Взгляд назад. Фант-реал

Татьяна Левченко

Много ли можно увидеть за долю мгновения? Ну, это как посмотреть. Глянешь рассеянно – и не увидишь ничего. Мелкие детали заметишь вряд ли. Но, увидев необычное… Взгляд, за доли мгновения, зафиксирует все мельчайшие детали. Вот только проявляться в сознании они будут уже не мгновения – минуты, часы, дни…Много ли можно увидеть за долю мгновения?Можно – небольшую картинку… А можно – всю историю родного города, от зарождения, до дней нынешних.

Взгляд назад

Много ли можно увидеть за долю мгновения? Ну, это как посмотреть. Глянешь рассеянно — и не увидишь ничего. На знакомое нечто — выхватишь взглядом основную деталь и достаточно: остальное услужливо дополнит память. Но мелкие детали заметишь вряд ли. Но, увидев необычное… Взгляд, за доли мгновения, зафиксирует все мельчайшие детали. Вот только проявляться в сознании они будут уже не мгновения — минуты, часы, дни…

Так оно и было.

Набережная. Пологий спуск к морю, к причалу. За спиной — здания ЮгНИРО, Дворца Юстиции. Догадываешься и вспоминаешь, как оно там, на горе, за ними… Знакомо, до мельчайших деталей!

Я спускаюсь к морю, намереваясь пройти на несколько минут на окончание причала, чтобы оттуда, «с открытого моря», оглянуться на вечерний город. С окончания причала даже вершина Митридата немного видна, всегда великолепная на рассвете и закате. И, если уж выпадает возможность, в прекрасный ясный вечер, полюбоваться лишний раз замечательным зрелищем, почему бы не уделить этому несколько минут? Пройти на конец причала и оглянуться назад…

Я делаю шаг с последней, широкой ступеньки и ощущаю, что земля уходит из-под ног. На всякий случай, быстро вернув ногу на ступеньку, я, тем не менее, чувствую довольно сильный толчок, будто началось землетрясение. Меня качнуло. Мгновенно оглядываюсь назад, через плечо, с жутким ожиданием увидеть начало катастрофы.

Доля мгновения… Осознание же увиденного определилось лишь несколько месяцев спустя. Зато — с мельчайшими деталями. И вот, я решила описать этот взгляд назад, длиною в долю мгновения.

Любой керчанин без малейшего труда узнает место, где меня настиг толчок: нижняя ступенька набережной, в полуметре от парапета-скамьи.

Я ощутила себя стоящей на чём-то плавучем. Поскольку смотрела на берег, то не видела, на чём стою, лишь ощущала качку от волн. Периферийным зрением угадывала на себе длинный тяжёлый шерстяной тёмно-синий плащ, край которого в виде капюшона наброшен на голову. Я стояла на самом краю непонятного плавсредства, брызги волн падали мне на край одежды и долетали до лица. Из тёплого ясного вечера начала сентября, я внезапно оказалась в пасмурном, как бы не конца ноября.

Я смотрела на берег. Суровый, неприступный берег, на котором, под низко бегущими сизыми тучами, мрачно возвышалась гора, почти вся состоящая из беспорядочного нагромождения громадных и поменьше валунов. Пространство меж валунами было заполнено сероватой почвой, поросшей (даже издали ощущалось) жёсткой, такой же сероватой, травой. Тяжёлые волны разбивались о подножие горы, прежде ещё пройдя многометровый каменный шельф, больше похожий на рифовый барьер, пенясь на нём и закручиваясь бурунами и воронками. Пристать к этому берегу было абсолютно невозможно. А и пристанешь (была бы погода спокойной) — вся гора опоясана, поднимающейся прямо от кромки прибоя, высокой, в три человеческих роста, стеной. Стена сложена из больших и малых валунов, без видимых следов обработки и практически без всякого скрепления: в пазах виднеется земля, торчат пучки всё той же сероватой, жёсткой травы. Гора очень крутая. Поэтому, непомерно высокая со стороны моря, стена не особо укрывает от взгляда множество строений на склоне. Мои губы иронически кривятся. Строения, как и стена, сооружены из необработанных глыб, скреплённых землёй. Неправильной округлой формы, будто десятки гигантских чёрных бородавчатых жаб сидят на склоне, глядя ещё более чёрными оками входных проёмов на море, на меня. Проёмы эти завешены изнутри шкурами (разобрать чьими — трудно, но мелькнула бурая медвежья, серая с рыжиной волчья).

От ближайшей хижины, к стене бежит человек, держа на отлёте, в левой руке, неуклюжее копьё. За спиной у него виднеется лук и оперения пучка стрел, неожиданно снежно-белые, на общем сизо-серо-чёрном фоне. Мужчина лет тридцати, округлое лицо его обрамлено не слишком длинной кудрявой каштаново-русой бородой. На голове нечто вроде кожаного шлема с «ушами», из-под которых выбиваются длинные, до плеч, волосы, в тон бороды, такие же кудрявые. Одет мужчина в куртку из шкуры, которая явно не сшита, а сооружена, полы её туго прихвачены на талии широким кожаным поясом, который, в свою очередь, завязан тонкими полосками кожи, обёрнутыми поверх него, несколько раз вокруг талии. Полы куртки доходят до середины бедра, руки остаются оголёнными немного выше локтя, по плечам прикрытые свисающими концами шкуры. К поясу приторочено какое-то оружие — то ли булава, то ли топор, на короткой рукояти, явно тяжёлое. Ступни и до середины голеней ног обёрнуты шкурами, закреплёнными, как и пояс, многажды перекрещивающимися узкими полосками кожи. Мужчина бежит к стене и что-то кричит. Это не радость и не страх. Не удивление и не угроза. Да и копьё он держит не угрожающе. Я же, на своём плавсердстве, едва заметно вздёргиваю бровь — не то что удивляясь, но явно не ожидая увидеть увиденное. Неясным осталось: приплыла я или отплывала.

Как и полагается, через этот «миг мига», пространства видения и реальности, чуть всколыхнувшись, восстановили равновесие. Я, вновь покачнувшись, опять обрела под ногами почву, точнее, бетон ступеньки. Здания за спиной оказались на своих местах незыблемо и непоколебимо. И Митридат на фоне заката я всё же посмотрела с конца причала. Вот только ноги ниже колен почему-то некоторое время хранили ощущение прилипающей тяжёлой влажной ткани.

А когда поднялся бум с установлением Дня города, я молча усмехалась провозглашённому его возрасту. Когда же услышала от кого-то прямое: «Да ведь, по известным данным археологов, городу не меньше трёх тысяч лет!» — ответила: «Больше. Своими глазами видела».

В тот миг мига взгляда назад. Через тысячелетия.