Прощай, Византия

Татьяна Степанова

Рок преследует многочисленное семейство Абакановых – из нескольких братьев и сестер трое уже убиты. Убиты жестоко и неожиданно. И, похоже, дело этим не кончится. За что такая кара почтенной и с виду благополучной семье? Все они – потомки зловеще легендарного генерала Абаканова, «сталинского сатрапа», отправившего в ГУЛАГ сотни и сотни людей. Неужели это запоздалая месть генералу? Начальник отдела убийств Никита Колосов убежден в этом. А Катю Петровскую, сотрудницу пресс-центра, мучают неясные сомнения. И причина вроде бы пустяковая – древняя византийская монета, обнаруженная на месте одного из преступлений. Кате все время кажется, что в ее тусклом золотом свете внезапно блеснет истина…

Глава 4

«ШКОДА» В КЮВЕТЕ

Для начальника отдела убийств московского областного ГУВД майора милиции Никиты Колосова вся эта история началась намного раньше. Звонок Кате был следствием целой цепи событий, начало которым положила та ночь на Кукушкинском шоссе. 10 ноября — День милиции, единственный праздник, который Никита Колосов отмечал наряду с Новым годом и Днем Победы, — начался как самые обычные рабочие будни, но продолжился несколько лучше: после обеда Колосов махнул в тир, потренировался в стрельбе, позанимался в спортзале на силовых тренажерах, поплавал в бассейне.

Объявился старинный кореш Николай Свидерко, хлебосольно, лукаво начал соблазнять выпивоном, зазывая к себе в гости вечером. После развода он опять женился — на этот раз не на молоденькой свистушке-студентке, а на даме гораздо старше себя, деловой, хваткой, с квартирой и сыном-подростком.

Потом позвонила секретарша шефа Наташа и вкрадчиво сообщила, что у нее, мол, случайно оказалось два билета на праздничный концерт в министерстве. Пристальное внимание к своей персоне с ее стороны Колосов ощущал уже давно, билеты были явно предлогом познакомиться поближе. Но на концерты с попсой, даже посвященные Дню милиции, Колосов не ходил. А Наташа ему совсем не нравилась. Ну что тут поделаешь? Не нравилась. Поэтому, закупив по пути в супермаркете все, что надо к праздничному столу, он двинул в гости к другу Коле Свидерко любоваться на его новое семейное гнездо.

К одиннадцати вечера они с другом были уже хороши. Колосов, щурясь от сигаретного дыма, взял гитару. Жена Свидерко сидела напротив, слушала, вздыхала. Женщина она была симпатичная, сдобная.

— Голос у вас, Никита, неважный. Курите все небось, вон как мой. — Она как пацана потрепала Николая по стриженому затылку. — А поете ничего, с душой. Ну-ка давайте еще про клен ты мой опавший. Или из Высоцкого чего-нибудь.

На певческой ноте и застал Колосова срочный вызов дежурного по главку. Ехать предстояло прилично — в район железнодорожной станции Редниково, на какое-то там Кукушкинское шоссе.

— Давай я с тобой, Никита, а? — предложил Свидерко.

Человек он был опытный, в оперативном поиске не собаку — слона, наверное, съел, и сейчас, спустя неделю после происшествия, Никита Колосов даже жалел, что отказался от его предложения тогда — решил не нарушать его отдых, его праздник, его силы, которые ей-ей потребовались бы другу Коляну, чтобы достойно закончить этот вечер и поднять свой мужской рейтинг в глазах новой жены.

Позже, спустя неделю, Колосову казалось, что, если бы Свидерко в ту ночь поехал вместе с ним, и увидел бы все это своими глазами, и помог бы своим опытом и советом, все было бы не так, как сейчас. И даже нынешнее присутствие Ануфриева — того, кто сидел сейчас за стеной в соседнем кабинете и без устали названивал по телефонам, раздавая налево и направо ЦУ, можно было бы переносить с большей выдержкой и стойкостью.

