Надень!

странное наставление

…В чем мораль? Она прозрачна:

Милый автор, будь хитрей!

Злому быдлу на карачках

Не кажи души своей.

(авт. Ваша Лена)

Мне до чёртиков обрыдла

стынь сибирских городов,

матерящееся быдло,

дефицит морских плодов.

Размечтавшись о кораллах,

океанах и морях,

«ах, как хочется, — орала, —

навсегда застрять в дверях

той страны обетованной

(с ней давно связала нить),

томно нежиться в нирване

и на идиш говорить».

Мне шептали: «Там не страшно,

там раввины с головой»…

Полагала: быдло в Раше,

но и здесь его с лихвой…

Чтобы совесть не запачкать,

я, зажмуривши глаза,

злому быдлу на карачках

покажу прыщавый зад!

мольба о…

Хотя — спасибо! Всё же приютили

Я бед не знал, мне даром всё далось

Но так хочу, чтобы хоть раз… побили!

Чтоб родину почуять удалось!

(авт. Андрей Меркулов)

Где б ни был, в Вашингтоне или в Пизе —

прошу я в ностальгической тоске:

«Нельзя ли, господа, меня отпиздить,

чтоб родину почуял вдалеке?»

Вам не понять, как остро не хватает

той радости, когда вас бьют втроём.

В России психология простая:

бьют, значит любят. С этим и живём.

психопатия

Реминисценция. Медленное погружения в никуда.

Влей мне в глотку уксусной эссенции.

Тебе ведь это не составит труда.

Верно?

Рифмами как рифами по нервам.

А знаешь, ты далеко не первый.

Полоснувший мне острой бритвой по венам.

Да и не последний, наверно…

(авт. Марго Сергеева)

Психопатия.

Вот единственное объяснение тому,

что жизнь опостылела, мать её.

А почему — хоть убей, не пойму.

Кстати, хорошо, что вспомнила:

на кухне уксусная эссенция в шкафу.

Сделай так, чтоб горло было заполнено

мочи в зародыше мою гениальную строфу.

Да не ссы — ты не первый.

И не последний.

Пользуйся, пока разрешаю.

А то был тут до тебя один намедни —

тупой бритвой вены пилил, лошара.

поэтическо-откровенное

Здесь вереница бугорков,

на горизонте ж снова лето.

Чекушка, хлеб, нет мудаков…

и что нам надобно поэтам?

Пусть снова память горло жжёт,

пусть полыхают спиртом строчки,

И хрен вам в задницу, майн гот,

не ставлю я последней точки.

(авт. Владимир Ауров)

Невмоготу от духоты.

Жара. Окно раскрыто настежь.

Прошу камрада снять порты.

Хрен сунул в задницу. Фантастиш!

«Яволь», «майн гот» и «хенде хох»

шептал в порыве наслажденья.

Потом для всяческих лохов

я сочинял в уединеньи

о веренице бугорков,

крестах, чекушках, но при этом

смысл околесицы таков,

что окрестил себя поэтом.

Я обо всём писал тогда.

О мудаках, что спят ночами…

Но, чу! Не спит один мудак.

И это я, как ни печально.

провидица

Сеяли и кое-как, и густо,

Пожинаем свой лишь урожай,

Не нашинковать кочан капусты

Просто так рукою без ножа.

(авт. Римма Поспелова)

Я была когда-то дура-дурой.

Каждый норовил меня учить.

Нынче проповедницею-гуру

тихо философствую в ночи:

нарубить дрова довольно сложно

голою рукой без топора.

Пальцем гриб не срезать — нужен ножик.

В этом убедилась я вчера.

Не забить Дзагоеву пенальти

просто так ногою без мяча…

Даже не пытайтесь, так и знайте,

не имея клюва, постучать.

мосольное

Пригрелась… Задремала… Хорошо!

Какой-то час, и я уже у дома!

Российские дороги! Как знакомо!

Я плоть от плоти ваша! Всей душой!

Приеду и накрою чудо стол!

