Падший ангел за левым плечом

Татьяна Степанова, 2015

Месть – блюдо холодное. И хотя в том гараже, на месте преступления все дышало яростью – ярость тоже была холодная. Убийца не проявлял ни паники, ни торопливости – он действовал. Шеф криминальной полиции области полковник Гущин уверен: смерть Полины Вавиловой связана с тем, чем занимался ее муж полковник Вавилов пять лет назад, когда служил начальником уголовного розыска в подмосковном Рождественске. В то время Вавилов вел три громких дела. Только какое из них дало о себе знать сейчас? Катя Петровская, капитан полиции, сотрудница Пресс-службы ГУВД Московской области недоумевала: зачем снова разбираться в этих старых несвязанных друг с другом историях?.. Тогда еще никто и предположить не мог, какой неожиданный оборот примет расследование убийства юной жены полковника Вавилова…

Глава 4

Грибов

Когда Алексей Грибов — менеджер фольклорного ансамбля «Гармонь и балалайка» — вошел в спальню Леокадии Пыжовой, та удивленно подняла тоненькие, как ниточка, выщипанные брови.

Леокадия Пыжова — шестидесятипятилетняя хозяйка и солистка фольклорного ансамбля — отдыхала в своей огромной, как футбольное поле, постели после субботнего визита к косметологу и массажисту.

— Ты где это пропадал целый день? — спросила она недовольно. — Я тебе звонила, ты не отвечал.

— Я в Ногинск ездил, смотрел концертную площадку, — ответил Алексей Грибов.

— Так Ногинск что, тайга? Связь, что ли, мобильная не работает там?

— Я потом в шиномонтаж еще заскочил.

— Ох, крутишь ты что-то, милый. — Леокадия Пыжова погрозила наманикюренным пальчиком. — Разлюбил, что ли?

У них была связь и длилась она вот уже год. Двадцатишестилетний Алексей Грибов почти каждую ночь проводил тут, в этой спальне. Леокадия Пыжова платила ему зарплату из своего кармана и старалась получить максимум удовольствия.

— Ты мое сокровище, — ответил Алексей, — я по тебе скучал весь день.

— Так прыгай сюда. — Пыжова царским жестом откинула покрывало.

Она была абсолютно голой, тело лоснилось от крема. Алексей начал послушно раздеваться, стараясь не глядеть на обвислые груди и дряблый живот своей любовницы-хозяйки.

Фольклорный ансамбль «Гармонь и балалайка» переживал кризис. Столичный зритель воротил от шоу нос. Выручали гастроли по периферии, в основном по малым городам. Да разные профессиональные праздники типа Дня железнодорожника и Дня чекиста. Леокадию Пыжову по старой памяти приглашали на ведомственные концерты. И сидевшие в зале скрепя сердце терпели весь этот залихватский фольклор с гиком и присвистом, с треньканьем балалаек и с эффектным появлением на сцене самой Леокадии: она выплывала павой под россыпь гармоний — старое чучело с фальшивыми золотыми косами и в расшитом аляпистой тесьмой и пайетками сарафане. «Лапти, ох, лапти, ох, лаптииииии моиииииии!» — выдавала она визгливо и начинала тяжеловесно плясать, махая платочком и топоча алым сапожком, улыбаясь хмурому залу и игриво подмигивая.

Леокадия Пыжова помнила о своей бурной юности и брала себе только молодых любовников из числа танцоров и менеджеров ансамбля.

«Мои поррррррррррродистые жеррррррррребчики» — называла она их.

В «жеребчиках» Алексей Грибов ходил уже год.

— Манкировать мной стал. — Леокадия потянула его к себе в постель за брючный ремень.

— Я сейчас разденусь.

— Сначала мой сок мне подай. — Она указала на столик у кресла, где стоял хрустальный графин с коньяком.

Алексей Грибов налил коньяк в хрустальную рюмку.

— А себе?

Он налил в рюмку и себе.

— За любовь, сладенький, — провозгласила Леокадия и хлопнула коньяк одним махом.

Пьянела она быстро. Но признаки опьянения проявлялись лишь в бледности морщинистого ее лица, которому уже мало помогали косметические процедуры и сценический грим.

— Нос воротишь от меня, сладенький. — Она снова погрозила Грибову пальчиком. — Все адвокатом себя мнишь, все о прошлом думаешь. А кто ты такой сейчас? Никто. Ноль. Выперли тебя отовсюду. А я вот взяла тебя в шоу, бабки тебе плачу из своего кармана. Папашка-то кто твой был? Прокурор? Так посадили его. Наследственность — тяжелая, Лешенька… Папашка-то в тюрьме. Так что нечем гордиться-то. Нечего нос от людей, которые к тебе всем сердцем, воротить.

— Да что ты в самом деле? Я же по твоим делам ездил, насчет концерта хотел договориться.

— Весь день пропадал. На звонки не отвечал. — Леокадия сверлила его взглядом. — И чего концерт?

— Ничего. У них там все закрыто оказалось. Офис закрыт.

— Врешь ты мне все. — Леокадия хмыкнула. — Ну да сердце-то у меня доброе, проверять не стану. Ложись, что ли.

Алексей Грибов послушно лег в постель рядом с ней. Она тут же жарко его обняла и, дыша коньяком в лицо, начала ласкать, возбуждать.

Они возились в постели. Потом Леокадия разочарованно отпихнула его от себя.

— Чего ты как ледышка-то?

— Я просто устал. — Алексей Грибов закрыл глаза.

— С чегой-то ты устал? Уж я и так стараюсь, и этак. А ты как мертвый.

— Подожди немного.

— А чего ждать-годить? Само встанет, что ли? — Леокадия села в подушках. — Целый день где-то шатался. Сейчас кабачок вялый.

Алексей Грибов повернулся на бок.

— Лешенька, я ведь и рассердиться могу, — елейным зловещим тоном пообещала Леокадия.

Тогда он обернулся к ней. Улыбнулся натянуто и покорно.

— Ты потрясающая женщина, — сказал он, — я весь твой. Я просто устал немножко. Дорога скверная — сплошные пробки.

Леокадия снова сунула руку под одеяло.

— Ну вот уже лучше, процесс пошел. — Она протянула вторую руку и взяла Алексея Грибова за подбородок. — Адвокатик ты мой неудавшийся. По нынешним-то временам кому ты нужен? Никому, кроме меня. Ты это цени, Лешенька.

— Я ценю.

— И все же, где тебя носило сегодня?

Алексей Грибов приподнялся и сграбастал ее в объятия, заглушая все эти ненужные любопытные, ревнивые вопросы поцелуем в старческие, пахнущие коньяком и помадой губы.