На месте происшествия тогда ночью Ануфриева не было. Да и что бы он стал там делать? Нет, он появился позже, как только наверх просочилась информация о личности жертвы. Появился как бы из ниоткуда. Колосов, например, впервые встретился с ним в кабинете у шефа. Шеф — человек уже пожилой, много чего повидавший в жизни, — выглядел смущенным. Казалось, он тушевался перед этой серенькой, совершенно непрезентабельной с виду фигурой по фамилии Ануфриев.

В ту ночь, честно признаться, Никита ехал на место происшествия в этаком приподнятом, благодушном настроении. И досада, что вот, мол, де, вырвали его, как овощ с грядки, из-за стола, не грызла, не точила. Машина была новая, недавно купленная вместо разбитой всмятку черной «девятки», хоть и подержанная здорово, зато иномарка-«бээмвуха». Двигатель на ней был мощный, скорость дай боже, по ночной-то трассе. И в результате на сердце было тепло. Ну, убийство или чего там, ну сейчас разберемся на месте, сделаем свою работу. А завтра выходной. Между прочим, жена у Кольки — просто марципан, хоть и сорокалетка. Пошла провожать его в прихожую, сказала, дыша «Алазанской долиной»: «Ну и работа у вас. А то бы остались? Вон сколько всего на столе. А я еще пирог испекла — курник на четыре угла, как бабуля когда-то меня учила». Он ответил: «Не могу. Служба». Она засмеялась грустно, притянула пухлой рукой к себе Кольку Свидерко, чмокнула его звонко в щеку и сообщила: «А я вот настаиваю, чтобы он-то уходил от вас совсем. Ну ее к лешему, эту вашу милицию. Коммерцией вместе займемся, а то я все одна да одна».

По дороге в Редниково Колосов все пытался представить себе Коляна Свидерко в роли коммерсанта, мелкого или среднего там предпринимателя, торгующего пивом, обоями, стройматериалами, плиткой, автозапчастями, гвоздями, гайками. Картины выходили все какие-то мультяшные, потешные. Колосов улыбался: нет, дамочка хитрая, хоть вы и жена Кольки третья уж по счету, но вам крылья корешу моему не подрезать. Нет, это курицу-несушку по полету видно, а такого орла по…

Метафора не сочинилась. Колосов увидел посты оцепления — Кукушкинское шоссе в этот поздний час на время перекрыли в обе стороны, — милицейские машины с мигалками, «Скорую помощь». Он остановился, вылез, мысленно проверяя себя: сколько хмеля еще осталось, сколько выветрилось дорогой. И все вроде было, как всегда. Как обычно, на работе — даже чья-то трагическая безвременная смерть. Как вдруг…

Громкий вопль резанул уши. Колосов вздрогнул: где-то совсем рядом надсадно визжал ребенок.

— Успокойте вы его, ради бога, сестра!

— Я не могу. Он все время кричит. Я сделала ему укол успокоительного. Но он не действует.

Колосов увидел открытую дверь «Скорой» — внутри молоденькая сестра пыталась удержать на руках судорожно бьющееся в каком-то совершенно диком припадке маленькое детское тельце. Этот кричащий ребенок… Это было первое, что он увидел там, на месте. Казалось, детское горло просто не способно издавать такие звуки. И все же…

К Колосову подошли местные сотрудники розыска, начальник Редниковского ОВД. Многие были тоже спешно подняты по тревоге из-за праздничного стола. Среди них Колосов заметил высокого гаишника — тот был бледен, без фуражки.

— Ведь он второй час уже вот так воет, — говорил он одному из оперативников. — А сначала-то все смеялся. Смеялся — страшно было глядеть.

В голосе гаишника — Колосов позже узнал, что его фамилия Луков и что именно он первый сообщил в ОВД о происшествии на трассе, — было нечто такое, что заставило Колосова окончательно протрезветь.

Он оглянулся на «Скорую», оттуда по-прежнему доносился визг, наждаком царапающий нервы.