Горбушку хлеба разломлю на части —

Ты кушай, милый мой!.. Такое счастье

Смотреть, как ты высасываешь мосол!

(авт. Елена Амосова)

Подумать о высоком — не с руки.

И лезет с языка шальное слово.

В России это всякому знакомо —

дорогам есть синоним: дураки.

Раздолбанные странности ухаб,

всей плотью к вам навеки прикипела.

И рада б соскочить, но просит тело

бухать и плакать, плакать и бухать.

Подпрыгивает жизни колесо,

в котором я гоняюсь глупой белкой.

Потребности в уме даёт мосол,

что мозговою костью на тарелке.

Мне милый говорит: «Боготворю!

Высасывать мосол — одно блаженство.

Но до какой же степени, по-женски,

ты пишешь про подобную херню»…

печалька

Я поняла, что я не в теле балерины

В науках я не смыслю ни хрена

Я не вселилась ни в монашку, ни в мужчину

Не продавщица я, ни мент и не жена.

(авт. Алла Кава)

Печальна участь в теле балерины —

ни покурить, ни выпить, ни пожрать.

Я не принцесса, чтобы под периной

ощупывать бобовый урожай.

Не лошадь и не бык, как говорится.

Ни мент, ни антипод его — бандит.

Я не смогла вселиться в продавщицу,

во мне мужик с рождения убит.

Я — полный ноль. Без палочки и смысла.

В поэзии не больно-то сильна.

Моя программа разума зависла…

В науках я не смыслю ни хрена.

надоело

Надоело «семь раз отмерить…»

К сердцу ближе — «…сам не плошай».

И вернется домой потеря —

заживёт на сердце лишай.

(авт. Елена Амосова)

Где могла подцепить, не помню.

Обрыдалась моя душа:

как пройти мне в стихах препоны,

коль на сердце возник лишай?

Надоело мне «баба с возу…»,

Где конец, что «делу венец»?

Знаешь, очень хочется прозы:

ослабел на дуде игрец.

А когда возвратят потерю —

лопнет чирий и стре́льнет в пах…

Надоело «мели емеля…»,

Ближе — «толще в чужих руках».

кое-что о Пушкине

Пушкин родился вначале июня

Гения мы никогда не забудем…

Ездил по миру, куда «посылали»

Разные люди его окружали…

Жил на Кавказе, на Волге, в Крыму

Женщин любил и всегда не одну…

Детям веселые сказки писал,

Словом правдивым «царей» вспоминал…

И докатали героя они

Жалкие люди великой страны.

(авт. Виктор Павлов)

Кабы, не да́й Бог, родился он в мае,

всё б изменила судьбинушка злая.

Если в июне — другой разговор.

Тут, согласитесь, бессмысленный спор.

Дальше, чем в самые дальние дали

Пушкина часто враги посылали.

Съездит, отметится. Тут же назад

(воспринимал он ответственно мат).

Женщин менял веселей, чем перчатки.

Ночью: «люблю», а наутро лишь пятки

так и мелькали в садах поэтесс.

Ох, и проказник был этот А эС.

В сказках высмеивал глупых царей,

с кружкой подкатывал к няне: «Налей»…

Брошенных женщин мужья и цари,

блин, докатали героя они!

сначала было слово

Лежит сентябрь — лицом в живот России…

(авт. Веник Каменский)

В России всё по-прежнему, как встарь:

весь год живём в притопах да прихлопах.

В какое место плюхнется январь?

Ответ предельно прост: конечно, в жопу.

Куда ж ещё, коль беспробудно пить,

полировать в финале старым стилем,

где превратится призрачная нить

в растяжку. Ту, что спьяну пропустили.

Бывает так: старик предельно глуп

в противовес тому, кто помоложе.

И веником, наказанным в углу,

обозревает замкнутость прихожей.

А на скрижалях-грядках всё пучком:

беременность земли ботве на пользу,

но споры мелкотравья сквозняком

задуло в черноземистую озимь.

Не много сохранится в закромах,

где жизнь — в преобладании гнилого.

