Другая женщина

Сэнди Джонс, 2018

Молодые люди Адам и Эмили любят друг друга, планируют создать семью и жить долго и счастливо. Они проводят вместе все свободное время, но Адам не торопится знакомить девушку с членами своей семьи. Эмили настаивает. День, когда Адам приводит ее на обед к своей маме, становится для Эмили началом настоящего кошмара.

8

Я намеревалась какое-то время не попадаться Памми на глаза, чтобы успокоиться и как следует обдумать ее странное поведение. В конце концов, я была уверена, что передо мной просто мать, которая печется о благополучии сына. Если я и дальше буду так думать, я могу начать понимать ее. Но через три недели после Рождества, за два дня до моего дня рождения, она позвонила Адаму спросить, может ли она где-нибудь отметить этот праздник вместе с нами.

Конечно, я всеми силами пыталась выкрутиться, придумывала всяческие отговорки. Ничего не действовало.

— Я же должна что-то устроить вместе с Пиппой и Себом, — объясняла я Адаму. — И на работе тоже сказали, что хотели бы где-нибудь отпраздновать это вместе со мной.

— Ты можешь отметить с ними в любой день, — отрезал Адам. — Мама хочет нас угостить.

Слово «угостить» означало, что мы отправимся в ресторан, который она сама выбрала. В ее родном городе — в Севеноксе. День рождения был у меня, но получалось, что мы все равно должны поступать так, как ей хочется.

— О, Эмили, очень рада вас видеть, — энергично проговорила она, приближаясь к столику, за которым мы ждали ее уже больше двадцати минут. Она оценивающе окинула меня взглядом. — Вы выглядите… хорошо.

Во время первого блюда она была просто сама любезность. Так и лучилась благожелательностью. Я уже стала расслабляться, но тут она спросила, что мне подарил Адам. Я посмотрела на него через стол, и он кивнул, словно давая разрешение сообщить ей.

— Знаете, он везет меня в Шотландию, — поведала я с большим подъемом. И увидела, как на лице у нее отражается смущение, смешанное с неудовольствием. Ее рот образовал букву «О», но из него не раздалось ни звука.

— Я там уже столько лет не был, — признался Адам.

— А я вообще никогда не была, — вставила я.

— Что ж… И к-когда же вы поедете? — спросила она, заикаясь.

— Завтра! — хором воскликнули мы.

Казалось, ей нанесли тяжелый удар. Она так и обмякла в кресле.

— Все в порядке, мама? — спросил Адам. — У тебя такой вид, словно ты встретилась с привидением.

Памми прямо-таки содрогнулась. Было такое впечатление, что на несколько секунд она утратила дар речи.

— И где же вы остановитесь? — наконец спросила она.

— Я забронировал номер в отличном отеле, на пару дней, — сообщил Адам. — Тетя Линда сказала, что мы можем пожить у нее, но мне не хотелось быть ей в тягость.

Как это ни смешно, я чувствовала настоящий триумф. Тетя Линда сказала, что мы можем пожить у нее, мысленно напевала я. Вот тебе, вот тебе. Я упрекала себя за это детское злорадство.

— Откровенно говоря, я просто потрясена, — заметила Памми. — Я и понятия не имела.

Я удивилась: а что, она думала, что ее об этом непременно известят за несколько дней?

— Линда приглашала нас пообедать, — добавил Адам. — У нее будут Фрейзер и Юэн. Я бы очень хотел, чтобы Эмили со всеми познакомилась.

— Бог ты мой, вот это уж настоящий сюрприз, — заметила Памми, похлопывая Адама по руке. — Что ж, прелестно, просто прелестно.

Пока мы ждали главного блюда, разговор шел довольно неуклюже. Я приветствовала морского окуня как старого приятеля, радуясь, что теперь мне есть на чем сосредоточить внимание. Когда Адам, извинившись, пошел в туалет, я хотела побежать туда вместе с ним.

— Значит, все продвигается довольно-таки стремительно? — поинтересовалась Памми, даже не дожидаясь, пока закроется дверь с мужским силуэтом на табличке.