— Докладывайте ситуацию, — сказал Колосов начальнику ОВД.

Доклад был немного сбивчивым, но очень обстоятельным. Подозвали для объяснений инспектора ДПС Лукова, и он рассказал о том, как свет его карманного фонаря высветил из ночной темноты «этого вот мальчишку».

— Вы не представляете: он смеялся, все время смеялся, а сам весь кровью с ног до головы вымазан. — Голос Лукова дрогнул. — Я испугался, что он ранен, схватил его на руки, начал осматривать. Он цел-невредим, это не его кровь. Оставить я его не мог, доложил по рации в отдел, решил проверить трассу. Ведь откуда-то он взялся, не с неба же свалился! Пошел я вперед, самого его несу на руках и вон там, — он указал в темноту, скупо освещенную фарами патрульных машин, — там, за поворотом, увидел — точнее, едва не наткнулся на иномарку. Это была «Шкода Октавия». Обнаружил я ее примерно на расстоянии метров трехсот от места, где увидел на обочине дороги мальчика. Машина съехала в кювет и там застряла. Я подошел, заглянул через лобовое стекло в салон. За рулем сидела женщина. Она была мертва.

— Авария? — спросил Колосов тихо, уже зная, что услышит совсем другой ответ, иначе его, начальника «убойного» отдела, не вызвали бы сюда среди ночи в эту глухомань.

— Убийство, — ответил за Лукова начальник ОВД. — У женщины множественные раны. Смерть наступила, скорее всего, от острой кровопотери. Там уже работает наш судмедэксперт.

Даже после этой фразы, после ребенка в «Скорой» все еще вроде было, как на самом обычном рядовом месте убийства. Только вот этот жуткий визг, плач — недетский совсем, какой-то просто нечеловеческий, ни на минуту не дававший сосредоточиться на главном — на деле.

— Этот мальчик, он что, сын погибшей? — спросил он.

— Пока ничего конкретного ни о нем, ни о ней установить не удалось. У ребенка, видимо, сильное нервное потрясение. Видите сами, в каком он ужасном состоянии. — Начальник ОВД хмурился. — Да и маленький он очень. От него мы пока ничего не узнали.

— Осмотр что-то даст. Идем, взглянем. — Колосов ускорил шаг и увидел в свете фар бежевую, сильно забрызганную грязью «Шкоду Октавию». Она действительно застряла в кювете. Съехала с дороги и буквально воткнулась в обочину фарами, капотом. Подошел инспектор ДПС Луков.

— Расскажите, что вы здесь обнаружили, — попросил его Колосов. — Фары, как и сейчас, не горели?

— Правая разбита, левая не горела. Аварийка тоже.

— Но на этих моделях вроде автомат.

— Автомат можно отключить. Аварийка, когда я подошел, не мигала, — тихо ответил Луков.

— Отключить? А двери?

— Левая со стороны водителя была закрыта, но не заперта. Правая передняя распахнута настежь. Левая задняя заперта — я подергал, она не поддалась, правая была открыта, неплотно прихлопнута.

Колосов увидел судмедэксперта. Тот показывал что-то эксперту-криминалисту, вооруженному цифровой камерой. Колосов подошел к «Шкоде» и заглянул в салон. Тело все еще было там, на водительском сиденье. Все лобовое стекло изнутри было обильно забрызгано кровью. Кровавые потеки были и на боковом стекле, и на бежевых чехлах передних сидений.

Женщина лежала, завалившись на правый бок. Во всей ее позе был какой-то неестественный излом. «Для живой такая поза невозможна, — подумал Колосов, — так лежит только мертвец».

Женщина была крашеной блондинкой. Черты лица были мелкие — он не понял сначала даже, была ли она симпатичной при жизни или дурнушкой, молоденькой или не очень, — такая в этом лице была боль и мука. Одежда: потертые джинсы, розовый свитер и розовая куртка — намокла от крови.