Подслушала: вначале было слово…

Наверное.

И слово было «нах».

живёт такой парень

Нынче я под яблоней цветущей, Обнимая милую свою. Божьим тварям, на Земле живущим

Радуюсь, и трепетно люблю!

Вот такой по жизни я счастливый

Где родился, там гнездо и вью.

Где листвой шумят над речкой ивы,

Утром ранним петь и соловью!

(авт. Валерий Север-Чинёный)

Каждой твари: чувства без остатка.

Фауна со мною на века.

Но жена узрела, что украдкой

щупаю за попу хомяка.

Разозлилась краля: «Фу ты, ну ты!»

Я её не стану утешать.

Что-то стал по жизни долбанутым —

радуюсь либидо у мыша.

Мне плевать на возраст и на внешность,

даже птице выкрикну «люблю»…

Сделать попытался безуспешно

ранним утром петтинг соловью.

зоофилический романс

Я так люблю свою козу

Ее глазищи, шерсть и рожки!

Я с луга травки привезу

Все для нее! Родной, хорошей!!

И с благодарностью ладонь,

Она мне нежно поцелует…

(авт. Петр Пащенко)

С козою спали мы в стогу,

лишь ей одной был постоянен.

Резвились страстно на поляне

и на ромашковом лугу.

В любовных играх про надой

коза совсем не вспоминала,

лобзая в недрах сеновала

мою шершавую ладонь.

Родня стояла по бокам,

по всей деревне бабы выли…

А я — к любимой. Брал за вымя

и припадал к её соскам.

Но мёд бывает с кислецой,

и в этом мире всё не вечно…

Прошла влюблённость: я, беспечный,

увлёкся… В этот раз — овцой.

о Малых Попыхах

Тает свечка на глазах,

С ней уютно так в душе,

Живём все мы в попыхах,

Предаёмся грехам и суете.

(авт. Хильда Вайман)

Я поэтесса в Малых Попыхах.

Здесь предаются всяческим порокам.

Лавина греховодного истока

находит отражение в стихах.

Сгорают свечи, тают на глазах.

Глаза болят. Зато душе комфортно.

Не рифмы вылетают из аорты —

несвежий ростбиф просится назад.

случай на таможне

Я в России не нажил хоромы-палаты

И оставил в ней всё, что ценить не отвык,

Но приехал в Америку очень богатым,

Потому что привёз в неё русский язык.

Нас в таможне рентгеном светили устало,

Но «светилы» не поняли наверняка:

Мы вывозим, о чем умолчали Уставы —

Бриллианты родного навек языка.

(авт. Семён Кац)

Вперил таможенник взгляд в мониторы.

Как на ладони дорожный баул:

водка, кальсоны, бумажник и тора,

травы российских, лекарственных сборов,

термос, газета, икона, Red Bull.

Сумку отставив, меня для рентгена

стали готовить, раздев догола.

Может узрели в еврее агента?

Ищут наркотики?.. Милые, хрен там!

Жрать эту гадость — утроба мала.

Впалою грудью налёг на пластину.

«Плиз, не дышите. Замрите, камрад».

Эти секунды — не сутки, вестимо,

только таможенник, молвит, скотина:

«Где же брильянты? Один только мат».

лесные заметки

Тишь вокруг…

Лишь на маковке ели,

не сидится спокойно дрозду.

(авт. Нина Павлова)

Ароматами чаща дурманит.

Городским этот кайф невдомёк,

как приятно в лесной глухомани

затянуться, присев на пенёк.

Будто в сказке: болота да топи,

шебуршатся жуки под корой.

Не сидится дрозду — шило в жопе.

А иначе сказать — геморрой.

КрУжат в небе забытые стерхи:

«Где ты, Путин? Где наше жильё?»

Тишь вокруг… Только чавканье сверху:

там на маковке кто-то жуёт.

ничего себе, слетали на Гавайи

Реальные картины рая,

а фрукты — просто благодать.

Банан и манго, и папайя,

уже отведала штук пять.

