Счастливый русский стих. Поэты «Седьмого неба»

Татьяна Перминова

В стихах поэтов «Седьмого неба» – история страны, ее минувший век, глубь и дали времени и ее современность. Трогательно и ярко выписаны картинки и образы Родины, переданные со светлым эмоциональным накалом и глубокой чистой романтичностью, представляющей Россию как сказочностью страну. Тема преемственности, тема благодарной памяти, воспоминаний, неотъемлемой связи человека с прошлым страны, историческим и культурным, красной нитью проходит через все радужное полотно стихов.

Галёв Юрий

…то, что я пишу, вызвано, с одной стороны, чувством отторжения не всегда понятной для меня реальности, а с другой — желанием соприкоснуться с чем-то иллюзорным, но по-человечески добрым и понятным.

Фаталист

От сальных свечей разливается свет,

Дрожит неуверенным блеском.

А Вулич подносит к виску пистолет,

С судьбою играет дерзко.

Не тени обмана, сомнений в том нет,

Чтоб спор разрешить, все готово.

И Вулич подносит к виску пистолет —

Судьбе здесь последнее слово.

Подкинутый туз над зеленым сукном

Трепещет червовым сердечком.

А Вулич уж щелкнул кремневым замком,

Нажал на курок… Осечка.

Но где-то в ночи уже бродит казак,

И бродит вино в его жилах.

И уж отвести смертоносный тесак

Никто из живых не в силах.

Кому суждено умереть от тоски —

От радости дух не испустит,

И если дано тебе мост перейти,

Доска под ногой не хрустнет.

* * *

Если б был я живописцем

Я бы в руки кисти взял.

И палитрой нежных бликов

Свежесть утра б написал.

Чтоб взглянувший на картину

Стал той свежести подстать,

Жизни б ощутил причину,

Как большую благодать.

Если б зодчим я родился,

Я б тогда построил храм,

Где б без страха мог молиться

Всяк народ своим богам;

Где б не числились в любимцах

Ни эллин, ни иудей,

Где забыли б о границах,

О различьи алтарей.

Если б был я краснобаем,

Я б людей мог убедить

Не искать чужого рая,

А в себе его творить.

Ветеран

В окошко стук. Вопрос в три слова:

— Кого в потемках принесло?

Ворчанье, лязг дверных засовов,

В лицо пахнувшее тепло.

В дверном проеме мрак кромешный,

И лишь фигура старика:

— Ты чей, малец? Вроде, нездешний, —

Он гостем раздражен слегка.

Малец смущен, бурчит без склада:

Заданье, мол, военрука.

Анкету вот заполнить надо

На Вас, как на фронтовика.

— Ну, что ж, входи, коли не шутишь.

Эй, Марья, где мой мемуар?

В комоде посмотри получше.

Про фронт пришел узнать школяр.

И пожелтевшая тетрадка

Легла на выскобленный стол,

В ней путь солдата, по порядку,

Расписан, будто протокол.

Без лирики: когда призвался,

В какую часть зачислен был,

Как под Смоленском оказался,

Как немец в первый раз бомбил.

Потом нелепость окруженья, —

Где в радость пшенный концентрат,

В предплечье легкое раненье,

Пропахший йодом медсанбат.

Потом два слова о наградах

Смущенно что-то проворчал,

Крепчайшим пыхнул самосадом

И как-то сразу замолчал.

Школяр помял в руках анкету,

Он с нею справился вполне.

И вдруг спросил, как по секрету:

— А страшно было на войне?

Старик, цигару добивая,

Задумчиво прищурил глаз,

Закрыл тетрадку и, вставая,

Повел другой уже рассказ:

— Там, когда враг невидим, страшно,

Что ты в прицеле у него.

Когда в жестокой рукопашной

Судьба решает — кто кого.

Когда на ровном чистом поле

От «мейсеров» спасенья нет,

А жить так хочется — до боли,

Тем более-то в двадцать лет.

Старик ушел в воспоминанья,

Ладонью воздух рассекал.

И кровь, и ярость, и страданья

Как будто вновь переживал.

Жена неласково вмешалась,

Шуруя в печке кочергой:

— Охолони ты, старый, малость,

Парнишке уж пора домой.

Ушел школяр, и ночь покрыла

Избу с жестяною звездой.

Он думал:

— С кем же это было?

Со стариком или со мной?

С ним. Прочь игру воображенья,

Ведь это ж — он, не я, солдат.

Но почему его раненья

В моей душе сейчас болят?..

Мое Приобье

Зарумянились дали зарей предрассветной,

Словно призрак ночной, растворился туман.

И росистые травы сибирского лета

Растеклись ароматом изумрудных полян.

Это утро встает на приобских просторах,

Это солнце восходит над Сибирской землей.

И в сосново-березовых дивных уборах

Наливается светом новый день молодой.