— Семь ножевых ран — в основном в область спины, шеи, левого бедра, — сухо сообщил судмедэксперт. — Ну, давайте потихоньку осторожно извлекать, — кивнул он на труп.

Спустя два часа осмотр был закончен. Извлеченное из машины тело лежало на обочине дороги. Для него уже был приготовлен черный транспортировочный чехол.

— Причина смерти, бесспорно, ранения, несовместимые с жизнью, острая кровопотеря, — судмедэксперт говорил это Колосову и следователю прокуратуры и одновременно наговаривал для себя на диктофон информацию. — Сделаем вскрытие, посмотрим результаты.

— Удары ножом ей наносили сзади. Нападение произошло, судя по всему, в салоне машины во время движения, — сказал Колосов, — и едва не стало причиной аварии. Видимо, скорость была совсем небольшой, иначе бы машина перевернулась.

— По-вашему, в салоне находился кто-то еще, сидевший сзади? — спросил следователь прокуратуры.

Колосов в раздумье кивнул: характер ран вполне соответствует неожиданному «нападению в пути». В основном жертвами таких нападений становятся водители, занимающиеся частным извозом. Некоторых в целях грабежа и завладения машиной бьют по голове, другим набрасывают на шею удавку. А вот тут кто-то орудовал ножом, как мясник.

Только вот не похоже, что покойница вот так запросто ночью на безлюдной дороге посадила какого-то незнакомого пассажира. Ведь не таксистка же она? Нет, совсем на таксистку не тянет, одета, как кукла Барби, вся в розовое, а для извоза даже продвинутые девицы выбирают в основном кожанки-бомберы. Колосов вспомнил этикетки на одежде убитой: джинсы «Дольче и Габбана», куртка и кашемировый свитер «Эскада».

— Это ее сын? — спросил судмедэксперт, указывая на «Скорую», где медсестра продолжала возиться с ребенком. Он наконец затих. — Вроде бы они похожи.

Колосов направился к «Скорой». Оттуда не доносилось ни звука. Стараясь не шуметь, он приоткрыл дверь. Медсестра сидела на клеенчатой кушетке, держа мальчика на руках. Его голова была повернута к двери. Он уже не кричал, не визжал, не плакал. Колосов увидел крохотный крепко стиснутый кулачок, испачканный засохшей кровью.

— Давно пора увезти его отсюда, — шепнула сестра.

— Да, конечно. Но еще немного подождите, мы сейчас машину осмотрим до конца. Может, найдем что-то, что укажет нам, кто он и кто его мать, — тоже шепотом ответил Колосов. Он видел глаза мальчика — светлые, пустые, лихорадочно блестевшие, они не выражали ничего.

— Его мать? — переспросила медсестра.

— Та женщина в машине.

— Когда мы приехали сюда по вызову, — медсестра нервно сглотнула, — тут был только один ваш сотрудник, гаишник. Мальчик был у него на руках. С ним было что-то вроде истерики. Он смеялся до икоты, я никак не могла прервать этот его смех. Вообще, это было ужасно. А потом я увидела машину и ту женщину всю в крови. Я просто обмерла от страха. Ничего подобного никогда здесь у нас не случалось.

— Он точно не ранен? Вы его осмотрели?

— Конечно, осмотрела. Сразу же, хоть и трудно было — так он вырывался, бился. На нем нет ни единой царапины. Это не его кровь, а его матери.

— Скоро вы с ним поедете в больницу. Здесь в районе есть детская больница?

— Есть в Кратове, — кивнула медсестра.