Пьяны любовным эликсиром,

к утру вернёмся в домик свой,

Но спать не даст звучанье лиры,

строка ложится за строкой.

(авт. Галина Римская)

Мешают спать не звуки лиры,

не шум прибоя рвёт покой.

Цель посещения сортира —

строка выходит за строкой.

Эх, голова моя тупая,

чем твой желудок увлечён?

Всё дело, видимо, в папайя.

А пять бананов не при чём.

ужин с котом

Бокал кьянти, фужер «Мадам Клико»,

И будет все уже не так ужасно…

Тебе, мой кот, налью я молоко,

Что ж, выпьем, чтобы жизнь была прекрасна!

Потом с тобою ляжем на диван.

Ты приласкаешься, и, как бы между прочим,

Из-за стены соседский доберман

Нам пожелает громко доброй ночи.

(авт. Марина Яблочкова)

Случайно перепутала бокалы.

В итоге — кот наяривал «Клико».

Я молоко задумчиво лакала.

Так сладостно пьянило молоко.

Под утро мы нажрались до усрачки.

Обнявшись, в койку плюхнулись вдвоём.

Кот за гитарой слазил на карачках.

Лежим в постели, курим и поём.

Неблагодарный слушатель и зритель,

сосед за стенкой Изя Доберман,

кричал визгливо «суки, прекратите

кошаче-человечий балаган».

отметины провинциальных поэтов

Провинциальный — видно, классный, —

Так о поэте я сужу.

Не раз, не в суете напрасной

Его я взглядом провожу…

Вглядитесь же и вы поближе:

И с близи можно увидать:

Такой же, как Есенин, рыжий,

Печатью — божья благодать.

(авт. Светлана Груздева)

У городских в избытке спеси,

зазнайство прёт из всех щелей.

А мне милей крестьянский месседж.

Амбре навозное милей.

В деревне жизнь не дольче вита,

стихи разносит по полям.

Поэты с блИзи все размыты.

Большое видно издаля.

Стать поэтической натуры

со школьной парты помню я:

ах, Пушкин — хлопец белокурый.

Есенин — сызмальства черняв.

безутешное горе

Не открывается Стихира…

Как это горько для поэта!

Она — моя святая лира!

Она — к читателю карета,

На ней к людским сердцам дорогу

Сквозь паутину интернета

Я проторила понемногу,

Спасибо Кравчуку за это!

(авт. Зинаида Березина)

Не открывается Стихира!

Да как же так, да что же это!?

Что срифмовать теперь к «сортиру»

второразрядному поэту?

Как благодарна Кравчуку я

за то, что выделил корыто.

Так почему ж, какого хуя,

моё пристанище закрыто!?

Но даром время не теряя,

сходила в баню, между прочим.

Сложила доски у сарая…

А там, глядишь, откроют к ночи.

опознанный, летающий объект

И захочешь сказать, что-то мне из разряда вон пошлого

Не решишься промолвить и вслед полетит не балуй!

(авт. Есения Подольская)

Познакомилась я с мужиком из разряда вон глупого.

Про меня ж говорят: «Из разряда вон умных людей».

Ой, позарилась, бабы, на стать жеребца и на круп его.

Обманул, обокрал, обожрал, испарился злодей.

А когда мы с ним жили, познала сполна эти «прелести».

Каждый день: «накорми», «напои», «расстегни» да «разуй».

То прикажет, сатрап: «Слышь, Есения, живо постель стели»,

то швыряет прицельно в меня свой большой небалуй.

стихоприродный коллапс

Он селезнем плавал по потной бабёнке, Нырял с головою в оживший вулкан. Гремела посуда в убогой хатёнке

И лаял надрывно ревнивый Полкан.

От зависти месяц повесился всуе

На туче, пролившейся ночью дождём.

А в форточку ветер заботливо дует

И волка морского ласкает путём.

(авт. Алексеюшка)

Как селезень глупый по потной бабёнке

он плавал, не ведая страшной беды.

Напрасно Полкан надрывался в сторонке,

почуяв момент закипанья воды.