Здесь не плещутся краски шумливого юга,

Суеты не приемлет величавая ширь.

От алтайских хребтов до полярного круга

Ты раскинулась гордо, земля-богатырь.

Здесь Ермак Тимофеич гулял со дружиной,

Здесь иртышские воды его струги несли.

Здесь дремучей тайгою, тропою лосиной

Варнаки-бедолаги в неизвестность брели.

Я пройду эти дали от зари до заката,

Исповедуюсь кротко и траве, и воде.

Они исповедь примут, назовут меня братом

И уже никогда не оставят в беде.

Утомившись, присяду у костра над рекою,

Засмотрюсь на багрянец уходящего дня.

Может быть, этой тихой вечерней порою

Сказки старого Тыма оживут для меня.

Их расскажет Синильга — колдунья лесная,

Поведет в заповедные чащи свои,

Где таежные тайны дремлют, тихо вздыхая,

Где поют свои песни голубые ручьи.

Мое село

Там, где заря целуется с росою,

Там, где над речкой стелется туман,

Стоит две сотни лет село родное,

Березовый раскинув сарафан.

Там отзвучали праздниками детства

Года, прожитые беспечно, налегке,

И юность, как от всех напастей средство,

Осталась там — в далеком далеке.

Село, где мы любили пацанами

На танцы в клуб обшарпанный ходить.

Безмерно расклешенными штанами

Девчонок местных наповал разить.

Ах, как тогда мы повзрослеть спешили,

Учились на жаргоне говорить,

Костюмы на заказ по моде шили

И пробовали втихаря курить.

Недуги юности своей мы одолели

Пророкам доморощенным назло.

Остепенились как-то вдруг и повзрослели,

Что было с нами, то быльем уж поросло.

Теперь на улицах знакомых, деревенских,

Другая колобродит молодежь —

В кожанках, джинсах, майках суперменских,

Давно из моды вышли брюки клеш.

Но ни к чему нам о былом стенанья.

Другое время, значит, и другой кураж,

Он не взорвет основы мирозданья,

Ведь преходяща всяческая блажь.

Останется село. Оно всему начало.

Его мне в сердце суждено всю жизнь нести.

А что бываю в нем так редко и так мало,

За то прости, село родимое, прости…

* * *

Вы видели ль когда-нибудь глаза

Людей, пронесших долгой жизни бремя?

Не с них ли писаны святые образа,

Что смотрят через призрачное время?

Слезу вы видели ль когда-нибудь,

Набухшую без видимой причины?

И только вздох: «О боже, милостив к нам будь»

Прогонит прочь незваную слезину.

А взгляд мутится в сеточках морщин,

Но есть еще у них такая малость,

Как память, память сердца и души —

Вот — то, что в жизни им еще осталось.

Из окон коммуналок, на закат

Сквозь пелену своих воспоминаний

Они с прищуром пристально глядят,

Грустя о неисполненных желаньях.

Погаснет солнце, ночь бессонна и длинна,

Не скоро новый день еще настанет,

А в лунном свете одиноко у окна

Останется грустить цветок герани.

Женщине

Из допотопного разлада и хаоса

Возник когда-то мир, прекрасный как цветок.

Труднее не было с тех пор вопроса:

Кто мирозданью дал живительный глоток?

Кто напоил хаос животворящей влагой?

Кто сотворил в гармонии любовь?

Великое, космическое благо,

Священное, как жертвенная кровь.

Ни Демиург, ни абсолютная идея,

Всему причиной здесь иное божество.

Ищите женщину, которой нет мудрее,

Нет терпеливей во Вселенной никого.

Через века, от самого начала,

Через великое количество судеб

Она прошла походкой величавой,

Давая миру кров, тепло и хлеб.

Она при всем, даже когда уходит,

Ее присутствия не видит лишь слепец.

И если человек — венец природе,

То человечеству все ж женщина венец.

Песня О Татарском районе

В бескрайних просторах Барабинской степи,

Где в воздухе слышится трав перезвон,

Раскинулся ставший родимым навеки

Трудяга Татарский район.

Припев:

Вокруг поля да колки,

Да ширь со всех сторон,

Знакомые проселки —

Татарский район.

Под небом сибирским, под солнцем высоким

Кружится твоих деревень хоровод.

Здесь судеб начало, здесь жизни истоки,

Здесь дух богатырский живет.

Припев.

Люблю прокатиться по пыльным дорогам

В горячую пору осенней страды,

Колосья пшеницы руками потрогать,

Прилечь у пахучей скирды.

Припев.

И в ласковой сини томящего лета,

И в дымке заснеженного февраля

Сердцами людей ты всегда обогрета,

Моя дорогая земля.

Припев.

Слышишь, родина детства

(предполагаемая песня)

Слышишь, родина детства,

Слышишь, отчий мой край,

Мне судьба издалека

протрубила тревогу.