К «Шкоде» вплотную подогнали милицейский «Форд», и осмотр продолжился. Искали все улики: пригодные для идентификации следы пальцев рук, собирали частицы грунта на полу в салоне, светя карманными фонарями, осматривали кровяные брызги и пятна на сиденьях, собирали волосы, волокна. На заднем сиденье царил жуткий беспорядок. Колосов обнаружил там целый ворох женских вещей — укороченную ярко-красную дубленку сорок шестого размера, явно запасные замшевые туфли-лодочки, шерстяной плед, бутылку с минеральной водой, бутылку с соком и модную дамскую сумку. Она была открыта, и содержимое ее частью валялось на сиденье, частью на полу, на резиновом коврике: связка ключей с брелоком, яркая помада, тушь, пудреница и портмоне. В портмоне в разных отделениях лежали девять купюр по тысяче каждая, несколько сторублевок и мелочь. Кроме того, там было множество дисконтных карт парфюмерных магазинов.

«Итак, деньги в целости и сохранности, — подумал Колосов. — Странно».

Он окинул взглядом салон — что ж, просторный. Между сиденьями места вполне достаточно. Он попросил эксперта-криминалиста особенно тщательно исследовать заднюю спинку переднего сиденья и пол.

Открыл переднюю дверь. Что у нас тут? Приборная панель. Бак полон на две трети, ключ зажигания торчит… Если нападение было совершено с целью завладения иномаркой, так что же это? Правда, сама машина пострадала — вон фара раскокана, но… Почему убийца не взял машину, не тронул деньги? Возможно, его кто-то спугнул, и он все бросил и ринулся наутек? Сдали нервы? Это после такой-то резни? Или он бросился следом за мальчиком, который сумел выскочить?

Кстати, где мог сидеть ребенок во время нападения? Сзади? Обычно детей, да еще таких маленьких, родители сажают сзади. Даже стульчики специальные с собой возят. Но тут такого нет. И если бы ребенок сидел сзади, то… Нет, тогда бы он не спасся. Видимо, он находился на переднем сиденье. Колосов заглянул под переднее сиденье и поднял с пола фигурку игрушечного робота-трансформера. Так и есть. Что-то блеснуло в тусклом свете карманного фонаря. Присев на корточки, Никита пошарил возле коробки передач. Пальцы нащупали какую-то пластинку, нет, пакетик из плотного пластика. Он достал его. В нем было что-то круглое, твердое.

Он окликнул эксперта. Тот очень осторожно, стараясь не повредить, извлек пинцетом из пакетика его содержимое. Колосов был готов увидеть что угодно: от пуговицы до фишки игрового автомата, но это была… монета.

— Ничего себе находочка. — Эксперт даже присвистнул.

В свете фонаря тускло поблескивал желтый металл. Золото? Края монеты были неровные, вид у монеты какой-то чудной, совершенно лишенный пропорций. Колосов с трудом разглядел, что на странной монете выбиты некие совершенно примитивные фигурки, непонятные буквы.

— Древняя вроде монетка, — сказал эксперт, — раритет, а на полу валяется. Видно, выпала откуда-то. Тут нам специалист потребуется, Никита Михайлович, чтобы разобраться, что это такое.

Колосов разглядывал монету. Убийца не тронул и этой вещицы. А ведь это вроде как антиквариат, к тому же золото. Это было все равно как найти на берегу моря выброшенную волнами бутылку с пергаментом, испещренным иероглифами. Поглощенный созерцанием монеты, Колосов едва не позабыл осмотреть «бардачок». А ведь там своей очереди терпеливо дожидалась самая главная на тот момент улика.

В «бардачке» под запасным панорамным зеркалом рядом с маленькой иконкой лежали права. Колосов увидел на фото потерпевшую. Прочел ее имя, фамилию. В тот момент его просто удивило, что фамилия крайне редкая на сегодняшний день — двойная. Части фамилии, составлявшие одно целое, были как-то смутно знакомы. Вроде бы даже на слуху, из тех, которые ты слышал раньше не раз и не два, и если даже и забыл, то обязательно, обязательно вспомнишь.

— Сестра спрашивает: они могут забирать мальчика в детскую больницу, пока не отыщутся его родственники? — спросил Колосова один из оперативников.

— Кажется, теперь обойдемся без детской больницы. — Колосов внимательно изучал фото женщины на водительских правах. Ее имя, оказывается, было Евдокия.