Да, были сейсмологи, видимо, пра́вы:

взорвались фонтаны глубинных пород

и вылезла первая порция лавы.

И селезень крякнул: «Спасайте народ!»

Ревела бабёнка в убогой хатёнке:

«Рогатый повесился всуе… Беда!»

Чужая судьбина — сплошные потёмки.

Залаял Полкан: «Ухожу навсегда!»…

А ветер протиснувшись в форточку боком,

грудь волка морского ласкает путём.

И всё бы неплохо, но так одиноко

болтался тот месяц под летним дождём…

молочная неожиданность

…Шагаю вперёд, запахнула пальто.

Нельзя, но хочу. Так что руки в карманах.

Шагаю, а кажется мне, что лечу.

Я — это я, несомненно, другая.

Ты снова, как прежде стучишь молотком. И лестница наша почти что готова.

Дорогу пометила я молоком,

оно из кармана закапало снова…

(авт. Натали Никифорова)

Бабы, беда — проклятущий цистит.

Хочу, но нельзя: мостовая проспекта.

Опережая, желанье летит:

скорей бы в заветную дверь туалета.

Руки засунув в карманы пальто,

скрипела зубами: «Терпи, дорогая»…

Зря перед выходом села за стол

и выпила сдуру стакан молока я.

Тот терпелив, кто становится злей.

Шалишь, не возьмёшь, добегу, дохиляю!

Чёрт с этой лестницей, мне бы под ней.

Пока недостроена — сяду я с краю.

Слышу, как бойко стучишь молотком.

В подъезд ускоряюсь прыжком с парапета…

Не удержала: пошло молоко…

Так странно: не белого — жёлтого цвета.

эротическая идиллия

Горела свеча и воск на скатерть капал-

Стояли бокалы с недопитым красным вином, Мужчина женщину обнимал и нежно лапал-

Запахом страсти и духов был полон дом.

Открытое окно и платье упало на пол, — Страсть влюблённых позвала на кровать, Котёнок на полу ковёр волнуясь царапал-

Женщине время, несколько раз «умирать».

Возбуждена кровать, с беспокойными жителями-

Тела обнялись и связались в частом биении,

Нежность возбуждающих ласк и тайны соития-

Никто, в этой схватке не знает снисхождения…

(авт. Пётр Лавренчук)

Смердело в доме чувственным амбре.

Мужчина, разошедшись, бабу лапал.

Открытое окно упало на́ пол,

недо́питое кисло каберне.

От страстных ласк хозяйки и самца

охреневал котяра белолапый:

волнуясь, дорогой ковёр царапал.

Ревнуя, ненавидел подлеца.

Все были в возбуждении. Клопы,

разнузданные жители кровати,

подглядывать любили в тёплой вате —

простая психология толпы.

А в это время оргия двоих

в биении достигла апогея:

закончил кот, мурлыча и робея.

Дошёл до точки. И поэт… И стих.

любовный кульбит

Ожило всё во мне, что было мёртвым

Трепещет нерв измученной души,

И я опять на ноги перевёрнут —

И снова жизнь пульсирует внутри.

(авт. Гражданин Великой России)

Я жил до восемнадцати изгоем,

на голову поставленный роднёй.

И долго рассуждал в тиши: «Накой им

страдать такой немыслимой хернёй?»

Состарился. На но́ги перевёрнут,

но часто снится детство по ночам,

когда ушами топал я проворно

и мёртвая не капала моча.

препонирование

молча, медленно и печально

препонированье качало

усмотрело себе добычу

испускало победные кличи

то стенало, то хохотало

вязкой тупью связать мечтало

запереть во навозное стойло

срочно выдуманных устоев

(авт. Вера Мекетова)

Громко, нагло и нахально

препонированье лезло.

Я кричал, что бесполезно,

что не нравиться мне харя.

Что совсем я не добыча

демоническим препонам.

Не нарушу, мол, закона

вязкой тупью неприличья…

А когда проснулся в стойле

рядом с Зорькою в навозе,

я, поэт, заплакал в прозе…

с препонированной болью.