Повенчай меня, родина,

отчий край, повенчай,

Мне сегодня пора

собираться в дорогу.

Повенчай меня с далью

небес голубых,

С деревенской избой,

что меня согревала.

Здесь житейскую мудрость

я впервые постиг,

Здесь впервые весна мне

заснуть не давала.

Повенчай меня с ветром,

с тихой вешней зарей.

Повенчай, нет желанья

сильнее, ей Богу,

С той дорогой, что нынче

позовет за собой,

С той, что вновь приведет

к дорогому порогу.

Пусть в душе не погаснет

милой родины свет,

Сколь была бы недолгою

наша разлука.

И за тысячу верст,

в бездне прожитых лет

Я твой зов различу

среди множества звуков.

Песня студентов — практикантов

Лишь только весеннее солнце пригреет,

Сверкая как новенький медный пятак,

Над лагерем нашим вновь гордо зареет

Веселой республики ИЛовский флаг.

Припев:

Инструктивный лагерь,

Как любимый шлягер,

Долго будет в сердце музыкой звучать.

Пронесутся даты,

Новые ребята

Лучшие традиции будут продолжать.

Усталость и грусть здесь не могут прижиться,

Стеснительность ложную гоним мы прочь,

Вот если б могло это все повториться

Или хотя б отодвинулась ночь.

Припев.

Мы всеми здесь были, мы всеми здесь будем,

Артисты, спортсмены в едином лице,

Мы самое сонное царство разбудим

И, может, взгрустнем о прошедшем в конце.

Припев.

Когда приходят весны

Как часто мы с годами теряем к жизни вкус.

Тогда нам остается лишь старых правил груз.

Становимся несносны от будничных забот.

Но к нам приходят весны в потоках шалых вод.

И будто бы впервые переживаем вновь

Броженья чувств стихию, как первую любовь.

Из юности далекой, из первой той весны

С греховной подоплекой к нам те приходят сны,

Которых невозможно, проснувшись, объяснить,

Но от которых хочется на всю катушку жить.

Любить с былым азартом, условности поправ,

Упиться ароматом хмельных весенних трав.

Когда приходят весны, унынье сокрушив,

Все женщины становятся опасно хороши.

Настойчиво стучится в ребро лукавый бес,

Во грех ввести стремится седеющих повес.

Когда приходят весны, унынье сокрушив,

Все женщины становятся опасно хороши.

Колокольные звоны России

(предполагаемая песня)

Покрывая российские версты,

По дорогам, распятым в пыли,

Позади оставляя погосты,

Богомольцы блаженные шли.

Им певучие звонницы были,

Как спасительные маяки,

Они свет и надежду дарили

Всем невзгодам земным вопреки.

Припев:

Колокольные звоны России,

То грохочут басами густыми,

То, резвясь, тенорами поют,

То вступают в шальной перегуд.

Колокольные звоны России,

Ты о тайнах души расспроси их,

О превратностях в русской судьбе,

И они все расскажут тебе.

Когда грозы бедой наливались,

И пылал от пожаров закат,

Звонари по церквам собирались,

Грозно били в призывный набат.

Этой музыкой медноголосой

Всякий праздник бывал освящен,

Согревал даже сирых и босых

Колокольный малиновый звон.

Припев.

Мартовская метель

Не долго уж ждать ледохода,

И грузно осели снега,

Но в споре неправом с природой

Вдруг разыгралась пурга.

Мартовская метель —

стылой поры развязка.

Мартовская метель —

зимы запоздалая сказка,

Рассказанная с утра

под звуки весенней капели.

Не зимний совсем аромат

у мартовских липких метелей.

Буйствуют вихри лихие,

Вешней поры им не жаль.

Видно, для этой стихии

Короток месяц февраль.

Мартовские метели —

попутчики ранней весны.

В мартовские метели

летние видятся сны.

В снах этих бешено кружит

радуг цветных карусель,

Значит, уж скоро завьюжит

белых черемух метель.

О смысле жизни

В чем смысл жизни человека на земле?

Философы, довольно умных споров!

И так нагородили вы вполне

Концептуальных всяческих заборов.

Заумных откровений все мы ждем.

Все посетить мечтаем мудрости обитель…

Вот что поведал в сочинении своем

Вихрастый лет двенадцати мыслитель.

«Жизнь человеку на земле не зря дана»,

Представим, сгинуло б людское племя,

Пришла б тогда коровам всем хана,

Кто б их доил в назначенное время?

Кто б их поутру в стадо выгонял,

Привез бы сено с заливных покосов?

Кто б веткой мух бесстыжих отгонял,

И прочих обнаглевших кровососов.

Коровы что? Возьмем хоть петуха, —

Будильник совершеннейший от века.

А как вкусны с лапшою потроха…

Конец ознакомительного фрагмента.