Готическая коллекция

Татьяна Степанова, 2003

Странный отпуск получился у сотрудницы пресс-центра УВД Кати Петровской. Вместе с мужем Вадимом Кравченко и их другом Сергеем Мещерским они приехали на прибалтийский курорт и в первый же день стали свидетелями свирепого и загадочного убийства. Этим дело не ограничилось – через несколько дней нашли мертвой девочку-подростка. Как выяснила Катя, такие «происшествия» с юными девушками здесь не в новинку. Но убийца, словно призрак, не оставляет никаких улик. А тут еще местные легенды о Водяном, мстящем людям, его мокрые следы регулярно обнаруживают на полу церкви. Сразу трое – Катя, Мещерский и местная жительница Марта вычислили убийцу. Только Мещерский в момент озарения был на рыбалке в море, а Катя и Марта оказались лицом к лицу с обезумевшим маньяком…

Глава 9

СЕЛЬСКАЯ САМОДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

Перед тем как увезти Чайкина в морг, Катюшин о чем-то разговаривал с Юлией Медовниковой. Они беседовали у стойки бара, и нарушить их трогательный междусобойчик Катя не решилась, хотя… Судя по быстрым взглядам, которые бросала Медовникова в окно на курившего возле мотоцикла Чайкина, разговор шел о нем. И это было странно, ведь Юлия явно видела его впервые, он был чужаком в поселке. А потом Катюшин со свидетелем уехали. Юлия сразу же заторопилась наверх убирать номера, и Катя от нечего делать решила прогуляться по поселку. На этот раз не бегом, а медленно и с праздным любопытством, как и положено приезжим отдыхающим. Но тут вернулись Кравченко и Мещерский, вроде бы на первый взгляд вполне удовлетворенные и морской прогулкой, и лодкой. Тут же возникли шум, гам, суета, суды-пересуды. Решено было ехать рыбачить прямо завтра на рассвете. Тут же потребовалось срочно проверять спиннинги, лески и прочие причудливые удочки. Катя с полчаса терпеливо присутствовала при всем этом рыбацком балагане, наблюдая за счастливыми, довольными и, как ей казалось, младенчески-трогательными лицами мужа и его закадычного товарища. Потом терпение ее лопнуло, она позаимствовала из холла гостиницы складной шезлонг и отправилась по берегу от места вчерашней трагедии. И отлично позагорала.

Честно признаться, сначала на пустынном пляже ей было как-то не по себе. Она то и дело смотрела по сторонам, вздрагивала и зорко вглядывалась в дюны — не крадется ли и к ней какой-нибудь здешний псих с кухонным ножом? Но солнце припекало все жарче и жарче, и на берег сползались отдыхающие. Их оказалось в Морском не так уж и мало, несмотря на жалобы Медовниковой на мертвый сезон. В соседстве с двумя степенными супружескими парами из Калининграда, мамашей с двумя детьми из Черняховска и стайкой местных подростков, копошившихся на солнце, точно шпроты, Катя в конце концов совершенно успокоилась. Время текло приятно и неторопливо, пока солнце не село в море и не наступил вечер, принеся с собой одну весьма странную историю.

Как понял Сергей Мещерский, бар «Пан Спортсмен» был в Морском главным и единственным местом, где можно было тихо, культурно и без особенного напряга скоротать вечер за кружкой пива. Местные подтягивались в бар к девяти, а уже в половине десятого тесный, отделанный некрашеной сосной зальчик был полнехонек. В такие часы Илье Базису приходилось даже бросать молоток в своем гараже и приходить в бар помогать жене обслуживать клиентов.

Мещерский занял столик на троих возле маленькой эстрады, обычно пустовавшей. Но сейчас на эстраду выставили колонки, а это значило, что в «Пане Спортсмене» намечались танцы с музыкой. Вечер был субботний, теплый, погожий, вполне пригодный для сельской дискотеки. Соседние сдвинутые столы оккупировала большая шумная мужская компания. Оказалось — таможенники, приехавшие из Калининграда в Морское порыбачить на выходные. Мещерский в ожидании Кравченко и Кати, которые после ужина для чего-то «на минутку» поднялись к себе, ревниво прислушивался к громогласным рыбачьим вракам таможни: кто какой улов поднял да кто какие соревнования в прошлом году выиграл. Как раз в тот момент, когда он краем уха ловил душераздирающую байку о том, как у одного из таможенников, похожего на толстого сытого кота, во время прошлогодней поездки внезапно сильно натянуло леску, блесна отцепилась и ударила, словно хлыстом, по ноге, пробив резиновый сапог, так что крючок-тройник, как акула, впился в тело на три, а то и на все пять сантиметров, в баре появился Иван Дергачев.