антиреклама несвежему квасу

Я жил, в себе миры вращая, Был морем света в море тьмы, В себя Вселенную вмещая

Я был вместилищем тюрьмы.

Комет лучистых слыша речи

(Язык вселенной ясен прост)

Я надевал крыла на плечи

И по ночам летал меж звезд…

(авт. Михаил Гуськов)

Зря выпил кваса в гараже я

(а был до этого здоров).

Процесс кишечного броженья

похож на фильм «Война миров».

И оправданья бесполезны

квасным умельцам всех мастей.

Вместив в себе Вселенной бездну,

почуял тяжесть в животе…

Не обещал быть томным вечер,

за всё досталось мне сполна:

я нацепил крыла на плечи,

но вниз тянул балласт говна.

неудачная трансплантация

Хотя коту так важен дом

Где ласка, молоко, тепло,

Замена рук — уже не то…

И память вся его в былом…

(авт. Василиади Татьяна, ст-ие «Михаилу Гуськову»)

Замена рук — уже не то…

С трудом по «клаве» барабаню.

В воспоминаньях «гулкой ранью»

к тебе, Гуськов, спешу в ландо.

С теплом когда-то нежных рук

в деревню, в глушь, к цыганам, к «Яру»,

где милый, преданный котяра

излечит сплин и боль разлук.

Коту так важен старый дом,

где пахнет сливками знакомо,

и где конечности Гуськова

встают как память о былом.

садомазохистское

Я все страсти в себе притушил,

Остудил свое сердце и душу,

Я себя оглушил, придушил,

Бросил в спячку и в зимнюю стужу.

(авт. Артемов)

Я себе надавал по морда́м,

по сусалам, по рылу, по харе.

Чтоб не думать о прелестях дам —

в мерзкий пах с наслажденьем ударил.

Изловчился и пендаль под зад

сам себе закатил с разворота.

Славно врезал! Несказанно рад.

Даже хрустнуло где-то чего-то.

любить по-русски

Люблю тебя, люблю тебя по-русски,

Взлетая в небо и срываясь в ад…

Тебе то платья широки, то узки

То аллергия на вишнёвый сад…

От перемены чувств (подъёмы, спуски)

Я убегаю в свой вишнёвый сад…

Люблю тебя, люблю тебя по-русски,

Взлетая в небо и срываясь в ад.

(авт. Валерий Осино-Лозовский)

Люблю тебя. Люблю тебя по-русски.

Чтоб всё, как у людей. И мордобой.

И рвать гармонь, и квасить без закуски,

и по деревне с дрыном за тобой.

Себя не контролирую на людях

(упившись самогона, я шальной).

А в результате сладостных прелюдий

в экстазе бьюсь о ставни головой.

За что тебя люблю — не понимаю.

Бока наела так, что всё трещит.

Домашние покорно жмутся с краю,

пришёптывая: «Зверский аппетит».

От платьев балахонистых и узких —

в деревню к тетке, в глушь, в вишневый сад,

чтоб думать в одиночестве по-русски:

что делать, блин, и кто, блин, виноват?

странная взаимосвязь

Воробей под стреху забился

Котик лапкой скользил по стеклу —

Пёс домашний чего-то взбесился

И по-свойски ругал он луну

Догорали оплывшие свечи

Тихо музыка в вальсе лилась

В этот зимний завьюженый вечер

Ты решила… и отдалась.

(авт. Василий Гурчев)

Воробей растерял оперенье,

взбеленился спокойный Барбос,

потянулись из леса олени,

прекратила свинья опорос.

Нервный срыв приключился с бараном,

тошнота подкатила к ослу,

бык таращился глупо и странно,

котик пузом скользил по стеклу…

Соскочил, расцарапавши пе́ред,

этот странный, всезнающий кот.

«Что случилось?», — приблизились звери.

«Тут, ребята, такой оборот, —

выгнул Васька упругую спину

и открыл в объяснении пасть, —

У хозяйки сегодня мужчина.

Покумекала и… отдалась».