— Угу. — Я напряженно улыбнулась.

— Сколько вы уже вместе? — Поджав губы, она сделала небольшой глоток из своего бокала с белым вином и содовой.

— Четыре месяца.

— Боже, это ведь всего ничего, — отозвалась она с принужденной улыбкой.

— Но ведь время тут не всегда главное? — Я по-прежнему старалась поддерживать легкомысленный тон. — Главное — что ты чувствуешь.

— И в самом деле, — ответила она, медленно кивая. — И вы чувствуете, что Адам — тот самый, единственный?

— Надеюсь. — Мне хотелось ограничиваться минимально необходимыми ответами. Незачем сообщать ей лишнее.

— И вы думаете, что он чувствует то же самое? — Она смерила меня испепеляющим взглядом, словно имела дело с наивным ребенком.

— Надеюсь, что да. Мы практически живем вместе, так что… — Я нарочно не закончила фразу. Казалось, я чуть ли не сама хочу, чтобы она что-нибудь добавила. При этом я знала, что не хочу этого слышать.

— Будет очень разумно, если вы немного сдадите назад, — проговорила она. — Он любит жить в своем собственном пространстве, а если вы его будете слишком теснить, он от вас сбежит. Вырвется на свободу.

— Он что-нибудь об этом говорил? — не удержалась я.

Губы у нее раздвинулись в самодовольной усмешке, и я тут же пожалела, что не смогла промолчать.

— Так, пустяки, — с показной небрежностью ответила она, отлично зная, что я буду не в состоянии довольствоваться таким ответом.

— Какие пустяки? — спросила я. — Например?

— Ну, обычные, вы сами знаете. Мол, он чувствует, что его немного ограничивают. Что он вынужден перед вами отчитываться всякий раз, когда хочет выйти на улицу.

В груди у меня разлился жар. Значит, вот что он из-за меня чувствует? Не будь смешной, возражала я себе. У нас с ним равные партнерские отношения. Мы не такие. Для нас важно другое. Но тут перед моим мысленным взором возникла картинка: в прошлый четверг я напустилась на него за то, что он вернулся поздно. А в воскресенье я спросила, сколько он собирается пробыть в тренажерном зале. Неужели я такая? Неужели он так устал от моих допросов, что пожаловался матери?

Я смотрела на нее, и в моем мозгу бешено крутились все эти мысли, и я — не в первый раз — подумала: интересно, она нарочно? Или я опять все понимаю неправильно?

Не поворачиваясь, она словно бы почувствовала, что Адам возвращается. Усмехнулась и накрыла мою руку своей.

— Я уверена, вам совершенно не о чем беспокоиться, — бодро произнесла она самым елейным голоском, с самым невинным видом.

— Стало быть, она просто чокнутая старушка, одинокая и скучающая? — спросила Пиппа после того, как Адам по завершении этого праздничного обеда завез меня домой. Он хотел, чтобы я осталась у него, но Памми вымотала мне всю душу, и я хотела к себе.

Я покачала головой и пожала плечами.

— Или тут более серьезная ненависть? — произнесла Пиппа своим самым зловещим голосом. — Может, она ведет какую-то свою игру?

— Даже не знаю, — честно ответила я. — Иногда мне кажется, что это просто глупая мелочность. А потом что-то начинает меня грызть изнутри, откусывает по кусочку, и в конце концов я проникаюсь уверенностью, что она — ожесточившаяся, ревнивая психопатка.

— Ух ты. Погоди-ка, стоп-стоп, давай немного успокоимся. — Пиппа предостерегающе подняла обе ладони. — Сколько ей, ты говоришь? Шестьдесят три?

— Ну да. И что?

— Просто мне известно очень мало случаев опасной психопатии среди людей шестидесяти с лишним лет.

Я невольно расхохоталась. Ну да, подумала я: когда это проговариваешь вслух, звучит просто смехотворно. Надо будет напомнить себе об этом, когда в следующий раз я позволю себе слишком переживать на сей счет.