Днем Мещерский не видел спасенного, да, признаться, к встрече и не стремился. Сейчас он просто не знал, как себя вести с этим типом. Интересно, помнит он что-нибудь? Должен помнить, хотя пьян он, конечно, был вчера сильно…

— Привет, — Дергачев обернулся к нему от стойки, — чего будешь, пиво или, может, что покрепче?

— Спасибо, я… пиво в самый раз, спасибо, — Мещерский от неожиданности просто растерялся. Черт возьми, все он помнит. И если сейчас об этом заговорит, что ему отвечать? Как себя вести — сочувственно или как ни в чем не бывало?

Дергачев забрал со стойки две кружки пива, поданные Медовниковой, — Мещерский отметил, что он выбрал, не поскупившись, совсем не дешевый немецкий «Варштайнер», и присел к столу Мещерского.

— Будем знакомы, — сказал он, подвигая одну кружку Мещерскому, — Иван.

— Сергей, — ответил Мещерский, — очень приятно.

— Из Москвы сам?

— Да, отдохнуть приехал на пару недель с друзьями, порыбачить. В отпуск.

— Линк мне сказал, что это тебя я должен благодарить. Тебя, этого длинного твоего приятеля и его жену. Ну, что… сняли меня оттуда.

— Мы просто… Иван, может, не будем об этом, а? — взмолился Мещерский. — Все, точка. Тебе самому не надо это вспоминать, не надо об этом думать, зацикливаться на этом. Это ведь была слабость, правда? Глупость. Ты выпил, потерял контроль и… — Мещерский перехватил взгляд Дергачева. Тот смотрел мимо и, казалось, ничего уже не слушал. А в дверях «Пана Спортсмена» (а именно туда был устремлен враз изменившийся взгляд спасенного) стояла та самая блондинка по имени Марта — в белых изящных брючках в обтяжку и голубой кофточке, так соблазнительно и сексуально открывавшей ее загорелый живот. Блондиночка тряхнула волосами, поднялась на цыпочки и помахала Юлии, хлопотавшей за стойкой, словно говоря: а вот и я, оглядела зал, увидела Дергачева и… отвернулась.

Прошла к стойке, бочком пробираясь между столиками. Что-то тихо спросила у Юлии. На Дергачева, просто пожиравшего ее глазами, она не обращала внимания. Как на пустое место.

Дергачев отодвинул кружку с нетронутым «Варштайнером», намеренно сильно двинул стулом и встал. «Ну вот, — подумал Мещерский, — вот опять начинается. Базис-то что-то плел, вроде она чья-то там невеста…» И в этот момент в бар вошли Катя и Кравченко, увидели Мещерского и бодро взяли курс на его столик. Мещерский не знал, куда смотреть — на спасенного, на улыбающуюся Катю, на эту блондинку у стойки, на Юлию Медовникову, которая надела, наверное по случаю субботних танцев, чрезвычайно короткое и чрезвычайно эффектное красное платье.

Дергачев подошел к стойке. Они с Мартой стояли рядом, почти касаясь друг друга, но делали вид, что на тысячи километров вокруг них — пустыня и тундра. По крайней мере, такой вид был у Марты. Она по-прежнему продолжала о чем-то шептаться с Юлией. Дергачев кашлянул, потоптался, снова кашлянул и тоже громко сказал что-то Юлии. Мещерский завороженно следил за этой сценой. Медовникова тревожно посмотрела на Марту, потом с досадой на Дергачева и покачала головой, видимо, отказывая ему в чем-то. Но он настаивал. Марта по-прежнему холодно и упорно его игнорировала. А вот Юлия уступила, вышла из-за стойки и куда-то скрылась.

— Сережа, да что с тобой? Ты спишь или завтрашней рыбалкой грезишь?

Мещерский очнулся: Катя, оказывается, уже сидела напротив. И капризно требовала внимания. Кравченко пробирался к стойке за пивом.

— Катя, посмотри на ту парочку у стойки, — тихо сказал Мещерский.

— На нашего вчерашнего полоумного и девицу? А что? — живо отреагировала Катя.