воды водные, водяные

Струи струйные воды

Из небесного колодца!

Разгулялся

Нотный стан

По груди и бёдрам льётся,

ДАрит знаками взахлёб

И щекочет междометья

И, струенье разнуздав

Струн, журчит мне:

«Буду петь я!…

(авт. Фалалеева Татьяна)

Ах, пиит — поэт поэтов,

рифмы струями струит,

наблюдая из кареты

расчудесный чудный вид.

По грудя́м да бёдрам льётся

и колышет нотный стан

криком крик со дна колодца:

«Я влюбился в вас, мадам!»

И щекочет между метий,

валит вал словесных слов.

Пряжки медные из меди

чисто чистит чистослов.

Гусяевская здравица

Привлекает наш город инвесторов

Стройки важные народ пестует.

66 глав субъектов Державы

Наш глава — на шестом! Ему Слава!!!

Город Гусев тебя всей душою люблю

Слава, дивный мой край! О тебе я пою.

За красу твою люди ратуют

Слава мэру и губернатору!

(авт. Раиса Куликова)

Население града, гусяевцы

громко пестуют славных инвесторов.

Понимают: коль Запад позарится —

новостройки возникнут в реестрах.

Будет городу Гусеву — гусево,

а глава без шеста — сразу в лидеры.

Закалённый, и значит, не струсит он

(целый жбан за присест. Вы бы видели!)

И на волю с острога повыпустит

друга-мэра и зам. губернатора.

А то, ишь, разжирели от сытости.

Пусть опять гусевчанок порадуют.

посевные страдания

Трепещет сердце, как листочки

Душа упруга, словно ветвь,

оберегает мыслей почки —

святой любви земной посев!

(авт. Лидия Серова)

И я делю и боль, и гнев

И думаю всегда: мне легче,

Я устою! Я чуть покрепче! —

Таков родительский посев.

(авт. Верона Шумилова)

Упало в землю спермы семя

и сколь об этом ни язви:

вверх пробиваются растенья —

плоды родительской любви.

Ночами почки беспокоят,

решив домыслить за меня:

«Зачем любовь вершила в поле

твоя беспутная родня?»

Вот, надо ж, пугалом родиться!

И еле сдерживая гнев,

ворон гоняю над пшеницей

и матерю дурной посев…

Вокруг бесхозные бараки

как память прошлого, стоят.

В тот год не уродились злаки,

но родила́сь, представьте, я.

многострадальная стихира

Но ведь не только на войне

проходит время на СТИХИРЕ…

(авт. Надежда Бурцева)

«Скажи, о сайт*, — спросила я, —

зачем воюют здесь пииты?

Как в поединках знаменитых

за дело правое стоят?»

В ответ вздохнула стихира́:

«Тут всякой швали дохера»…

* Стихи.ру

окуевшая Россиия

Я птица вольная, никем не окольцован

В душе стихи Есенина храню.

И вдохновлённый строчками Рубцова,

Кую России из стихов броню!

(авт. Валерий Север)

Свободный стриж, не пойманный никем.

Хоть женственный, но с мужеским лицом я.

Использую Есенина с Рубцовым

трамплином для беспроигрышных тем.

Тебе, о Русь, моих стихов броня.

Сыграть на лире радостней, чем в ящик.

Жалею вас, поэм не сочинявших,

тех, кто живёт, Россию не куя.

электрострадания

Едва лишь он коснулся губами моей щеки

Все клетки тела ожили от любовной тоски,

Мы получили разряд электрического тока,

Втянуты в течение стремительного потока,

На руках он понёс меня на любовное ложе,

Я тихо прошептала, да помоги мне, Боже!

Но он начал с головы до пят меня ласкать,

Вот от безрассудства устыдилась кровать!

(авт. Татьяна Келмар)

Дожда́лась! Оргазмический момент!

Но как же глупо всё… Нелепо и некстати.

В моей дурацкой, целомудренной кровати

случился неприятный инцидент.

— «Алло.. Электрик ЖЭКа?.. Почему?..

Кто двести двадцать подключил к железной ножке?

Так коротнуло! Ошарашенная кошка

минут пятнадцать бегала в дыму»…

Обмою гарь и с горкой наложу…

диэлектрические коврики на ложе.

Когда милёнок оклемается, дай Боже —

опять ко мне! Понятно и ежу…

семейный полтергейст

Сколько раз, уж не помню забыла, но когда он стоял перед дверью. Обязательно происходило

то, во что до сих пор трудно верить.

Неожиданно что-то ломалось

Он чинил. И мы с ним не бранились.

Я потом, много позже, призналась:

«Мелочи нам любовь сохранили».

(авт. Нина Павлова)

Родила́сь я, наверно, в рубашке:

бережёт мой семейный очаг

полтергейст, а в быту — барабашка

(старикашка едва до плеча).

Вижу, милый крадётся к порогу,

мол, гараж… то да сё… по пивку.

Тут же голос насмешливо-строго:

«А на кухне прибил ты доску́?»

Аномальная, милая сила

разрулила глобальный вопрос —

за грудки тунеядца схватила:

«Марш к жене. И целуйтесь взасос!»

нутряное

Моё сердечко нежно скачет

В моих загадочных нутрях.

Наверно чёрт иль ангел плачут

А может ждут уже на днях.

(авт. Фрэд Дубравин)

Лицо упрятавши в ладони,

поджав хвостатый завиток,

рыдает чёрт. И ангел стонет,

сморкаясь в скомканный платок:

«На днях приедет Фрэд Дубравин.

Что приготовить? Как подать

фаянс в серебряной оправе

без причинения вреда

сердечку, что болит и скачет

в его загадочных нутрях?

Видать филолог, не иначе,

он в поэтических краях»…

Спустилась ночь. Архангел с чёртом

решили: Фрэда ждали зря.

И тут же влили по бочонку

в свои усталые нутря.

грамматическая с выходом

Человек пришёл на землю, С ней однажды он уйдёт. Уподобился он стеблю, —

До поры рос, там сгниёт.

Пусть летят года экспрессом

Отпечаток ложат свой,

Я скажу, друзья, вам честно:

Молодые мы душой!

(авт. Анастасия Арвада)

эпиграф

«Я им говорю — не ложьте, а они ложут» (к/ф «Доживём до понедельника»)

Небесам покорно внемлю

(небеса не проведёшь):

«Ты пришла на эту землю,

с ней в обнимку и уйдёшь.

Хрен поймёшь, чему однажды

уподобишься в земле.

Перегнить сумеет каждый…

Кто в навозе, кто в золе»…

Смерть шатается по краю,

значит в землю покладут.

Надо мной Господь сыграет

в похоронную дуду.

Отгремит на стыках поезд,

в отпечаток вло́жит смысл.

Я умру не беспокоясь,

лишь бы Windows не завис.

Обрыдаются пииты,

в траур свалится Кравчук*:

держит, горечью прибитый,

поминальную свечу.

Сам-то хил, а голос трубный —

при подсчёте прибыле́й

потерял, бедняга, рубль:

меньше кликов — спад рублей.

* Кравчук — руководитель сайта Стихи.ру

посланный на…

Нож, забытый на толковище, лежит в траве и мечтает о том, что если его никто не отыщет

он прорастёт под ракитовым кустом…

был ножом и сгорел перочинно

так и не успев послать всех на…

(авт. Михаил Минаичев)

Презерватив, намедни использованный,

раскинул мозгами в думах о том,

что в нём под смешными, людскими позами

в пылу наслаждений, стенаний, истом

десятки тысяч сперматозоидов

явились на свет в прорезиненный мир.

Но детоубийственный мир шизоидный

бросает взгляд в похоронный клавир.

И реквием давит смертельным прессом

контрацептивный бунтарский дух,

в одержимых влюблённых вселяются бесы.

Не во всех, естественно: только в двух.

Презерватив — он хранилище страсти.

То, что сердит — не его в том вина.

Конец ознакомительного фрагмента.