— Так. Мне кажется, там происходит что-то занятное.

— Что? — насторожилась Катя. — Ты надеешься, он снова выпрыгнет из окна? Тут первый этаж.

— Мне кажется, они…

За стойку вернулась Юлия. Левой рукой она взяла у ожидавшего ее Кравченко деньги за пиво, правой протянула, точнее сказать — сунула, Дергачеву гитару. Мещерский разочаровался жестоко и сразу. Ну что за ерунда? При чем здесь какой-то музыкальный инструмент? Что он, серенаду, что ли, намерен затянуть этой гордячке? Юлия, что-то щебеча и улыбаясь, налила Кравченко три кружки пива, а потом снова обратилась к Марте и пододвинула ей телефон. Та что-то сказала, и Юлия сама взялась за трубку. А Дергачев с гитарой в руках легко, точно мартовский кот через забор, запрыгнул на эстраду. Посетители бара тут же оживились, обрадовались. Видно, наступил час местной самодеятельности. Послышались свистки, хлопки, и чей-то довольный бас из угла громко поощрил: «Иван, давай!»

И в этот момент в бар зашел еще один посетитель, которого Мещерский узнал не сразу, а вспомнил лишь тогда, когда этот крепкий высокий и осанистый мужчина протолкался к стойке и по-хозяйски положил на плечо Марте руку. Марта вздрогнула, оглянулась и сразу же нежно, радостно заулыбалась. Мужчина наклонился и поцеловал ее в щеку. Юлия сразу же приветливо и даже немножко заискивающе закивала гостю и одновременно что-то тихо и быстро затараторила в трубку, то и дело поглядывая на Марту и ее спутника.

Мещерский тут же вспомнил, что это и есть жених, которого Базис именовал Григорием Петровичем, а еще, почтительно и подобострастно, хозяином.

Дергачев на эстраде тренькал струнами, настраивая гитару, а сам мрачно и неотрывно созерцал пару за стойкой. Вид его Мещерскому крайне не нравился. С таким лицом обычно готовят себя если не к суициду, то уж к крупной потасовке с битьем окон и швырянием стульев непременно. Однако пока Дергачев ограничился тем, что взял на гитаре несколько минорных аккордов, пробуя басы. Снова послышался одобрительный свист и хлопки. Юлия в это время протянула телефонную трубку Марте. И тут Мещерский не выдержал. Пулей выскочил из-за стола и под удивленным взглядом Кати устремился к стойке подслушивать, едва не сбив с ног Кравченко, идущего с пивом в руках.

— Куда это он? — спросил тот у Кати, усаживаясь. Та пожала плечами, невозмутимо заметив что-то про броуновское движение. Позже Мещерский сам себе не мог объяснить, что именно заставило его сорваться с места. Было ли то простое любопытство: о чем говорят молодые красивые женщины и кому звонят вечером из бара? Или это было что-то еще, смутно-инстинктивное, подспудное?

— Клим, я же тебе говорю: она приехала одна. Вот и Гриша тебе подтвердит, — услышал он голос Марты, — а номер просила заказать на двоих. Она потому и ехала сюда, что их здесь никто не знает. Они собирались пробыть здесь все выходные.

— Песня о любви, — громко объявил Дергачев с эстрады, взял новый минорный аккорд и запел-захрипел под Высоцкого. Мещерский разом оглох. Марта что-то продолжала говорить по телефону, закрыв ухо ладонью. Ее жених наклонился к ней, потягивал из высокого бокала тоже совсем не дешевый нефильтрованный «Эрдингер» и слушал. Юлия Медовникова, точно породистая гончая, так вся и подалась вперед, стараясь не пропустить ни слова из того, что говорила ее приятельница. А с эстрады неслось: «Над колыбелькою склонясь, земная женщина поет: не знаю я, кто твой отец, в какой сторонке он живет. Вдруг встал в дверях на склоне дня страны неведомый жилец — не бойся, милая, меня. Я сына твоего отец».

Мещерский горько пожалел в душе, что спас этого типа, оказавшегося таким кошмарным, хрипатым и сентиментальным бардом. Только звезд сельской самодеятельности, перекладывающих на доморощенную музыку свои ночные вирши, тут не хватало! А Дергачев пел: «В погожий, ясный день я заберу его с собой. И научу в волнах нырять. И пенный побеждать прибой».

Конец ознакомительного фрагмента.